Лиз знает, что сейчас включится свет, – она ждет этого, жмурясь, чтобы пощадить глаза. Голова у нее ясная, думается легко, но она чувствует безграничную усталость. Этой ночью она вообще не получала лекарство. Не сегодня.

Трубка от капельницы свисает со штатива, и хотя ведет, как обычно, под одеяло, но ее край просто лежит рядом с ее рукой. Как и венозный катетер, который Лиз сама сняла этой ночью.

Позапрошлой ночью она преодолела расстояние от стены к стене тысячу четыреста раз – по семь шагов. Этой ночью она берегла силы и проделала этот путь только восемьсот раз.

Жмурясь, она еще раз мысленно повторяет предстоящие действия, вновь и вновь, чтобы отвлечься и не позволить страху и сомнениям захватить ее рассудок.

«Брцмп» – с этим звуком включатся неоновая трубка.

Тьма перед ее глазами сменяется багровым. Еще пять минут до завтрака. Лиз повторяет план, точно мантру. Ее пальцы сжимаются на шприце в руке. Она предельно сосредоточена. Лиз знает, что у нее будет только три-четыре секунды на то, чтобы что-то предпринять. Она вслушивается в мертвую тишину, барабанные перепонки напряжены, в ушах шумит кровь, и Лиз боится, что пропустит решающий момент. Она представляет происходящее со стороны, будто видит себя в каком-то фильме: вот она лежит на кровати, почти голая, тонкий шприц зажат в руке. Какой у нее отчаявшийся, почти гротескный вид…

Затем она слышит шаги.

Лиз дергается, откидывает одеяло. Ступни касаются пола, тонкий халатик подрагивает.

От двери доносится металлическое стаккато – ключ входит в замок, поворачивается…

Прыжок в центр комнаты – рука со шприцом занесена. Лиз тянется к решетке, закрывающей люминесцентную лампу. К счастью, потолок невысокий, но ей все равно приходится подпрыгнуть. Пластиковый шприц проходит между прутьями решетки, попадает в хрупкую трубку. Стекло бьется, осколки летят во все стороны, становится темно.

Распахивается дверь. Иветта потрясенно останавливается в дверном проеме – темные очертания на фоне светлого прямоугольника. В руке у нее мерзкий завтрак, на поясе – карабин со связкой ключей. Лиз сжимает в руке штатив капельницы и, прежде чем Иветта успевает сориентироваться в темноте, бьет ее металлической трубкой в живот, будто копьем, хоть и тупым.

Застонав, Иветта отшатывается. Миска с кашей с грохотом падает на пол, Иветта инстинктивно хватается обеими руками за штатив. Не выпуская свое оружие, Лиз наваливается на него всем телом, пытается сдвинуть в сторону преграждающую ей путь женщину.

– Ах ты, проклятая сука! – хрипит Иветта.

Она сопротивляется с неожиданной, пугающей силой, и Лиз чувствует, что проигрывает. Сантиметр за сантиметром Иветта впихивает ее штативом обратно в темную камеру, где на полу лежат осколки лампы. Лиз ощущает охватывающую ее панику. И в то же время в голове бьется одна-единственная отчаянная мысль:

Изо всех сил она упирается в штатив, потом вдруг отшатывается в сторону и отпускает. Иветта, не успев отреагировать, подается вперед, в камеру, штатив с грохотом падает на бетонный пол, и медсестра окончательно теряет равновесие. На мгновение желание сбежать берет верх: дверь открыта, Лиз может просто убежать. Но она знает, что нужно остаться и обезвредить Иветту.

Она подается к выходу и, когда Иветта начинает вставать, захлопывает дверь. Воцаряется непроглядная темнота. Тут темно – как было темно во все предыдущие ночи, когда Лиз ходила от стены к стене.

«Добро пожаловать домой. Добро пожаловать на мою территорию, Иветта».

Лиз в точности знает, где сейчас медсестра. Два шага, перепрыгнуть осколки, еще два шага – и она уже рядом, повалила ее на пол, уселась верхом, шарит в темноте, пытаясь нащупать ее руки. Но тщетно. От шипения за спиной у Лиз волосы встают дыбом. «Не с той стороны… Я села не с той стороны!» В тот же миг удар кулаком обрушивается ей в бок. От боли перехватывает дыхание. И тут же Лиз ощущает, как в ней вспыхивает неудержимая ярость – будто волна пламени поднимается в груди. Одним движением она подается назад, то ли приподнимаясь, то ли подпрыгивая. Ее ягодицы обрушиваются на лицо Иветты. Руки нащупывают что-то мягкое, тонкое, округлое. Горло. Лиз впивается в это горло, точно когтями, и изо всех сил душит Иветту. Медсестра изгибается, пытается сбросить Лиз, мечется из стороны в сторону точно одержимая. Ее руки наносят беспорядочные удары, но она слепа в этой темноте, она не попадает… Иветта хватается за запястья Лиз, пытается ослабить хватку. Лиз наваливается на нее, обрушивает на лицо Иветты весь свой вес, давит изо всех сил. Она чувствует, как Иветта пытается вдохнуть, мечется из стороны в сторону, в отчаянии щелкает зубами, точно пес, – и вдруг зубы женщины сжимаются на ее клиторе.

Острая боль пронзает тело Лиз, она вскрикивает, отпускает горло Иветты, вскидывает руки и принимается колотить ее по животу, словно бьет грушу в спортзале.

Зубы Иветты мгновенно разжимаются, медсестра корчится от боли, сгибается. Лиз теряет равновесие и падает набок, на пол. Она нащупывает рядом какой-то предмет – прямо под правой рукой, гладкий холодный металл. Иветта со стоном поднимается, и вдруг становится тихо. Вокруг царят гробовая тишина и беспросветная темнота. Лиз пытается задержать дыхание, но она запыхалась, сердцу не хватает кислорода. Она замирает, пытается понять, где же Иветта. В двух метрах от нее? В трех метрах? Ближе? Металлический штатив в ее руке тихо позвякивает. Длина трубки – около полутора метров. Лиз замахивается, не зная, куда бить.

Вокруг все еще тихо, если не считать шума крови в ушах.

Но Иветта не дышит.

Лиз опять задерживает дыхание. От напряжения она вся взмокла. Она держит штатив в мокрых от пота руках, точно глефу, меч с двумя лезвиями. Слева – дверь, чуть правее – центр комнаты, в четырех шагах впереди – кровать.

«Она попробует подобраться к двери!» – проносится у нее в голове.

В тот же момент слышится хруст осколков. Лиз будто видит в темноте, видит Иветту в центре комнаты: руки вытянуты вперед, голова втянута в плечи, спина чуть согнута.

Лиз изо всех сил обрушивает металлическую трубу в направлении источника звука. Удар так силен, что она выпускает штатив из рук. Раздается звук, будто кто-то проткнул медной трубкой арбуз. Затем – звон упавшего на пол металла. Лиз триумфует. Она фурией бросается в сторону Иветты, нащупывает ее и набрасывается, чтобы полностью вывести из игры. Ее руки опять смыкаются на горле медсестры, и Лиз чувствует что-то влажное, липкое.

Кровь!

Только теперь она замечает, что Иветта не шевелится. Лиз отшатывается, замирает. Ничего. «Неужели она мертва?»

Триумф моментально сменяется каким-то другим чувством – отвратительным, грязным.

«Ключ. Соберись, тебе нужен ключ».

Лиз нащупывает карабин со связкой ключей у Иветты на поясе, срывает связку, встает с еще теплого тела. Дрожа как осиновый лист, она идет к выходу, шатается, опирается рукой о стену, выпрямляется, открывает дверь. Широкий луч света падает в темную комнату. И в этом луче Лиз видит медсестру. Откуда-то из-под волос над левым ухом течет кровь, заливая горло. Глаза закрыты. «Мне хотя бы не приходится смотреть ей в глаза».

Лиз глубоко вздыхает, чтобы успокоиться, но не может взять себя в руки, она все время думает о Вале.

В какой-то момент он заметит, что что-то не так. Один взгляд на монитор камеры слежения – и он все поймет.

Лиз, переступив порог, выходит в коридор. Сердце бешено стучит в груди, будто хочет выдать ее.

Она закрывает дверь, обеими руками вставляет ключ в замок и запирает камеру.

Затем поворачивается, щурясь. Впереди длинный – метров в шесть в длину – коридор, за ним – поворот направо. Кирпичные стены выкрашены в серый, слева и справа – еще по двери. Под потолком на покрытом патиной проводе покачивается лампочка без абажура.

Под ногами – грязный бетон. Лиз проходит под лампой, и ее догоняет собственная тень, удлиняется, тянется по коридору. Она доходит до поворота, осторожно заглядывает за угол – и охает.

В десяти шагах впереди путь ей преграждает тяжелая решетчатая дверь с прочными округлыми прутьями.

Лиз смотрит на ключи Иветты и дрожащими руками пытается вставить тонкий серебристый ключ в замочную скважину. Тщетно. Ключи не подходят.

Она поворачивается, возвращается к двум другим дверям, открывает левую. Камера – в точности, как у нее. Только чуть больше и уютнее. Одеяла, подушки, потертый диванчик, обтянутый светло-коричневой кожей, потрепанные книги, незастеленная кровать, душевая кабинка, унитаз. На стенах – рисунки. Похоже, эти цветы Иветта рисовала сама. Ни окон, ни других выходов. Подвал.

Иветта не солгала. Очевидно, Вал держал ее в заточении, как и Лиз.

Лиз поворачивается, открывает другую дверь. Тут тоже горит свет. Еще одна камера – и нет другого выхода. Справа – спартанская кухня и шкаф с лекарствами, слева – сушка для посуды и трехметровая в длину вешалка на колесиках. На вешалке – около двадцати платьев, явно очень дорогих, это эксклюзивные модели. Часть платьев затянута в целлофан. Впереди, на некотором расстоянии от остальной одежды, висит белое сатиновое платье с широким подолом, на него нашиты сотни белых блестящих розочек. Впереди платье короткое, стилизованное под мини-юбку, сзади же подол длинный, в стиле рококо. Подкладка платья – кобальтово-синяя и тоже украшена цветочным узором. Не сдержавшись, Лиз протягивает руку к блестящей ткани. На ощупь платье нежное, как шелк, и в то же время чувствуется, что ткань крепкая и тяжелая.

«Я выбрал тебе платье. На тринадцатое число. Оно будет тебе к лицу. Ты будешь выглядеть в нем как королева».

Лиз бросает в дрожь. Она отдергивает руку, точно обжегшись. И все же не может отвести взгляд от роскошного платья. Такие наряды стоят больше ста тысяч евро, их увидишь разве что на худеньких моделях, проходящих на подиуме во время показа высокой моды, – или в огромных платяных шкафах в домах олигархов. Зачарованная, Лиз всматривается в синий цветочный узор. Откуда, бога ради, такие платья у Вала?

Из коридора вдруг доносится какой-то звук, точно эхо открывшейся где-то вдалеке двери.

Лиз поворачивается, ее мысли путаются.

Шаги. Она слышит шаги, поспешные шаги вниз по лестнице.

Смотрит на потолок, на лампочку. Мгновение – и она под лампой, протягивает руку. Жар обжигает кончики пальцев, но Лиз успевает провернуть лампочку в патроне. Лампочка, мигнув, гаснет. Только в коридоре Лиз не успеет погасить свет.

Из коридора доносится дребезжание металла – кто-то открывает решетку. Кровь стучит в ушах Лиз, сердце как будто гулко бьется о ребра. У нее нет выбора. Укрытие здесь только одно. Она ныряет за вешалку с эксклюзивными платьями и прижимается к холодной кирпичной стене. Сейчас ей отчаянно хочется процарапать ногтями дыру в кладке. Лиз испуганно выглядывает в щель между платьями.

«А потом? Что потом?»

И вдруг вспыхивает свет. Всего лишь на долю секунды, мигнул – и погас.

«О нет! Лампочка!» Она не до конца выкрутила лампочку.

На полу коридора растет тень, и вскоре в дверном проеме появляется Вал – как раз в тот момент, когда в очередной раз тревожно загорается лампочка.

Вал останавливается.

Улыбка касается его губ.

– Неужели я недооценил тебя, малышка Лиз? Неужели ты настолько сильна? – шепчет он.

У Лиз подгибаются колени. В узкую щель между платьями она видит, как Вал приближается. Медленно. Неумолимо. Лампочка вспыхивает и гаснет, то озаряя изуродованное лицо Вала, то погружая комнату в полумрак.

– На что ты рассчитывала, Лиз? Что сумеешь сбежать? Вот так просто? Маленькая слабая голая женщина, одна в горах, при таком холоде?

«Горы! Мы в горах!» Лиз пригибается, напрягает все мышцы.

– Как далеко тебе удалось бы отойти от дома, Лиз, прежде чем я поймал бы тебя? На сто метров? Двести?

Лампа потрескивает. Вал минует ее, и его лицо кажется черным, как смола, и только силуэт очерчивает свет из-за спины, будто его окружает аура опасности.

– Хочешь, проверим? Я мог бы отпустить тебя. Но тебе пришлось бы убежать далеко, Лиз, очень далеко. – Его голос дрожит от возбуждения, будто электрический ток пробегает по его телу.

Лиз он вдруг кажется огромным, его тело закрывает дверь, застит светлый прямоугольник коридора. И там, где раньше был выход, остался только он. Огромный. Черный. Властный.

– Только зря это все, – шепчет Вал. – Я не хочу, чтобы ты поранилась. Ты нужна мне целой и невредимой. Безупречной.

Лиз в отчаянии вновь напрягает все мышцы тела. Лампа насмешливо подмигивает ей.

– Выходи, малышка Лиз, выходи.

Он совсем близко, он стоит перед вешалкой.

Резким движением, точно спущенная пружина, она подается вперед, нажимает на стойку вешалки, хочет ударить ею Вала в подбородок, но платья такие тяжелые, что вся конструкция весит не меньше книжной полки – и вешалка падает. Не удержавшись, Лиз падает вперед вместе с ней и всеми платьями – прямо на Вала. Взмахнув руками, он теряет равновесие… Слышен удар его затылка о бетонный пол. Лиз лежит ничком рядом с ним, платья смягчили ее падение.

Становится очень тихо.

«Он без сознания!» – Лиз едва может поверить своему счастью.

Лампочка все мигает.

Лиз протягивает руки, нащупывает тело Вала. Ключи! Где-то должен быть ключ от решетки! Она обыскивает его карманы.

Ее рука натыкается на ключ в левом кармане брюк, пытается вытащить – но ключ запутался в ткани подкладки. Доставая ключ, Лиз задевает рукой его член.

Но ей все-таки удается обрести желаемое. Она выпрямляется, смотрит на эту странную гору платьев. В открытую дверь льется свет из коридора. Лиз переводит взгляд на свой халат.

Вал тихо постанывает.

Дернувшись, как от укуса тарантула, Лиз хватает одно из платьев с пола и бежит к двери. Миновав коридор, она дрожащими руками пытается вставить ключ в замок, но он вываливается у нее из рук и со звоном падает на пол.

Лиз хватает ключ, предпринимает вторую попытку. Слышится скрежет металла. Ей кажется, что замочная скважина крохотная, как игольное ушко.

Лиз перехватывает ключ обеими руками, чтобы остановить дрожь. Наконец-то ей удается провернуть ключ в замке.

Решетка с дребезжанием открывается, от нее несет ржавчиной и машинным маслом.

Сзади раздается стон, на этот раз уже громче.

Лиз вытаскивает ключ из замка, эта дрянь не поддается, замок заклинивает, но ей удается выбраться наружу и захлопнуть дверь.

Рука с ключом ходит ходуном. Ей не удается унять дрожь.

Лиз снова пытается перехватить одну руку другой, чтобы дрожь была не такой сильной, но тщетно.

Стоны Вала эхом разносятся по коридору.

В панике Лиз выпускает замок, хватает платье и бежит прочь. Она сворачивает за угол, вслепую, в темноте поднимается по лестнице, держась за поручни, перепрыгивает через ступеньки, все быстрее, только бы выбраться из этой преисподней.

Лестница венчается большой комнатой. Дневной свет жжет глаза, точно яд, и Лиз смутно различает за окном очертания сада. Ей удается открыть застекленную дверь и вырваться наружу.

Свежий воздух становится для нее едва ли не потрясением. Она жадно набирает полные легкие – воздух пахнет землей, горами, смолой и травой. Лиз щурится, пытается сориентироваться. Справа гараж, но ворота заперты. Наверное, внутри машина, а где-то в доме – ключи. Но она не может вернуться. Только не в этот дом.

Ошалев, она несется дальше, к стенке из бутовой кладки, минует кованые черные ворота. Небо так далеко в вышине, что у нее кружится голова. В синеве проступают очертания гор, они точно парят в небесах, эти заснеженные вершины. Ноги вспоминают тренировки. Шаг за шагом, шаг за шагом, только быстрее, быстрее, по дороге…

Лиз оглядывается, видит стену, окружающую дом, его дом, грязноватое бунгало, холодное, одинокое, будто высеченное в скале. Дорога ведет прямо к двустворчатой двери – словно к распахнутой голодной пасти.

«Но тебе пришлось бы убежать далеко, Лиз, очень далеко».

«Еще и как убегу, подонок!»

Перед ней раскинулась дорога, серпантином уходящая вниз с горы, с двух сторон от асфальта – лес. Лиз бежит дальше, под сенью деревьев, движется на безопасном расстоянии от дороги, но параллельно ей. Она оступается на крутых склонах, ветки бьют ей в лицо, царапают тело. Ступать босыми ногами по каменистой почве – сущая мука. В какой-то момент ее охватывает страшный холод. Птицы перекрикиваются в ветвях деревьев над ее головой. Лиз останавливается, разрывает целлофан, достает платье – и охает.

«От-кутюр».

Чертик сомнений на ее плече заливается смехом.

«Ну и что, – упрямо думает Лиз, – это лучше, чем ничего».

Платье черное, и Лиз хочется, чтобы скорее сгустились сумерки, хотя она знает, что день только начался.