Глава 9. Неприятные неожиданности

Господи Боже, как я люблю хот-доги. Не, честно. Знаю, что глуповато, и полезного в них ничего нет. Но как же их не любить?

Вот только представьте себе самый обычный буржуинский хот-дог. Оно понятно, что хороший беляш его уделает, но тем не менее просто представьте. Ту самую булку, кетчуп, майонез да даже не православный сырный соус. Лук по возможности и желанию и пару-тройку кружочков маринованных огурчиков, хрустких и острых. Горчица? Черт знает, тут кому как. Казалось бы – чего тут сложного? Ан хрен, да-да.

Булка должна быть правильной. Прямо-таки образцом Палаты мер и весов для фаст-фуда. Не особо короткая, но и не особо длинная. Идеальна та, где сосиска выглядывает с обеих сторон на сантиметр. Это, мать ее, багет, идеальная хотдожная булка. По длине. А еще ни в коем случае ей нельзя быть только мягкой или только поджаренной до хрустящей корочки. Мягкая разваливается, твердая мешает нормально наслаждаться едой.

Майонез и кетчуп никогда не смешивайте заранее. Потеряете самый смак, рождаемый их свободным прониканием друг в друга. Ну, это ж такой кайф, когда кетчупа чуть больше, а уже укус спустя он сам перемешивается с майонезом. Вспомнили? Ух, пупырышные мурашки по коже.

Лук, сами понимаете, по вкусу. А вот огурец для хот-дога то же самое, что сметана для творога. Они, чего уж, созданы друг для друга. Лишь бы огурцы оказались не сильно вымоченными в уксусе. Тогда кранты.

Ну и конечно, все же самое главное тут – сама сосиска. Большая, мясная, сваренная в крутом кипятке и чуть прожаренная на гриле правильная сосиска. Парящая и пахнущая. Такая, чтобы наплевать сразу на вредность фаст-фуда и просто купить, взять, откусить и есть. Отрешиться от всего и просто есть этот чертов хот-дог. И, сами понимаете, лучше всего это делать не более двух попыток в год и, опционально, не летом и не в самый лютый мороз. Хот-дог – еда прогулочная, осенне-весенняя, точно вам говорю.

М-да… хот-доги – для парков и отпусков. А у меня здесь сублимированные сосиски на шомполе, подогреваемые с помощью костерка. И, скажу вам, тоже неплохо.

Итак, в сухом остатке у нас имеется следующее.

Отсутствие команды Бледа, идущей по пятам. Наличия кислотницы, желающей добраться до нас, тоже не наблюдалось.

Полностью вырезанные валькирией местные, то есть бомжи с красными черепами на поясе. Ну, как полностью? В углу наблюдались спеленатые с ног до головы два вполне живых тела. Единственные женщина и ребенок общины. Их она просто вырубила на время.

И некоторая неизвестность. Потому как выбираться отсюда нужно быстрее, засиживаться под землей не стоит. Ну и еще есть проблема определенного рода. С бомжами Мара справилась руками и попавшимися по дороге материалами не только из любви к рукопашному бою. Дева старательно экономила два последних магазина из имеющихся у нее. Схватка с многоножками весьма проредила носимый на себе склад горячих гостинцев. Так что пришлось с ней делиться.

– Не густо, – резюмировала валькирия, упаковывая в карманы жилета три магазина на сорок пять, то есть почти половину имеющихся у меня боеприпасов, – по дороге разжиться негде?

Хороший вопрос. На мой взгляд – негде. Так что стоит подумать о том, как идти наверх и потом по нему самому, по верху.

Мара, откинувшаяся на рюкзак, прислоненный к стене, переваривала. И съеденное, и рассказанное мной. Судя по ее выражению лица – все мои похождения не стоили ничего. Спорить не стану. Братскую могилу в дальнем отсеке местного хозблока устраивал самолично, вместе с ней. И опасений по ее поводу у меня появилось еще больше. Бомжей оказалось четверо. Четверо местных, покореженных Прорывом и его мутациями, но четверо. Они ее и утащили сюда со связанными руками и ногами. А валькирия смогла распутаться, добраться до первого и его ржавой дубины из трубы с приваренными муфтой и вентилем. И устроить здесь форменный гнев Господень, сошедший на неверных. После чего села и начала спокойно есть.

Меня она планировала ждать пару часов. После чего идти на мои поиски. Хотя кто знает, это могли быть просто слова. Все данные у нее в записке Бека. И отправиться за мной она могла только из добрых побуждений. Хотя…

– Карта у тебя осталась? – как бы между делом поинтересовалась Мара.

О как, интересно девки пляшут.

– А твоя?

Она вздохнула.

– Ее скурили. Заворачивали в нее какую-то дрянь и курили. Сразу же, как принесли меня сюда и обыскали.

Вон оно как. Ну, зато теперь, с одной стороны, мы друг другу еще нужнее. Только с другой – после того, как все отыщем, что помешает ей разобраться со мной? Вон как с теми?

– Целая. Ты бабу хорошо скрутила? Не разгрызет?

– Нет, – Мара помотала головой, – не смогут выбраться. Я ж им ноги с руками крест-накрест за спиной замотала. Вон, лежат, бухтят.

– Вот ты жестокая.

– Почему?

– Да прибила бы, чего мучить?

Она вздохнула. Неужели прямо пожалела?

– Я ж тебе, дурню, говорила – чтобы выбраться отсюда.

Ну, предположим. С другой стороны – ребенок. Какая мать не сделает все ради него? А тут всего лишь надо показать дорогу до определенной точки на поверхности.

– «Волковская» тут недалеко. Мне уже сообщили… Разговорила. – Мара встала.

Страшно представить, как это проходило. С другой стороны, глядя на засохшие бурые следы повсюду, сам все расскажешь. Если есть хотя бы какой-то шанс выжить.

– Тут бак есть. – Мара ткнула пальцем куда-то в путаницу проходов за спиной. – Там вроде со всех сторон все завалено и заварено, никто не пройдет. Воду даже подогреть можно. Я ж правильно понимаю, что сегодня нам уже идти некуда? Время не позволит?

Сложно не согласиться. До сумерек осталось всего ничего. Выходить наружу – бессмысленно. Тем более что район незнакомый. Так что оставалось оттащить наших пленных куда-то, где можно запереть, и потом пережидать ночь. И не подумайте, что я садист. И Мара тоже не садистка. Мы их по очереди развязали, дав возможность сделать все необходимые дела, и только потом засадили в кутузку. Связав, конечно. Да-а-а, проверяя ее, я сверзился со стены, когда исследовал крохотное оконце воздуховода под самым потолком. И набил просто огромный синяк на заднице. Как будто мало мне в этой ходке всяких пакостей.

Полагаете, что мы с Марой идиоты, раз решили заночевать именно здесь? Что тут скажешь, решение не самое правильное. Возможно. А возможно, что и наоборот. Да, здесь неизвестное место. Но и наверху то же самое. Да, здесь путаница коридоров. Но зато есть как минимум два пути, один из которых мне известен хорошо. И отступать по известному куда лучше, чем по незнакомому.

Да и выспаться хотелось без воплей тех, кто живет снаружи. Понятно, что здесь может оказаться хуже. Кто спорит? Зона не то место, где можно ощущать себе защищенным.

Зато в бойлерной, или чего тут еще, есть немало важного и очень ценного. Здесь сухо, светло, ведь бомжи смогли притащить генератор и найти дизель для него, и та самая горячая вода, если подогреть. Прямо оазис какой-то, честное слово. Тем более что экономить топливо не надо. Хотя лучше б его и не запускали. В свете коптилок многое скрывалось. А теперь вылезло.

Я проверил все имеющиеся в наличии помещения, накрепко завалив братскую могилу. У нас тут мертвецы не оживают, но провести ночь рядом с трупами не особо приятно. Хотя, конечно, стоит радоваться, что они мертвые. А не Мара или я. Вообще чудесный день сложился. Такой, что потом вспоминать можно будет с таким, знаете, гордым чувством. Вот, мол, каков я Колобок. И от зверюг удрал в виде Бледа с его ребятками, и от медведя-кислотницы ушел, и даже добрался до своей Красной Шапочки, самолично ухандокавшей целую волчью стаю. И, скажу честно, эта самая Красная Шапка меня стала заметнее напрягать. Прям сильно. До мертвых бомжей она не казалась мне настолько крутой.

– Хэт! – Мара выглянула из отсека, где прятались печь и тот самый бак. – Поможешь?

О, спинку потереть, что ли? Вот этого мне еще не хватало.

Адски хотелось курить. В последний раз дымил в гостях у Копатыча. И сейчас жуть как хотелось сесть и просто подымить. Расслабиться. Хотя Зона этого не приветствует. Но нельзя же отказывать себе в маленьких слабостях. А то, загони их глубже, откормятся, насядут и сожрут тебя полностью. Да-да, так и есть.

– Чем помочь?

– Покараулить.

А, эвон чё, ясно. Не, так-то правильно. Зона любит вводить на шахматную доску своей территории новые неожиданные фигуры. И начеку лучше быть постоянно. Нет ничего хуже, когда тебя заставляет цепенеть какая-то дрянь, выбирающаяся из кустов, где ты сидишь со спущенными штанами. Или вот как сейчас, когда валькирия решила смыть пот и кровь победы.

Ага, воду она уже налила, совершенно наплевав на вес бидонов, где та хранилась. Топится печь углем, и это хорошо. Уголь бомжи могли таскать только с промзоны. А где у нас промзона? Верно, на Салова. Километры старой дырявой дороги и еще большие квадраты баз, огороженных территорий и бывших заводских комплексов. И, само собой, котельных. Оттуда и уголек, надо думать. Так что выйдем мы куда надо.

Мара, стараясь грохотать тише, плевалась и ругалась, создавая себе помывочную. Да уж, еще то дело, видя, как жили бомжи. Надо умудриться очистить хотя бы квадрат метр на метр, чтобы не задевать голой кожей загаженные стены, найти что-то под ноги. Чего-то ее идея стала казаться мне не совсем умной, если честно. Чего тут только не подхватишь…

И, это уж точно, Мара сама плюнула на возможность такого вот не особо гигиеничного омовения и решила сполоснуться до пояса. И что вы думаете? Правильно, как зыркнула на меня, мол, не подсматривай. Ох, женщины!

Ты ей всем видом показываешь – ты для меня только вынужденный партнер и не более. А она? Один черт играет в свои женские игры, одновременно запрещая и разрешая. Думаете, глупый Хэт думает так зря? Ой, да как бы не так. Все они одинаковы, вне зависимости от времени и места нахождения.

Восхищение и поклонение. Именно так. Даже когда их по «Домострою» плетью пороли, все это было. Пусть и по-другому. А уж сейчас, в век победившего феминизма, так еще хлеще. С одной стороны – все мужики козлы, и им одного надо. С другой – все для того, чтобы мужики восхищались. Разве что некоторые считают, что восхищаться должны их возможностями и умениями. А это как раз не всегда верно. Потому как восхищаться нужно и ими, но только вместе со всем остальным.

Хорошие и настоящие мужские мысли завсегда приходят в момент, когда ты набиваешь трубку. А, да. В Зону таскаю с собой именно ее. Потому как сигареты легко превращаются в труху. А трубку самое главное надежно спрятать там, где ты на нее не упадешь. И кисет носить в непромокаемом месте. И спички там же. И будет вам, курильщикам, за это счастье. И даже тем, кто не курит, тоже будет не особо противно. Потому как в трубке тлеет табак, а не та синтетическая дешевая дрянь, что набивается в сигареты.

Да уж, так и есть. Вот берешь кисет, раскрываешь и чуть засовываешь в него свой нос. Вдыхаешь несильно, не приведи Ктулху, чихать придется. Не, так, чуть-чуть, чтобы сладковатый аромат пробрал всего полностью. Хорошо… Вредно, но так хорошо…

Тройник главное не забыть. Больно уж удобная штука. Но если и забыли, то обойтись, умеючи, можно любым не самым толстым карандашом. Или сучком. Или, если не брезгуете, собственными пальцами. Они всегда с тобой.

Берем, значит, щепотку зелья и в чашечку трубки. Так, забили? Теперь слегка надавим пяткой тройника, прижимая к донышку. Несильно, а то не раскуришь. Сделали? Ага, хорошо, переходим ко второй стадии этого философски-спокойного занятия. Еще одну щепоть. Все повторить, только забить сильнее, но так, чтобы не туго. Придавили? На полчашки где-то уже? Все верно делаете.

И третья часть Марлезонского балета. Забиваем последнюю и в чем-то самую важную часть порции трубочного зелья. Все так же, как и раньше, только в конце делаем плотно сбитую массу, разглаживаем сверху и прессуем. О, даже выглядит гладко, как пробка от шампанского, так?

Теперь попробуем втянуть воздух. Идет? Туговато? Значит, все как нужно. Где тут спички?

– Два дня не курил, и на тебе… – проворчала Мара.

– Дамочка, вы желаете, чтобы я оглянулся и понаблюдал не самый лучший стриптиз в моей жизни и в вашем исполнении?

Она хмыкнула. Ха, а ведь задело. Я же говорю – поклонение и восхищение. И не вздумайте сравнивать, когда вам решат подарить такой подарок, как медленное раздевание под музыку, с кем-то. Оценка только одна – бесподобно. Ну или божественно. И больше никак.

– Вот и все… – Оглядываться я не стал. – За тобой никто не подглядывает, и ты не лезь.

Мара не ответила, начав смешивать в наиболее чистом тазу горячую и холодную воду. Ну, как наиболее чистом? В нем хотя бы просто стирали, судя по всему.

Так, прикуриваем, раскуриваем, не даем потухнуть и наслаждаемся после всего этого, сделанного правильно. Это вам не табачная палочка, которой достаточно щелчка зажигалки. Тут надо правильно, по кругу, чтобы внутри не прогорело, медленно и постоянно вытягивая воздух в себя. Если получится, то выйдет как у меня сейчас… когда сидишь, весь в дыму, довольный, и вокруг пахнет табаком.

А ты такой сидишь, думаешь, что-то там рассуждаешь…

Женщины… Думаете, женщины и Зона несовместимы? Да, вы правы, чего там. Но!

Всегда есть «но». И их несколько. И отвертеться от них просто нельзя. Это глупо.

Давайте честно. Сама Зона, да? Вы можете считать ее мужиком? Да хрен там. Это она. Хозяйка. Госпожа. Повелительница. Та, что дает каждому из нас по заслугам. Та, что карает, милует и может, сжалившись, подарить жизнь. Как еще один шанс. Это первое «но».

Второе «но» встречается в Зоне чуть реже. Чертовы амазонки, десяток боевых дев, что заткнут за пояс немало серьезных бродяг. Не уважать их не получится. И опыта немало, и сталкерской «чуйки» и везения. А уж как некоторые раздают по щам, м-м, красота.

Третье «но», как правило, носит погоны. И знаю пару таких цып, что просто нужны. Почему форма так притягивает бывший слабый пол, не знаете? Я вот, к примеру, даже близко не могу понять. Но… ничего не попишешь. Звезды на погонах и Зона всегда рядом. И если уж честно, то мои редкие попадания на допросы всегда проходили лучше, когда следователь был с усами. Ну или брился каждое утро. От зубастых милашек, обитающих в особом отделе МВД Периметра, так просто не отвертишься.

Четвертое? Ну, с четвертым все ясно. Четвертое «но» чаще всего длинноного, полногрудо, крутобедро и так далее. Оно весьма часто еле одето либо одето так, что это скорее набор кружев, держащихся на тонких шнурках нагло, жадно и продажно. Не, а чего? Это есть самое настоящее подтверждение древности одной из, так скажем, профессий. Я о танцовщицах, и уж не знаю, кто там себе чего подумал своими безнадежно испорченными поп-культурой и СМИ мозгами.

Чего греха таить… с ними веселее. Хотя и весьма дороже.

Ну и еще, чудные экземпляры встречаются – обычные женщины. Те, что смогли сбежать из города во время Прорыва или жили в окрестностях. И не уехали, как ни странно. Вот, например, у Сдобного есть Глаша. Да-да, натурально его повариху звать Глафирой. И так, как она лепит пельмени… ай, ну вас. Аж в животе забурчало.

К чему весь этот словесный винегрет и псевдофилософия? Да просто отвлечься. А как еще-то? Вот, пожалуйста, горячая вода в баке и кран. Вот два индивидуума, что последние сутки бегали, ползали и лазали во всяком чме и грязи. Как не сполоснуться. Карауля друг друга, само собой. Все вроде нормально. Если бы не чертовы зеркала на стенах. Почему они сохранились и что в них разглядывали бомжи? Беда-а-а-а…

Куда ни поверни голову, контролируя коридор в обе стороны, все равно наткнешься на мою валькирию, оголившуюся по пояс и орудующую найденным куском мыла. Хорошо, что хоть по пояс. И вроде не в моем вкусе, мускулы-то куда серьезнее моих, а никак не отвернешься. Прям как пацан какой-то, слово чести…

В дальней стороне коридора, из темноты, что-то хрустнуло.

Мара развернулась, наплевав на мой взгляд в сторону ее красиво колыхнувшихся, м-м… верхних полушарий. Когда она успела подхватить ствол? А успела. Махнул ей на одежду, воевать с голыми сиськами, сами понимаете, глупо. И пошел на звук. А ведь тот шел как раз со стороны братской могилы.

Подсветил фонарем, пытаясь понять причину. И увидел. Медленно набухающую изнутри дверь. Набухающую по низу, трещащую и поскрипывающую. И уже смог увидеть того, кто ее толкал. Да… счет времени практически на секунды. Почему?

Да потому что с «серой слизью» не шутят.

Проволоку, замотанную вместо замка на двери бомжей, отодрал мгновенно, в кровь уделав пальцы. Не до перчаток было. Те уже почуяли «слизь» и, вопя дурными голосами, сразу же вывалились в коридор. Ринулись совсем не в ту сторону, что можно было бы предположить. Туда, где я нашел Мару. О дела…

Раздва я закинул на рюкзак, нацепленный впопыхах. Шлем подхватил на вросших в меня рефлексах. Без него на Салова нас может ждать смерть. Там рыжего тумана может быть просто очень много. А Мара, экипировавшаяся с безумной скоростью, уже оказалась полностью готовой. Куда там полезли наши бомжи?

В шкаф они полезли, в долбаную, блин, Нарнию. Натурально, только и успел увидеть мелькнувшую штормовку матери и услышать скрип закрываемого изнутри люка. Выстрелил, всадив длиннющую очередь прямо в него. И только и услышал, что стук пуль по металлу. Чуть позже сухо хрустнул прокручиваемый ворот. Твою же за ногу, а!

Через порожек, пока еще осторожно, переполз язык первой порции «слизи». Растекся по полу, начиная закрывать все тоненькой пленкой. Ай, хреново дело, ай и хреново.

Кто не знает про «серую слизь»? Разве только те, кого не интересует Зона ЭсПэБэ, и все. О, эта штука – наша отличительная черта. Такой дряни нет больше нигде. И слава яйцам, что нет.

Старина Лорд в одну из наших редких совместных посиделок назвал ее главным проклятием. Тем, что может погубить мир куда быстрее ядерной войны. И я с ним согласен. Миру остается только радоваться, что она тихо-мирно живет под Питером. Ну, как тихо-мирно? Когда ей хочется выбраться, то в радиусе пары километров живого или неживого, но органического, не остается совсем. От слова «полностью». «Слизь» жрет всю органику без разбора.

А сюда, думается мне, она попала из-за крови, что натекла с трупов. Кровь не водица, но пока не застыла или не высохла, найдет дорогу где угодно. Особенно кровь местных, умирающая долго. Вот и попала в какой-то подземный коллектор, привлекла внимание.

– Хэт! – закричала Мара. – Что делать?

Что-что… откуда мне знать? Хотя…

– Разбирай дверь! – рявкнул я, кивнув на баррикаду у входной двери. – А я похулиганю.

А что остается, как не бежать хотя бы по тому коридору, а? И попробовать задержать ее с помощью огня. Только так. Хотя и гореть-то здесь особо нечему.

Мара занялась дверью, выламывая доски, забитые мною пару часов назад и откидывая всякий хлам. Мне не оставалось ничего другого, кроме как пнуть жаровню, вываливая угли и горящие остатки стульев и кресел. «Слизь» еле заметно дернулась, стараясь держаться от жара подальше. А, проняло тебя?! Что тут еще есть?

Пара канистр с дизелем. Большой кусок брезента, валяющийся на полу, остатки дров. И все. На сколько оно ее задержит?

Раздва заверещала. Пронзительно, испуганно, высоко-высоко. Милая, да вижу я. Вижу…

«Слизь» перекатывалась через порог. Превращалась прямо на глазах в огромный сгусток, заполняющий собой большую часть комнатенки. Тонкая пленка разведки пока еще отдергивалась от рдеющих углей, но «слизь» уже начала обтекать их по сторонам. Хрен тебе, дрянь ты мерзкая.

Дизель, разлитый на брезент, разложенный поверх части горящих кусков, и на разбросанные полукругом обломки, занялся. Нехотя, лениво, но начал полыхать. Стена пламени, шипя и плюясь искрами, заметно поднялась, заставив «слизь» дернуться и начать искать дорогу по стенам.

– Помоги! – крикнула Мара, навалившись на огромный несгораемый шкаф, основную часть нашей баррикады. Щас, дорогая, щас.

Тот подался с заметной неохотой, но все же рухнул, металлически загудев и раскидав часть кострища. «Слизь» не замедлила воспользоваться, перетекая по шкафу к такой нужной биомассе в виде двух людишек и заходящейся криком-лаем радужки. Нет, сволочь, хрен я тебе дамся.

Мара чуть замешкалась, сорвав с петель две РГО и кинув их в комнату, прямо в бурлящую и перекатывающуюся огромную амебу, рвущуюся к нам. Зря, конечно, толку-то никакого, но жалеть потом будем. Гранаты, в смысле. Сейчас надо бежать. Пусть это и самоубийство.

Раздва задала такого стрекача, что разрывы мы услышали уже метрах в десяти. Воздух, ворвавшийся в распахнутую дверь, подбавил кислорода, на какой-то кусок времени устроив в бойлерной форменную домну. Пламя гудело, жадно пожирая редкую пищу и добравшись до спрятанного дизтоплива. Отсветы, дерганые и рыжие, освещали путь. И совершенно сюрреалистично ложились на серую блестящую массу, выкатывавшуюся в коридор, как зубная паста выходит из сдавливаемого тюбика. «Слизь» шипела в нескольких местах, даже чуть подгорала, но себя не жалела. Дымящиеся участки тут же заливало целыми волнами непострадавшей жидкой массы. И она тянулась к нам – неуловимо и неумолимо.

Вот такая вот неприятная ситуация! Бегом, бегом, девки, не останавливаться. Орал ли я это? Да уж наверняка, черт его знает. В таком дерьме и не то учинишь.

«Слизь» перекатывалась в коридор хлюпающими и дрожащими волнами. Адское плотоядное желе, чующее теплую биомассу, убегающую от него. Алчущая живой органики бесконечная хищная сопля. Твою мать, гадость-то какая! Никакого героизма в гибели, одно смердящее гадство и отвращение. Нет, это точно не про меня. Работаем ногами, равняемся на Раздва, плюем на резь в легких, работающих на пределе возможностей. Бежим, Мара, бежим!!!

Мы и бежали, этим путаным темным ходом, ведущим черт знает куда. Неслись сломя голову, замечая только что-то совсем уж большое, вроде нескольких ящиков, что чуть не переломали мне ноги. И плевать я хотел на тишину и осторожность. Ни одна живая местная тварь в радиусе километра не посмеет напасть. «Серую слизь» боятся все. Включая здоровяка. И по-другому – никак.

Мы топали по пыльной кишке огромной системы подземелья, стараясь унести ноги от клокочущей за нами жуткой смерти. И именно тогда я чуть не поверил в Зону, как верят Копатыч и его люди. Ни одной аномалии нам так и не попалось. Ни одной. Игра оказалась честной, без подлянок. Гонка на выживание, человеческие тела против странной и страшной бездушной массы, медленно и верно настигавшей нас. Если бы нам попалась хотя бы одна смертельная ловушка, то игра оказалась бы совершенно нечестной.

Но Зона, злобная сука, решила играть по правилам. И подкинула фору именно нам.

Мы пролетели уже подсвеченный откуда-то проникающим утренним светом узкий проход, вылетев из него как пробка из бутылки. И тут же, едва я вылетел в разом увеличившееся пространство, сзади треснуло. Так оглушительно, что подумалось о замаскированной мине. Но это всего-навсего просел и рухнул кусок пола. Огромный такой кусок. И первая порция «слизи», уже докатившаяся до него, ухнула вниз, проседая полураздавленной великанской личинкой.

А второй подарок выхватил из темноты фонарь Мары.

Покрытые одеялом из пыли и паутины баллоны. Красные газовые баллоны. С совершенно незаржавевшими вентилями. И валькирия сообразила очень быстро, крутанув один. Зашипело, поплыл запах обычного сжиженного газа, черт знает, как здесь оказавшегося. Его-то, этот самый шипящий баллон, я, кряхтя и сопя, скатил к провалу. Пока Мара доставала из кармашка одну из трех оставшихся гранат.

«Слизь», бурлящая в мертвенно-бледном конусе света, прибывала, наплывами катилась вниз и вперед. Точь-в-точь кондитерская глазурь, горячими волнами покрывающая только выпеченный торт. Много сладкого – это вредно. Хотя «слизь» куда как вреднее.

Развернулся, рванув с места и уже видя, как Мара, что-то крича, держит в руках темное яйцо. Да-да, милая, уже иду, уже бегу! Да бегу же, говорю!

Когда мимо моего лица, красиво крутясь и, ей-ей, оставляя дымок, пролетела РГО, я побежал так, как не бегал никогда. Ни до, ни после. Ни разу.

На ходу сбил Мару, почему-то замешкавшуюся, и вместе с ней, в обнимку, грохнулся на пол, закрывая эту красоту собой. Дурак, что и говорить. Романтично-сентиментальный идиот. Тут-то и шандарахнуло. Хотя хлопок гранаты все же успел услышать. А вот газ и баллоны рвались намного громче.

Над головой засвистело, застучало по стенам, знатно приложило по самой макушке шлема и вдарило в спину, по баллону с дыхательной смесью. Я охнул, закашлявшись и обдав слюной и соплями все забрало валькирии. Дохнуло жутким жаром, раскаленный воздух хлестнул над головой и чуть не подпалил мне ботинки. Гудело за спиной, шипело и шкворчало. А уж воняло так, что даже захотелось оказаться хотя бы в сельском сортире, чтобы хватить всей грудью чистого воздуха. Слетевший во время бега незастегнутый намордник респиратора только способствовал накатывавшему сзади урагану едкой вони.

Раздва, вынырнув из подсвеченной рыжим темноты застыла, удивленно глядя на творение наших с Марой рук. Ну, пора и самим посмотреть, что ли? Тем более что трюк явно удался, раз уж моя пушистая девчонка и не думала продолжать удирать.

Ну, что там у нас? Ох ты ж…

«Слизь» отступила. Да, так и есть. Полыхающая огромная жвательная резинка выхватывала из оставленного нами коридора откатывающуюся волну. Волну, оторвавшую от себя целый кусок, трещавший от чудовищной температуры собственного плавления. Ломоть, умирающий страшно и нелепо, вздуваясь пузырями и пытаясь добраться до основной массы. Слабо шевелящиеся языки дергались к ней, тут же осыпаемые шрапнелью цемента и земли, выброшенные в них самой «слизью». Живой и неповрежденной ее частью.

– Черт… – хохотнул я, нервно трогая шлем. – Вот черт… Посмотри, целый?

– Целый. – Мара выдохнула и дернулась подо мной. – Чего ржешь?

– Так не поверит никто.

– Во что?

Я хмыкнул. Ну, деревня деревней, а вроде ж умная баба…

– В то, дорогая, что крутой сталкер Хэт и его крутая красавица супруга смогли победить «слизь». Великую и ужасную «слизь».

Мара сплюнула, чуть не попав в меня. Немудрено, коли почти лежишь на ней.

– Я-то думала, что серьзное. А он все про какие-то подвиги. Ты это…

– А?

– Два, блин. Слезать с меня собираешься?

– Извини.

Я сел на колени, отряхиваясь. Вот ведь, мы с ней смогли. А?! Ну, каково?

– Надо идти. «Слизь» может не вернуться назад, а попытаться обойти еще откуда-то.

Мара кивнула. А что спорить со своим проводником? Молодец просто, нравится мне ее восприятие мира.

Угадайте, кто встретил нас радостными криками, когда мы выбрались наружу? Да, так и вышло. Раздва вела нас все увереннее и увереннее, а ранее замеченный рассвет ощущался все сильнее. Пришлось покарабкаться по отвесному колодцу вент-шахты, но зато через десять минут выбили проржавевшую решетку воздухозаборника и вывалились наружу.

Ох ты ж, Господи милосердный, спасибо тебе. Вывел, сохранил и не дал пропасть в объятиях огромного плотоядного куска дерьма. Ей-богу, выберемся окончательно, все верну и покрещусь. Вот точно вам говорю. Не шутя. Фу-у-ух, воздух, ветер, небо, какая-то сраная база, такая уродливая и такая прекрасная одновременно. Чудесный, замечательный и самый, слово чести, красивый верхний мир. Нет, подземелья не для людей. Совершенно.

Воплю восторга от встречи с нами, донесшемуся сбоку, я даже и не удивился. Не, а чего? Что-что, а по ней я даже скучал. Правда, так и есть. По наглой, жирной, черной вороне, сидевшей на гладком и блестящем скелете какого-то бедолаги, скрученном проволокой и прислоненном к стене шахты. И тебе не хворать, каркалка. Берегись… Не вышло.

Раздва, огорченно кряхтя и покашливая, гордо подняв хвост, нюхала воздух. В нашу сторону радужка даже не смотрела. Типа, и не пыталась я даже за ней поохотиться. Так, разминалась, пыль стряхивала.

– Потому что жрать надо меньше, – буркнула Мара, – тогда и жопа меньше станет. И прыгать выйдет.

Странно, но Раздва никак не отреагировала. Притираться начали, что ли?

Так и где ж это мы? Интересно, что покажет мой многострадальный КПК, получивший за эту ходку столько повреждений. Так… ну-у-у, неплохо так мы выбрались. Да, точно, неплохо.

– Мы на верном пути, – сказала Мара, попинывая какую-то хрень. Ну да, валькирия, видно, держит план города в голове, раз определила по совершенно раритетной табличке с названием улицы наше местоположение. Чего там написано?

Ул. Гру…

О как, ну да. Явно, что не улица Главного Разведывательного Управления. А вовсе даже улица Грузинская. Интересно. Метро же капец как далеко. Что ж за страшные катакомбы были внизу? Выбраться мы должны были на Касимовской, а вылезли здесь. Интересные дела.

Ну, точно, перлись мы по каким-то секретным в прошлом ходам. Потому как маяком сейчас должен был стать остаток конструкций рухнувшего «Радиуса», а вовсе не стандартная советская застройка. Да и черт с ним. Маршрут-то ясный.

Выбраться на стрелку железнодорожных путей и двинуть вдоль правой. Думаю, что так. И хорошо, что выкарабкались именно здесь. Выведи тоннель дальше в сторону Залива, так и оказались бы на старом Волковском. А туда у меня идти желания нет. И даже пересекать его по самой границе – тоже. Я его боюсь. Что-то там поселилось недоброе. Ну его к братьям-каликвинцам. Или даже к Ктулху. Лучше уж топать по рельсам да шпалам, безопаснее выйдет.

Ворона, перелетев на кривую и страшноватую липу, каркнула. Во все свое, ясен перец, воронье горло. А не пошла бы ты, милая, к чертовой бабушке? Раскаркалась она здесь. Но… жалко стало патрона. Или ее, давнюю надоедливую соседку.

– Пошли. – Мара поправила амуницию. – Время не ждет.

Это верно. Светает.