Я села за стол. Было уже поздно. Поздно было что-то делать или куда-то ехать. Позвонила в педиатрию. Олю еще к ним не доставили, но из комиссариата сообщили, что привезут на ночь четырехлетнего ребенка. Я позвонила Иоанне. Она пообещала зайти к Оле вечером и сказать, что утром я к ней приеду. Потом я позвонила пани Ренате. Она разрешила мне увеличить дозу снотворного. Утром я встала, оделась, умылась, села за руль и поехала в больницу. Оля так обрадовалась, когда меня увидела, и, как обычно, прижалась ко мне.

– Тетя! Мой!

– Моя Оля!

Я просидела с ней до самого вечера. Оставила ее только на час, чтобы поговорить с моим психиатром. Назавтра я привезла малышке игрушки и книжки, и мы снова провели весь день вместе. Оля спрашивала, почему она в больнице, ведь она совсем здоровая. Я не смогла ей ничего объяснить – просто не знала, что сказать. Не представляла себе, как подготовить бедняжку к тому, что скоро ее отсюда увезут и она снова потеряет дом.

После обеда, когда малышка уснула, я пошла к Иоанне на чай.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила она.

– Понятия не имею, Аська. Не представляю себе, как такие вопросы решаются!

– А чего ты хочешь? Знаешь?

– Знаю. Хочу забрать Олю домой и впредь оградить себя и ее от подобных ситуаций.

– Знаешь, муж моей Дороты юрист. Правда, он еще совсем молодой и только учится, но, наверное, что-то может посоветовать.

– Так давай его сюда.

– Они на выходные ко мне приедут, и я его к тебе пришлю.

– На выходные! Так это через четыре дня. А что мне сейчас делать?

– Сейчас сидите здесь. Я попытаюсь придумать Оле какую-нибудь болезнь и задержать ее хоть ненадолго. – Она улыбнулась мне над кружкой с кофе. – Больного ребенка никто в приют не заберет!

– Да ты просто ангел!

– Знаю!

Иоанна продержала у себя Олю еще неделю. Каждый день я к ней приезжала, сидела у нее с утра до вечера. Чувствовала себя такой уставшей – ведь мне уже исполнилось пятьдесят шесть и я ощущала свой возраст каждой клеточкой тела.

– Не приезжай завтра, отдохни хоть один день, – настаивала Иоанна.

– Отдохну, когда ее в Торунь заберут, – ответила я.

Приходила и рыжая обезьяна из опеки. Почти каждый день. Сначала мы были настроены враждебно. Ей не нравилось, что я сижу у Оли, но я-то знала, что нет такого закона, который запрещает мне проведывать ребенка в больнице. К тому же я подозревала, что посещать ее в приюте мне будет намного труднее. После двух-трех встреч мы с Пиорковской обе немного успокоились и смогли поговорить искренне.

– Я действительно переживаю об этих детях. Сердце кровью обливается, когда вижу, в каких условиях они живут или как их обижают их собственные родители. Даже в такой глуши, как наша, я такое повидала, что вам и не снилось, – сказала она мне.

– Я на самом деле хочу, чтобы у этого ребенка был нормальный дом. Оля ко мне случайно попала. Я сначала вообще не знала, что с ней делать, растерялась просто ужасно и мечтала поскорее от нее избавиться, – рассказывала я этой чужой женщине. – Моя жизнь меня вполне устраивала. Именно так я хотела провести старость. А потом я поняла, что эта маленькая девочка стала моей жизнью и свою старость я хочу провести рядом с ней.

– Вы еще не такая старая! Мне почти сорок, а я считаю, что вся жизнь еще впереди!

– Никогда бы не подумала, что вы позитивный человек.

– Никогда бы не подумала, что вы так привяжетесь к этому ребенку! У меня уже сложилось о вас определенное мнение, но то, что я увидела сейчас, в больнице, все меняет.

– Как говорится в старой пословице: век живи, век учись, – ответила я с улыбкой.

Два раза я встречалась с зятем Иоанны, Яреком. В первый раз описала ему ситуацию, а во второй раз он мне сказал, что шансов у меня нет.

– Тебе понадобилось целых три дня, чтобы это выяснить! – наорала я на ни в чем не повинного парня.

Видно же было, что у него еще опыта никакого нет, но сейчас он был моей единственной надеждой хоть что-то сделать. Целыми днями я сидела с Олей – поэтому куда-то бегать, что-то выяснять у меня времени не было.

Оля нормально себя чувствовала в больнице. Даже есть лучше стала. Иоанне пришлось ее выписать. Кураторша пообещала похлопотать, чтобы мне разрешили проведывать малышку в приюте. Я узнала, что дочка Марцинковской, Мажена, все еще там работает. Пришел последний день Олиного пребывания в больнице. Вечером после обеда я наконец решилась с ней поговорить.

– Оля, ты уже здорова и завтра уедешь из больницы.

– Оля здоловая! Домой! К Мухе! – завопила малышка радостно.

– Нет, дорогая, к сожалению, нет.

– Не? – спросила Оля, ее глазки округлились, а губки скривились в недовольной гримаске.

– Оля, нам надо поговорить… – начала я переговоры, а через мгновение заметила, что девочка уже отвлеклась на что-то. – Оля, пожалуйста, послушай меня! Завтра тебя отвезут в другое место, и ты там поживешь немножко.

– Оля домой!

– Оля, нет, не домой. Ты поедешь в другое место.

– Куда Оля?

– Поедешь в такое место, где живет много других деток. Там у тебя будет много друзей. Как в садике, только там ты будешь ночевать, – пробовала я объяснить Оле, но малышка опять отвлеклась. Искала что-то под кроваткой. – Оля, пожалуйста, посмотри на меня! – Я взяла ее за руку и потянула к себе.

– Оля, помни, я приеду и заберу тебя оттуда!

– К деткам? Хочу к деткам!

– Да, Олечка. Ты будешь там играть с детками. А я буду приезжать к тебе часто-часто, как только смогу! Обещаю!

– Тетя тоже живет с детками?

– Нет, Оля, я не смогу там жить, потому что это специальный дом для детей. Взрослые могут только приезжать в гости. Вот и я к тебе буду приезжать, – выдумывала я на ходу.

– Всегда?

– Как только смогу. Побудешь там немного, а потом я тебя заберу. Это будут такие каникулы.

– А что такое каникулы?

– Это когда детки уезжают из дома, живут с другими детками и с ними играют. Оля, помни, я буду к тебе приезжать и обязательно тебя оттуда заберу. Хорошо?

– Хорошо!

– Иди, обними свою старую тетку! – сказала я, протягивая к ней руки.

Она залезла на колени и прижалась ко мне.

– Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, птичка моя.

Мы сидели в обнимку, пока она не заснула. Уходила я из больницы уже после десяти вечера, ужасно уставшая. И угораздило же меня наткнуться в коридоре на моего знакомого мальчишку-полицейского.

– Добрый вечер, пани доктор. Вашу машину трудно не узнать. Может, все-таки продадите ее?

– Нет, я же говорила, что пока не планирую. Она мне сейчас нужна.

– Пани доктор, – сказал он заговорщическим тоном и отвел меня в сторону, взяв за локоть. – Мне надо вам кое-что сказать. Наш комиссар узнал, что вы все равно ездите на машине.

– А что мне делать? Я же говорила, что мне без машины не обойтись. Как мне из того проклятого села добираться?

– Пани доктор, это может плохо закончиться. Комиссар не будет долго закрывать глаза на ваши поездки. Времена изменились, еще кто-нибудь начальству донесет.

– А что он еще может сделать? Права забрать? Машину? Оштрафовать на деньги, которых у меня нет? В тюрьму посадить?

– Может, конечно, может.

– Да я шутила.

– А я нет. Пожалуйста, не усугубляйте своего положения. Пожалуйста, продайте вашу машину. Послушайте моего совета.

– Вы что, шантажируете меня? – рявкнула я и, не прощаясь, вылетела из больницы.

Мне было очень плохо. Все тело ломило, кружилась голова, и болела спина. Рано утром я позвонила Пиорковской, и она подтвердила, что повезет Олю в Торунь. Потом позвонила Марцинковской. Разговор с ней получился трудным.

– Пани Мажена, к вам сегодня мою подопечную привезут, Олю Урбаник. Ей четыре. Ее родители год назад погибли в аварии.

– А где она находилась весь этот год?

– У меня жила.

– А почему ее к нам привезут?

– Это длинная история.

– А кто ее официальный опекун?

– У нее нет опекуна.

– Почему? За целый год вы так и не оформили опекунство? Почему?

Мне показалось, что вопросов было слишком много, но ссориться с ней я сейчас не могла. Наоборот, сейчас нужна была ее помощь. От злости слюна наполнила рот, и я ее сглотнула.

– Это тоже длинная история.

– Вы к нам приезжали несколько месяцев назад. Это из-за вашей подопечной?

– Да, пани Мажена, но сейчас я не могу разговаривать. Завтра утром приеду проведать Олю и тогда отвечу на все ваши вопросы.

В тот же день я еще позвонила Яреку.

– Ну что, ты узнал что-нибудь?

– Я виделся с судьей, который подписал распоряжение о помещении Оли в приют. Он человек серьезный и разумный.

– Ну? И когда ее можно будет забрать?

– Все не так просто.

– Ладно, – ответила я, пытаясь держать себя в руках. В тот день у меня не было сил на то, чтобы злиться. – Что мы должны сделать?

– Надо составить заявление в суд.

– Ну, так давай составим, – сказала я решительно. – И что дальше?

– Дальше будем ждать, когда нам назначат дату рассмотрения.

– Долго ждать?

– Не знаю. Скоро праздники, потом судебные каникулы в январе…

– Ты вообще о чем? – Я начала злиться, когда до меня дошло, что он хочет сказать.

– О сроках, – несмело пробормотал Ярек.

– Ярек! Оля на праздники должна быть дома!

– Но они через три недели!

– Даже через две!

– Но…

– Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Я девять дней спала на табуретке в больнице. Я старая измученная женщина. Мне не нужны сейчас плохие новости. Завтра я еду к Оле, а послезавтра встречаемся у меня, и, надеюсь, ты придумаешь, как вернуть Олю домой до праздников. До свидания.

Я положила трубку и упала в кресло. Целый день я пролежала в нем, тупо глядя в окно или в телевизор, и иногда дремала. Я почти не ела – аппетита не было. Вечером я вдруг поняла, что уже несколько дней не звонила сестре. Я гадала, знают ли они что-нибудь об Оле и о том, что девочка опять лишилась дома. С другой стороны, выслушивать Магдины упреки мне сейчас совсем не хотелось.

– Позвоню ей завтра, честное слово! – сказала я собаке. Мушка посмотрела на меня своими умными глазами. Целый день ходила за мной, как привязанная. Утром я накормила псинку и отвела ее к Басе.

– Я в Торунь поеду, посижу там немного с Олей. Вернусь поздно.

– Может, я с тобой? – спросила Бася с тревогой в голосе.

– Пока не надо, но может случиться так, что я сама не справлюсь, – вот тогда и попрошу вашей помощи.

– Сколько это еще будет длиться?

– Понятия не имею, – сказала я устало и поехала.