В этот раз приют произвел на меня еще худшее впечатление, чем несколько месяцев назад. Оля была очень рада меня видеть. Марцинковска позволила пойти к ней в комнату. Малышка показала мне свою кроватку: она была слишком маленькая, как для двухлетнего ребенка, ободранная, а в бортиках не хватало перекладин. Рядом стояло еще пять похожих кроваток. В комнатке было так тесно, что взрослый человек протискивался с трудом. Все детские вещи лежали в сумках и пакетах под кроватями или на подоконниках. Кроме кроватей и столика с двумя стульями, в комнате больше ничего не было. Хотя больше здесь ничего и не поместилось бы.

– Пани доктор, мы имеем право пускать посетителей только по решению суда. Пожалуйста, как можно быстрее получите разрешение на посещение Оли. А то у нас могут появиться проблемы, – сказала Марцинковска, когда я пришла к ней в кабинет на кофе.

– Хорошо, прямо завтра этим и займусь, – пообещала я и на мгновение умолкла. Кофе был вкусный, крепкий, по-турецки, с гущей. Очень сладкий – так как я любила. – Вы должны знать, что я даже не представляю себе, как оформить опеку над Олей. Я все время провела с ней в больнице, а сейчас буду приезжать сюда. У меня нет на это времени. Я наняла адвоката, но не знаю, справится ли он с этим делом.

– Мы тут много адвокатов видели. Знаете, у них никогда не будет такой мотивации, как у родных или близких. Я еще не встречалась с адвокатом, который бы по-настоящему переживал за детей.

– Вы о них не самого высокого мнения, – отметила я с улыбкой. – Но я понимаю, о чем вы.

– Пани доктор, прошу вас, займитесь этим делом сами, а мы постараемся позаботиться об Оле.

– Я не сомневаюсь. Вот только знаете, я Олю уже столько раз подводила, а сейчас пообещала, что буду к ней приезжать.

– Это ваше решение, но прошу вас подумать о том, что сейчас важнее. Ведь мы говорим о ее будущем.

– Чертовски хороший вопрос!

Я чувствовала себя такой старой. Слишком старой, чтобы сражаться. Может, Оля побудет тут, подумала я. Буду к ней приезжать, а потом все само решится. Потом я пошла к ней, а она прижалась ко мне, сказала «мой» и «люблю», посмотрела мне прямо в глаза и… На следующий день, прямо с утра, поехали мы с моим молодым защитником сражаться за Олю.

Начали мы с кураторши. Вот только от нее уже почти ничего не зависело. Разрешение на посещение Оли мог выдать только судья, но она написала свои замечания, как и обещала, и мы приложили их к нашим бумагам. Мы пошли к судье и прождали его целых два часа. Мой молодой адвокат сильно нервничал, потому что у него была назначена встреча в каком-то другом месте, и все время бегал к телефону. Оказалось, что у судьи Карвенского было очень трудное слушание, он устал, и нас попросили прийти на следующий день. Я высказала пани из канцелярии все, что думаю по этому поводу, и нас наконец пригласили в кабинет.

– Что у вас за дело, что не могло до утра подождать? – холодно спросил нас судья Карвенский, лысоватый и полный мужчина лет пятидесяти. Судя по всему, он был не в духе, и я сразу поняла, что не стоило настаивать на встрече. Уже стало ясно, что сейчас мы ничего не решим.

– Ваша честь, моя клиентка, пани Слабковска…

– Знаю я вашу клиентку! И дело, по которому вы пришли. Прошу вас оставить заявление в канцелярии, и оно будет рассмотрено в ближайшее время.

– А когда? – спросила я несмело.

– В ближайшее время, – повторил судья тоном, не терпящим возражений. – До свидания! – сказал он и вышел из кабинета, не оставив нам ни малейшего шанса на протест.

Я сидела, просто раздавленная. Теперь я понимала, через что мне предстоит пройти в ближайшие недели.

– Еще несколько недель придется так ходить… – сказала я вслух.

– Даже месяцев. Я же предупреждал.

– А есть какой-то другой способ?

– Боюсь, что нет. У судов свой график. Кроме того, недавно были внесены изменения в Семейный кодекс, и никто не знает, как эта система будет работать. Так что сейчас все в замешательстве.

– Да мне все это до одного места! – рявкнула я вдруг. Мой вопль привлек внимание секретарши.

– Могу я вам еще чем-то помочь? – спросила она официальным тоном, входя в кабинет.

– Нет, спасибо, – ответил мой, прости господи, адвокат и вытащил меня в коридор за локоть, болезненно выкрутив руку. – Тихо, помолчите… – шептал он мне.

Я вернулась домой в отчаянии. Забрала собаку и почувствовала, что мне надо напиться. Попробовала отвлечься, заняться чем-то другим, но не помогало. Наконец я схватила трубку и нашла в блокноте номер телефона, который мне дали на крайний случай. Сейчас он как раз и наступил.

– Мне надо выпить! Прямо сейчас! Иначе с ума сойду.

– Я еду. Пожалуйста, дождитесь меня. А пока примите душ, – сказала мне пани Рената.

Приехала она быстро, я еще не вышла из ванной, нашпиговала меня лекарствами и посидела со мной до вечера. Я пошла спать, а утром отвела псину к соседям, села в свою машину и поехала в Торунь. Играла с моей малышкой, помогала воспитателям с другими детьми, кормила, развлекала их, водила в туалет, а вечером читала сказки малышне из Олиной комнаты. Потом мне сказали, что я проведываю девочку слишком часто и у меня все еще нет разрешения суда. Попросили, чтобы я пока не приезжала. В полночь я вернулась домой, проехав без прав на своем стареньком «ниссане» почти семьдесят километров, и, не раздеваясь, упала в кровать. Обычный день пожилой пани!..

Следующие два дня я провела в постели – умудрилась подцепить грипп, наверное, от переутомления. Целую неделю я не ездила к Оле. Попросила Басю, и она пару раз ее проведала. Меня ужасно мучила совесть, но, во-первых, сил у меня все равно не было, а во-вторых, с кашлем и насморком появляться в доме, где полно маленьких детей, – это уже перебор. Когда температура упала, я села в машину и поехала в суд узнать, как там у нас дела. Рождество приближалось очень быстро, а с ним и первая годовщина смерти Госи и Павла. В суде мне сказали, что мой адвокат составил все нужные заявления и теперь надо ждать, когда их рассмотрят.

– А сколько ждать? – спросила я у грустной пани в кабинете с табличкой «Канцелярия».

– Не знаю, судья сейчас очень занят.

– А у нас что, только один судья? – Я уже не смогла скрыть раздражения.

– Нет, у нас их трое, но только один занимается семейными делами. Пожалуйста, будьте терпеливы, другие тоже ждут своей очереди, – сказала секретарша официальным тоном.

– Я понимаю, – ответила я язвительно. – Но раз уж пан судья так занят и вы так заняты, то посоветуйте мне кого-то компетентного, с кем я могу сейчас поговорить. С тем, кто скажет мне, как ускорить рассмотрение дела.

– Боюсь, что сейчас вам никто не поможет. Вы не понимаете, как здесь все устроено!

– Да понимаю! Судья целую неделю не может мое заявление прочитать!

– А как вы думаете, сколько таких заявлений нам приносят каждый день? Мы их едва принимать успеваем. У нас длинная очередь. Судья займется вашим делом, когда придет ваш черед.

– Но вы не понимаете…

– Я все понимаю! – жестко перебила она меня и посмотрела из-под очков, как учитель на непослушного ученика. – Прошу вас быть терпеливой, мы свяжемся с вашим адвокатом.

Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, но в последний момент сдержалась. Раз один судья из трех всем занимается, то, значит, эта пани тоже тут все знает. «Ага, так ты здесь главная!» – подумала я. И внимательно рассмотрела ее.

Обычная серая мышь лет пятидесяти. Седые корни волос, большие очки с толстыми стеклами, усы и несколько волосков на подбородке. Казалось, она тут корни пустила. Вросла в этот письменный стол, в эту комнату, и они стали ее частью. Сидит в канцелярии дольше, чем те юристы, таблички с именами которых висят в коридоре. Я решила сменить тактику.

– Да, конечно. Может, мне завтра зайти, вдруг уже что-нибудь прояснится? Можно прийти завтра?

– Если хотите.

На следующий день я приехала с кофе, шоколадками и коньяком. На табличке прочитала: «Магистр Кристина Мручковска, канцелярия».

– Добрый день, пани магистр. Я пришла спросить, нет ли каких новостей по моему делу? – мило улыбнувшись, сказала я.

Секретарша покосилась на меня подозрительно.

– Нет, пока никаких новостей. У судьи Карвенского вчера не было времени на документы, – пробормотала она, и прозвучало это как «убирайся».

– Боже, как жаль! – сладенько промурлыкала я.

Этот цирк стоил мне огромных усилий, в душе все кипело. Я говорила, набрав полную грудь воздуха. Но мне очень хотелось, чтобы Оля провела праздники дома, потому я продолжала.

– Скоро праздники, – начала я, стоя рядом с ее столом.

Она не ответила – делала вид, что меня здесь нет. А я уселась на стуле под стеночкой и продолжала гнуть свою линию.

– Знаете, пани Кристина, уже год как у Оли, эта та девочка, которая у меня жила и которую в приют забрали… так вот уже год прошел с тех пор, как ее родители в аварии погибли. Ужасный был тогда день. Шел дождь со снегом, все покрылось льдом. Они с фурой столкнулись. – Я театрально вздохнула. – Бедный ребенок за один день остался полной сиротой. Одна на свете!

Я болтала и сама себе удивлялась, что так вошла в роль. Пани Кристина на меня по-прежнему не смотрела, но писала немного медленнее и перелистывала страницы уже не так энергично, как пару минут назад. Да, она слушала меня.

– Бедняжка, у нее и праздников в том году не было, потому что ее бабушка попала в больницу с инфарктом… – Тут я сделала театральную паузу. – Простите, я вас, наверное, отвлекаю своей болтовней, у вас столько дел. А я тут расселась, как у себя дома, – говорила я, чтобы дать ей время осмыслить мои слова. – Пойду я, наверное. Скоро праздники, приду после них. Может, судья даст разрешение на посещение приюта, я бы тогда хоть Новый год с моей Олей провела. Бедная сиротка! – Я решила рискнуть. – Я же совсем забыла! Пани Кристина, у меня для вас подарочек к Рождеству! Тут вам, наверное, даже кофе не купят. С праздником! – грустно сказала я, тяжело, со стоном поднимаясь со стула. Стон был самый настоящий. Потом я протянула секретарше пакет. Она немного помедлила, но все же взяла его и засунула под стол.

– Спасибо, – ответила тихо, без прежнего льда в голосе.

– До свидания, – сказала ей, поворачиваясь к двери.

– Подождите, – крикнула она мне вслед. – А как зовут вашу девочку?

– Оля! Александра Урбаник!

– А адвоката?

– Ярослав Вебельский. Заявление было составлено на прошлой неделе.

Пани Кристина встала из-за стола и подошла к маленькому столику под окном, на котором были навалены бумаги и папки. Немного там покопалась, подошла ко мне с одной из папок и вытащила наше исковое заявление.

– Да, это наше! – искренне обрадовалась я.

– Давайте посмотрим. Присядьте на минутку.

Она долго читала бумаги, составленные Яреком. Я тихо сидела на краешке стула.

– Хорошо, пани доктор… – начала она.

– А вы меня знаете? – спросила удивленно.

– Конечно. Вы же у меня роды принимали, – сказала она уже более доброжелательно. – Но вернемся к нашим документам, нужно тут кое-что подправить. Подойдите, пожалуйста. Здесь должно быть два разных дела. Вопрос с посещением можно будет решить быстро, а вот что касается опеки над ребенком, то это дело будет решаться в суде и документы необходимо оформить по-другому.

Она проверила наши заявления: добавила что надо, кое-что вычеркнула. Потом на отдельном листочке написала, какие документы необходимо будет приложить, и все отдала мне.

– Пожалуйста, исправьте все и принесите завтра к двум. У судьи как раз закончатся слушания, и я смогу ему подсунуть ваше заявление в первую очередь. Заодно подготовлю решение о посещении ребенка. Надеюсь, до праздников он его подпишет и вы сможете провести их с малышкой.

– Огромное вам спасибо! – поблагодарила я и вышла.

Я была полна надежды и очень гордилась собой, когда шла на встречу с пани Ренатой. Там моя радость быстро увяла, потому что психиатр настояла, чтобы я наконец поговорила с сестрой.

– Вот зараза! Черт ее побери! Сама знаю, что делать, и никто мне не будет указывать! – ворчала я себе под нос, когда ехала домой.

В последнее время я делала большой круг, километров пять, когда возвращалась домой, для того чтобы объехать тот злополучный поворот. К сожалению, в тот день они стояли в другом месте. Разговор у нас вышел неприятный, но, к счастью, короткий. Они забрали у меня документы на машину и хотели отбуксировать мой «ниссан» на штрафплощадку, но я уговорила их. Мальчик в полицейском мундире отвез меня домой.

– А как вас зовут, а то у меня такое ощущение, что я вас уже сто лет знаю.

– Ян Ковальский, – ответил он серьезно.

– Ого, знаменитая фамилия! Вы не родственники?

– К сожалению, нет, – ответил он с улыбкой.

Когда мы приехали, Муха, стоявшая под забором, исполнила радостный танец. Видимо, опять от Баси сбежала. Она теперь все время сбегала и ждала меня у ворот.

– Идиотка ты! Ведь зима сейчас, замерзнешь здесь насмерть. Я же тебя все равно домой заберу, – пыталась я убеждать собаку.

Позвонила Яреку и объяснила, как исправить документы. Он, конечно, повозмущался немного, но я была уверена, что пани Кристина лучше знает, как должны выглядеть эти заявления. Мы договорились встретиться в суде завтра около двенадцати.

Я приготовила обед, в первый раз за много дней – обычно меня Бася кормила. Вытерла пыль, сменила постельное белье, навела порядок на кухне, даже Муху вычесала. Все делала, только бы отсрочить разговор с Магдой. Наконец, пришло время ей позвонить.

– Аня! Нам кураторша звонила! Что происходит? Они хотели Олю к нам привезти! Что случилось? Они сказали, что если мы ее не заберем, то ее в приют отправят. Ты же о ней обещала заботиться! Где Оля? Что с ней?

– Магда, успокойся! Слишком много вопросов. С Олей все в порядке. Она сейчас в Торуне. Я ее каждый день проведывала, а сейчас немного приболела…

– Подожди! – перебила она меня. – Так Оля сейчас не у тебя?

– Она в приюте. Вам же звонили, спрашивали, а вы отказались ее забрать.

– Так ведь Оля должна была у тебя жить! Как она в приюте оказалась? Ты ее отдала? – вопила Магда. – Да как ты могла! Тебе ничего нельзя доверить! Что ты там делала? Водку пила? – Она уже начала задыхаться.

– Магда, пожалуйста, перестань кричать, – спокойно ответила я. Пани Рената подготовила меня к этому разговору, я еще и таблеток напилась, потому не дала себя спровоцировать. – Давай поговорим спокойно.

– Как ты могла? Боже, как у меня сердце болит! Праздники начинаются, а Оля в приюте!

– Магда, – мне удалось вставить слово, пока она набирала воздуха, – я перезвоню, когда ты успокоишься. – Я положила трубку, хотя из нее все еще раздавались вопли моей сестры. Через два часа зазвонил телефон. Я уже почти спала. Это был Роберт.

– Как там моя сестричка себя чувствует? – спросила я ехидно, хотя меня это совсем не интересовало.

– Спит. Выпила какие-то лекарства, успокоилась и спит. Она сильно разнервничалась и плакала после вашего разговора.

– Не верю я ее слезам, – проворчала я себе под нос.

– Аня, что вообще происходит?

Я вздохнула и описала ему ситуацию. Заверила его, что делаю все, что могу, чтобы Оля побыстрее вернулась домой.

– Звони, если нужна будет наша помощь.

– Конечно, – ответила я скептически.

Но я не верила, что смогу им позвонить, если мне понадобится помощь, и не верила, что они помогут.