29
К тому моменту, когда О’Брайен добрался до пристани, было уже три часа ночи с минутами. Он шел мимо причалов к своему катеру и смотрел, как в устье поднимается туман, зловеще наползая на поверхность воды. Влажный ночной воздух пах мангровыми зарослями, соленой водой, ракушками и рыбой. Все замерло. Стояла полная тишина. Один из тех редких моментов, когда можно услышать, как бьются волны в четверти мили ходу. Шел прилив.
«Юпитер» постанывал на тросах, играя с приливом в перетягивание каната. О’Брайен перебрался через транец и шагнул на кокпит. Поверхность была влажной от обильной росы. Он отпер дверь в каюту, сбросил обувь и вошел внутрь.
Макс поднялась со своего лежбища на диване. Хвост стучал по кожаной обивке. Когда О’Брайен вошел в каюту, она заскулила и гавкнула.
– Макс, привет. Охраняла форт? Могу поспорить, прежде чем уйти чинить сток, Дейв накормил тебя по-царски. Мне тебя сегодня не хватало. Хочешь перекусить?
Макс протанцевала круг по дивану, потом спрыгнула с дивана и последовала за О’Брайеном на камбуз, находивщийся двумя ступеньками ниже. Из холодильника О’Брайен достал одну из двух последних бутылок «Короны», остатки упаковки, которой он две недели назад поделился с Ником Кронусом.
О’Брайен закинул в рот две таблетки аспирина и запил их хорошим глотком из бутылки. Попытался припомнить, когда последний раз ел. Он отломил кусок сыра, порезал лук, завернул все в питу и приправил острой горчицей. Кусочек сыра протянул Макс.
О’Брайен уселся за маленький столик на камбузе. Он так вымотался, что едва мог есть. Мысленно он проигрывал череду событий, произошедших с момента звонка отца Каллахана. Сэм Спеллинг убит в больничной палате, у дверей которой стоял вооруженный охранник. Отец Каллахан убит в своей церкви, практически на глазах у Господа. О’Брайен подумал о послании на окровавленном полу. Он достал мобильник и посмотрел на сфотографированный рисунок.
Что же это значит?
Он откусил от сэндвича, кинул немного Макс, открыл ноутбук, набрал «омега» и щелкнул по ссылке, которая вела на веб-сайт «Религии мира». Описание греческой буквы «омега» гласило: «Омега (Ω) – последняя буква греческого алфавита. Часто означает конец, иногда – завершение. Противоположность первой букве греческого алфавита Α, альфе. Иисус использовал эти два символа, Α и Ω, говоря: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец».
О’Брайен потер тыльной стороной руки подбородок. Щетина казалась наждаком. Он набрал «666».
– Два миллиона страниц. Осталось выбрать.
Он отпил пива и начал читать, просматривая первые ссылки. Взгляд остановился на фразе: «666 часто обозначает «число зверя». Впервые встречается у Святого Иоанна в описании Апокалипсиса, как часть видения, посланного Богом, когда Святой Иоанн жил в изгнании».
«Ладно», – подумал О’Брайен, открывая вторую бутылку. Он размышлял над этой информацией, пытаясь увидеть связь. «…И я есмь конец». Половина иносказания Иисуса… и какой-то парень по имени Пэт… или инициалы П-А-Т.
«Святой Иоанн жил в изгнании». О’Брайен уставился на предложение. Переверни слово «жил» и получится «дьявол»… дьявол в изгнании.
– Отец Каллахан, что же ты пытался мне сказать? – хрипло произнес О’Брайен.
Глаза О’Брайена слипались, он клевал носом. Он взглянул на часы, но слишком устал, чтобы высчитать, сколько осталось жить Чарли Уильямсу.
Он пытался припомнить события одиннадцатилетней давности, отыскать кусочки, закатившиеся в угол, – малейшие крупинки информации, которые он мог тогда пропустить. Кому нужна была смерть Александрии Коул? И почему убийца вылез всего за несколько дней до назначенной казни Чарли Уильямса? О’Брайен думал о несоответствиях, о том, какое они обычно отнимают время в расследовании типичного убийства. Потом он подумал о том, сколько осталось времени на доказательство невиновности Чарли Уильямса. Что он скажет Уильямсу? Что он может ему сказать? Как вообще можно восстановить справедливость?
– Раз уж я не сплю, Макс, может, мне удастся как-то выследить этого мерзавца. Не хочешь подышать свежим воздухом?
Макс замахала хвостом. Он закрыл ноутбук и направился к двери каюты, Макс последовала за ним на кокпит. О’Брайен подхватил ее на руки. Пока он, держа Макс, карабкался по почти вертикальной лесенке на мостик, такса облизывала ему лицо. О’Брайен открыл пластиковое окно, уселся в капитанское кресло, закинув ноги на приборную панель, и допил пиво. Макс запрыгнула к нему на колени. Он почесал таксу за ухом, и она прикрыла глаза.
– Ох, Макс, что бы я без тебя делал, маленькая леди?
Пока О’Брайен говорил, собачка совсем закрыла глаза.
– Где-то там есть злодей. Человеческая жизнь ничего для него не значит. Мне нужно его найти, но времени слишком мало. Я должен попытаться спасти жизнь одного человека. Это мой долг. Скоро мне придется уйти… Веди себя хорошо и не разрешай Нику подливать в твою миску пиво, ладно?
О’Брайен следил, как на Галифакс-ривер накатывается туман, окутывая мангровые острова и повисая над пристанью, будто опустившиеся с неба тучи. Он видел луч света маяка на входе в «Понс». Маяк вращался каждую минуту, и его свет на мгновение придавал туману внятные очертания; воображаемые призраки кружились вокруг яхтенных мачт, будто пляшущие марионетки-альбиносы, управляемые невидимыми руками.
Вскоре призраки растаяли, сменились настоящими кошмарами. Во сне О’Брайену виделось тело Александрии Коул. Она лежала на кровати, на груди – семь ножевых ран, а незрячие глаза смотрят в потолок.
Он видел молодого Чарли Уильямса, неверие в его взгляде, когда суд присяжных огласил приговор – «виновен». Слышал его затихающие мольбы, когда двое помощников маршала выводили мужчину из зала суда, а его мать потерянно плакала в заднем ряду.
О’Брайен видел отца Каллахана, лежащего лицом вниз на мраморном полу храма. Три пальца вытянуты и касаются последних штрихов написанного кровью послания. Взгляд остановился на витраже со Спасителем, подсвеченном изломанной вспышкой молнии. Картины избавления, складывающиеся в драматическую трагедию, мерцали, как в немом кино, отражаясь в неподвижных глазах отца Каллахана.