Ленья сконцентрировалась на хрусте, который она скорее чувствовала, чем слышала в своем правом плече. Женщина пока не ощущала боли, но знала, что рано или поздно она появится. Один из тех, кто помоложе, – тот, которого звали Джейми, – что-то нашептал их главарю о ее путах. Его, похоже, намного больше, чем всех остальных, напугало мастерство, с которым она избавилась от своих пут и расправилась с тремя его товарищами три ночи назад, и он несколько раз заявлял, что неразумно и недостаточно, с точки зрения безопасности, связывать ей только руки.

Его заявления, возможно, были бы проигнорированы их главарем, если бы она внезапно не стала снова играть в молчанку. Она ведь позволила этому чрезмерно любопытному человеку почувствовать, что он в конце концов пробился через ее оборонительные сооружения и что она расскажет ему о своей жизни. Поэтому, когда она снова укрылась за каменной стеной молчания, это, похоже, задело его за живое.

Именно поэтому, думала она, он согласился на то, чтобы ее связали покрепче. Они сделали остановку и дополнительно связали ее руки еще одной веревкой, так чтобы локти оказались притянутыми друг к другу у середины ее спины. В такой позе она стала чем-то похожа на курицу, которую подготовили к насаживанию на вертел. Кроме того, что это сильно ограничило ее движения, существенно снижая вероятность совершения побега, она еще и чувствовала себя наказанной за то, что не захотела разговаривать с главарем.

Через какое-то время Ленья заметила, что ее спутников, похоже, стало смущать то, что она едет в таком неудобном положении. Даже Джейми, больше других настаивавший на том, чтобы связать ее как следует, почему-то стал угрюмым. Они перестали разговаривать, и теперь вместо их болтовни она слышала лишь позвякивание металлических частей сбруи да хруст в своем плече.

Позволив рассудку обратиться к тому далекому моменту, когда она получила это ранение, Ленья снова услышала вокруг себя шум сражения и увидела свой конный эскорт из бравых шотландцев, пытающихся ее защитить…

Это происходило в 1429 году. Она была тогда той девой, появление которой предсказывали французские прорицатели. Англичане наседали. Их король Генрих настойчиво требовал для себя трон и земли Франции. Однако теперь среди французов появилась дева из Домреми, которая стала во главе войска и уже одним своим присутствием заставила воинов уверовать в правоту своего дела.

Она сидела на белом боевом коне, спина которого была такой широкой, что ей приходилось сильно напрягать мышцы бедер, чтобы усидеть на нем верхом. Стрелы, выпускаемые английскими лучниками из их больших луков, падали с неба черным дождем, и только благодаря щитам, которые выставили вокруг нее и над ней храбрецы из ее шотландской гвардии, она оставалась невредимой. Она находилась в центре плотно затянутого защитного узла, за пределами которого люди и животные падали и умирали.

– Держитесь вместе! – раздался голос Хью Мори, ее адъютанта, светлобородого крепыша. – Держитесь ближе друг к другу!

Она была облачена в чужие доспехи и не имела при себе никакого оружия, кроме своего мужества. Вместо меча она держала в руке большое развернутое знамя, трепетавшее высоко над ее головой. Именно под этим знаменем – и только под этим знаменем – стали собираться силы французов в эти тяжелые, смутные времена. Она окинула взглядом знамя, полотнище которого развевалось на ветру. Знамя это было ослепительно-белым, с вышитыми на нем золотыми лилиями и в два раза превышало по своей длине рост взрослого мужчины. Возле его древка, которое она крепко держала в своей руке, защищенной латной перчаткой, виднелось изображение Иисуса Христа. Облаченный в голубые одежды Христос держал у себя на коленях мир и был окружен ангелами.

Они ехали верхом быстро, почти галопом, и знамя хлопало под порывами ветра. Несмотря на смерть и прочие опасности, витающие в воздухе, крики и стоны людей, ее сердце подскакивало в груди – подскакивало почти до горла – и билось, как крылья пойманной птицы. Победа была почти у них в руках. Несмотря на большие потери среди ее людей, англичане уже давали слабину под их натиском, и она почувствовала себя облеченной милостью Божьей.

И поэтому, когда стрела, выпущенная откуда-то сзади нее, проскочила между поднятых щитов и угодила в промежуток между верхним краем ее лат и шлемом, она сначала подумала, что в нее ударила молния: энергия небес вдруг случайно вырвалась на свободу. Ей показалось, что ее обожгло огнем, и затем она услышала крик одного из сопровождающих ее всадников.

«В нее попали! – заорал он. – В нашу госпожу попали!»

Она по-прежнему крепко сжимала древко знамени левой рукой, но ее правая рука, держащая поводья лошади, вдруг стала слабой, как лапка новорожденного котенка. Она выпустила поводья и почувствовала, что соскальзывает вбок, в промежуток между своим конем и конем всадника, который заметил, что в нее угодила стрела.

«Нет!» – крикнул все тот же шотландец, и плотно затянутый защитный узел начал терять свою форму, поскольку окружающие ее воины стали предпринимать отчаянные попытки подхватить ее, или поводья ее коня, или и то, и другое. Сила тяжести сыграла в конце концов решающую роль, и, несмотря на все усилия эскорта, направленные на то, чтобы удержать ее в седле и увезти в безопасное место, она соскользнула и упала наземь, оказавшись посреди множества конских копыт. Последнее, что она услышала, прежде чем все вокруг нее погрузилось в темноту, был неприятный хруст в плече, пронзенном стрелой, которая теперь торчала из сустава…

Ленья удивилась тому, как хорошо она все это помнит, тогда как ощущение острой боли, которую ей довелось испытать, она напрочь забыла. Она могла без каких-либо усилий воскресить в памяти движения, звуки и даже запахи той битвы, но вот от мучительной боли в ее памяти не осталось и следа. То, что она чувствовала сейчас, будучи связанной, словно какая-то курица, было всего лишь унижением и недомоганием от усталости. Недомогание женщины среднего возраста. И хотя она пожертвовала бы парой своих зубов ради того, чтобы помассировать правое плечо хотя бы одной рукой, это все равно не имело большого значения. Все ее внимание сейчас привлек удар грома, раздавшийся прямо над ней. Он привлек и внимание ее спутников. Воздух, казалось, зашипел, и во рту у нее появился едкий привкус.

– Будет буря, – сказал Джейми, в ушах которого все еще звенело от раската грома.

– Ты уверен? – спросил другой молодой человек, откликавшийся, насколько она смогла заметить, на имя Шуг.

Все остальные засмеялись, в том числе и их главарь. Удар грома как бы разрядил напряженную атмосферу и приподнял им настроение, а потому возвращение к сарказмам в разговоре пришлось всем по вкусу. Однако второй удар грома заставил мужчин невольно пригнуться, и все они стали оглядываться по сторонам, удивляясь силе этого звука.

Небо заметно потемнело. И хотя они ехали в уже сгущающихся сумерках, теперь стало совсем темно. Ехать в темноте, да еще под ливнем Ленье совсем не хотелось, однако она постаралась не выдавать этого своего нежелания ни случайным движением, ни даже взглядом. Любой видимый признак того, что она испытывает какое-либо неудобство, мог спровоцировать главаря продлить ее мучения – например, под предлогом необходимости преодолеть большую часть расстояния, которое отделяло их от пункта назначения.

Она позволила себе облегченно вздохнуть, когда услышала его голос.

– Найдите впереди какое-нибудь убежище, – сказал он. – И побыстрее.