20 сентября, четверг
Я мозаику сложу…
На похороны Виктора Потурая в самом деле собралось немало народу.
Стоя в стороне, между скромными крестами с табличками, прямоугольными гранитными плитами и роскошными монументами состоятельных покойников, мирно соседствовавшими здесь, я наблюдала за скорбной церемонией, мало-помалу убеждаясь в провале нашей затеи.
Вдова, как водится, вся в черном, стоит у края могилы, принимает соболезнования. Гроб закрыт, играет оркестр. Кто-то пытается произнести прощальное слово – мне с моего места не слышно, да я не особенно и прислушиваюсь. На кладбище говорят только хорошее, это известно.
Уточняю – об усопшем. Люди собрались, чтобы проститься с Виктором. Значит, пришли те, кто считает себя близким, к нему, а не к Лизе.
Да простятся мне эти, возможно, неуместные в такой обстановке мысли, но вряд ли большинство собравшихся здесь искренне сожалеет о трагической гибели Потурая. Когда умирает – и уж тем более скоропостижно – глава фирмы, присутствие всех сотрудников на похоронах – вещь обязательная. И пусть кто-то попробует не явиться, хотя никто вроде бы не обязан. Люди подписывали контракты, согласно которым должны добросовестно делать свое дело, а не провожать работодателя в последний путь. Хотя согласна: фирма Потурая не так уж велика, покойный вовсе не считался акулой бизнеса, но все равно был работодателем, то есть кормильцем и отцом родным для нескольких десятков человек только в Хмельницком. Но наемные работники и о своем хозяине не так уж много знают, а о его жене – еще меньше.
Это означает одно: потенциальных носителей необходимой мне информации здесь нет.
Когда четверо землекопов, один из которых машинально поплевал на ладони, подняли гроб на веревках и под нестройные причитания женщин начали опускать его в могилу, я слегка подкорректировала свои выводы. От толпы отделилась женщина, которая до того, как я успела заметить, стояла в задних рядах, перекрестилась и не спеша двинулась к выходу. Позади нее люди потянулись к могиле, чтобы бросить на крышку гроба ритуальные комья или пригоршни земли, к общей печали добавился мелкий дождик, и женщина на ходу подняла воротник плаща.
Лавируя между могильными оградками, я двинулась следом. Догнать женщину удалось только у самого выхода с кладбища. Там она задержалась у кучки нищих, вынула кошелек и стала раздавать какую-то мелочь. Я сделала то же самое, ткнув в руку небритого и попахивающего перегаром дядьки мелкую купюру, а затем легонько коснулась локтя незнакомки, чтобы обратить на себя внимание.
Та обернулась, все еще сжимая в пальцах монетку, которую норовил вырвать у нее настырный попрошайка, и, увидев меня, слегка склонила голову к плечу, послав безмолвный вопросительный взгляд.
– Извините, я… Прошу прощения… Не могли бы мы с вами поговорить?
– Со мной? – удивилась женщина. – Я вас не знаю.
Вблизи она оказалась примерно моего возраста, может, чуть старше, но не намного. На лице – минимум косметики, что бросается в глаза так же, как и ее избыток. Короткая стрижка, но она явно принадлежала к тому типу женщин, которым к лицу «мальчишеские» прически.
– Я вас тоже не знаю. Давайте немного отойдем, здесь не очень удобно говорить.
Мы отошли подальше, женщина вынула из сумочки пачку тонких сигарет, закурила, спрятала пачку и, опять же не тратя лишних слов, вопросительно взглянула на меня. Я, в свою очередь, молча вытащила удостоверение и протянула ей.
– Адвокат? – Брови женщины удивленно взлетели. – Из самого Киева? И кто же ваш клиент?
– Пока никто. Я здесь по личному делу…
– На кладбище даже официальные лица бывают по личным делам. Смерть, похороны – что может быть более личным?
– Верно. Но такая смерть, которая выпала на долю этого господина, – я кивнула в сторону кладбища, – называется зверским убийством. А убийство нигде и никогда не считалось личным делом.
– Я поняла. Вы, наверное, расследуете убийство. Не поздновато ли? Я слышала – провожающие перешептывались – якобы убийцу уже нашли. Какой-то маньяк с основательно прохудившейся крышей. Разве не так?
– Не знаю, – совершенно чистосердечно призналась я, а дальше начала врать: – Убийство как таковое меня не интересует, я специалист по гражданскому праву. И цель у меня другая. Видите ли, я представляю страховую компанию. И собираю информацию, так сказать, неформальными методами…
– То есть, вас кто-то нанял, чтобы вы что-то выяснили, да? – Женщина усмехнулась и бросила окурок на землю. – Прямо как в кино, честное слово!..
– Кино тут ни при чем, но вы почти угадали. – Я позволила ей насладиться своей проницательностью. – Подробности, с вашего позволения, я опущу – корпоративная этика не позволяет. Но мне показалось, что вы можете мне некоторым образом помочь.
– Каким же это? Настучать на кого-то?
– Ну почему настучать? Еще раз прошу прощения – как вас зовут?
– Нина.
Она не развернулась и не ушла. Наоборот – смотрела на меня с любопытством и живым интересом. Отсюда вывод: пока она готова меня слушать.
– А меня – Лариса. Послушайте, Нина, а здесь где-нибудь можно присесть?
– А вдруг я совсем не тот человек, который вам нужен? Вы лучше скажите, в чем проблема, а уж тогда определимся.
– Хорошо. Но пока я не знаю, существует ли в действительности проблема. Мне необходимо – разумеется, неофициально – собрать как можно больше сведений о Лизе Потурай, жене… то есть, вдове покойного. После его смерти ей причитается крупная страховая сумма. Договор страхования заключили мои добрые знакомые, поэтому меня и попросили…
– Все ясно, – махнула рукой Нина. – Тогда вы не по адресу. Почему, собственно, вы решили, что я могу оказаться вам полезной?
– Вы не остались на кладбище. Дождались, пока начнется церемония прощания, и ушли. Из этого я делаю несколько выводов. Например – вы обычный прохожий, вам просто стало любопытно, кого хоронят. Такие люди бывают, но мне кажется, это не ваш случай.
– Правильно кажется, – согласилась Нина. – Когда-то я немного знала Лизу, услышала о ее горе, вот и пришла – сама по себе. Она даже не видела меня. Там и без меня хватает тех, кто бросается на грудь вдовы со скорбными возгласами. Но оставаться и дальше в толпе незнакомых людей или сидеть с ними за поминальным столом, поддерживая совершенно необязательные разговоры, – извините, это выше моих сил.
– Примерно так я и думала. Но почему-то решила, что вы подруга Лизы, больше не имеющая отношения к ее непосредственному окружению.
– А вот тут вы не правы. Окружение жены бизнесмена – это окружение самого бизнесмена. Точно так же, как окружение актера – это его компания, а жена или любовница воспринимаются как часть интерьера. Вроде торшера, например.
– Вы говорите так, будто сами были женой или любовницей актера…
– Нет, Лариса. Я в течение трех лет была женой бизнесмена, а потом меня это окончательно достало. Мой бывший муж в свое время имел общие дела с Потураем. Тогда мы и познакомились с Лизой. Но, повторяю, я крайне мало знаю о ней. Поэтому перспектив у нашего разговора – практически никаких. Хотя бы потому, что мы были знакомы всего несколько лет, но и тогда виделись лишь изредка.
– Я верно поняла: вы были подругами, но не близкими?
– Абсолютно верно. Не знаю, были ли у нее вообще близкие подруги. – Нина нахмурилась. – Ну, если уж вам так приспичило, попробуйте поискать некую Катю Мегеру.
– Это фамилия?
– Что? А, ну да! – Женщина не сразу поняла смысл моего вопроса. – Фамилия, причем самая настоящая. Лиза не раз ее упоминала как очень близкого ей человека. Я даже однажды видела ее. Мы сидели в одном кафе, где-то в центре, пили сухое вино. Вернее, это они сидели, а я как раз позвонила Лизе. Мне предложили присоединиться, и я приехала. Потрепались о своем, женском. И это все – больше встреч не было.
– Какая-то она таинственная, эта Мегера…
– Ничего таинственного. – Нина снова вынула из сумочки сигареты, но закуривать не спешила. Вместо этого принялась вертеть пачку в руке. – На «Туче» ее поищите, она там работает.
– Где?
– «Тучей» у нас оптовый рынок называют. Тот самый, знаменитый, куда вся Украина и половина Беларуси ездит за товаром. У Кати там три торговые точки. Кроме этого, извините, больше ничего не знаю.
– Как же ее там найти? Расспрашивать всех подряд?
– А у вас есть выбор? – Нина все же передумала закуривать и спрятала сигареты. – Она кожей торгует. Я бы с радостью помогла – да нечем.
Долго искать не пришлось. Катю Мегеру на «Туче» знали многие. Правда, на месте ее не оказалось. Реализаторы сказали: утром здесь вертелась, теперь бегает по городу. И запросто, со знаменитой подольской открытостью, надиктовали мне ее мобильный номер, больше того – отзвонились ей сами и спросили, где ее найти. «Адвокат из Киева? По какому поводу?» – «Это касается Лизы», – пояснила я, когда мне передали трубку.
Кажется, угадала: эти слова сработали как пароль. Мегера назвала свой домашний адрес, а такси подвернулось мне прямо у входа на рынок.
В отличие от Нины, возраст женщины, которая открыла мне дверь, я бы не взялась определить. С одинаковым успехом ей могло быть за тридцать, за сорок и даже за пятьдесят. Пышная грудь растягивала белый свитер из ангорской шерсти, джинсовая юбка достигала колен, обтянутых черными чулками. Прическа показалась мне странноватой, но, когда мы прошли из прихожей в большую комнату, где света было побольше, я присмотрелась и поняла: это парик.
– Пить что-нибудь будете? – деловито спросила Мегера.
– Нет, спасибо. – Я была бы не прочь выпить кофе, но вряд ли в этом доме предложат что-нибудь, кроме растворимой бурды. Не стоит испытывать судьбу. – У меня не так много времени, да и у вас, наверное. Давайте сразу к нашим делам.
– У меня к вам никаких дел.
– Согласна, – вздохнула я. – Мне сказали, что вы давно знаете Лизу Потурай. А мы, то есть я… собираю информацию о ней.
– Для кого?
– Это частное дело. Ей ничего не угрожает. Наоборот – возможно, кое в чем и поможет.
– Кто это интересуется нашими с Лизой отношениями?
– Разве это секрет?
– Нет. Просто я единственный человек, имеющий отношение к ее прошлой жизни, а прошлым она дорожит. Оно у нее было лучше того, что она имеет сейчас. Ну, не то чтобы лучше, но там, по крайней мере, есть что вспомнить… Короче говоря, ее новый круг знакомых не пересекается с моим. А новым людям она не считает необходимым рассказывать о себе. Муж ее тоже не все знал.
– Не знал?
– Его убили. Лиза позвонила мне вчера и сообщила об этом. Вы точно ничего не хотите?
– Точно. Екатерина, мы можем поговорить о Лизе?
– Поговорить? Вы что имеете в виду?
– Вы… Вы не могли бы рассказать мне о ней что-то такое, чем она не хотела делиться даже с мужем?
Я старательно подбирала слова, чувствуя, какой бестолковой выгляжу со стороны. Но, очевидно, это меня и выручало: и Нина, и Екатерина замечали мою растерянность – им, видимо, просто становилось меня жаль. Выглядела я в таком состоянии вполне органично, поэтому ни о какой тонкой игре или провокации не могло быть и речи.
– Теперь, наверное, могу, – кивнула Мегера. – Потому что Витя уже не узнает, чего не следовало бы. Например, что жена его не любила.
– Лиза?
– Кто ж еще? Жена у него была одна.
– Знаете, я тоже не любила бывшего мужа, – призналась я. – Правда, поняла это, только прожив с ним довольно долго.
– Вот видите! Лиза тогда работала на «Туче» реализатором, наши места были напротив. Там и познакомились.
Вот, значит, как? Ничего себе…
– А… и давно это было?
– Порядочно. Она после института работу по специальности так и не нашла. Ну, там и еще проблемы наложились… В общем, лет пятнадцать назад на всех оптовых рынках восемьдесят процентов продавцов имели дипломы о высшем образовании. У меня, например, высшее техническое. А Лиза – историк. Окончила пединститут в Каменце, исторический факультет. Я когда с ней поближе сошлась, быстро поняла, что она в эту науку просто влюблена. Так оно и по сей день. Даже Витю, мужа, раскрутила спонсировать какой-то краеведческий музейчик у черта на куличках.
Знаю я этот музейчик, подумала я. Тут другое, не менее интересное. Лиза-то у нас, оказывается, историк с образованием. А еще говорят, что жены бизнесменов ничем не интересуются! Вот откуда ее информированность о прошлом Подольска и его легендах. Еще одно очко не в вашу пользу, пани Лиза…
– Вот как – после института и сразу за прилавок?
– Почему сразу? Все только начиналось. Кофе хотите?
– Давайте! – обреченно согласилась я и тут же убедилась, что не ошиблась в опасениях. Через минуту Екатерина уже заливала кипятком из электрочайника гранулы растворимого кофе, предварительно бухнув туда две с верхом ложки сахара. Себе она сварганила точно такой же напиток и, отхлебнув, продолжила:
– История примерно такая. Была у Лизы большая любовь. Как его звали – понятия не имею, а сама она никогда не говорила. Она тогда на четвертом курсе была, а он уже закончил учебу. Роман вышел бурный, красивый и закончился свадьбой. Детей у них в течение двух лет, как поженились, не было, и неожиданно Лиза забеременела. Родила благополучно – и вдруг сюрприз: не хочет выходить из родильного дома. Скандал! Закрылась в палате, дверь кроватями забаррикадировала, истерика: не выйду, и все тут. Причину знали персонал, роженицы – все, кроме молодого отца. Потому что родила Лиза чернокожего младенца.
– Какого еще чернокожего? – Я едва не подавилась кофе.
– Самого обычного, – спокойно произнесла Екатерина. – В каменецкий пединститут приезжали по обмену студенты-иностранцы, тоже историки. И среди них двое негров. Муж ни о чем не подозревал, он как раз в это время ездил на несколько дней в Черновцы. Лиза потом говорила: «Сама не знаю, что на меня нашло». Наверное, обычное женское любопытство, да и выпили они… Думала, обойдется, да было у них всего разок. Ничего особенного, говорит, в этих неграх нет, ее муж даже лучше, да и любила она его, а не черного проходимца. Только об осторожности забыла, расслабилась – и вот тебе на.
– И чем это кончилось?
– Оставила она ребенка в родильном, а мужу не стала ничего объяснять. Тот психанул – а кто бы на его месте не психанул? Развелись быстро, Лиза даже девичью фамилию себе вернула по его настоянию. А она у нее не слишком благозвучная – Чмаренко. После этого все у нее разладилось. Забросила она свою историю, перебралась сюда, в Хмельницкий, устроилась на «Туче». А через пару лет ее Витя Потурай взял на работу, опять же реализатором. Он как раз здесь свой бизнес начинал. На барахле раскрутился, потом начал продуктами торговать. И Лизка за него уцепилась – совсем девке туго приходилось, я вам скажу. И я, грешным делом, тоже к этому руку приложила, все подзуживала ее – выходи за него, не думай.
– А сами-то?
– У нее шансов больше. Я же себе цену знаю, а она у нас красавица. Ну, и ситуация критическая складывалась: в те времена, знаете, вокруг только и делали, что стреляли друг в друга.
– Знаю. Я тогда недолго в милиции работала, – вырвалось у меня, и я тут же прокляла себя за несдержанность. Сейчас эта битая, видавшая виды тетка вскинется, обзовет меня ментовкой, а то и легавой сучкой, погонит в шею. Но ничего, обошлось. Видно за годы, проведенные на «Туче», Мегера всякого навидалась и не боялась никого и ничего.
– Все мы где-то когда-то работали. Я, например, в детском саду при консервном заводе, пока завод не закрыли. Так вот, один из таких бандитов на Лизку серьезно глаз положил. Она отбивалась как могла. А Потурай, помимо всего прочего, как раз тогда деньги заряжал в высокие кабинеты, в том числе и в ментовские. Помог – бандюка этого за что-то загребли – вроде бы за рэкет, а потом посадили. Менту, который это дело с подачи Потурая раскрутил, – внеочередная звездочка на погоны. Ну, а Лиза вышла замуж за спасителя. Такая вот мелодрама. А потом другая началась – вернулась старая любовь.
– То есть?
– Ну, тот самый бывший муж. Я же всегда была в курсе ее сердечных дел. Хотя вру: никаких сердечных не было, все эти мужики не для сердца, а для забавы и здоровья. Девять лет подряд, пока они с Витей в Хмельницком жили, я Лизку с ее очередным хахалем в этот вот дом, на эту вот самую тахту, – Екатерина указала на новенький полуторный диван у стены, – регулярно пускала.
– Разве это тахта?
– А-а! Тут своя история. Была тахта. Страшная, как смертный грех, скрипучая, поролон из нее клочьями во все стороны. Лизка однажды и заявила: «Все, Катя! Абзац! Не могу больше! Вот тебе триста баксов, купи нормальное место для этого дела! Тебе и самой иногда требуется», – Мегера хохотнула. – Ну, а мне что? У меня отдельная история, только вас она вряд ли заинтересует. В общем, купили, что хотели…
– А муж знал?
– Зачем ему знать? – искренне удивилась Мегера. – Это чисто бабские дела, они мужиков не гребут. Говорю вам: все эти «приземления», как Лизка их называла, долго не длились, и ничего серьезного в них не было. С Потураем – бизнес и супружеские обязанности, здесь, на тахте, – секс без каких-либо обязательств. А уже гораздо позже она как-то приехала ко мне и рассказала о бывшем муже. Вот это, Лариса, была любовь! Как в книжках пишут – вновь вспыхнувшее пламя.
– Кто он? Когда вернулся к ней? Почему? Где живет? – бомбардируя ее вопросами, я втихомолку кляла себя за несдержанность, которая могла ее отпугнуть, но Мегера сохраняла невозмутимое спокойствие.
– Ничего не знаю. Но только это свято место, – снова кивок в сторону дивана, – стало пустовать гораздо чаще. А может, другие проблемы – ведь Лизка уже перебралась с Потураем в Подольск и не могла так свободно располагать собой, как в Хмельницком. У него тоже не всегда получалось, хотя он вроде бы человек свободный, семьи нет. За все эти годы Лиза ни разу не показывала мне своих любовников, но я, если б захотела, узнала бы. А тут – полная тайна. Она вообще любит шифроваться, это у нее пунктик. Такой у каждого есть – у меня, у вас, у соседей моих… Ну вот, – она развела руками, – извините – что знала, как на духу. Не думаю, что Лизе это навредит, особенно теперь. Она же собственного мужа не убивала.
– А… а почему, собственно, вы об этом подумали?
Мегера хмыкнула.
– Вы сами откуда, Лариса? Какая-то страховая компания? Наверно, хотите доказать, что Лизка с мужем разделалась, чтобы страховку получить? Смешно! – Глаза ее при этом не смеялись. – У нас из-за таких вещей не убивают. И уж тем более не рубят головы. Это еще уметь надо – башку снести. Виктора она не любила, да, но не любить – не значит ненавидеть. И головы она рубить не умеет, можете поверить. А теперь – извините, у меня еще куча работы сегодня.
Я не знала, кому готова верить сейчас. И во что. Слишком много всякой всячины вертелось у меня в голове.
Как бы там ни было, с делами я покончила к половине четвертого. А за разговорами мне казалось, что пролетел целый день.
Радуясь собственной оперативности, я решила обойтись без такси. Расспросив, как быстрее добраться до центра города, я уже через двадцать минут вошла в первое попавшееся приличное с виду кафе. Мне не терпелось побыстрее стереть воспоминание о напитке, который так настойчиво пыталась влить в меня Мегера, нормально сваренным кофе. В меню таковой присутствовал, а попутно я почувствовала, что проголодалась. Поэтому, заказав один эспрессо прямо сейчас, второй – на десерт, а между ними мясо по-французски с овощным салатом, я решила собраться с мыслями и расставить все по полочкам.
Или подбить бабки, как говорил какой-то чекист в одном из советских сериалов.
Но для начала – один звонок.
Я полагала, что занятым окажется Стас, а более-менее свободной – Тамара. Вышло наоборот: Тома отключила телефон, зато Жихарь отозвался после первого же сигнала.
– Ну, как твои раскопки? Удалось что-нибудь нарыть? Фрагменты скелета или бивень мамонта?
– У тебя, Стас, я вижу, хорошее настроение!
– А разве это плохо? У свободного человека всегда хорошее настроение.
– Ладно, у меня времени мало. Надо напрячься и найти человека, который вступил в брак лет шестнадцать-семнадцать назад.
– А поточнее?
– Не получится. Зато есть кое-какие установочные данные: невесту звали Елизавета Чмаренко, брак зарегистрирован скорее всего в Каменце, в то время она училась на четвертом или пятом курсе тамошнего пединститута.
– Это и есть наша фигурантка?
– Так точно. И знаешь, наши шуточки насчет тайного любовника оказались не вполне шуточками.
– Даже так?
– Слушай, Жихарь, ты можешь отнестись к этому серьезно? – Как-то меня тревожил его уж слишком игривый тон. Не иначе успел выпить. Поводов у него – навалом. – Реально получить эту информацию через твои контакты в Каменце?
– Реально. Только вы, тетенька, наверное, счастливая – на часы не смотрите. Рабочему дню вот-вот кранты. Так что сегодня не гарантирую.
– А вдруг? Давай, Стас, давай, время же идет! И еще одно: если удастся вычислить имя человека, за которого Лиза Чмаренко вышла замуж, надо будет его срочно разыскать.
– Это бывший муж, я правильно понимаю?
– Разводились они здесь, в Хмельницком. Я должна знать, кто он, где живет, не менял ли случайно фамилию, короче – сам знаешь, что в таких случаях требуется.
– Ну, сегодня это уже точняк не выйдет!
– Ясно, – вздохнула я. – Ну тогда хоть что-нибудь. В общем, давай, действуй. Увидимся вечером – расскажу подробности.
Мне как раз подали первый эспрессо. Нажав «Отбой», я сделала два глотка, третьим опустошила чашечку. Отвратительный привкус во рту исчез, я удовлетворенно кивнула самой себе, положила телефон на стол и крутнула его так, что он завертелся волчком. А я тем временем заглянула на дно кофейной чашечки в поисках гущи. Нету, так что гадать придется без нее.
Ну что, Ларчик, пора подбивать бабки.
Виктор Потурай знал, как жена относится к нему. Однако по какой-то причине этот брак был ему нужен. Со своей женской точки зрения, могу его понять: лучше держать при себе женщину, чьи чувства к тебе не вызывают ни иллюзий, ни сомнений. То есть ту, что не врет про любовь до гроба, зато со временем превратилась из объекта бесплатного удовлетворения мужских сексуальных потребностей в полноценного делового партнера, овладев азами бизнеса. Материальные затраты на свое содержание жена окупает. Остается только застраховать себя от потери удобного делового партнера, с которым не приходится делиться прибылью и которому не надо платить зарплату. И Виктор Потурай составляет завещание. Теперь, если Лиза разведется с ним, она потеряет все до последнего гроша. Разве что найдет бывшему мужу равноценную в финансовом отношении замену.
Логично. Но есть одно обстоятельство, которое мужчинам никогда не понять: даже самым толстокожим, разочарованным во всем и циничным женщинам в какой-то момент перестает хватать пусть даже и безбедного существования рядом с человеком, к которому ничего не чувствуешь. Любой женщине нужна Большая Любовь. Чувство, которого никогда не узнаешь, если будешь тупо бегать от одного осточертевшего бумажника к другому, который тоже вскоре осточертеет, и так до старости.
Принесли салат. Поковыряв его вилкой, я решила не спешить и дождаться мяса. Еще раз крутанула телефон на гладкой поверхности стола.
Все это пока предположения, писаные вилами по воде или вилкой по фруктовому желе. Но что-то подсказывало: примерно так все и происходило между Лизой и Виктором Потураями. Она время от времени развлекала себя постельными приключениями, но серьезно к ним не относилась, и я, положа руку на сердце, понимала ее. Если честно, то и я, почувствовав, что стала совершенно равнодушной к мужу, тоже время от времени позволяла себе маленькие приключения. Это ничего не значит, можете мне поверить. И вдруг…
Подали мясо на большой тарелке, украшенной сверху парой стебельков петрушки. Отодвинув его вилкой в сторону, я вывалила рядом салат. Ничего, неплохо тут готовят, не испортили.
Двигаемся дальше: внезапно к Лизе возвращается былая любовь. Где, когда, при каких обстоятельствах – сейчас неважно. К тому же муж решает перебраться из областного центра в маленький городок, и поддерживать огонь страсти становится все труднее. И тогда у одного из любовников начинает работать голова. Бывший муж, Большая Любовь, так бездарно утраченная и теперь заново обретенная, – ее последний шанс. Судьба другого не даст. Вернее, даст, бери, сколько унесешь, но времена меняются. Очевидно, ее бывший – не из состоятельных. Живет, ясное дело, не то чтобы в шалаше, но наверняка не так хорошо обеспечен, как владелец сети мини-маркетов. Лиза же привыкла к довольно высокому уровню жизни, и даже вновь вспыхнувшая любовь не способна ослепить ее окончательно.
Единственный выход – преждевременная кончина Потурая и вступление в силу его завещания. Лиза вполне способна самостоятельно руководить фирмой, она справится. Но вряд ли такая перспектива устраивает ее возлюбленного. Ведь Виктор Потурай – мужчина в расцвете сил и помирать вовсе не собирается. Убить его? Отравить, к примеру? Отпадает – любая скоропостижная смерть расследуется с особой тщательностью, рано или поздно Лиза окажется под подозрением. Нанимать киллера тоже не имеет смысла: впоследствии придется избавляться и от него, так как нет никакой гарантии, что он не окажется шантажистом и не начнет доить новоиспеченную вдову и главу фирмы.
Зато Лиза Потурай – дипломированный историк.
И пусть она давным-давно не работает по специальности, ее интерес к истории не угас. Тем более что в захолустном Подольске, куда перевез Лизу муж, даже не поинтересовавшись, согласна она или нет на переезд, нет ничего интересного, кроме истории. Так она знакомится с местным энтузиастом, директором краеведческого музея Бондарем. Это обстоятельство, кстати, необходимо еще прояснить. Бондарь, например, ни разу не упомянул о том, что они с Лизой знакомы, но ведь я и не задавала прямых вопросов – зачем, казалось бы, мне это знать? Хорошо, это потом, не надо отвлекаться…
Директор музея рассказывает супруге мецената легенду о Безголовом. Он всем ее рассказывает, потому что она – его единственный реальный капитал, его находка, любимое детище. Очевидно, в то время Лиза еще не знает, как она использует эту историю. Возможно, ей и в голову это не приходит. Но тут в Подольске начинаются жуткие убийства, и не одному Бондарю бросается в глаза прямая связь этих событий со старой страшной сказкой.
Далее – сплошные предположения. Лиза складывает два и два, видит простой итог и молниеносно начинает действовать. Пока что я даже не представляю, каким образом ей удалось вычислить исполнителя роли призрака, музейного сторожа Степана, и как ей удалось вывести его на собственного мужа. Или наоборот – мужа на Степана. Во всяком случае замысел гениально прост: выдать труп Виктора Потурая за одну из случайных жертв убийцы-психопата. Из ситуации, в которой оказалась Лиза, это, пожалуй, единственный выход.
Рассуждая, я и не заметила, как прикончила все, что было на тарелке, а хуже того – даже не поняла, вкусно это было или нет. Точнее, я знала, что вкусно, но не получила от еды никакого удовольствия, кроме ощущения полного желудка. Принесли второй кофе, и я сразу же сделала глоток.
Могло ли все это происходить в соответствии с той схемой, которую я выстроила? Вполне. Не хватает кое-каких мелких деталей, кое-что нужно уточнить, но в целом все выглядит довольно логично. Лиза спала с кучей мужчин, но это еще не значит, что она способна к планированию и реализации подобных комбинаций. Но ведь она отказалась от своего ребенка! И этот факт сам по себе говорит о многом. По крайней мере – лично мне.
Чернокожее дитя свидетельствовало скорее не об измене, а о неосторожности самой женщины. Она не хотела этого ребенка. Но муж имел полное право повести себя так, как он повел. И даже после этого женщина не имела права бросать своего новорожденного ребенка, будь он хоть трижды черным. Лиза бросила, причем без малейшего сожаления, если верить Екатерине Мегере.
Женщина, способная на такой поступок, способна и на более страшные вещи.
Я допила кофе, расплатилась и заодно оценила состояние своих финансов. Поездки на такси поглотили почти половину выделенной мне на оперативные нужды суммы, но я уже сделала все, что могла, и теперь пора возвращаться. До Подольска хватит.
Осталось только прояснить для себя один вопрос.
Я никогда не бывала дома у Анатолия Бондаря.
По дороге я позвонила ему и спросила, не дождется ли он меня в музее, есть разговор. Он буркнул, что за последние дни ему надоели все и всяческие разговоры, и вообще он собирался сегодня уйти с работы пораньше. «А если дома?» – поинтересовалась я. «Ну, если хотите – приезжайте», – последовал ответ. Вот такое любезное приглашение. И черт с ним, теперь я от него уже не отстану.
Адрес он назвал, и я, двигаясь от центральной площади, легко нашла его небольшой частный дом – совсем недалеко от музея. Во дворе залаяла собака, но самого пса я так и не увидела, как ни вглядывалась через ограду. На часах – начало восьмого, на город медленно опускались тихие сентябрьские сумерки. Собака снова залаяла, затем я услышала: «Замолчи, Полк!» – и от крыльца к калитке прошагал хозяин.
Если Бондарь и был недоволен моим визитом, то, по крайней мере, ничем этого не показывал. Одет он был так, словно куда-то собирался или только что пришел с работы и не успел переодеться: неизменные джинсы, водолазка, кожаный пиджак. Пес следовал за ним – молодая кавказская овчарка в строгом ошейнике, поводок от которого Анатолий держал в руке.
– Я как раз выгулять его собирался, – пояснил он.
– И хорошо, можно на ходу поговорить.
– Ну, если вы ненадолго, давайте лучше дома. У меня были кое-какие планы, поэтому лучше мы побеседуем сейчас, а потом разойдемся – каждый по своим делам. Извините, я могу показаться невежливым…
– Есть немного, – я постаралась улыбнуться как можно искреннее.
– Вы должны понять: когда тебя уже несколько дней подряд прямо обвиняют в содействии убийствам и сокрытии убийцы, трудно оставаться вежливым и терпимым. Можете не сомневаться: и «журнашлюшки» сюда вскоре пожалуют. Я уже вижу эти заголовки статей, где они станут размусоливать эту злополучную легенду!.. Этак скоро начнут обвинять производителей топоров в том, что сумасшедшие скупают их продукцию и используют не по назначению! Разве не так?
– Ей-богу, не знаю. – Желание общаться с Бондарем у меня уже пропало, зато желание выполнить все запланированное, наоборот, усилилось. – Но поговорить нам все равно необходимо. Думаю, что смогу предупредить вас об одном слабом месте в вашей защите.
– В моей защите? Это интересно. – Бондарь потрепал пса по косматому загривку. – Пошли, Полк, посиди еще немного на привязи.
– Как его зовут? Полк? Полкан?
– Полковник. Сокращенно – Полк.
Ну да. У директора краеведческого музея пес по кличке Полковник. Витольд Ржеутский, зуб даю. Бондарь и сам, похоже, слегка свихнулся на этой своей легенде.
Стоп!
Я ошеломленно замерла. Как же я сразу не заметила – он же фанатик. Скрытый, тихий, неприметный, но – фанатик. И все эти разговоры… Он, ученый, раскопавший легенду и исследовавший обстоятельства ее возникновения, вынужден делиться славой с толпой падких на сенсации проходимцев, причем – бесплатно. Такой человек, копящий злобу и ненависть, тоже способен на многое. Но на что именно? Пока не знаю, но уже начинаю сомневаться, что Бондарь так уж непричастен к этой истории.
Директор отвел пса к будке в глубине двора, щелкнул карабином увесистой цепи и вернулся, небрежно намотав поводок на руку. На крыльце он любезно пропустил меня вперед.
Дом оказался совсем небольшим – три комнаты и ни малейшего намека на женское присутствие. Я почувствовала это, едва переступив порог. Возможно, почувствовала бы и еще что-нибудь, но Бондарь жестом направил меня к открытой двери, ведущей в дальнюю комнату. Очевидно, кабинет. У всех ученых должен быть кабинет.
Угадала: книжные полки от пола до потолка, компьютер на столе в углу, рядом – какая-то фотография в рамке, небольшая стопка книг с торчащими из них закладками.
– Вот, собирался сегодня поработать. Материалы к докторской… – В его голосе внезапно появилась новая интонация – то ли он оправдывался, то ли извинялся. – Присядем. Кофе, чай? Есть и коньяк.
– Спасибо, ничего не надо. Я совсем ненадолго.
Я присела на краешек кресла, стоявшего в просвете между полками. Хозяин пододвинул к себе стул, стоявший у компьютерного столика, и уселся, закрыв своей фигурой от меня свое рабочее место. Вторжение в личное пространство, это мне знакомо.
– Ну, и какие еще сюрпризы вы мне преподнесете?
– Вы были лично знакомы с женой убитого Виктора Потурая?
– Конечно, – он и секунды не колебался. – Пани Лизе я обязан знакомством с ее мужем… покойным мужем. Это она убедила его стать нашим спонсором. Ей нравилось то, чем я занимаюсь. А Потурай родом из здешних мест. Историю родного края надо беречь, и он оказался мудрым человеком. И щедрым.
– Вы когда-нибудь рассказывали ей вашу легенду?
– Какая же она моя?
– Хорошо, я неточно выразилась. Она интересовалась легендой о Безголовом?
– Не она одна. А вам не кажется, что пора бы пояснить причину столь неожиданного интереса? Что, она тоже оказалась не в себе, как несчастный Степан, и откромсала голову собственному мужу? Если вы пришли ко мне с этим, мне остается только посмеяться.
– Надо мной – пожалуйста. – Мне начала надоедать его спесь, к тому же я не собиралась расставаться со своими догадками. – Запросто. А вот в милиции вам вряд ли придется смеяться.
– При чем тут опять милиция?
– Вы сами только что озвучили возможные обвинения, которые могут быть вам предъявлены.
– Вы серьезно? – Бондарь вдруг сник.
– Совершенно, – кивнула я. – Вы же сами сказали – у меня там друзья.
– Но ведь дело закрыто!
– Не факт. Могут открыться новые обстоятельства. Поэтому лучше бы вам поговорить со мной, и по возможности – откровенно. Я понимаю вас и, поверьте, не желаю вам зла.
– Хорошо, – проговорил он после небольшой паузы. – Ладно. Поговорим. Только я все-таки сварю кофе. Иначе не разобраться. Подождите пару минут.
Он поднялся и вышел. Поводок был по-прежнему намотан на его руку.
Тикали часы на стене.
Я поднялась с кресла и провела кончиками пальцев по корешкам стоявших на ближайшей полке книг. Много старопечатных изданий, очень дорогих. Почти нет художественной литературы – по крайней мере, здесь. История, историография. Ничего удивительного.
На соседней полке – несколько романов Переса-Реверте, Пауло Коэльо, Дэна Брауна, еще какие-то арт-детективы менее известных авторов. Но беллетристика все равно в меньшинстве, остальное – те же исторические труды разных лет издания.
Интересно, какую тему он выбрал для своей диссертации?
Я подошла к компьютерному столику, взяла верхнюю книгу из стопки.
Скользнула взглядом по фотографии в рамке.
И тут в моей сумочке запел Олегов мобильник. Не в силах отвести взгляда от фото, я машинально вытащила телефон и, даже не проверив, кто звонит, нажала нужную кнопку.
– Лариска, слушай меня! – торопливый голос Жихаря звучал на удивление серьезно. – Где ты сейчас?
– Да тут… В одном месте.
– Бегом домой, где б ты ни была! Каменец – город маленький. Мне в загсе в два счета нашли то, о чем ты спрашивала! Это все меняет, Лариска, слышишь?
Я по-прежнему не могла отвести взгляд от снимка, на котором были изображены счастливые новобрачные.
– И ты знаешь, за кого вышла замуж тридцатого мая тысяча девятьсот девяносто первого года Лиза Чмаренко?
Я знала. Уже знала.
За эти годы Лиза практически не изменилась. Та же красота мультяшной Белоснежки, но более зрелая.
А юный и счастливый очкарик Толя Бондарь по-хозяйски обнимал молодую жену за талию.
– Лариса, ты чего молчишь?
За моей спиной послышался шорох.
Удар. Боль.
Что-то захлестнуло шею.
Темно…