Глава 16
Эвансы
Мы приезжаем к родственникам Карла и Бренды часа в четыре пополудни. На дорогу ушло больше часа, и я надеялась, что смогу подремать, чтобы выглядеть свежее. Со сном ничего не вышло – слишком сильно я нервничаю. А при виде огромного дома за массивной кованой оградой меня охватывает настоящая паника. Перед особняком и вдоль по улице – несколько машин, так что приехали мы явно не первыми.
Мне становится чуть легче, когда Карл берет меня за руку. Я сжимаю его пальцы и жду, пока моя нервозность понемногу пройдет. Дверь открывает женщина лет шестидесяти в красном платье с белым кружевным воротничком и убранными в шиньон седыми волосами. Они с Брендой с самым радушным видом обнимаются. Карл следует примеру матери, после чего снова кладет руку мне на талию.
– Это моя жена Шарлотта!
– Жена? Надо же! А мне говорили, что ты недавно обручился. Почему твоя мать ничего мне не сказала?
Хозяйка дома шутливо укоряет Карла, называет его «скрытным мальчишкой», сетует, что так и не побывала на нашей свадьбе. Меня она обнимает, целует в щеку, желает счастья в браке.
– Тебе давно пора было жениться, Карлтон! Сколько тебе? Тридцать?
– Двадцать восемь.
– Вот-вот! Самое время!
Она ерошит ему волосы как маленькому и наконец приглашает нас в дом. Повысив голос, объявляет о нашем приезде и повторяет бессчетное количество раз: «Карлтон женился! И привез супругу с собой!»
Все выходят на нас посмотреть, и я вдруг чувствую себя ярмарочным уродцем. Между тем на нас обрушиваются тонны поздравлений и добрых пожеланий. Карл, пользуясь случаем, представляет меня и говорит, что мы женаты и что я жду ребенка. Важный момент: я ни разу не слышала, чтобы он сказал, что это – его ребенок…
Слышны возгласы радостного изумления, нас начинают расспрашивать, но я быстро теряю нить разговора. На некоторое время мы остаемся в прихожей, потом, не без труда, пробираемся в переполненную гостиную. Взрослые беседуют стоя или сидя за столом, с бокалами и без; из кухни доносятся веселые голоса тех, кто занят приготовлением ужина; подростки в уголке играют в карты; дети носятся из комнаты в комнату.
Совсем как в фильмах… Мне еще не приходилось бывать в такой обстановке, так что я не знаю, куда себя девать и что делать. Даже несмотря на то, что Карл постоянно рядом и я цепляюсь за него, как за спасательный круг, я невольно думаю об Алексе. Ведь это с ним я должна была все это переживать. Это он хотел познакомить меня с семьей…
Мы с Карлом перемещаемся от кружка к кружку, и он рассказывает вымышленную историю нашего знакомства: как он приехал в Монреаль на конференцию, заблудился и спросил у меня дорогу. Карл подмигивает мне и сообщает, что для него это была любовь с первого взгляда. Я улыбаюсь, киваю, что бы он ни говорил; эта игра на публику, признаться, дается мне с трудом.
– Тебе не приходило в голову встретиться с Алексом? – спрашивает у Карла двоюродный брат. – Он ведь жил в Монреале?
– Я звонил ему несколько раз, но… Алекс не захотел со мной разговаривать.
– Печально…
Когда речь заходит об Алексе, по комнате пробегает холодок. Несколько секунд никто не решается заговорить, и я ловлю себя на мысли, что предпочла бы, чтобы кто-нибудь предложил другую тему. Мои мольбы были услышаны, потому что следующая реплика, произнесенная с сильным французским акцентом, обращена уже ко мне:
– Вы и сейчас живете в Монреале?
– Да, живу.
– Полагаю, вы планируете переехать? Карл из-за своей вечной занятости не может позволить себе покинуть Англию…
– Пока что мы ездим друг к другу, – вмешивается в разговор Карл и переключает внимание на себя.
Он говорит, что нужно все как следует обдумать, что я – совладелец фирмы, продающей мотоциклы, и у меня тоже есть определенные обязательства в Монреале. Но как бы Карл ни старался свести на нет изумление своих родственников, этот разговор меня пугает. Думаю, все сочли бы вполне естественным, если бы я переехала в Англию насовсем. Ведь у Карла тут не только бизнес, но и семья. Другими словами – все то, чего нет у меня.
Впервые с тех пор, как я познакомилась с Эвансами, у меня появляется чувство, будто между нами – пропасть. С Алексом мы бы приехали в Англию погостить, а затем вернулись бы домой, в Канаду. С Карлом же нас связывают отношения совсем иного рода: подразумевается, что один из нас должен пожертвовать своими интересами, раствориться в жизни партнера. И, поскольку меня дома почти ничто не удерживает, это придется сделать мне.
Наверное, Карл чувствует, что я «выпала» из разговора, – он целует меня в макушку, поглаживает мои пальцы. Думаю, он хочет меня успокоить, но я делаю вид, будто устала, и высвобождаюсь из его объятий. Честно говоря, я была не готова ко всем этим вопросам. Бренда и Карл, судя по всему, тоже. Хотя, надо признать, справляются они гораздо лучше меня.
Я устраиваюсь в уголке в надежде отдохнуть, но тут ко мне подходит Люси и протягивает стакан фруктового сока.
– Для нас это такой сюрприз! Карл женился, и у вас скоро будет малыш! Конечно, кое о чем мы догадывались, но Карл такой скрытный! Мы ждали, что он приведет сюда свою девушку, но чтобы сразу жену!.. Невероятно! Мы все ужасно довольны! И очень рады за Карла! Он так долго был один…
Она улыбается мне, пытается быть дружелюбной, но я невольно хмурюсь, когда приходит моя очередь что-то сказать. Карл долго был один? Не нахожу в этом ничего странного. После того как с ним поступила Дана…
– И для Бренды это большая радость, – продолжает Люси, понизив голос. – Три месяца назад она похоронила сына. Как она убивалась!
– Да, я знаю.
– Слава богу, в этот раз Карлу не придется опасаться брата. Алекс уже не сможет ничего испортить.
В ответ на мой недоумевающий взгляд Люси удивляется:
– Он вам не рассказал?
– Вы имеете в виду ту историю с продажей акций?
– Нет, конечно! Хотя и с этим была масса неприятностей… Я говорю о том, что младший брат несколько лет назад увел у старшего невесту! Александер – паршивая овца в семье, не то что Карл! Алекс рос ужасно избалованным ребенком. Мать слишком с ним нянчилась…
Люси произносит слова быстро, не глядя на меня. Мне же кажется, что весь этот яд вливается мне прямо в мозг. Ее замечание глубоко меня ранит. Как можно говорить гадости о человеке, который умер и не может себя защитить? О моем Алексе.
– Мы даже думали, что Карл после всего этого больше никому не сможет поверить! И я не удивляюсь, что он вам ни словом не обмолвился о том происшествии… Говорят, Алекс устроил так, чтобы брат застал его и свою девушку в постели. Каков паршивец! В хорошенькое же положение он их всех поставил… Но теперь, слава богу, все уладилось…
Комната качается вокруг меня, и я смотрю по сторонам, ища у кого-нибудь поддержки. Стакан падает на пол и разбивается. Я цепляюсь за мебель, стараясь не потерять сознание, но мне плохо, очень плохо. Еще немного – и я рухну на пол и запла́чу…
Карл появляется рядом, обнимает меня за плечи. Его встревоженный голос звучит у меня в ушах:
– Шарлотта, что случилось?
– Я… У меня кружится голова.
Я прижимаюсь лбом к его плечу, чтобы спрятаться от устремленных на меня взглядов. Ноги у меня мокрые – наверное, от сока, который я пролила. Я пытаюсь посмотреть вниз, на себя и на стакан.
– Я не хотела…
– Ничего страшного не случилось, дорогая! – шепчет где-то совсем рядом Бренда.
Я слышу, как она объясняет остальным гостям, что произошло, рассказывает, как ее тошнило и бросало в жар, когда она сама была в положении. Карл ведет меня по коридору, и вскоре я оказываюсь в ванной. Говорю, что мне намного лучше, – мне хочется хоть чуть-чуть побыть одной.
Какое-то время я испытываю облегчение, потому что никто на меня не смотрит. Я сдерживаюсь из последних сил. Брызгаю водой на лицо, делаю глубокий вдох. Бесполезно: слова Люси все еще звенят у меня в голове. Мне хочется сейчас же, без промедления, позвать Карла, и пусть он скажет, солгала она мне или нет. Однако я не уверена, что готова услышать правду. В голове крутится: «Только не Алекс! Не мой Алекс!» – и, как назло, его нет рядом, чтобы рассказать свою версию событий! Я не чувствую в себе сил защищать Алекса перед его родственниками. Семья… Да как это вообще возможно – до такой степени ненавидеть близкого человека? И почему сам Карл ни словом не обмолвился об этой истории?
Я выхожу в коридор. Нельзя сказать, что я успокоилась, но на ногах держусь более-менее твердо. Карл спешит меня обнять, с тревогой всматривается в мое лицо.
– Мне уже лучше, – говорю я, чтобы его успокоить.
– Как ты меня напугала! Может, вернемся домой? Я могу сказать, что…
– Нет, я в порядке.
Лгунья из меня всегда была никудышная, поэтому Карл не сводит глаз с моего лица, и вид у него какой-то нерешительный.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Ничего. Просто Люси… Мы разговаривали об Алексе. И это меня… Ничего, не важно.
Я делаю шаг вперед – даю понять, что хочу вернуться в гостиную. На самом же деле я хочу избежать разговора с Карлом. Прежде чем я успеваю ускользнуть, Карл вновь заключает меня в объятия.
– Шарлотта, что с тобой? Скажи…
– Ничего особенного. Поговорим об этом позже.
Он кивает и, пользуясь тем, что мы оказались наедине, легонько целует меня в губы. Я едва отвечаю на поцелуй, и это меня огорчает. Как было бы замечательно, если бы губы Карла могли стереть все те гадости, которые я только что услышала! Если бы можно было выбирать, я предпочла бы все забыть, сделать вид, словно этого разговора и не было, сохранить свои иллюзии в неприкосновенности. И верила бы, что Алекс идеален. А все остальное – неправда. Эта женщина, Люси, – змея, и я не должна позволять ее яду разрушать меня… Но в моей голове уже засело сомнение. Случайность ли, что Бренда так настаивала на нашем с Карлом маленьком обмане? И сделано это не затем, чтобы избавить меня от соболезнований, а для того, чтобы мне не рассказали, как дурно Алекс поступил с братом, ведь это намного хуже, чем та история с акциями, которой Бренда воспользовалась, чтобы усыпить мое любопытство!
Пару минут приходится всем объяснять, что мое недомогание прошло. Я изображаю на лице усталую улыбку, говорю, что Рождество выдалось эмоционально насыщенным и что прошлой ночью я мало спала. И, кстати, это правда…
В доме снова воцаряется веселье, и мы наконец садимся за стол. Пока все заняты едой, я могу рассчитывать на то, что не услышу больше об Алексе ничего плохого. Время от времени Карл берет меня за руку и спрашивает, как я себя чувствую. В ответ я пожимаю ему пальцы, силюсь ответить на его улыбку. Думаю, его забота – единственное, что не дает мне разрыдаться тут же, у всех на глазах.
На обратном пути я делаю вид, что сплю, и, едва переступив порог, ухожу к себе. Вчера мы долго не ложились, поэтому сегодня никто даже не заговаривает о том, чтобы и сегодня посидеть допоздна.
Я совершенно разбита, и мне не терпится провалиться в сон. Но и тут мне не везет: рассказ Люси словно пожирает меня изнутри. Я мысленно разговариваю с Алексом, умоляю его сделать так, чтобы это оказалось неправдой. Глупо, понимаю, но это сильнее меня. Я хотела бы, чтобы он мог ответить мне, доказать, что эта женщина мне солгала.
Я вздрагиваю, когда кто-то тихонько стучит в дверь. Не дожидаясь разрешения, входит Карл.
– Ты почему здесь? – спрашиваю я, привставая на кровати.
Он подходит, садится на край постели. Вздыхает, какое-то время не сводит глаз с книги на моем прикроватном столике. Когда же наконец заговаривает, голос его звучит печально:
– Я знаю, что тебе рассказала Люси.
Карл склоняется надо мной, берет за руку, сжимает мои пальцы.
– Я знаю, что она рассказала тебе… об Алексе.
Я вздрагиваю, отворачиваюсь. Я бы предпочла, чтобы она ничего не рассказывала Карлу, и тогда я смогла бы уладить ситуацию по собственному усмотрению. Не знаю, удалось бы мне это или нет, но я могла хотя бы повременить, собраться с силами, прежде чем заводить разговор на эту тему. Ушло бы на это несколько дней или, может, недель? Как знать… И зачем вообще об этом говорить? Алекса больше нет, так почему бы не забыть о том, что он натворил? Зачем этой женщине вообще понадобилось марать память о нем?
– Я бы предпочел, чтобы ты никогда об этом не узнала, – продолжает тем временем Карл.
– Ты сам должен был мне об этом рассказать, – сухо возражаю я.
– Как ты себе это представляешь? Шарлотта, ты же до сих пор его любишь! И вполне нормально, что ты не хочешь слышать о нем ничего подобного.
Все мое тело дрожит, но я все-таки нахожу в себе тот минимум выдержки, который позволяет мне посмотреть Карлу в глаза:
– Это правда? Правда, что Алекс… это сделал?
– Это было давно. Алекс совершил ошибку. И я тоже.
– Ты должен был сам мне об этом рассказать! Я должна знать такие вещи! – бормочу я, чувствуя, что по щекам снова бегут слезы.
Карл хватает руку, которую я хочу отдернуть, и целует ее. Лицо у него мрачное. Он излагает основные факты: Алекс пусть не сразу, но попал в состав совета директоров отцовской компании, однако часто отсутствовал, принимал опрометчивые решения. Карлу пришлось отстранить его от руководства – на время, пока все не наладится и его брат не начнет относиться к своим обязанностям серьезно. Но все получилось по-другому: Алекс передумал управлять фирмой, продал свои акции и на вырученные деньги устроил себе веселую жизнь.
Рассказ получается длинным, прежде чем Карл переходит к интересующей меня теме. Я это сразу чувствую – темп повествования моментально ускоряется. Алекс стал говорить, что хочет стать художником или фотографом, открыть собственную галерею – в общем, нес околесицу, желая убедить всех в том, что у него есть талант. Поначалу его слушали и верили, но очень скоро верить перестали. Алекс злился на Карла за то, что тот преуспел в сфере, в которой он сам потерпел поражение, впрочем, очень скоро нашел сочувствующую слушательницу в лице Даны.
На какое-то время становится тихо, потом Карл добавляет скороговоркой, что не знает, как долго длилась их связь, но одно не вызывает сомнений: Алекс сделал так, чтобы брат застал их с Даной в постели – чтобы Карл на своей шкуре убедился, как это больно, когда близкий человек тебя предает. Вскоре после этого происшествия Алекс все бросил и уехал в Монреаль.
Выражение лица у Карла напряженное, суровое – таким я его еще не видела. Проходит не минута и не две, прежде чем он обращает на меня свой взгляд.
– Ну вот, теперь ты все знаешь.
– А что с Даной?
Он пожимает плечами:
– Ничего. Она просила меня дать ей еще один шанс, но… ничего не получилось. Во мне было слишком много… горечи.
Я отнимаю у него свою руку, вытираю слезы, ищу в сердце сочувствие к Алексу, но страх заставляет меня спросить о том, что для меня важнее всего:
– Выходит, он отобрал невесту у тебя, а ты – у него? Ты использовал меня, чтобы отомстить брату?
– Нет!
Судя по реакции, это обвинение для Карла – полная неожиданность. Он смотрит на меня с отчаянием:
– Шарлотта, нет! Что ты придумала? Я даже представить не мог, что у нас с тобой что-то может получиться! И я тебя люблю! Правда люблю!
Карл обнимает меня за плечи, поворачивает к себе лицом, твердит, что любит, и эта давняя история не имеет к нам никакого отношения, и он давным-давно обо всем этом забыл. Но мне почему-то трудно в это поверить. Я чувствовала, что он волнуется, когда разговор заходит о Дане. И когда я рассказывала о нашем с Алексом прошлом! Но только теперь мне стало ясно, насколько силен был у братьев дух соперничества!
Я скрежещу зубами, отталкиваю руки Карла, сжимаюсь в комок, мотаю головой. Это мучительно, и я ни в чем не нахожу утешения.
– Алекс не должен был так поступать! Просто не могу поверить, что он это сделал!
Я смахиваю слезу и бормочу:
– А может… может, он влюбился в эту Дану?
Карл прячет искаженное страданием лицо, как будто пытается сдержать гнев.
– Нет.
Я вздыхаю, но все равно не могу поверить, что Алекс оказался таким мелочным. Вспоминаю текст письма, которое читала Карлу с Брендой вчера, ищу в нем хотя бы намек на чувство вины, которое у Алекса должно было оставаться. Карл произносит дрожащим от волнения голосом:
– Алекс так и не простил меня за то, что я отстранил его от управления фирмой.
– Но это не повод, чтобы наставлять тебе рога!
– Шарлотта, Алекс и не смог бы этого сделать, если бы Дана не была согласна. Я хорошо знаю своего брата. Это был… прирожденный покоритель сердец, он мог очаровать кого угодно. И очень нравился женщинам. Больше чем я, но… не знаю, я надеялся, что Дана – она другая.
Мне неловко выслушивать его признания. И я не нахожу, что сказать. Конечно, сейчас Карл пытается смягчить, обезличить то, что случилось между ними тремя, но я-то вижу, как напрягается его лицо, когда он замолкает. Шмыгая носом, я молча тереблю краешек простыни.
– Не думай о том, что давно прошло.
Карл вздыхает, протягивает ко мне руку, и наши пальцы переплетаются.
– Я люблю тебя. Почему ты мне не веришь? – произносит он.
Я ничего не говорю, но Карл попал в точку. Я до сих пор не уверена в нем до конца. Как может он любить меня? Меня, простую официантку из кафе, бывшую девушку своего брата, которая к тому же носит чужого ребенка. Может, все дело в подсознательном желании отомстить? В противном случае зачем Карлу было на мне жениться? Спать со мной? Неужели он не видит, насколько все это противоестественно, особенно если принять во внимание историю с Алексом и Даной? И я тоже хороша… Что на меня нашло? Как я могла влюбиться в Карла?
– Что бы между нами ни произошло, я любил брата, Шарлотта. И его смерть для меня – большое горе. Как бы мне хотелось, чтобы мы с Алексом помирились, прежде чем он…
Я киваю, разрешаю Карлу погладить меня по волосам, по шее. Он обнимает меня сзади, окружая своего рода защитным коконом.
– Клянусь, ни о какой мести я не думал. Я вообще ни о чем таком не думал! Ни секунды, слышишь? Все как раз наоборот. Шарлотта, для меня ты – настоящий подарок судьбы!
И снова в голосе Карла – нежность, а его слова переворачивают мне душу. Он прижимается ко мне и шепчет, что не проходит и дня, чтобы он не поблагодарил Алекса за то, что я здесь, с ними. Мое присутствие – радость для всех. В качестве примера Карл приводит свою мать и добавляет, что с мыслью обо мне он просыпается и засыпает, и, если бы мог, он бы увез меня на край света, чтобы ни с кем мной не делиться. Он предлагает поехать в Лондон, в Париж – да не важно куда, лишь бы мы были вдвоем, он и я. Говорит о том, как ему хочется все рассказать матери, чтобы любить меня открыто, и что в этой любви нет ничего противоестественного, что она – прекрасна и чиста, и как ему не терпится наслаждаться ею, ни от кого не прячась…
– Со мной ты будешь счастлива, Шарлотта. Я знаю, у меня получится…
Его рука опускается мне на живот, тихонько поглаживает едва заметную выпуклость. Я поворачиваюсь к Карлу. Глядя мне в глаза, он обещает, что сделает для меня все, что моя жизнь будет прекрасна и что он будет заботиться о моей дочке, как о своем родном ребенке, будет самым внимательным мужем на свете…
– Послушай, я знаю, что ты до сих пор любишь Алекса. Я буду ждать, сколько потребуется. Вместе… у нас все получится. Обещаю, я обязательно стану… тем супергероем, которого ты во мне видишь!
Эта последняя фраза вызывает у меня улыбку сквозь слезы. Я растрогана, смущена, огорчена и рассержена – и все это одновременно. И мне это состояние совершенно не нравится. Карл обнимает меня, и я прижимаюсь к нему что есть сил. Мне не терпится ощутить тепло его тела, нежность его губ. Забыться – вот все, что мне сейчас нужно. А потом вспомнить любовь, которую он ко мне испытывает, его неистовые ласки… И если Карл готов стереть все мои сомнения до последнего, я сделаю все, чтобы у него это получилось.
На улице ночь, в доме совершенно тихо. Дурачась, я вожу пальцами по телу Карла – медленно, снизу вверх. Он массирует мне шею и плечи. При обычных обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы я моментально уснула, но сегодня вечером мне не хочется спать. Мы с Карлом провели вместе так мало ночей, и я не желаю терять ни секунды.
– Шарлотта, я хочу, чтобы ты осталась, – говорит он вдруг.
Я реагирую не сразу. Но стоит мне осмыслить услышанное, как я сажусь на постели и задаю встречный опрос – чтобы убедиться, правильно ли я его поняла:
– Что? Ты имеешь в виду – чтобы я осталась в Англии?
– Ну да. Тебе ведь с нами хорошо?
– Да, но… мы никогда раньше об этом не говорили.
Карл тоже привстает и серьезно смотрит на меня.
– Я тебя люблю и хочу, чтобы ты всегда была рядом. Я бы забрал тебя к себе. И ты бы каждое утро могла смотреть на море… И комната для ребенка у меня есть. Там только нужно кое-что переделать…
Его руки беспокойно скользят по простыне. Вдруг Карл хватает меня и я оказываюсь в его объятиях. Он приближает лицо к моему лицу.
– Знаю, я прошу очень много. Но ребенок родится в мае, и… В общем, пожалуйста, подумай об этом.
Еще Карл говорит, что эта просьба может показаться мне эгоистичной, но он много об этом размышлял. И уверен, что рано или поздно Бренда обратится ко мне с такой же просьбой, но он бы предпочел, чтобы я жила с ним, а не с его матерью. И уже почти скороговоркой начинает убеждать меня в том, что мы можем хотя бы попробовать – и это не будет ни к чему меня обязывать – пожить вместе месяца четыре или полгода, чтобы я решила для себя, нравится мне или нет…
– Ты совсем меня запутал, – говорю я, прикрывая Карлу рот ладонью.
– Все это неожиданно, и я желаю слишком многого, это правда, но, Шарлотта, я дождаться не могу, когда мы будем вместе. Я хочу быть для тебя настоящим мужем и… отцом для твоей девочки, если ты согласишься.
Слезы текут у меня по щекам. Карл смахивает их большим пальцем, качает головой.
– Шарлотта, я не хотел тебя расстраивать…
– Я плачу… от радости.
Я бросаюсь ему на шею, обнимаю изо всех сил.
– Я люблю тебя, Карл! Знаю, у меня нет на это права, потому что еще слишком рано, но…
Он укладывает меня спиной на кровать и нависает надо мной.
– Скажи это снова!
– Что? Что я тебя люблю?
– Да! Это первый раз, когда ты это сказала!
– Я думала… Я не имею права на это чувство, нужно подождать…
– Чего?
– Ну, не знаю… Пока не родится ребенок? Или пока твоя мама не будет к этому готова?
Карл колеблется, но потом все-таки задает вопрос:
– Ты хочешь подождать, пока не разлюбишь Алекса?
Слезы снова застилают мне глаза. Карл хмурится, шепчет, что это не важно, и что, возможно, я вообще никогда его не разлюблю, и что это естественно – что Алекс до сих пор живет в моем сердце. У меня же чувство, будто все, что он говорит, – не обо мне, потому что мне так хорошо в его объятиях и так нравится запах его тела…
– Карл, ты не понимаешь! Дело в том, что я хотела бы чувствовать себя виноватой!
Он заглядывает мне в глаза, но я не спешу развить мысль, поэтому Карл говорит:
– Не понимаю, что ты пытаешься мне сказать.
Ну как ему объяснить, что творится в моей голове? Я вспоминаю, как Карл танцевал с маленькой девочкой на рождественском празднике. И как баюкал своего племянника, когда мы были в гостях у его родственников. Это как мечта – я вижу, какой могла бы быть наша с Карлом совместная жизнь… Я прижимаюсь лбом к его плечу и произношу:
– Я не хотела… влюбляться в тебя так быстро и так… сильно! Но это случилось, и мне очень хорошо! Даже если бы я хотела, чтобы это было не так, я бы все равно не смогла ничего с собой поделать.
– И замечательно! Я тоже очень люблю тебя, Шарлотта!
– Нет, ты все-таки не понимаешь! Ты не можешь знать, о чем я думаю, а ведь в это время я должна оплакивать Алекса…
– Я уверен, Алекс понимает, что между нами происходит, Шарлотта. Мы не хотели влюбляться друг в друга. Но это случилось. И у меня совершенно нет желания бороться со своими чувствами.
Что ж, он прав… Я тоже не могу сказать, что предпочла бы, чтобы между нами все вдруг закончилось. После нескольких месяцев траура я не могу избавиться от ощущения, что Карл привнес свет туда, где, как мне казалось, его уже никогда не будет. Единственная проблема – это случилось слишком быстро.
– Знал бы ты, как я счастлива с тобой! – говорю я, сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– А в чем тогда дело?
– Ни в чем!
Плача и смеясь, я порывисто обнимаю его. И шепчу, что мои чувства слишком сильны и что меня саму это пугает. Я повторяю слова, которые так обрадовали Карла: «Я тебя люблю!» – и мне хочется говорить ему это снова и снова, пока мои последние сомнения не улетучатся. Это так мало, если подумать о счастье, которое Карл мне дарит…
Я обещаю поразмыслить над его предложением – переехать в Англию, но сначала мне все равно нужно вернуться в Монреаль. Я делюсь с ним своими опасениями: что, если горе и все те чувства, которые я испытываю к Алексу, только и ждут, когда я вернусь домой? Ведь мы сблизились слишком поспешно, и расстаться ненадолго – не такая уж плохая идея. Хотя бы для того, чтобы больше обрадоваться друг другу при встрече…
– Мне не хочется тебя отпускать, – признается Карл и обнимает меня крепко-крепко.
Мне тоже хочется остаться, но я должна оплакать Алекса. И подвести черту под этой, довольно болезненной, главой своей жизни, чтобы избавиться наконец от сомнений, которые не дают мне покоя. Пока Карл рядом, у меня это вряд ли получится. Стоит ему меня обнять, как все мои страхи улетучиваются и воспоминания об Алексе – тоже…
– Я вернусь очень скоро. И, может быть, останусь надолго. Но в таком случае нужно будет сказать твоей матери правду.
Карл с надеждой смотрит на меня.
– Отлично, так мы и поступим! Скажи, ты ведь будешь мне звонить и говорить, как ты по мне соскучилась? И просить, чтобы я поскорее к тебе приехал?
Я смеюсь, хотя точно знаю, что буду скучать очень сильно.
– А если я попрошу тебя приехать, ты приедешь?
– И ты еще спрашиваешь? Ты разве забыла, кто я? Я – твой личный супергерой! Твой Супермен!
– О да! Мой Супермен!
Карл целует меня, улыбается и обещает, что перед моим отъездом мы проведем несколько дней в Лондоне. И что это будет самая романтическая поездка, какую только можно вообразить; я вернусь в Монреаль переполненная любовью. Эта идея мне безумно нравится: наполниться до краев любовью и только потом вернуться к Алексу и примириться с ним, вырваться из-под его влияния, которое не дает мне на весь мир заявить о своем счастье…
И впервые в жизни мне хочется верить, что сказка может стать явью.
