Домой я ехала очень медленно, километров сорок-пятьдесят в час. Шел снег, и видимость была плохая, да к тому же я устала. Оля спала на заднем сиденье, а у меня появилось время подумать. Я не представляла себе, как я со всем справлюсь. Что это значит, иметь ребенка? К ним вообще инструкции прилагаются? И где такую инструкцию найти на польском?

Я вела машину и размышляла о своей прежней жизни. О работе, которая была для меня всем и которую уже потеряла. Думала о родных и брате, которых тоже потеряла, и о сестре. Можно ли еще все исправить?

Я всю жизнь тяжело работала, с ранних лет. Ведь я была самая старшая в семье, присматривала за малышами, когда мама работала в поле или хлопотала по хозяйству. Помогала я и в поле, и по хозяйству, как любой другой ребенок. Когда Магда и брат немного подросли, работала наравне с мамой. Потом, когда мама начала болеть, я работала уже за нас двоих. Старалась, чтобы отец не заметил, что мама уже не справляется. Боялась, что он снова напьется и обидит ее. Каждый день я высматривала из окна кухни, в каком состоянии он возвращается домой и не должны ли мы все прятаться, чтобы не попасть под горячую руку. Когда я начала работать в больнице, все равно не смогла их оставить, хотя на самом деле все время проводила в отделении, почти поселилась там. Работа была для меня всем, она позволяла хоть ненадолго убежать из дома. Вернулась я, когда на операционном столе у меня умерла мама, а у отца случился инсульт. Он потом угасал еще долгих десять лет. Я проклинала этого беспомощного мужчину, когда кормила и мыла его неподвижное тело. Я не могла простить ни его, ни себя. Может, Магда была права, что все те десять лет со мной не разговаривала? Может быть, мы оба – и я, и отец – заслужили это отчуждение?

Когда я добралась до дома, то сразу пришла в себя, распаковала вещи и сделала то, что нужно в такой ситуации: взяла в руки телефонную трубку и набрала номер Иоанны.

– Слушаю, – отозвалась та наконец.

Ответа пришлось ждать так долго, что я уже думала повесить трубку.

– Здравствуй, Ася! Это Анна, – сказала и замолчала, испуганно ожидая ее реакции.

– О, привет! Как дела? Тебе что-то нужно? Может, таблетки или бутылка? – спросила она весело.

– Нет, Иоанна, мне твоя помощь нужна.

– О, это что-то новенькое, – ответила она удивленно.

– У меня тут маленький ребенок, а я не представляю себе, что с ней делать.

– Вот это да! В твои-то годы? – с деланным возмущением воскликнула подруга.

– Иоанна, перестань, я серьезно.

– Сколько ты сегодня таблеток выпила? Мышки белые у тебя там не бегают? – продолжала она немилосердно издеваться надо мной, но что-то странное звучало в ее голосе.

– Ты что, выпила? – спросила я. Мне редко удавалось увидеть, чтоб она употребляла спиртное.

– Ну, конечно. Сейчас же Новый год. Ты тоже должна, сегодня можно. Приезжай к нам, напьемся вместе!

– Иоанна, я утром перезвоню, – решила я и положила трубку.

Потом начала топить печь. Всего несколько дней прошло, а дом успел промерзнуть насквозь. В таком холоде жить просто нельзя – еще простужу Олю. Покрутилась немного и легла на кровать рядом с малышкой. Она спала крепко и спокойно. Так приятно пахла. Я даже не заметила, как уснула.

– Мама, – разбудила меня Оля своим привычным криком. А раньше она тоже, когда просыпалась, первым делом о маме думала? – Мама, где мама? – спрашивала девочка, рассматривая незнакомую комнату.

– Олечка, доброе утро. Выспалась?

– Выпалась!

Она обняла Гав-гава, и мы еще немного полежали вместе, разглядывая все кругом. Я словно в первый раз увидела хорошо знакомую комнату, и то, что я увидела, мне не понравилось.

– Знаешь, Оля, а давай устроим с тобой сегодня день уборки? Наведем тут немножко порядок, а потом ты выберешь себе комнату. Будешь там жить, пока ты в гостях у тети. Знаешь, сколько здесь комнат? Можешь выбрать себе одну, и мы сложим там твои вещи. – Я рассказывала все это скорее себе, чем Оле, но мне казалось, что девочка внимательно меня слушает. – Сможешь тогда там спать, если захочешь, необязательно здесь. Мы туда твои вещи перенесем. Ты же знаешь, что какое-то время тебе придется побыть здесь, со мной, пока бабушка не выздоровеет и тебя не заберет.

– Баба?

– Да, поедешь к бабушке. Хочешь?

– Где баба?

– Бабушка сейчас болеет. Но мы к ней поедем, как только она выздоровеет. Ты кушать хочешь? Кашку сварить?

– Не, мама, – ответила Оля.

«Ну конечно, тебя лишь это волнует, только вот где та мама?» – подумала я.

– Милая, мамы нет. Мама на небе. Где тут мамина фотография? Пойдем поищем. – Я начала копаться в чемодане с Олиными вещами. – О, вот она. Посмотри! Это мама, а это папа.

– Мама!

– Хм… где же мы ее поставим? Нам нужно хорошее место, чтобы мама все время на тебя смотрела. Может, тут, на холодильнике?

– Ага, тут, – одобрила Оля.

– Вот так! Ну что, давай завтракать?

– Мама!

– Ты всегда такая упрямая? – спросила я и ответила сама себе: – Конечно, но к тете тебе все равно придется привыкать.

– Тетя?

– Да, чего тебе? – О, что-то новенькое.

– Тетя.

– Да, тетя сейчас сварит тебе кашку.

Перед завтраком я решила переодеть Олю. Сняла с нее пижамку, и у меня дух перехватило.

– Господи, что это! – завопила я в ужасе. Оля была покрыта пятнами. Животик, спина, ножки – все в красной сыпи.

– Хорошо тетка о тебе позаботилась! Ведь вчера утром ничего такого не было. Что это, а? – спрашивала я Олю, которая стояла передо мной и сама с интересом рассматривала свой животик. – Может, аллергия? Оля, а у тебя есть на что-нибудь аллергия?

В ответ – тишина. А чего я ожидала? Что ребенок мне сейчас предоставит список продуктов? Вдруг это какая-нибудь тяжелая аллергическая реакция? Холера, ну почему Магда мне ничего не сказала! Пора звонить Иоанне!

Я бросилась к телефону. Прижимая плечом трубку, продолжала переодевать Олю.

– Алло, – услышала я в трубке заспанный голос.

– Привет, это я, Анна!

– Боже, ты вообще знаешь, который час?

– Нет, ты мне скажи.

– Семь! Семь часов утра. А у меня сегодня отгул.

– Извини, но мне нужна твоя помощь.

– С каких пор ты просишь о помощи? – спросила она. Видимо, еще не протрезвела после вчерашнего.

– Не я, у меня тут маленький трехлетний ребенок. Несколько дней тому назад ее родители погибли в аварии, и я сейчас должна за ней присматривать. Я вообще не представляю себе, что мне с ней делать. Она вся в сыпи. Я не знаю, что ей можно кушать. Может, это тяжелая аллергия или она заболела, а я ничего о ней не знаю. – Я выпалила все это на едином дыхании, не давая Иоанне возможности меня перебить.

– А я-то думала, что вчера это был сон или дурная шутка.

– Это не шутка дурная. Это я опекунша дурная. В общем, она мне описала полкровати, не хочет кушать и вся в сыпи.

– Анна, а откуда вообще этот ребенок взялся? – спросила Иоанна с сомнением в голосе.

– Даже не знаю… Приполз?

– А вот это и правда дурная шутка.

Все это время я боролась с Олей, которая, сидя у меня на коленях, пыталась вырвать трубку, или засунуть сразу все пальцы в диск, или хотя бы нажать на рычаг телефона.

– Оля, перестань, – сказала я девочке. – Поверь, не мой. – Это уже Иоанне. – Но и не краденый. Это внучка Магды. Ася, прошу, приезжай, прежде чем я как-то наврежу этой малышке.

– А где Магда? – спросила Иоанна. Она еще не знала, что таких вопросов лучше не задавать.

– В кардиологии, с обширным инфарктом, – ответила я вполне спокойно.

– Вот черт! Больше вопросов нет. Через полчаса буду. Выдержите?

– А куда мы денемся. Выдержим.

Я положила трубку, а Оля тут же ее схватила и приложила к уху.

– Ало, ало, мама?

– Оля, положи трубку.

– Мама, иди к Оле завта?

– Оля, с кем ты разговариваешь?

– А, Оля, мама боля и в небе у Бози?

Оля разговаривала с мамой на небесах, вот придумала. Я не знала, что мне делать. Забрать у нее трубку или нет? Объяснить, что глупо звонить по молчащему телефону маме, которая умерла? Что вообще малышка понимает из того, что ей или при ней говорят?

– Баба тозе боля, в бонице. Ага! Ало! Ага! Да, да, – продолжала Оля свой воображаемый разговор.

Что мне делать? У меня в голове все перемешалось. К счастью, прежде чем я на что-то решилась, Оля положила трубку на рычаг и радостно заявила:

– Мама люби Оля и иде завта!

Ну конечно! Надеюсь, что ты, девочка, не знаешь, что значит «завтра».

– Конечно, милая, мама тебя любит.

– Ам, ам.

– Ты хочешь кушать? – спросила я.

– Ага!

– Супер! – завопила я от искренней радости. Вроде мелочь, а сколько счастья.

По дороге в кухню взглянула на часы. Семь двадцать пять. Как давно мы с Олей проснулись? Час назад? Сорок пять минут? Я уже так устала, а еще весь день впереди. По дороге в кухню я уже пыхтела, как паровоз. Как люди умудряются растить детей? Все время с ними. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и триста шестьдесят пять дней в году. А у некоторых ведь двое, трое или, не дай Бог, еще больше. Следующие два месяца станут долгими, как вечность.

Сколько часов в двух месяцах?..

– Кася! – Оля вернула меня на кухню.

– Да, да, уже варю.

– Кася! – то был уже крик.

– Олька, сейчас все будет готово. – Я пыталась успокоиться, но руки дрожали, и я рассыпала кашу по столешнице.

– Оля гоодная! Кася! – завопила она, и ее ротик изогнулся идеальной подковкой.

– Быстрее я ее сделать не смогу!

Сняла чайник с горелки, руки нервно тряслись, и, естественно, я облилась кипятком.

– Вот холера! Олька! Перестань меня подгонять! – закричала я и сунула покрасневшие пальцы под холодную воду.

– Олеля! – выкрикнула Оля и швырнула собачку на пол, а потом сама повалилась туда же и начала вопить. Она не плакала, только вопила.

Я оцепенела. Она никогда так со своим Гав-гавом не обращалась, и еще эти вопли на полу. Что это такое? Она же не спотыкалась, я сама видела. Я стояла, оцепенев, вода продолжала литься из крана, каша превратилась в один сплошной ком, а соплячка просто лежала на полу и выла.

Я собрала все физические и душевные силы, какие только остались, и подошла к Оле. Подняла малышку с пола, вместе с оскорбленным Гав-гавом, и попыталась успокоить и обнять ее, но та вырвалась, выхватила у меня песика, опять швырнула на пол, сама повалилась вслед за ним и продолжила выть. Она была такая сердитая и злая. Я не знала, что делать. Отвернулась и начала искать в холодильнике что-нибудь на завтрак. Потом переступила через нее, села за стол и откусила кусочек.

Вопли немного стихли. Я заметила, что она на меня поглядывает. Как только наши глаза встречались, она отворачивалась и начинала выть громче.

– Может, хватит уже? – спросила я безразличным голосом.

– У-у-у-у, – это «у» только усиливалось.

– Ясно, значит, еще нет. Мммм… какой вкусный бутербродик, – промурлыкала я, заметив краем глаза, что малышка за мной наблюдает.

Медленно я доела завтрак, хотя еда стала поперек горла. Сложила посуду в мойку, не спеша подошла к Оле и села рядом. Решила подождать. Через пару минут, которые показались мне вечностью, раздался звонок в дверь.

– Уже поздно! – крикнула я.

Опять позвонили. Я пошла открывать Иоанне.

– Уже поздно, – повторила, открывая двери.

– Для чего? – Иоанна даже не пыталась скрыть удивления. – Где ребенок?

– Мы сейчас в процессе завтрака, – объяснила я, направляясь в кухню.

Аська пошла за мной, она никогда не обращала внимания на этикет и не нуждалась в приглашениях.

– Ого, какой свинарник, – воскликнула она восторженно.

– Оля, сядь вот сюда, – сказала я, показывая на стул. Теперь из-за стола были видны только огромные серые глаза.

– Привет, Оля, – поздоровалась Иоанна. – Можно сесть вот тут, рядом с тобой? – Такого голоса у нее я еще никогда не слышала. – Ты уже позавтракала?

– Не, – ответила девочка, глядя на край стола перед собой.

– А что будешь кушать?

– Касю.

– Отлично! Можно с тобой? – спросила она.

– Ага!

– И мне каши, – крикнула Аська.

Я с интересом посмотрела на нее.

– Ты серьезно? – переспросила, чтобы убедиться.

– Конечно. Мы с ней сейчас поедим кашку. Тетя Аня покормит Олю, а тетя Ася сама все съест, – ответила она с усмешкой, заговорщически подмигивая девчонке.

– Ага, – несмело согласилась Оля и улыбнулась.

– Две порции каши. Будет сделано, – подхватила я Аськин тон. – Молочно-рисовая с клубникой или рисово-клубничная с молоком?

– Клубничная, – радостно завопила Иоанна.

– Кубиняя, – повторила Оля.

– Иоанна, может, ты сначала на ту сыпь посмотришь? – напомнила себе и ей. – Вдруг у Оли аллергия на кашу?

– Да ну ее, эту сыпь, мы каши хотим! – воскликнула Аська. Она явно хотела подорвать теткин авторитет.

– Хоче каси, – отозвалось маленькое эхо из-под стола.

Я поставила две мисочки с кашей на стол.

– Кто первый? – спросила Иоанна.

– Оля! – ответила девочка. Мисочки быстро опустели.

– А у тебя есть какие-нибудь игрушки? – спросила Иоанна у малышки.

– Ага!

– Игрушки в чемодане в моей комнате. Идите туда, а я сейчас тут немного приберу, сделаю кофе и приду к вам, – сказала я.

Услышав «приберу», Аська взглянула на меня, как на сумасшедшую.

– Немного? Да тут целый день понадобится, чтобы «немного прибрать».

– Тетя, – позвала ее Оля из комнаты.

– Иду, иду. – Иоанна побежала.

Я посмотрела по сторонам. Холера, Аська была права. Я вздохнула, сделала кофе и пошла к ним. Они уже рассыпали все игрушки по полу и копались в этой куче, как в сундуке, полном сокровищ. Немного поиграли, а потом Иоанна уселась в кресло, а Оля уже развлекалась сама.

– Мне нужно позвонить, – сказала моя подруга, сделав пару глотков кофе.

– Ты знаешь, где телефон.

Она ушла, вернулась через пару минут и уселась в то самое кресло.

– Сейчас приедет медсестра из отделения, Моника, а после обеда Марианна – она тут уборку сделает.

– Та, которая уже приходила?

– Да, она. Мы должны поговорить, но сами, а тебе нужно отдохнуть.

– Я знала, что ты командовать начнешь, – проворчала я, но на самом деле была ей очень благодарна. Благодарна, что нашелся кто-то, кто думал за меня, контролировал ситуацию, знал, что нужно делать, и делал.

Наконец, в первый раз за эту неделю, я не должна была решать за всех, кто-то решал за меня.

– Ты ужасно выглядишь. Хуже, чем в прошлый раз, когда я тебя видела, – заявила Иоанна.

– Ну, спасибо, подруженька!

– А когда я тебе подружкой стала?

Я не смогла удержать улыбку, откинулась на спинку кресла и наконец расслабилась.

– Осмотришь Олю? – спросила.

– А зачем? Это здоровый, красивый и довольный жизнью ребенок. Не испорти ее.

– Тпру! Тпру! Легко сказать, – вспомнила я присказку из популярного сериала.

– Что?

– Да что ты? У вас телевизора в педиатрии нет?

– Есть, только времени нет его смотреть. У нас все на дежурствах, а не сериалы смотрят, как в гинекологии.

Как мне было хорошо, наконец я почувствовала себя как дома. Ирония, правда, была в том, что я и была у себя дома, вот только не чувствовала себя так хорошо уже несколько месяцев.

– А откуда ты знаешь, что у нее нет аллергии?

– Ищешь, к чему придраться? Дети с аллергией не так выглядят.

– Но ты даже не посмотрела на сыпь!

– А зачем? Чем ты ее купала?

– Я ее не купала, если честно.

– А во что одевала?

– В ее одежду. Я ей что-то купила наспех в магазине.

– Стирала?

– Что?

– Ты постирала ту одежду, прежде чем одеть ребенка?

– Нет.

– Она была в больнице?

– Да, почти три дня.

– Вот тебе и ответ. У ребенка после грязных тряпок и больничного белья сыпь обязательно появится. Даже у тебя появилась бы.

– Я на свете уже пятьдесят пять лет живу, и ни разу сыпи не было.

– Потому что ты толстокожая.

– Может, ей дать что-нибудь?

– Моника привезет из отделения лекарство, выкупает ее и помажет мазью.

– Я сама могу ее выкупать.

– Слушай, спрячь свою гордость в карман. Ты еще не раз будешь ее купать.

– Постой, как только бабка выздоровеет, она к ней переедет…

– Баба? – подхватила Оля.

Иоанна многозначительно посмотрела на меня.

– Ты что, малышня, подслушиваешь? А какие у тебя лошадки красивые! – промурлыкала она, садясь рядом с Олей на ковре.

Приехала Моника. Она оказалась дружелюбной, опрятной женщиной лет сорока, невысокой, статной, с осветленными прядями на голове и ярким макияжем. В общем, тип жены новоиспеченного богача. Но она оказалась отличным профессионалом: Оля сразу ее приняла и без протестов разрешила себя выкупать, помазать мазью, одеть и накормить. Видно было, что медсестра любит детей и свою работу. Я ей сразу позавидовала.

Моника занялась Олей, Марианна домом, а мы с Иоанной забились в какой-то уголок и разговаривали. Наконец хоть какая-то часть этой ноши свалилась у меня с плеч. Пусть не вся, но достаточно, чтобы почувствовать себя лучше.

Уходя, Аська задала мне тот вопрос. Она единственная, кто мог сделать это так легко.

– Слушай, а ты еще пьешь?

– Нет, – соврала я.

– А успокоительные?

– А зачем? К вечеру я уже так устаю, что сразу засыпаю. Да и Оля иногда просыпается по ночам, и я должна ее слышать.

Иоанна посмотрела на меня подозрительно, но отстала. Я на самом деле почти не пила в эти дни.

Прошел праздник Трех Королей, но Магда все еще лежала в больнице. После похорон Малгоси и Павла Роберт занялся ее «переездом» в Варшаву, вроде это было ближе. Оказалось, что ее состояние все-таки осложнилось и пришлось делать шунтирование. Мне никто не сказал, на когда намечена операция и как она себя будет чувствовать потом. Моего мнения никто не спросил, и никому до меня не было дела. Оля потихоньку врастала в мою жизнь.