Раскаленные угли
Двое всадников встретились под потемневшим небом в центре пустыни.
Один из них был на простом сером скакуне, а второй – верхом на великолепном белом жеребце.
За каждым стоял личный состав вооруженных солдат.
Всадник на белом жеребце заговорил первым:
– Мне сказали, что у нас общий враг. – Его голос был густым и явно лживым.
Другой наездник так же размеренно изучал его.
– Кажется, да, мой господин.
Первый всадник улыбнулся с елейной медлительностью.
– Вы такой же, как вас описывали, Реза бин-Латиф.
– Так же, как и вы, господин.
Султан Парфии рассмеялся.
– Я приму это в качестве комплимента.
– Это и подразумевалось, господин. Простите, что не выражаю сентиментальности должным образом, но я согласился встретиться с вами не для того, чтобы обменяться шутками.
Смех султана эхом разнесся в ночи.
– Вы прямой человек. Я польщен. Тогда, может, закончим с шутками и приступим к делам?
– Во что бы то ни стало, господин.
– Какие ваши намерения относительно моего незаконнорожденного племянника?
– Страдания. И уничтожение.
Глаза султана блеснули воинственным светом.
– Ясно.
– А какие ваши?
– Унижение… с последующим уничтожением. Вероятно, мы сможем помочь друг другу в достижении нашей общей цели?
– Моя помощь зависит от того, что вы можете предложить, господин.
– На данный момент я могу предложить деньги и оружие. Как только вы обезопасите границы и укрепите существующие силы, я открыто поддержу вас, но до этого времени не могу рисковать вызвать гнев мальчишки.
– Понятно.
Султан сделал жест за спиной, и пара стражников вынесла вперед небольшой запечатанный сундук.
– Знак золотой веры. Когда эти средства будут исчерпаны, отправьте мне послание, и я вышлю еще.
Реза кивнул. Он посмотрел через плечо на свою свиту, и две фигуры в капюшонах вышли вперед, чтобы забрать золото.
Одна из фигур наклонилась поднять сундук, свет голубой пустынной луны осветил предплечья человека.
На коже была отметка с изображением скарабея.
* * *
Шарзад,
Я подвел тебя несколько раз. Но был один момент, когда я подвел тебя сверх всякой меры. Это произошло в день нашей встречи. То мгновение, когда я взял тебя за руку и ты посмотрела на меня с триумфом ненависти в глазах. Я должен был отослать тебя домой к твоей семье. Но я не сделал этого. В твоей ненависти была честность. В твоей боли – бесстрашие. В твоей честности я увидел свое отражение. Или, точнее, человека, которым мне бы очень хотелось быть. Поэтому я подвел тебя. Я не остался в стороне. Затем, позже, я думал, что, если у меня будут ответы, – этого окажется достаточно. Мне станет все равно. Ты больше не будешь ничего для меня значить. Так что я продолжил подводить тебя. Продолжил желать большего. А сейчас я не могу найти нужных слов, чтобы сказать то, что должно быть сказано. Дать тебе хоть малую часть того, что я задолжал. Когда я думаю о тебе, мне не хватает воздуха, чтобы дышать. А сейчас, когда ты ушла, у меня нет боли или страха. Все, что у меня осталось, – это благодарность.
Когда я был еще мальчиком, мама рассказывала мне: одной из лучших вещей в жизни является знание того, что твоя история еще не окончена. Наша история, возможно, уже подошла к концу, но твоя еще не рассказана.
Сделай так, чтобы эта история была тебя достойна.
Я подвел тебя еще в одном. Вот мой шанс исправить это. Так случилось не потому, что я этого не чувствовал. А потому, что поклялся никогда не говорить об этом, а человек – ничто, если не может держать свои обещания.
Итак, я пишу это в небеса…
Я люблю тебя с неимоверной силой. И я никогда не буду извиняться за это.
Халид
Халид стоял у перил террасы на крыше, наблюдая, как солнце восходит над чистым горизонтом.
Его разбитый дворец из камня и мрамора до сих пор тлел по краям и во многих местах был расколот.
Его город стал пустырем темных струек дыма и щебня. Несбывшихся обещаний и горя.
На мгновение он закрыл глаза, чтобы не видеть разорения.
Но только на миг.
Потому что это был его город. Его выбор. Его ответственность.
Он никогда больше не будет прятаться от него.
С новой целью он взял лист пергамента и поднес его к факелу, мерцающему рядом.
Уголок страницы начал сворачиваться, превращаясь в пепел, а огонь лизал края пергамента оттенками лазурного и оранжевого.
Халид держал горящее письмо перед собой.
Затем он пустил его тлеющие остатки по ветру.
В великолепный рассвет.
