15 сентября, суббота
Здесь был Минотавр
Завтракали без настроения.
Жихаря я оставила в машине, и он продрых там, как сурок, до самого утра. Потом явился к Тамаре – извиняться, но та уже знала о наших вчерашних приключениях и была не в духе. Не из-за самоуправства Стаса – к такой его самостоятельности здесь все уже привыкли. Жихарь получил по полной за пьянку и в качестве наказания был лишен самого необходимого – похмелятора. Даже Олег, несмотря на мужскую солидарность, ничего не смог поделать: развел руками и предложил заварить чаю покрепче. Конечно, Жихарь имел полное право развернуться, слинять и начать сеанс исцеления. Но, как я заметила, ему вовсе не хотелось шататься по пивнушкам.
Отчасти потому, что в доме Комаровых царила семейная атмосфера и щучили его тут любя, словно гулящего недоросля. Но отчасти и из-за меня. Значит, я не ошиблась: похмельные мужчины с трудом способны скрыть свои истинные чувства и желания.
Но анализировать перемены в его поведении я пока что не была готова. Тем более что все мои мысли занимало то, что я увидела ночью на развалинах имения. Безголовый призрак существует, или я окончательно слетела с катушек. Вернее, не так: существует нечто, какое-то явление или феномен, который я приняла за привидение в долгополом плаще. С таким объяснением мне, человеку материалистических взглядов, как-то комфортнее. Но пока я не нашла этому логичного объяснения, о призраке лучше помалкивать. И уж тем более не обращать внимания на то, что какой-то там провинциальный мент положил на меня глаз, не спешить делать из этого далеко идущие выводы и пересматривать собственную манеру поведения.
Ладно, с живыми людьми и с этим светом как-нибудь разберемся. Тут бы с покойниками и гостями с того света для начала разобраться…
Ну, а с этим пока что глухо. Бывшая жена Эдуарда Сизого оказалась довольно крепкой особой. Окинула взглядом обнаженный труп, избегая смотреть на то место, которое было прикрыто простыней. Опознала характерное родимое пятно на бедре. И только после того, как ее вывели из морга, охнула и осела на землю. Но и тогда, когда ее привели в чувство, она не смогла рассказать ничего интересного и полезного для следствия. Жили какое-то время вместе, разошлись, дочь вышла замуж, сын в средней руки бизнесе. Были ли у Сизого враги? Кто его знает… Они давно не общались. Подруги, сожительницы? Тоже неизвестно, личная жизнь бывшего супруга женщину не интересовала. Развелись без видимой причины. Прожили вместе двадцать два года, устали. Бывает.
Если прибавить к этому нашу вчерашнюю безрезультатную поездку в Каменец-Подольский, то расследование снова в исходной точке. По способу совершения преступления оба дела надо объединять в одно – и это уже сделано. Но помимо того, что головы Дорошенко и Сизого отрублены топором после того, как их задушили, общего ничего больше нет. Жертва номер один – рецидивист, старый лагерник. Жертва номер два – человек с высшим образованием, журналист с именем, ранее не имевший проблем с законом. Даже эти его делишки с составлением путеводителя по злачным местам не подпадают ни под одну из статей уголовного кодекса и не содержат состава преступления. Мы, правда, не знаем, побывал ли Сизый где-нибудь еще. Что, если кому-то его любопытство в самом деле показалось опасным? Однако, проанализировав такую возможность, Тамара и все еще печальный Стас решили: копать дальше в этом направлении – гнилое дело.
Ну, а я, позавтракав, разработала собственный план действий. Не знаю, имеют ли мои наметки хоть какую-то перспективу, но я должна, по крайней мере, удовлетворить собственное любопытство. Призрак мне не приснился, галлюцинациями я не страдаю. Психотропных средств не употребляю. Я слышала о нем, а потом и увидела своими глазами. Или в Подольске все сплошь слепые и глухие, или сознательно молчат, преднамеренно не желая связывать местную легенду с сегодняшним днем.
Жихарь потоптался еще немного и попросился поспать на кухне. Никто из хозяев не возразил, тем более что, хотя суббота при нынешних обстоятельствах и считалась у здешних правоохранителей рабочим днем, делать все равно было нечего. Никаких версий, никаких предположений. Тамара начала собираться в прокуратуру – катать отписки и перекладывать с места на место бумажки, Олег повел детей в гости к бабушке, а я, оставшись в одиночестве, позвонила Анатолию Бондарю.
– Вам, Лариса, как я вижу, легенда о Безголовом покоя не дает. Зацепило?
– Не то слово. Только полный дурак не увидит тут параллелей. Однако мне кажется, что-то дураков вокруг многовато.
– Например?
– Вы знаете эту историю лучше меня. Я имею в виду не легенду, а реальные события. Каждая из тех трех жертв никак не связана с остальными. Мужчины были разного возраста и принадлежали к различным социальным слоям. Каждого из них, как, в конце концов, любого из нас, могли убить по той или иной конкретной причине. Банковский служащий Боровиков рисковал головой из-за внебрачной связи с Анной Ржеутской. Убийца Гнатюк, пусть это и маловероятно, мог получить свое за совершенные им злодеяния от руки каких-то родственников или друзей загубленной им семьи. Наконец, лавочник, как его…
– Тетерук.
– Ну да, Тетерук. Он – жертва собственного приказчика, которого вынудили взять на себя и все остальные убийства. Но, если проигнорировать все это, остается вопрос. Кто и с какой целью мог сто лет назад жестоко убить в этих местах двух человек, воспользовавшись одним и тем же орудием убийства?
– Трех, – машинально поправил Бондарь.
– Двух! – с нажимом возразила я. – Приказчик – реальный убийца, он сознался в содеянном. Я даже готова допустить, что и способ убийства он избрал исключительно под влиянием циркулировавших в городке слухов о призраке. Есть два нераскрытых убийства. А где два, там и третье. Поэтому приказчик со всеми ухищрениями, на какие только оказался способен, попытался выдать свое преступление за происки потусторонних сил, надеясь, что все будет списано на призрака. И только позже, впав в эйфорию, по дурости не удержал язык на привязи. Все выглядит логично. Того, кто убил влюбленного банковского служащего и беглого каторжника, не нашли тогда, и уж тем более бессмысленно искать его теперь. Я говорю о принципе: сегодня все снова повторяется.
– Я бы попросил, если вас не затруднит, перевести ваши соображения с языка эмоций на более внятный язык.
– Хорошо. На сегодняшний день у нас две жертвы. Законопослушный гражданин и бывший зек. Вот вам первое совпадение. Между собой эти люди не знакомы, следствие в тупике. Можем мы считать это еще одним совпадением? Не хочу вас пугать, но, похоже, назревает еще одно убийство.
Директор музея поправил очки, пожевал губами и некоторое время молча смотрел на меня.
– Скажите, а вы уже успели поделиться этими мыслями с вашей подругой или с этим вашим приятелем из милиции? – неожиданно спросил он.
– Пока нет.
– То есть, вы ждете, пока произойдет еще одно убийство?
– Ничего подобного!
– Тогда объясните, каким образом вы пришли к такому выводу, а главное: почему вы обратились с этим именно ко мне? Если вам что-то известно о готовящемся преступлении, вы должны заявить об этом в прокуратуру, а не в краеведческий музей. Вы же юрист, не мне вас учить таким вещам.
В субботу музей был открыт, даже шла какая-то экскурсия. Старшеклассник, с которым я случайно встретилась взглядом, откровенно скучал – надувал жвачку. Он либо видел местный бивень мамонта не впервые, либо бивни мамонтов его вообще не интересовали. Директора я застала на рабочем месте, но, начав этот разговор, так и не смогла разобраться – отвлекаю ли я его от дел, или все это интересует и тревожит его не меньше, чем меня.
– Юристы имеют дело с фактами, которые можно доказать, подтвердить или опровергнуть. А на каком основании я стану выкладывать перед коллегами подобную версию? Тамара Комарова – моя близкая подруга, но даже она только повертит пальцем у виска, если я начну ей рассказывать о полицейских протоколах столетней давности и о проклятии рода Ржеутских, которое может настичь любого, кто живет в Подольске или приехал сюда по делам. Я уже пыталась рассказать ей легенду о Безголовом. Тамара только отмахнулась – мол, детские страшилки. Приблизительно то же написало полицейское начальство Проскурова в своей резолюции на рапорт следователя. Нет, мои аргументы не годятся даже для тех, кто мне доверяет!
– Ладно, тогда попробуем по-другому. Я в неплохих отношениях с начальником нашей милиции, полковником Яровым. Изложите ваши предположения, а я лично поговорю с ним.
– Этого тем более не следует делать! У меня уже есть печальный опыт общения с Яровым. Знаете, какой окажется реакция? Мало того, что эта киевская профура путается под ногами, сует нос куда не следует и мешает работать, так теперь она еще и какую-то чертовщину сюда приплела, чтобы телевизионщикам было о чем лишний раз языки почесать! Серия убийств в Подольске связана с призраком полковника Ржеутского, понимаешь! Старая легенда ожила и убивает! Ничего себе заголовочки?
Бондарь вздохнул:
– Значит, это я должен вам поверить?
– Я ничего подобного не говорила. Вы рассказали мне жутковатую сказку. Зачем? У вас тоже наверняка возникли определенные подозрения, но в милицию обращаться с этим вы не хотите по той же причине, что и я! Или я ошибаюсь?
– Угадали. В проницательности вам не откажешь, – полушутя признал директор.
– Поэтому выслушать меня и помочь вам сам бог велел, – в тон ему проговорила я.
– Хорошо. Я внимательно слушаю вас.
Я откашлялась, словно перед преподавателем на экзамене.
– Доказать то, что я сейчас скажу, никто никогда не сможет. Но, как мне кажется, в 1907 году в Ржеутовом Яру двое мужчин стали жертвами психопата. Если угодно – маньяка, одержимого преданием о проклятии рода Ржеутских. В это стоит поверить хотя бы потому, что история падения Витольда Ржеутского никогда не афишировалась его потомками и передавалась только из уст в уста. Оттого и имела привкус запретного плода и, соответственно, оказывала заметное влияние на людей с нестойкой психикой.
– Очень интересно. Бездоказательно, но весьма любопытно.
– К этому выводу я пришла из-за случайного выбора жертв в каждом отдельном случае. Согласитесь: проще предположить, что существовал один-единственный свихнувшийся убийца, чем согласиться с тем, что три разных преступника, словно по сговору, действовали совершенно одинаковыми методами. Просто какое-то «Убийство в “Восточном экспрессе”» получается! Читали, надеюсь?
– Я не увлекаюсь старыми детективами. В большинстве они скучные. Фильм, кажется, видел.
– Да бог с ними, с детективами! Я говорю о том, что, скорее всего, первые две жертвы можно записать на счет психопата. А приказчик просто решил воспользоваться этим и прикончил ненавистного хозяина. И не факт, что подобные убийства больше не происходили. Вам просто повезло, что вы наткнулись на документы, уцелевшие после пожара. Согласны?
– Хм, – Бондарь задумчиво потер подбородок. – Кое-какая логика в этом есть. В особенности если речь идет о сгоревшем полицейском архиве. Только, прошу вас, не давайте воли воображению и не начинайте доказывать, что архив сжег маньяк, чтобы скрыть следы своих преступлений. Его сожгли уголовники, выпущенные из местной тюрьмы большевиками. Это факт доказанный и не вызывающий ни малейших сомнений.
– Анатолий, давайте без иронии! – Каким-то шестым чувством я ощутила, что директор музея воспринимает мои слова не так, как этого требует ситуация.
– Все нормально. Меня и самого иногда заносит. Продолжайте, ведь это еще не конец?
– Нет, – кивнула я. – Переходим к дню сегодняшнему. Скольким известна легенда о Безголовом?
– Не возьмусь сказать. О ней упоминается в музейном буклете. Вот прямо в эту минуту с ней может знакомить посетителей наш экскурсовод – ведь это, так сказать, местная изюминка, и в зале, посвященном истории семьи Ржеутских, и я, и наши сотрудники просто обязаны о ней упомянуть. Несколько раз я обращался к этой теме в районной и областной газетах. Наконец, с моих слов ее периодически пересказывают журналисты. Упоминая, конечно, и реальные события – опять же с моих слов. Ведь по роду своей деятельности ваш покорный слуга стал фактически носителем эксклюзивной информации. А если честно, то чем дальше, тем больше мне надоедает мусолить одну и ту же тему. Во всяком случае легенда о Безголовом известна достаточно широко. Вы клоните к тому, что во всех этих событиях замешан очередной сумасшедший?
– Вероятность этого я не отрицаю. Потому что не вижу другой причины, почему двух совершенно разных людей убили одним и тем же способом. И как раз поэтому предполагаю, что кто-то попытается воспользоваться ситуацией, как и сто лет назад, и решить свои собственные проблемы, отрубив кое-кому голову. Есть в этом логика?
Бондарь неторопливо поднялся из-за стола, прошелся по кабинету, потом вернулся обратно и оперся о подоконник.
– Есть. Признаю – есть. Но нужен весьма утонченный преступный ум, чтобы сегодня буквально воспроизвести историю столетней давности. Вернее, нужны два ума: опасно больной и опасно здоровый, как у какого-нибудь корифея преступного мира. Сумасшедший должен проникнуться легендой о Безголовом настолько, чтобы взяться за топор. А хладнокровный и вполне вменяемый преступник должен не только молниеносно среагировать на это и начать, как вы выразились, решать свои проблемы, но и быть, в свою очередь, человеком неподсудным. И знаете почему? – Он оттолкнулся от подоконника и наклонился ко мне, опираясь сжатыми кулаками о столешницу. – Даже среди прирожденных убийц мало найдется таких, кто способен одним ударом отделить голову от мертвого тела. Задушить способны многие. Расчленить – единицы. И вы, юрист, понимаете это не хуже, чем я, историк, далекий от таких вещей. Но, – Бондарь изменил тон и, слегка оттолкнувшись от стола, снова отвернулся к окну, – несмотря на кучу противоречивых суждений, я вполне согласен с вами в одном: с подобными вещами соваться в милицию не стоит. И вы правильно поступили, обратившись ко мне. Надо же когда-то выговориться…
– А вы, как я посмотрю, еще и психолог.
– Ничего сложного в этом нет, – развел руками директор. – Чем я еще могу помочь? Только выслушать вас и признать, что да, именно я выпустил джинна в виде легенды о Безголовом из бутылки…
Сказать или нет? Попросить или промолчать?
– Не сочтите это уж совсем нахальством, но, может, вы проведете лично для меня небольшую экскурсию по развалинам имения Ржеутских?
* * *
Никогда еще я не бывала так близко к этому месту. И только теперь, подойдя вплотную, поняла, как выглядят дома-призраки. В таких местах просто обязана водиться нечистая сила. А тот, кто в нее не верит, поневоле изменит свою точку зрения.
В действительности вблизи заброшенный и полуразрушенный дворец господ Ржеутских вовсе не выглядел замком Дракулы или подобной обителью зла. Пока мы ехали сюда, Бондарь успел коротко рассказать о том, что мощные стены и башни этого сооружения продержались почти до самой войны. В ходе боевых действий артиллерия обеих воюющих сторон основательно разрушила стены, а спустя некоторое время советские пушки, выставленные на прямую наводку, начисто смели башни, где засели немецкие пулеметчики. От некогда цветущего имения остались только стены, обломки кладки и кое-где некое подобие потолочных перекрытий, пробитых во множестве мест и постепенно осыпающихся. Привести в порядок этот остов пытались не раз, но дальше субботников по расчистке территории и вывозу мусора дело так и не пошло.
Тем не менее какая-то непонятная и жутковатая атмосфера окружала это место.
Мы неторопливо обошли руины. Оконные проемы таращились на нас, словно пустые глазницы. Некоторые из них были крест-накрест заколочены почерневшими от времени досками. На других болталась лишь одинокая доска на ржавом гвозде. Поднявшись на цыпочки, я попыталась заглянуть внутрь. Оттуда пахнуло пустотой, каким-то зверьем и общественным туалетом.
– Хотите войти? – поинтересовался из-за моей спины Бондарь.
– Как-то не очень, – поморщилась я.
– Здесь чего только не бывало. Бомжи подночевывают, это само собой. Когда-то, лет пятнадцать назад, милиция целую банду оттуда выкуривала. Помните времена, когда все вокруг стреляли? Эти отморозки взяли обменник в Хмельницком, доехали на машине до Подольска, а тут у них бензин кончился. Тогда они спрятались сюда, под защиту господских стен. Менты их окружили, чуток постреляли, и те сдались. Одна газетка как-то заявила, что здесь место сборища сатанистов. Меня буквально заколебали этими сатанистами – полгода от журналистов отбивался.
– А сатанисты были на самом деле или нет?
– Курицу с отрубленной головой неподалеку кто-то нашел – вот вам и все сатанисты!
И все-таки я решила рискнуть. Попросила Бондаря подсадить меня. Он аккуратно, но крепко взял меня за талию, я подтянулась на руках, оперлась коленом о подоконник и спрыгнула внутрь. Отряхнулась, подняла голову. Потолка не было – надо мной, очерченные прямоугольником стен, ползли серые тучи.
Если я и надеялась что-то обнаружить здесь, то напрасно. Вокруг – раскрошившийся кирпич, щебень, битое стекло. Кто бы ни стоял на обломке стены вчера ночью, следов его присутствия не осталось.
Осмотрелась. Не знаю, что было в этих покоях раньше. Может, спальня для гостей, может – детская, вполне вероятно – будуар. Теперь здесь пустота, а о присутствии людей напоминают только надписи на стенах. Там пацифик, здесь свастика, правда, какая-то перекошенная, обведенная окружностью и жирно перечеркнутая белой линией из баллончика с краской. Естественно, мат, куда ж без него. И любительские порнографические картиночки, и просто рисунки, напоминающие детские упражнения. Среди них выделялся идеально правильной формы задранный ввысь половой член, снизу обрамленный полушариями яичек. На головке пририсованы глаза, нос, полукружие улыбающегося рта, из которого вылетает пузырь с надписью «В атаку!».
Все ясно. Чужие тут не ходят, призраки не водятся.
Продолжая рассматривать граффити, я стояла спиной к щербатой дыре, на месте которой когда-то была дверь. Позади послышался шорох. Оцепенев, я вся превратилась в слух, одновременно убеждая себя, что мне почудилось. Никого здесь нет. Шорох повторился, и это, как ни странно, вывело меня из оцепенения. Медленно повернувшись всем корпусом, я увидела пса с болезненно красными, гноящимися глазами. Пес стоял в дверном проеме и таращился на меня, слегка склонив голову вправо. Я не особенно разбираюсь в породах, но этот пес, явно бродячий, походил на овчарку. Однако его мамаша явно крутила сразу с несколькими злющими дворовыми кобелями, сорвавшимися с цепи.
Пес сделал шаг ко мне.
Я начала приседать, не спуская глаз с животного. Под ногами куча обломков кирпича, моя правая рука уже готовилась схватить первый попавшийся.
Пес глухо зарычал.
Я уже почти сидела, рука нащупала камень.
Пес зарычал громче, а затем коротко и звонко тявкнул.
Я швырнула половинку кирпича прямо в него, не надеясь попасть, а просто пытаясь отпугнуть. Когда пес зашелся лаем, я швырнула еще несколько обломков поменьше и переместилась к стене, находившейся слева от меня. Или я раньше просто не заметила этот обрезок арматуры, лежащий среди щебня у стены, или у меня внезапно открылся третий глаз – кто знает. Пес продолжал гулко лаять, однако оставался на прежнем месте, снаружи что-то выкрикивал Бондарь, а я, стремительно переместившись влево, подхватила этот кусок ребристого стального прута и решительно взмахнула им. Пес, не умолкая, попятился от меня и через какое-то мгновение исчез.
Я, в свою очередь, кинулась к подоконнику и буквально перелетела через него, не выпуская арматурину из руки. Мой спутник попытался поймать меня, но я налетела на него так, что он потерял равновесие и мы оба повалились в траву. Бондарь при этом хохотал, а мне было совсем не до смеха: только теперь я осознала, как напугал меня этот солидных размеров оскалившийся пес, готовый на полном серьезе ринуться в атаку.
– Ну как, видели призрака? – все еще смеясь, спросил мой проводник, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку.
– Можно сказать, да. – Я принялась отряхивать каменную пыль левой рукой, поскольку моя правая все еще судорожно сжимала стальной прут. – Не удивлюсь, если окажется, что этот пес – оборотень.
– Ну, это уже чистой воды клевета на наши исторические памятники! То призраки вам видятся, то оборотни, а там и до ведьмаков очередь дойдет, и я в этой очереди окажусь первым.
– Вы слишком высоко себя оцениваете, – отмахнулась я. – Шутки шутками, а бродячие собаки – существа опасные.
– Они сюда забредают, но не часто. Поживиться нечем. Хотя родители не советуют детям ходить сюда без взрослых. Однажды зимой парочка таких тварей, как эта, одного школьника гнала отсюда аж до первых домов на окраине.
– Ну, раз так, придется оставить эту штуковину себе! – Я воинственно взвесила на ладони стальной прут. – Между прочим, что-то здесь пытались строить, раз валяются обрезки арматуры.
– Я же говорил – пытались, и не раз. Ну что, насмотрелись? Увидели все, что хотели?
– Честно? – свободной рукой я отбросила прядь волос со лба. – Я и сама не знаю, что хотела увидеть. Просто было интересно взглянуть на место, которое считается проклятым, при дневном свете. Кстати, вы, кажется, упоминали о здешних подземельях. Они и в самом деле сохранились?
– На удивление, – кивнул Бондарь. – Иногда, если очень просят, я провожу там маленькие экскурсии. Никому из сотрудников я не могу это доверить, поймите меня правильно. Я и сам потратил около года, чтобы обстоятельно изучить эти подземелья, а посторонним лучше и вовсе туда не соваться. Правда, туда вечно лезут все эти искатели приключений на свою голову, но дальше первой галереи они обычно не идут. Вы как?
– В общем, я готова.
– Все равно сегодня суббота, – Бондарь пожал плечами и двинулся по тропинке вниз, к руинам. Следуя за ним, я обогнула ту самую стену, на верхушке которой ночью торчал призрак, затем обошла развалины с тыла и увидела у стены пять ступеней, которые вели вниз, к прочной двери, обитой железом. Директор извлек из кармана куртки ключ и принялся отпирать неподатливый навесной замок.
– Дверь установили, потому что никаких сил больше нет, – пояснил он. – Взрослые, как я уже говорил, ведут себя осторожно. Зато детвора лезет и лезет. Я распорядился поставить ее, как только вступил в должность, но не такую мощную, а самую обычную. Раньше было – входи кто угодно, и пару раз пацанву приходилось с фонарями искать и вытаскивать оттуда. Пару раз дверь ломали, однажды даже с петель сняли… – Тут Бондарь наконец-то справился с замком. – А теперь вот эта стоит – уже шесть лет. Спецзаказ, не всякая взрывчатка возьмет, – закончил он не без гордости и потянул дверь к себе. – Добро пожаловать, гостья дорогая!
Мне почудилось, что распахнулась не дверь, а хищная пасть какого-то ненасытного допотопного чудовища: из подземелья, словно из настоящей пасти, дохнуло сыростью, смесью гнилостных запахов неведомого происхождения, бездной. Чтобы не пожалеть о своем поступке прямо сейчас и тем самым не дать деятелю провинциальной культуры еще один повод посмеяться надо мной, я решительно шагнула на верхнюю ступеньку и двинулась вниз.
Бондарь пропустил меня вперед, а затем запер дверь изнутри.
Страх охватил меня почти сразу – внезапный и сильный. Он вцепился в меня так, что я даже не почувствовала, как здесь сыро и прохладно. Свет исчез почти мгновенно, вокруг воцарилась могильная тишина. Мелькнула паническая мысль – все, это уже навсегда, но Бондарь никуда не исчез, он стоял рядом со мной в темноте, я слышала его дыхание, шорох одежды, а затем где-то вверху вспыхнул желто-розовый кружок – свет карманного фонарика.
– А это в самом деле было необходимо? – поинтересовалась я, стараясь сохранять спокойствие и чувствуя, что мне это не вполне удается.
– Что именно? Зажигать фонарик?
– Запирать дверь.
– Лариса, – голос Бондаря звучал совершенно серьезно, – вы же сами только что столкнулись с бродячим псом и испугались его не меньше, чем сейчас в подземелье.
– Почему вы решили…
– Потому! Раз уж вы сами захотели сюда попасть, а я согласился потратить на вас кучу времени, будет лучше, если вы просто доверитесь мне. Хорошо? Хотите выйти отсюда прямо сейчас – нет проблем. Но если вы не прочь немного прогуляться, дверь я просто обязан закрыть. Нет никаких гарантий, что сюда не сунется какой-нибудь бродячий пес. А теперь представьте, как мы с ним будем разбираться в темноте в этих узких галереях. Если же просто оставить здесь животное, оно рано или поздно подохнет от голода и начнет смердеть. Труп растащат здешние крысы, от чего смрад ничуть не уменьшится, и в конечном счете придется вызывать спецбригаду в противогазах, чтобы отыскать в этом лабиринте собачий труп. Это ясно?
– Ясно, – вздохнула я, разглядывая светлое пятно на потолке.
– Так как: наверх или все-таки пройдемся?
– Раз уж мы здесь – пройдемся.
Луч фонарика сполз с низкого потолка, нависавшего над нашими макушками, пробежался по угрюмым стенам и устремился куда-то во мрак, призывая нас двигаться вперед.
Первая галерея оказалась короткой – не длиннее трех метров, но в конце она разветвлялась на три классических коридора, настолько узких, что они походили на кротовые норы или на ходы Лаврских пещер. Мой провожатый свернул направо, я последовала за ним, расставив на всякий случай руки. Сначала я едва могла дотянуться до влажных ослизлых стен, но стоило мне сделать несколько шагов – и проход начал сужаться. Очень скоро он сделался настолько тесным, что мои плечи стали касаться стен и мне пришлось, по примеру Бондаря, повернуться боком и в таком положении продвигаться до следующей развилки. Оттуда в разные стороны разбегались две галереи, причем свод той, которая вела влево, показался мне более низким, чем у той, что располагалась напротив.
– Ну, и куда бы вы направились теперь? – осведомился из темноты мой провожатый.
– Направо, – без колебаний откликнулась я.
– Так и задумано. На самом деле, этот лабиринт – не из самых запутанных. И ловушек здесь не так уж много. Во-первых, Витольд Ржеутский, несмотря на свою жестокость и извращенное воображение, слишком спешил, воплощая свои мрачные фантазии в реальность. Поэтому даже довольно примитивный лабиринт его вполне удовлетворял. А во-вторых, этот, с позволения сказать, аттракцион имел своей целью не столько запутать пленника, сколько запугать и психически подавить. Попробуйте хотя бы из любопытства немного пройтись по правому коридору. Действует лучше всяких лекций и пояснений. Вперед!
Бондарь протянул мне фонарик. Я переложила арматурный прут в левую руку, стиснула фонарик в правой. Шагнула под своды галереи, уходящей направо. Сделав несколько шагов, я остановилась, посветила на стену, а затем коснулась ее кончиками пальцев. Она была сложена из грубых нетесаных камней, между которыми кое-где пробивался отталкивающего вида серый мох. Стена была прочной с виду, и казалось, что, даже если руины имения, находившиеся как раз над нами, когда-нибудь сровняют с землей, она будет стоять вечно.
Направив луч прямо перед собой, я неторопливо двинулась вперед. Галерея оказалась довольно широкой и шагов через тридцать поворачивала направо. Пройдя еще немного, я внезапно остановилась и стремительно отпрянула назад – луч фонаря внезапно пересекла какая-то тень. Когда же в метре от себя я различила силуэт громадной, по моим городским меркам, черной крысы, то не сдержала крик и шарахнулась назад. Тварь растворилась в темноте, а мою попытку удрать пресекла довольно нелепая мысль: вот сейчас я вернусь к Бондарю, он самодовольно заберет у меня фонарик, увидит мое перепуганное лицо и обязательно прокомментирует случившееся, не скрывая насмешки. Поэтому я продолжила путь – исключительно из нежелания дать директору захолустного музея повод поглумиться над киевским юристом.
Галерея еще раз свернула направо, и я, к собственному удивлению, через несколько шагов оказалась там, откуда вышла: на развилке, рядом с Бондарем.
– Что-то увидели? – полюбопытствовал он.
– Здесь и в самом деле крупные крысы, – ответила я, стараясь сохранять достоинство, хотя мой голос все еще предательски подрагивал.
– Пленницы из местных тоже не могли привыкнуть к такому соседству. Трудно представить человека, которому бы это понравилось. Ну как, поняли, в чем дело?
– Мне ясно одно: надо идти сюда, – я указала лучом в сторону левого коридора. – Надо полагать, все лабиринты создаются по единому парадоксальному принципу: чем более удобным и простым кажется проход, тем легче в нем запутаться.
Внезапно я поймала себя на том, что говорю, невольно понижая голос. Тогда как мой провожатый и не думал переходить на полушепот.
– Знаете, Лариса, до того как я впервые спустился сюда, я никогда не видел ни одного лабиринта. Как и у вас, у меня не было опыта ориентирования в таких местах, и я не понимал, в чем их смысл. Хотите признаюсь? Я в самом деле боялся встретить здесь Минотавра.
– Так-таки Минотавра?
– А почему бы и нет? Поэтому я воспользовался классическим методом Ариадны: нашел здоровенный клубок прочных ниток, а затем, после многочисленных проб и ошибок, научился ориентироваться здесь. Я ведь говорил вам – из этого подземелья есть еще один выход, он ведет к берегу реки. Но когда в лабиринте оказывался пленник или пленница, оба выхода запирались. Их приводили, а чаще приносили сюда в бессознательном состоянии и с завязанными глазами и оставляли в полной темноте. Рано или поздно кое-кто обнаруживал один из выходов, но все было напрасно – достучаться до мучителей не было никакой возможности. Так как – вперед или назад?
– Вперед!
Пригнув головы, мы двинулись гуськом по узкому коридору и вскоре оказались у очередной развилки. Там луч фонарика выхватил из мрака следующие три галереи, и я, прикинув, свод какой из них спускается ниже остальных, решительно шагнула туда. На еще одной развилке я, почти не колеблясь, свернула налево. Бондарь молча шел за мной, никак не комментируя мои решения, и вскоре я поняла – мы опять заплутали.
– Чего ж вы молчали?
– А что говорить? Вы тут сегодня рулите.
– Издеваетесь над дамой!
Но чем дальше, тем лучше я осваивалась в логове Минотавра. Бондарь прав – ничего сложного в этом нет. Те, кто строил это подземелье, сами побаивались заблудиться в нем. И поэтому метили единственно верный путь более низкими сводами. Разумеется, несчастные и насмерть перепуганные сельские девушки-пленницы, для подавления воли которых и предназначался этот аттракцион, меньше всего думали о таких вещах. Наоборот – первым делом кидались в широкие и просторные переходы, это же совершенно естественно. А в результате запутывались и блуждали в темноте до тех пор, пока не падали без сил или не натыкались на один из совершенно недоступных для них выходов.
Блуждание в лабиринте совершенно неожиданно увлекло меня. Я утратила чувство времени и даже перестала обмениваться репликами со своим спутником, то молча пропуская его вперед, то позволяя дышать мне в спину. Наконец, свернув в очередной коридор, я внезапно увидела в его дальнем конце слабый отблеск света.
– А это что такое?
– Бог его знает, – в голосе Бондаря на самом деле звучало удивление. – В принципе, мы с вами добрались до дальнего конца подземелья – туда, где был второй выход. Но он давным-давно завален, на его месте карьер, где местные жители добывали глину.
– Значит, кто-то, кроме вас, сюда наведывается?
– Вы имеете в виду призрак Витольда Ржеутского, который прорыл новый вход в подземелье? – Директор снова иронизировал.
– Призраки – бесплотные сущности. Это знает даже такой материалист, как я. Давайте лучше поглядим на дело его рук.
Преодолев последний коридор, мы оказались в небольшой галерее в форме неправильного четырехугольника. Прямо перед нами находилась сложенная из серого камня стена, а по другую сторону, на уровне наших лиц, светился узкий проем, в который с трудом мог бы протиснуться человек. Я прищурилась – уже успела отвыкнуть от дневного света, и с удовольствием вдохнула свежий воздух.
– Видите, значит, кто-то сюда все же проникает!
– Знаю я кто, – недовольно буркнул Бондарь. – Они меня уже несколько раз просили, да я их гнал… Добрались-таки, бестолочи!
– О ком это вы?
– Диггеры, а с ними журналисты. Из Хмельницкого, Каменца, даже из Киева звонили – покажи да покажи им подземелье!
– А вам разве жаль?
– Жаль! – с вызовом произнес Бондарь. Такого тона я у него еще не слышала. – Вот жаль – и все! Лариса, я историк, защитил кандидатскую, заканчиваю докторскую. Нравится это кому-то или нет, но я ученый, исследователь, и с этим приходится считаться. Я тружусь, трачу время и собственные средства, провожу кропотливые изыскания, а плодами моего труда хотят нахально воспользоваться всякие ротозеи, которым нет никакого дела до научной ценности моей работы!
– Вы о журналистах? Не любите эту братию?
– Терпеть не могу! Именно по этой причине: расспрашивают, записывают, фотографируют, а потом выдают все это за собственные открытия. А я, дипломированный историк, отдающий все силы местному музею, выбиванию грантов и спонсорских денег, фактически не имею времени даже на то, что эти писаки называют «личной жизнью». При этом меня считают всего лишь источником небесполезной информации, за которую им – им, а не мне, Лариса! – неплохо платят! Разве это справедливо?
– Не думаю, Анатолий, что сейчас самое время для таких дискуссий. – Мне в самом деле не нравился этот разговор, но исключительно потому, что я не могла понять, о чем, собственно, речь. – Но ведь покойному Сизому, тоже журналисту, вы все же помогли…
– Что значит – помог? Он заявил, что пишет путеводитель для иностранных туристов. И не думаю, чтобы врал. Молодые шакалы меня куда больше раздражают и беспокоят. Сизый оплатил консультацию. Я не стал сообщать об этом вашим друзьям из милиции, потому что, если для Киева это нормально, здесь такие вещи не воспринимаются. У него, по его словам, имелся бюджет, и он выложил за пользование информацией двадцать долларов. Может, по чьим-то меркам, деньги небольшие, зато я смогу хоть что-то заплатить Степану, чтобы он покрасил забор.
– Степану?
– Наш сторож. Вы его, наверно, видели. Мужчина в бейсболке, вечно копается в саду. С мая по сентябрь, пока тепло, я разрешаю ему ночевать во флигеле. По штатному расписанию сторожу положены копейки, и я рад любой возможности подкинуть ему хоть что-то. И кто меня за это осудит?
– Успокойтесь, никто не собирается…
– Погодите, Лариса, я закончу. Этот Сизый не изменил моего отношения к журналистам в целом. Но он, по крайней мере, попытался сотрудничать со специалистом цивилизованно, как это делается в нормальных странах. Мне жаль, что он так страшно погиб, но искать убийцу – не мое и, согласитесь, не ваше дело. А вот за это, – Бондарь кивнул на дыру под потолком галереи, – я бы спускал сторожевых собак… Ладно, – скандальные нотки в его голосе исчезли, – можете теперь говорить, что я – чудовище.
– Минотавр страшнее, – улыбнулась я. – Кстати, мы его так и не обнаружили.
– Тем лучше для нас.
– Вы имеете право на любую позицию. В конце концов, недаром в газетах пишут, что мы уже три года живем в открытом демократическом обществе. И затащила я вас сюда не ради дискуссии о роли журналистов в жизни каждого из нас.
– А зачем?
И в самом деле – зачем? Чтобы хоть кому-нибудь рассказать о том, что вчера ночью я видела безголового призрака на этих развалинах?
– Мне интересно. Вот вы, например, связываете старую страшную сказку с нашей суровой реальностью. Вот я и решила хотя бы отчасти ощутить то, что чувствуете вы. Может, начну думать в унисон с вами и окажусь, так сказать, на вашей волне. Если нужны еще какие-то объяснения, можете считать, что разведенная киевская пани пытается не спятить в отпуске окончательно и хоть чем-то себя занять. Хотя вполне может быть, что я занимаю себя сейчас абсолютной чепухой.
– То есть, выходит, что здесь, под землей, среди крыс, я вас развлекаю?
– Ей-богу, не знаю… – Этот разговор начал меня нервировать. Приходилось пояснять причины моих не вполне логичных с точки зрения здравого смысла действий, а мне этого не хотелось. – Ну что, выберемся через эту дыру или вернемся назад и, как белые люди, выйдем через дверь?
Бондарь немного постоял молча, потом приблизился к отверстию, подпрыгнул, ухватившись обеими руками за его края, подтянулся, смешно дрыгая ногами, – и вывалился наружу. На какое-то мгновение он исчез из виду, затем его фигура загородила отверстие, а с ним и дневной свет.
– Давайте руку!
Я выключила фонарик и сунула в карман джинсов. Бросила у стены арматурный прут, поднялась на цыпочки, ухватилась за руку моего спутника, которая для кандидата исторических наук оказалась неожиданно сильной, и в следующее мгновение Бондарь выдернул меня из подземелья, как морковку из грядки.
На часах было начало пятого. На руинах имения и в подземном лабиринте мы провели больше четырех часов.
Домой к себе Стас Жихарь так и не вернулся.
За эти дни я толком даже не разобралась, какой, собственно, статус у этого неоднократно разведенного опера в семье Комаровых. То, что он им не чужой, – это однозначно. А вот насколько он свой и почему, оставалось загадкой. Которую, впрочем, не особенно хотелось разгадывать. И без нее было полно других, куда более серьезных тайн.
Не имея прискорбного опыта продолжительного общения с неумеренно пьющими мужчинами, да и сама не слишком злоупотребляя спиртным, я тем не менее откуда-то знала, что с перепоя необходимо отоспаться. Удается это далеко не всем. Одни, скажем, после вчерашнего вскакивают с первыми петухами, их штормит, они приводят себя в чувство солидной порцией крепкого алкоголя – и все начинается сначала. К счастью, Жихарь принадлежал к другой, менее многочисленной категории: Олег сообщил, что трижды просыпаясь на полчаса, Стас прохрапел целый день и, между прочим, дрыхнет дальше. А просыпался он в первый раз для того, чтобы попить водички, и дважды – зеленого чая с жасмином и мятой. По обоюдному согласию хозяин дома ничего другого ему не предлагал.
Кстати, заварка свежая. Это меня соблазнило.
– Погуляла? – Тамара включила электрочайник и поуютнее запахнула халат.
– Угу, – отделалась я неопределенным междометием, твердо зная – допросы следователь Комарова умеет вести получше чем кандидат исторических наук Бондарь. Рано или поздно мне придется рассказать ей о ночном приключении в имении Ржеутских. – А у тебя как день прошел?
– А, – отмахнулась Тома. – Интересного мало. В основном писанина. Нечего докладывать начальству, а тебе – тем более. Может, ты бы домой ехала, а?
– Я мешаю?
– Язык прикуси! – рявкнула она уже всерьез. – Тебе, кума, отдыхать надо, а с нами отдых сейчас паршивый.
– Мне виднее! – отрезала я, плеснула кипятку в заварку и осторожно, боясь обжечься, отхлебнула. – Пока что, Том, я, кажется, только помогаю. Так сказать, на общественных началах.
– Ну да, особенно Яровому.
– Ну, это уж кому как повезет. Слушай, а Жихарь…
– Что – Жихарь? Напился и спит? А я тебе так скажу: если бы не вчера в Каменце, то Олег и дома бы ему сам налил! Парень вторую неделю по этому делу фактически один пашет, причем не трындит, не бумажки для толстых папок пишет, а пашет как конь. И если дело стоит на месте, не его вина, и в выходные оно само собой с места не сдвинется. Поэтому имеет полное право расслабиться!
– Боже избавь, Том, я и не думала ничего плохого сказать про вашего дорогого Стаса!
– Ну да, так мы вам и поверили, тетушка!
На звук наших повышенных голосов в кухню вдвинулся собственной бритоголовой и основательно помятой персоной сам Жихарь. И как только он появился, у меня начисто вылетели из головы все причины, из-за которых я завела этот разговор. Я даже забыла, что хотела спросить. И хотя он проспал практически весь день, выспавшимся, а тем более отдохнувшим Стас вовсе не выглядел.
– Доброе утро, Украина! – съязвила Тамара.
– Ну, пусть будет утро…
Стас подцепил на ходу табуретку, придвинул к хозяйке дома, плюхнулся рядом. Даже сидя он оказался на голову выше ее. – Ты, Антоновна, можешь делать со мной что хочешь. Псом в будке посели и корми раз в сутки – чужих близко не будет. Кто бы в этом сраном городишке за меня так заступился!..
– Это ни к чему, – проговорила я. – Никто и не собирался на тебя нападать. Просто хотела спросить, долго ли ты намерен спать. А если нет, то не собираешься ли домой – досыпать. И если не собираешься, то не составишь ли компанию на прогулке одной не первой молодости и формально еще не разведенной женщине?
Все это я выдала на одном дыхании. Заранее я этот монолог не продумывала, вышло само собой – и теперь на меня уставились две пары округлившихся глаз.
– Ты же только что гуляла! – наконец выдавила Тамара.
– А я разве сказала – прямо сейчас? Вот чайку попьем – и вперед. Я же в отпуске, а Стас на целый квадратный километр единственный кавалер.
– Ты что это задумала, девка? – подозрительно спросила Тамара, не обращая внимания на присутствие Жихаря.
– Ничего особенного. Хочу подышать воздухом, а одной скучно. Может, все вместе, или слабо?
– Какие из нас гуляки… – Тома махнула рукой, покосилась на Стаса, который еще не совсем очухался и не вполне соображал, что вокруг него происходит, и пожала плечами: – Гуляйте, если охота. Только скажи, куда пойдете. Сама понимаешь – в городе неспокойно, головы людям рубят.
– Потому и беру охранника.
– Значит, все-таки охранника? – обреченно буркнул Стас.
– А вот мне просто любопытно, господин капитан милиции, в каком формате вы представляли подобную прогулку?
– Я такими вещами не заморачиваюсь. Хочешь – идем гулять. Я и сам пройтись не прочь. – Жихарь начал неуклюже подниматься с места.
– Давайте хоть перекусим! – Так ничего и не поняв, Тамара решила вернуть ситуацию в привычное для нее как для хозяйки дома русло.
Против ужина никто возражений не имел.
Мы вышли в густеющие сумерки.
Стас тут же попытался взять меня за руку, как школьник на первом свидании, но я перехватила инициативу – просунула свою руку под его локоть и даже позволила себе слегка прижаться к нему. Вот так, рядом с мужчиной, я не ходила давным-давно, и никто не станет отрицать, что напоминать себе о таких вещах даже полезно. Мне стало приятно, спокойно и уютно, но именно потому мысленно я ругала себя последними словами. Потому что на эту прогулку у меня были особые планы, которые в корне отличались от планов Жихаря.
Некоторое время мы шли молча, наконец Стас пробасил:
– Куда гуляем? В «Паук»?
– Чего это сразу в «Паук»? Мы вчера там уже посидели. После Томиного ужина закуска «Фантазия» не пойдет. И вообще, если честно – не люблю я пауков. Правда, чуть меньше, чем мышей, крыс и змей.
– Значит, не в «Паук», – сделал свой вывод Жихарь и остановился. – Тогда что?
– Для начала давай сходим туда, где есть какие-нибудь скамейки, и присядем.
Скамейки обнаружились в центре, в скверике возле мэрии. По дороге туда мы со Стасом болтали ни о чем и, как мне показалось, не особенно прислушивались друг к другу. Когда же мы наконец присели и Стас с ходу попытался обнять меня за плечи, я легонько положила руку ему на колено и одновременно повела плечами, сбрасывая его увесистую руку. А как только он настойчиво повторил попытку – без всяких предисловий, на одном дыхании рассказала об увиденном ночью на развалинах и о сегодняшней дневной прогулке с Бондарем.
– Погуляли, значит, – подытожил услышанное Стас и закурил.
– Не обижайся и не злись. Это действительно очень важно, и одна я с этим не справлюсь.
– Интересно, как ты собираешься с этим справляться? Устроить облаву на призрака, спецназ в брониках вызвать?
– По-твоему, я все придумала?
– Не знаю. – Он с шумом выпустил дым перед собой. – Не знаю, зачем тебе это могло понадобиться. Не вижу твоей выгоды.
– Верно. А что тогда, по-твоему, я видела?
– Опять же не знаю.
– Поэтому предлагаю еще немного посидеть здесь, а потом, когда окончательно стемнеет, сходить туда вместе. Может, опять что-то увидим.
– Ага. – Жихарь сплюнул под ноги. – Засада на призрака. Страшно оригинально!
– Ну, а что тогда? Оставить все как есть?
Вместо ответа повисла тишина. Стас докурил, выстрелил окурком в жухлую траву и шлепнул себя ладонями по коленям.
– Вам, тетя Лариса, подфартило. Для проверки ваших галлюцинаций вы выбрали самого матерого придурка в Подольске. Вернее, сразу двух – этот наш директоришка тоже из них, только, в отличие от меня, этого не знает. Использовала ты его, а он и рад стараться…
– Стас, – я снова положила руку на его колено, но теперь в этом жесте не было и намека на провокацию. – Стас, ведь тебе же и самому интересно. Ну признайся – интересно?
– Мне все интересно, – он поднялся во весь рост. – Ладно, давай пройдемся, а потом начнем потихоньку выдвигаться к Ржеутским. Только вряд ли безголовый призрак явится туда по твоему заказу.
Я и сама этого опасалась.
У развалин мы оказались через час с небольшим. Ночь уже окончательно вступила в свои права и неожиданно оказалась ясной и звездной. По старой школьной привычке я попыталась найти среди звездных россыпей Большую Медведицу и Вегу, увлеклась и – если бы не рука Стаса – точно угодила бы носом в канаву.
– «Ніч яка місячна, зоряна, ясная…» – прогудел он, не выпуская моей руки. – Чтоб ты знала, в этих местах парочки любят прогуливаться. Некоторые даже специально сюда целоваться ходят. Уединение, романтическая обстановка, все такое…
– Видела я эту вашу романтику. Загажено, замусорено, псы одичавшие шляются…
– Ох, я тебя умоляю!.. Ну, так где ты его засекла? – деловито поинтересовался Жихарь.
– Отсюда не видно. Там, где высокий край стены торчит. Ближе к дороге.
– Ясно-понятно. Тогда давай зайдем с другой стороны, есть там одна позиция. Такие себе кустики.
Он потащил меня за собой, напомнив, чтоб не забывала смотреть под ноги. Я уже освоилась в этой местности, да и звезды сегодня работали на нас. И все же несколько раз то одна, то другая нога попадала в небольшие канавки и выбоины.
Наконец Стас остановился. Место он и в самом деле выбрал отличное: на небольшом лесистом холмике густо разросся кустарник, который прикрывал нас со стороны развалин, а нам оттуда было видно все, как на ладони.
Ну, а если точнее – ничего не видно. Только угрюмые остатки стены, за ними – смутные контуры здания, и над всем этим – чистое звездное небо.
Я уже далеко не так была уверена, что правильно поступила, явившись сюда и притащив с собой Стаса. Но, раз уж мы здесь, ничего другого не остается, кроме как сидеть и ждать неизвестно чего. Или кого.
Мы оба молчали. Время ползло. Мимо развалин проехала сначала одна, потом еще одна машина. Прошло еще немного времени. По дороге прошли, спотыкаясь и горланя каждый свою песню, двое сильно поддатых мужиков. И снова тишина, снова молчание.
Потом я скорее почувствовала, чем услышала, как к этим ночным звукам добавился еще один, и звучал он прямо у меня под ухом. Не успела я сообразить, что это стучит могучее Стасово сердце, как он, теперь уже вполне серьезно и с совершенно конкретными намерениями, от которых явно не собирался отказываться, сгреб меня в охапку своими великанскими лапищами, прижал к груди, а его губы стали шептать мне на ухо такие слова, какие я и не думала услышать от битого жизнью милицейского опера. Эти губы искали встречи с моими, наконец встретились, и я на какое-то мгновение забыла о том, что надо дышать, начала задыхаться, но все равно это было приятно, невообразимо приятно, хотелось еще и еще, и теперь уже мои руки обвили его плечи…
Целуя, Стас развернулся так, что оказался спиной к развалинам. И смотреть я могла только через его плечо.
Прямо передо мной, казалось – протяни руку и коснешься, на полуразрушенной стене под россыпью звезд возвышалась темная безголовая фигура в длинном плаще или пальто.
Всего несколько секунд назад на этом месте ничего, точнее никого, не было.
Я с размаху саданула Стаса кулаком по спине и одновременно зажала ему рот ладонью другой руки. Он мгновенно выпустил меня и развернулся всем корпусом. Теперь мы вдвоем смотрели на привидение без головы, над которым равнодушно перемигивались звезды.
Темная фигура не двигалась.
– Твою же ж ма-ать!.. – просипел Жихарь, одновременно жестом фокусника извлекая откуда-то пистолет. Щелчок предохранителя. Маслянистый звук – Стас передернул затвор.
– Тише! – прошептала я, не сводя глаз с Безголового.
– Ни хрена с-с-с… Ух, ты-и-и… – Стас уже начал потихоньку оправляться от шока. – Это ж что еще такое?
– Я и сама хотела бы знать…
– Так сейчас и узнаем! – Стас начал медленно поднимать ствол, целясь в призрачную фигуру. – Во всяком случае, в голову я ему точно не попаду…
– Ты с ума сошел! Не смей стрелять!
– Правильно сказано – не стреляйте в призраков. Слушай, а живьем их берут?
Тем временем Безголовый начал медленно поворачиваться боком к месту нашей засады.
Я изо всех сил вцепилась в локоть Стаса.
Полы черного балахона разлетелись в стороны, словно от сильного порыва ветра, освобождая руки призрака. В одной из них что-то блеснуло. Руки стремительно взлетели и застыли над тем местом, где у людей обычно находится голова.
Еще раз блеснуло – клинок сабли, не иначе. Руки зловеще метались в воздухе, клинок со свистом рассекал воздух над призраком, и при этом Безголовый продолжал свое неторопливое движение.
Внезапно, в очередной раз взмахнув руками, он не то взлетел, не то прыгнул со стены вниз.
Как только он скрылся из виду, Жихарь, матерясь во весь голос, рванул с места через кусты и понесся туда, где только что маячил Безголовый. Мне ничего другого не оставалось, кроме как кинуться следом. Мы пересекли дорогу, добрались до того самого обломка стены и обогнули его.
Никого и ничего.
Внезапно я поняла то, чего не заметила днем. Если стать спиной к этой стене, то прямо перед тобой окажется тот самый второй выход из подземелья, который до сих пор считался заваленным. До дыры, через которую мы с Бондарем сегодня выбирались на поверхность, отсюда каких-то два десятка метров.
Ничего не поясняя Стасу, я бросилась вперед. Он в два прыжка догнал меня, и теперь мы бежали рядом.
Затормозив у пробитой диггерами или черт знает кем дыры, я попыталась хоть что-то сказать, но Жихарь, узрев в звездном свете чернеющий провал в почве, принял молниеносное решение – и с ходу прыгнул вниз.
– Эй, кто там! Вылезай, твою мать! Вылезай, кому сказано!.. – глухо донеслось из-под земли, а затем пару раз бухнуло – Стас подкрепил свой призыв стрельбой в никуда. – Выходи, козел, ведь все равно достану!..
– Не ходи далеко, – предупредила я, плюхнувшись на живот и сунув голову в дыру. – Слышишь, что сказано, Стас?
– А пусть вылезает, скотина! – разорялась темнота внизу подо мной басом Жихаря.
– Сам вылезай! Скажу кое-что!
Громыхнул еще выстрел, после чего в течение пяти минут ничего не происходило. Затем из подземелья показались сначала руки, потом бритая голова и наконец – весь двухметровый корпус опера. Ночью, в неверном звездном свете, он и сам выглядел как подземное чудище.
Энергично сплюнув в дыру, Стас уселся рядом с ней и пожаловался:
– Вот ведь зараза! А главное – темно. Один, да еще среди ночи, я туда не попрусь. В особенности после твоих историй…
– А почему ты решил, что он прыгнул именно туда?
– Кто это – он? Мы кого, собственно, видели?
– Не знаю, – честно призналась я. – Если это и в самом деле что-то потустороннее, то оно… Нет, боюсь ошибиться…
– Ты в самом деле веришь, что это выходец с того света? Только честно?
Я промолчала, и Жихарь совершенно правильно оценил мое нежелание комментировать случившееся.
– Тогда вариант первый: оптический феномен, ранее не наблюдавшийся и не исследованный. Вероятность – ноль. Значит, с нами кто-то играет в игры.
– С нами? Именно с нами? Но кто мог знать, что мы с тобой окажемся здесь именно в это время? Или что прошлой ночью я буду проезжать мимо этого места?
– Ну, пусть не конкретно с нами. Но это какая-то игра, имеющая цель. Или ты все еще продолжаешь верить в привидения?
– Я еще не во всем разобралась. Возможно, кое-что в моих взглядах придется пересмотреть.
– Ну, а я свои пересматривать не собираюсь! – Стас пристукнул пудовым кулаком по земле. – Остаюсь здесь до утра. Если не выкурю его оттуда, – он кивнул на вход в подземелье, – вызовем… Стоп, отставить!
– Вот видишь! – воспользовалась я этим прозрением. – Кого ты вызовешь? Сообщишь руководству, что всю ночь в паре с киевской адвокатшей караулил безголового призрака? А поскольку он так и не объявился, давайте проведем в подземелье усадьбы Ржеутских что-то вроде военной операции или милицейской облавы? Даже если Яровой поверит, что ты не спятил, не думаю, что мы кого-то там обнаружим, кроме крыс.
– Ты имеешь в виду второй выход? Он же главный вход?
– Изнутри его не открыть. Снаружи – навесной замок, Бондарь его запер, когда мы уходили, я своими глазами видела. Может, проверить?
– Ты думаешь, это музейщик страшилками развлекается?
– Зачем ему это? – После сегодняшней экскурсии Бондарь был мне даже симпатичен, несмотря на его специфическое отношение к журналистам.
Не дожидаясь, пока Жихарь начнет выдвигать версии о всемирном заговоре музейных работников, я решительно вынула из кармана мобильник. Прощаясь, я забила в его память домашний и мобильный номера директора музея, и теперь, отыскав домашний, активировала функцию «Позвонить».
Трубку взяли после третьего гудка.
– Алло, слушаю!
– Добрый вечер, Анатолий, извините, что так поздно…
– Ничего страшного, Лариса, – голос историка звучал мягко и дружелюбно. – Снова какие-то проблемы?
– Наоборот. Только что рассказала куме о нашей экскурсии. Она удивляется: «Сто лет здесь живем и ничего толком не знаем!» Знаете, просто захотелось еще раз вас поблагодарить.
– Все нормально. Заходите еще, у нас выходной только по понедельникам. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи…
Я нажала «Отбой» и повернулась к Стасу:
– Слыхал? Он дома. Даже если Бондарь, по твоей версии, зачем-то переодевается призраком, за двадцать минут отсюда до дома ему никак не добежать. Да и живет он, насколько я знаю, на противоположном конце города.
– Хрен его знает, где он живет, – буркнул Стас. – И вообще, насчет этого твоего кандидата наук у меня никаких версий. В любом случае – если кто здесь и прячется, то там и останется. Караулить все равно надо.
– Не советую. И рассказывать кому-либо об этом – тоже. Бондарь считает, что этот пролом – дело рук диггеров, но мне кажется, что он и сам не в курсе, чья это работа. В любом случае лаз в подземелье появился не случайно, и не случайные люди его соорудили. Узнай об этом хоть что-нибудь – и не будешь торчать здесь впустую ночь напролет.
Жихарь начал спорить – он все равно упорно желал ночевать здесь, тем более что призрак, или кто там он есть, исчез в дыре буквально у него на глазах, и если не растворился в воздухе, то другого места, где он мог бы укрыться, вокруг просто нет. Но его на полуслове прервал звонок мобильника в кармане.
– Слушаю! – отрывисто бросил он в трубку. – Я. Здесь. Недалеко… Ясно, сейчас буду… Все, говорю, сейчас буду… Давай!
Внезапная перемена в его голосе означала одно: случилось нечто такое, из-за чего Жихарю придется поменять свои планы. Так оно и вышло.
Не ожидая моих вопросов, Стас проговорил:
– В милиции женщина сидит с заявлением. Муж у нее пропал. Должен был еще вчера вечером вернуться из Хмельницкого. Прождала больше суток. Плачет. Тамара говорит – надо ехать. Яровой объявил розыск, собирает личный состав.
