ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Что нового, товарищ полковник, у капитана Светлакова? – намеренно перевел я разговор на другую тему.
– Особенно интересного ничего нет. Так, мелочь всякая. Какие-то твари, на диких кошек похожие, хотя в Тушети диких кошек уже много веков назад перебили, бегали под горой, подходили к обломкам скутера. Солдаты с наблюдательного пункта их видели. Шесть штук. Пробежали по месту падения, просмотрели все, обнюхали, словно что-то искали, не нашли, и убежали за соседнюю гору. Стрелять в них через границу не стали. Если только границу перейдут. Но я запретил даже, если границу перейдут. Стрельба на границе всегда чревата последствиями. В соседнем погранотряде, помнится, диких кабанов перестреляли, опасались свиной чумы – в той зоне работает американская биологическая станция – в результате получился международный скандал.
Я представил себе не кабанов, а однажды увиденное тело, похожее на тело кошки, только с пальцами примата. Образ оказался, видимо, ярким, и тут же отозвался мой шлем:
– Это стерехи… Это не животные, это жестокие разумные существа. Единственная цивилизация, кроме человеческой, которая официально пропагандирует уничтожение других разумных существ. Следовательно, они сами подлежат уничтожению. И людям это урок…
– Насколько стерехи уязвимы для пули? – проявил я естественный интерес, не озадачиваясь высказыванием насчет людей. Уничтожение уничтожению рознь, как привык я считать. Уничтожение бандитов – дело такое же благое, как и уничтожение стерехов. Межгосударственные войны – там вопрос уже спорный, и тоже следует различать агрессию и защиту.
– Они уязвимы. Но их очень много. На каждом боевом корабле их несколько десятков. Плохо, что они появились здесь. Скорее всего, они тоже ищут шлем Прсжнана, сына Матомоссэ. Нельзя допустить, чтобы стерехи завладели шлемом. Они тогда закроют наш тоннель перехода для всех ктархов, навсегда оставив нас в вашей цивилизации. И будут сами постоянно приходить в ваш мир, поработят его, и заставят жить и работать только на цивилизацию стерехов. Люди не в состоянии их победить своими силами и со своими технологиями.
– Если они уязвимы, мы постараемся их уничтожить, – ответил я. – У нас есть мощные средства для уничтожения.
– Ктархи не могли уничтожать людей. Но уничтожать стерехов они готовы вам помочь. Я на связи с адмиралом. Он посоветуется с другими ктархами, и выйдет на связь с тобой. Гжнан, сын Амороссэ, считает, что появление стерехов серьезно меняет ситуацию. Возможно, ему придется запрашивать мнение Высшего Совета цивилизации ктархов. Шлем адмирала позволяет это сделать. Из всех шлемов экспедиции это могут сделать только два – шлем адмирала, и я.
– Хорошо, – согласился я. – Я буду ждать разговора с адмиралом. Могу я рассказать о стерехах полковнику?
– Если считаешь это необходимым.
– Считаю это необходимым…
К полковнику я относился, мне так казалось, лучше, чем мой спутник – квантовый киберкомпьютер, которому, как я убедился, тоже были не чужды обыкновенные человеческие чувства. Хотя бы оценочные. И потому я сразу сделал сообщение:
– Товарищ полковник, это очень опасные существа, которые называются стерехами. Именно стерехи воевали в нашем небе с ктархами. Они явились сюда, чтобы поработить Землю. Ктархи и раньше воевали с ними, и сейчас встали на нашу защиту. Если стерехи найдут пилота сбитого скутера, будет большая беда. Чуть-чуть меньшая, но тоже непоправимая беда будет, если стерехи найдут общий язык с американской научной бригадой и американским спецназом. Они смогут передать американской стороне недоступные нам технологии вооружения. И потому, как я считаю, лучше получить международный скандал по поводу конфликта на границе, чем дать стерехам возможность оценить ситуацию, и действовать адекватно ей. Пока, как я лично думаю, они с ситуацией не полностью знакомы.
– Что в том пилоте. – раздумчиво сказал майор Сухоруков. – Он наверняка разбился. Они смогут найти только тело. Какую пользу они могут извлечь из мертвого тела?
– На голове пилота был шлем. Точно такой же, как на мне, но со своими особенностями, которые многое стерехам дадут. Стерехи охотятся за ним. Возможно, они уже поделились информацией с американцами, и те тоже охотятся за шлемом. Нам следует действовать быстрее и решительнее.
– Действуй, – согласился полковник. – Для того ты сюда и прибыл. Где твоя группа? Майор Медведь звонил мне. Я дал согласие на базирование вашей группы здесь, на территории погранотряда. И даже обещал всяческое содействие. Майор Сухоруков, я думаю, со своими разведчиками, сможет быть тебе полезным.
И, словно в ответ на запрос полковника, дверь после стука открылась, и вошел колобкообразный дежурный майор. Козырнул лихо, как молодой нетрезвый гусар, и доложил Сорабакину:
– Товарищ полковник, на плац совершают посадку десять скутеров, таких же, как у старшего лейтенанта Троицы.
– Как высадятся, пусть идут сюда. Или хотя бы один их командир пусть приходит. Проводишь, чтобы не заблудился.
– Снайпера захватите, товарищ майор. Ефрейтор контрактной службы Ассонов.
Майор вышел.
– У тебя, Троица, много контрактников? – заинтересованно спросил полковник.
– Из семерых только один срочник. Второй номер гранатометного расчета.
– Хорошо живешь. У меня никак больше тридцати процентов набраться не может.
– Я, товарищ полковник, в прошлом году за командой призывников ездил. Мне в военкомате сообщили, что у них конкурс на контрактную службу в спецназе, по шесть человек на место, как в институт кинематографии. Но без срочников тоже нельзя. Мы стараемся брать к себе на контракт только тех, кто у нас срочную служил. Но с контрактниками, соглашусь, работать легче.
– Ладно. Этот вопрос решили. Теперь еще один вопрос. Что там твой скутер за дымок в бойнице нашел?
– Это не мой скутер, товарищ полковник. Это «беспилотник» неизвестной принадлежности, впоследствии уничтоженный скутером. Скутер только скачал видеозапись с жесткого диска «беспилотника», а саму запись полностью уничтожил, как и сам «беспилотник».
– Расстрелял в воздухе? – переспросил майор Сухоруков.
– Хуже, но интереснее. Скутер не стреляет. Хотя может, если его вооружить. Но он действует мыслью. Материализует мысль. Он сплющил, и сложил вчетверо тот дрон. Если к моим словам есть недоверие, можете поинтересоваться у тех, кто «беспилотник» запускал. Доказательств факта у меня нет.
Хотя я и не желал рекламировать шлемы и скутеры, на прямой вопрос пришлось дать прямой ответ. И услышал в ответ мысленный вздох своего квантового киберкомпьютера. Но он понимал мое положение, и потому возразить не смог.
– Материализация мысли. Действует мыслью. Он что, не просто железный, он еще и живой, разумный?
– Это квантовый десятикубитовый киберкомпьютер. Обрабатывает информацию со скоростью света. И разумный, насколько может быть разумным компьютер. Однако, в основном, выполняет приказания человека или того, кто им управляет. Что касается материализации мысли, то я по малой своей грамотности в этой сфере не могу быть экспертом, но я на своем «планшетнике» только вчера искал данные в Интернете. Там откровенно пишут, причем, даже ученые со званием, что материализация мысли есть всего лишь элемент квантовой физики, как и вообще все магические процессы. Следовательно, и сам скутер – есть суть только инструмент квантовой физики.
– Мне бы в разведку хотя бы один такой. – вздохнул майор.
– Военная разведка тоже желала бы иметь такие на вооружении, – сказал я достаточно холодно и конкретно.
– Так ведь имеет же.
– Во временном пользовании. Это не есть «на вооружении».
Наш разговор прервался новым приходом дежурного майора, который привел с собой майора Медведя и ефрейтора Ассонова. Медведь сразу представился полковнику, потом, поочередно, по ранжиру, начальнику разведки и командиру взвода снайперов. Ефрейтору представляться необходимости не было, это при других командирах считается лишним, потому он сначала в стороне встал, держа не на голове, а в руке свой шлем, потом, увидев раскрытые кейсы с винтовками, к ним шагнул.
– Ну, что, Валентин, сможешь с такой техникой совладать? – улыбнулся я, видя его растерянно-радостный взгляд.
– Если она дастся, товарищ старший лейтенант, – ефрейтор протянул руку, и погладил ствольную коробку сверхдальнобойной и сверхточной винтовки. – Винтовка снайпера любить будет только, если он сам ее любит.
– Это точно, – серьезно поддержал младшего коллегу старший лейтенант Епиханцев.
– Вы мне еще расскажите, что винтовка тоже думать и чувствовать умеет. – проворчал полковник Сорабакин. – Как ваш скутер.
– А что, товарищ полковник, – сказал я. – Я лично вполне допускаю и это. Только мы не научились винтовку слышать и понимать, хотя она вполне, может быть, умеет думать и свои мысли и чувства транслировать.
– Вот-вот. Попали мы в фантастический мир, и теперь все вокруг начинают фантазировать что угодно, и считают это нормальным. Срочно следует вызывать психиатра, которому прививку от фантастики поставили. И вакцину пусть с собой везет. На всех.
Я снова мысленно обратился к своему шлему:
– Как-нибудь неназойливо, отголоском в памяти, напомни полковнику о паутине. А то он опять, боюсь, раздухарится. Полковник легко «заводится»…
– Сделаю, – легко ответил шлем. Но его услышал только я. Или просто у майора Медведя и ефрейтора Ассонова выдержка железная, и они никак этого слышания не показали…
– Принимай, ефрейтор, – улыбнулся я, тоже вспомнив о паутине, и о том, как трепыхался в ней еще совсем недавно полковник. – Твоя новая винтовка. Сверхдальнобойная и сверхточная, как назвал ее товарищ старший лейтенант. На три с половиной километра стреляет какими-то особыми снайперскими пулями.
Я посмотрел на Сорабакина. Полковник мучился отдаленными воспоминаниями, и тер выпрямленными пальцами себе лоб, словно при головной боли. Но и головная боль у него вполне могла присутствовать. Мой квантовый киберкомпьютер сумел, не раскрывая Сорабакину рот, влить туда целую бутылку водки. Доза не шуточная даже для такого крупного мужчины.
Меня в этой ситуации радовало уже одно то, что полковник больше не стал зацикливаться на фантастической тематике, в которую с трудом верил. Видимо, воспоминания о паутине оказалось излишне для него зримыми. Как воспоминания о смирительной рубашке для психически нездорового человека. Я вот психически здоров, но больным могу посочувствовать, потому что однажды на учениях, согласно плану, попал к «противнику» в плен. И дал «нужные показания». Естественно, те, что было необходимо дать, для чего я в плен и «пошел». За что меня связали так, что я не мог длительное время ни рукой, ни ногой пошевелить. И это состояние оказалось более мучительным, чем банальное избиение. А избиения на тренировках по рукопашному бою мне переносить тоже доводилось.
Ассонов, по-прежнему держа шлем в левой руке – он мне, помнится, уже жаловался, что шлем мешает ему, сковывает голову, из-за чего трудно прицеливаться, слушал тихие объяснения старшего лейтенанта Епиханцева, который все запомнил, что прочитал в инструкции. Я тоже все запомнил, но, видимо, мне это стоило большего труда, поскольку терминология мне частично была непонятна, и запоминание мое были чисто механическим. И даже ударения в нескольких словах я не знал, и произнес бы их неправильно. Валентин, убрав шлем в карман, уже вытащил винтовку из кейса, и держал в руках с нежностью и осторожностью.
Майор Медведь сел за компьютер, и стал читать инструкцию по сборке и включению автономного источника электроэнергии «Энерджин». Я смотрел в монитор из-за плеча майора, хотя мог бы и не смотреть, потому что заранее попросил свой квантовый киберкомпьютер скопировать данные с дисков на мой «планшетник». И он наверняка сделал это, причем, сделал качественно. Но показывать даже такую простую операцию при пограничниках, а, тем более, при полковнике Сорабакине, который неадекватно воспринимает все, чего не знает человеческий ум, и не может понять человеческий разум, мне не хотелось. Хотя, при необходимости, я вполне мог бы и сообщить, что инструкцию мне на «планшетник», в качестве дубля, переслал отправитель груза. Но пока особой необходимости в этом не было – лучше было приберечь такой вариант для чего-то более серьезного, и я смотрел в монитор через плечо Медведя.
– Хорошая штука? – спросил полковник, когда мы вдвоем с майором собрали генератор.
– Слабоватая, но для простейших маломощных приборов хватит и этого. Трубки зарядить, прицелы к оружию, – ответил майор. – Раньше мы дизельными генераторами пользовались. Но они излишне тяжелы и громоздки. Да и слишком шумные.
Я тем временем вытащил свой «планшетник», нашел запись с неизвестного «беспилотника», несколько раз перемотал в одну и в другую сторону, пока не нашел нужные кадры, которыми интересовался и полковник Сорабакин, и о которых я своему командиру группы уже успел сообщить. Включил воспроизведение.
– Вот, тот самый дымок из бойницы. – положил я «планшетник» на стол перед собой, давая возможность просмотреть изображение полковнику и майору.
Реакция у того и другого была схожая. Да и у других, кто смотрел, она не отличалась.
– Кто-то там прячется. – сделал очевидный вывод старший лейтенант Епиханцев.
– От кого прячется? – сразу пожелал узнать Медведь. – И кто?
Приблизился и майор Сухоруков.
– Около четырех лет назад, когда я только-только заступил на нынешнюю должность, в этой же башне две недели жил человек, – сообщил он. – Прятался одинаково и от нас, и от грузинских пограничников. Но выходил все же наружу. Показал, для чего он туда появился. Помните, товарищ полковник?
– Помню. Мы тогда с грузинскими пограничниками хорошими соседями считались. Это где-то наверху могут позволить себе ругаться, а мы с ними добрые отношения поддерживали. Тогда их погранотрядом полковник Гиви Махарадзе командовал. Хороший человек! С ним всегда можно было по любому поводу договориться. Особенно после бутылки чачи. Я тогда ему позвонил, и он ночью в башню нагрянул. Захватил неизвестного. Оказалось, змеелов. Фамилию его я не помню, какая-то длинная фамилия, а звали мужчину Мамука. Там, в той деревне и вокруг нее – биотоп кавказской гюрзы, змеи с очень ценным ядом. На деревенском кладбище больше половины похороненных умерло от укусов гюрзы. Яд у кавказской гюрзы несравним с гюрзой среднеазиатской. В России кавказская гюрза занесена в Красную Книгу, и ее отлов запрещен. В Грузии такого запрета нет. Меня тогда Гиви к себе приглашал. Я присутствовал на допросе змеелова. Точно не знаю, но этому Мамуке грозил тюремный срок за пребывание в закрытой приграничной зоне без пропуска. Может, и «посадили». Потом, примерно через три месяца, Гиви в отставку отправили, его командованию не нравилось, что мы с ним дружно живем, и границу в порядке держим с двух сторон, прислали нового. С этим новым полковником – Дато Самхария – отношения никак наладить не получилось, на контакт он не пошел. Но не в том дело. Может, снова змеелов объявился?
– А есть возможность, что там прячется ктарх с подбитого скутера? – спросил, вклинившись в разговор офицеров, ефрейтор Ассонов.
– Нет такой возможности, – коротко и строго отреагировал я на вольность ефрейтора, и не стал вдаваться в подробности, объясняя, почему такой возможности нет.
– Почему? – тем не менее, спросил Сорабакин. – Я лично такую возможность допускаю.
– Ктархи не пользуются огнем. Они питаются растительной пищей в свежем виде, – на ходу нашел я нужный аргумент.
– Но если там кто-то прячется, это тоже неспроста. – скорее, сам с собой разговаривая, сделал вывод майор Медведь. – Союзник это или противник – вот в чем вопрос.
– Честно говоря, я бы сходил туда с парой своих разведчиков, посмотрел, может, и познакомился бы с человеком, – заявил майор Сухоруков. – Если, конечно, это человек.
– Для этого есть мы, – ответил Медведь. – И именно для этого нам всем приказано снять все знаки различия. Для того, чтобы переходить границу.
– Судя по карте, прицел моей новой винтовки позволит рассмотреть башню. – сообщил ефрейтор Ассонов, снова в разговор вступая, хотя его не спрашивали. – Главное, чтобы ее было видно по прямой линии.
Вообще-то так свободно себя вести он мог бы позволить себе со своим непосредственным командиром, со мной, то есть, а не с посторонними офицерами, тем более, старшими. Я ожидал возмущенной реакции от полковника Сорабакина. Мне почему-то казалось, что полковник является большим приверженцем строгих уставных отношений. Но такой реакции не последовало. К солдатскому мнению Сорабакин прислушивался чуть ли не более внимательно, чем к офицерскому. Хотя мне и казалось, что это не правильно. Офицер всегда имеет больше боевого опыта, а мнение солдата может оказаться важным только своей наивностью и новизной.
– А вот этого главного условия у нас как раз и нет, – мягко, толково объясняющим тоном ответил Сорабакин. – Башни можно рассматривать только с пятой заставы, с ихней горы, но оттуда хорошо видно только первую, и лишь верхушки второй и третьей. Первая полностью закрывает обзор. Она стоит значительно ближе двух других, и в основании наполовину шире. А нас интересует только третья, самая маленькая.
Мой шлем дал мне подсказку, о чем следует вести разговор в первую очередь.
– А меня, честно говоря, больше интересуют стерехи, что там объявились. Дым к ним отношения иметь не может, поскольку стерехи тоже вегетарианцы, и едят только свежую растительную пищу. Им ни к чему разводить огонь. Греться жарким летом даже в ночных горах им необходимости нет, у стерехов теплый мех. А вот неприятностей они нам доставить могут много. Особенно, если найдут общий язык с американцами. Одни американцы – не подарок. А вместе со стерехами это – вообще беда. А уж если они нашли тело погибшего ктарха, нам можно вообще сразу на заборе вешаться.
Я еще не успел сообщить майору Медведю о стерехах, но, видимо, шлем за меня эту работу выполнил, и Медведь оказался в курсе дела.
– Да, со стерехами разбираться предстоит, может быть, в первую очередь. Честно говоря, я считал, что они уже полностью покинули нашу цивилизацию. Оказывается, нет.
Мне опять «шепнул на ухо» мой квантовый киберкомпьютер.
– Пока ктархи не ушли, и не закрыли свой тоннель перехода, стерехи всегда могут вернуться. Тоннель перехода не охраняется. Там просто невозможно выставить охрану на постоянной основе, поскольку тоннель представляет собой иное измерение мира – параболическое искривление. Стерехи сами строить такие тоннели, даже в нашу цивилизацию, куда они много раз проникали, не умеют, и пользуются только чужими, дружественными нам или дружественными им, тоннелями ктархов или тоннелями иных миров, которых существует бесконечное множество. Они вообще не строители, хотя легко копают себе норы с многочисленными переходами. Однако, эти существа по натуре своей и по образу мышления – разрушители. При этом стерехи по своему внешнему виду очень обаятельны, у них миловидное лицо, их приятно погладить, и они легко входят к любому в доверие, но после, освоившись, ссорят других существ, и потом побеждают и порабощают их за счет своего количества. Их очень много.
Майор Медведь мой шлем тоже услышал, и сделал вывод, который, скорее всего, был непонятен пограничникам:
– Значит, у стерехов есть еще три дня, как и у нас. И они наверняка знают об этом сроке. Чтобы захватить тоннель перехода и контролировать его, когда есть необходимость – уходить, когда есть желание – возвращаться, стерехам необходим. – шлем майора Медведя, видимо, вовремя подсказал ему что-то, и остановил готовые сорваться с языка слова, заменив их на другие, – стерехам необходимо найти тело Прсжнана, сына Матомоссэ. Если они сумеют это сделать раньше нас, всем жителям нашего мира придется туго. И это еще мягко сказано.
У майора Медведя в кармане на груди подал сигнал его «планшетник». И вовремя, потому что начальник погранотряда уже, как я видел, намеревался задать вопрос.
Майор торопливо вытащил гаджет, посмотрел сообщение. И сразу открыл полученную карту.
– Посмотрите сюда. Мне прислали карту грузинской пограничной зоны, где работают средства РЭБ. Территория полностью прикрыта от электронного контроля. Возникает закономерный вопрос. Если это американская научная экспедиция, какой смысл им прятаться от наших спутников. Научные экспедиции обычно работают открыто.
– И почему их прикрывает спецназ корпуса горных стрелков, который, видимо, с аппаратурой РЭБ и работает? – спросил полковник Сорабакин. – От кого прикрывает ученых спецназ?
– Ну, товарищ полковник, со спецназом все более-менее понятно, – возразил майор Сухоруков. – Если в Резервацию отправится все же экспедиция нашей Академии Наук, их тоже будет прикрывать, я думаю, спецназ. Это прикрытие не от противника, а от опасностей неведомого мира. Своего рода, охранная функция – не дать кому-то сунуться туда, куда не полагается, не дать кому-то с горы сорваться. Спецназ должен тут выступать в роли няньки. Наверное, снова обяжут старшего лейтенанта Троицу. Кто лучше Троицы знает условия Резервации.
– Спасибо. Утешили, товарищ майор. – ответил я без вдохновения. Роль няньки мне как-то не слишком улыбалась. – Единственное, что в такой ситуации может радовать, это возможность снова с вами увидеться. Вы здесь еще долго, думаю, будете сидеть без права выезда. По крайней мере, пока те же ученые, которых вы меня отправляете охранять, не скажут категорично, что Резервация безвредна для людей.
– А она безвредна? Ты, Троица, уверен? – спросил майор Медведь.
– Надеюсь, что стерехам не удасться пробраться на эту сторону границы, и снова нагадить здесь, как они гадили раньше.
Тут же мой шлем дал мне подсказку:
– Единственное, на что стерехи большие матера – это копание подземных ходов. Они могут прорыть для себя проход под землей с той стороны на эту. И копать умеют очень быстро.
Я тут же донес это сообщение до всех, хотя и перефразировав его:
– Только как их удержать там, в Грузии? Мне вчера рассказывали ктархи, что стерехи лучше всего другого умеют копать подземные ходы. И копают их очень быстро. При их сравнительно небольших собственных размерах большой проход и копать не требуется. Будут рыть намеренно, чтобы человек там не прошел. Или же намеренно, чтобы прошел. Если сумеют найти общий язык с американцами, и если «матрасники» пожелают наведаться на эту сторону.
