В течение всего дня Джон Грант не проронил ни слова. Бадр Хасан, все еще чувствуя себя не в своей тарелке после тех ощущений, которые ему довелось испытать, когда он прикоснулся к Джону Гранту во время «толчка», был этому даже рад. Последние лучи солнца уже растворялись в наступающей темноте, когда они вдвоем спустились по крутому склону холма и вышли на широкую, плоскую равнину. Параллельно основанию холма текла река – черная и блестящая, как нефть. Ее журчание было похоже на тихий шепот. Возле реки в почти отвесной скале виднелся низенький вход в какую-то пещеру. Бадр решил, что лучшего убежища им не найти.

– Мы сможем позволить себе сегодня вечером развести костер, – сказал он. – Если только найдем хворост. Причем сухой хворост.

В течение следующего часа они занимались тем, что подготавливали место для ночлега – искали хворост и разводили костер, убирали камни в пещере, где Бадр предложил улечься спать, носили ветки папоротника-орляка и разные листья, чтобы использовать их в качестве подстилки. Им было совсем нечего есть, и мысль о том, что на следующий день нужно будет умудриться раздобыть где-то еды, серьезно беспокоила мавра. Однако, взглянув на мальчика, он вспомнил, что, кроме пустых желудков, в окружающем его мире есть пустоты, которые мясом и напитками не заполнишь.

Пещера была низкой и вообще небольшой по размерам – скорее просто углубление в скале, чем пещера, – и, когда темнота стала кромешной, звезды на небе показались особенно яркими.

Сомневаясь в том, что мальчику сейчас захочется отвечать на какие-либо вопросы, и надеясь как-то отвлечь его и самого себя от горя, которое было таким огромным и тяжелым, что казалось осязаемым, Бадр начал разглагольствовать.

– В небе существует отнюдь не один только тип маленьких светил, – сказал он.

Джон Грант ничего не ответил, но Бадр почувствовал, что мальчик, который сидел, скрестив ноги, у костра и таращился на языки пламени, слушает его внимательно.

– Еще давным-давно греческие астрономы заметили, что большинство звезд всегда находятся в одном и том же месте, однако некоторые из них непрерывно движутся по небосклону. Ученые назвали их планетами. Это слово означает «странники».

Он сделал паузу, чтобы добавить хвороста в огонь. Искры устремились от костра вверх и затанцевали в воздухе, как будто они были живыми существами.

– Кроме того, люди, увидев, что звезды образуют своего рода узоры, имеющие различную форму, назвали их созвездиями. А позже возникло много историй, объясняющих, откуда взялись эти созвездия… Это истории про животных, охотников и богов.

– Моя мать говорила мне, что умершие праведники прорываются сквозь завесу ночи на своем пути к небесам, – сказал Джон Грант. – Светящиеся точечки – это отблески лучезарного сияния небес, которые видно сквозь дырочки, проделанные праведниками.

Слова мальчика застали Бадра врасплох: он не знал, что и сказать в ответ. А Джон Грант по-прежнему сидел, уставившись на языки пламени.

– Как ты думаешь, моя мать туда попала? – спросил он. – Я имею в виду небеса.

Бадр глубоко вздохнул и, выдержав паузу, мягко произнес:

– Надеюсь, что попала, Джон Грант. Если уж твоя мать не заслужила того, чтобы попасть на небеса, то у нас и вовсе нет никакой надежды оказаться там.

– Значит, сегодня вечером на небе должна появиться еще одна звезда, – сказал Джон Грант и перевел взгляд с костра на ночную темноту, простирающуюся за пределами пещеры.

– Да, должна появиться, – согласился Бадр. – Еще как должна.

На следующее утро погода была ясной и солнечной. Бадр, проснувшись, увидел, что лежит на боку, упершись спиной в стену пещеры. Он посмотрел на мальчика: тот лежал возле дымящихся углей костра совершенно неподвижно, но его глаза были открыты. Бадр подумал, что Джон Грант, возможно, вообще не спал. Затем, увидев, что небо было голубым и безоблачным, он решил попытаться поднять настроение если не мальчику, то хотя бы самому себе. Им следовало снова отправляться в путь, и мавр встал и начал потягиваться, чувствуя при этом, что его мускулы и кости уже не те, какими они были много лет назад. Он медленно покрутил головой, чиркая при этом бородой по груди, а потом, запрокинув голову, стал смотреть в потолок пещеры. Он повторял эти движения снова и снова то в одну сторону, то в другую, все время прислушиваясь к похрустыванию где-то глубоко в его шее. Этот хруст был похож на звуки, которые издает деревянное колесо, едущее по гравию. Наконец Бадр прекратил свои упражнения и потер лицо обеими ладонями. Вдруг почувствовав себя грязным и вонючим, он быстрым шагом спустился к реке и начал снимать одежду.

Джон Грант, все еще лежа неподвижно и не горя желанием пошевелить хотя бы пальцем, все же повернул голову к выходу из пещеры и стал смотреть на раздевающегося мавра. Он не помнил, чтобы когда-либо раньше видел голое мужское тело, а уж тем более тело темнокожего мужчины. Впрочем, хотя кожа на спине и ногах Бадра была очень темной, Джон Грант разглядел отчетливые светлые пятна на плечах и ногах ниже колен. Это были явные следы от ожогов, которые уже зажили, но кожа в этих местах теперь казалась сильно натянутой и не такой эластичной, как кожа вокруг них. Мальчик вспомнил рассказ Бадра о том, при каких обстоятельствах погиб его, Джона, отец, как Патрик Грант вытаскивал Бадра из горящей постели в объятом пламенем доме.

Мавр зашел в реку так, чтобы темная вода доходила ему до подмышек, а затем слегка наклонился вперед и поплыл. Он ударял при этом ногами по воде, и эти удары были сильными и размеренными. Джон Грант увидел, как мавр поплыл к противоположному берегу, находившемуся на расстоянии в несколько десятков ярдов. Течение пыталось унести мужчину вниз по реке, но по самоуверенному поведению мавра в воде было видно, что его это не волнует. Добравшись до мелководья, он повернулся и поплыл обратно. Прежде чем он добрался до берега, течение унесло его за пределы поля зрения Джона Гранта, и у мальчика мелькнула тревожная мысль: а что он будет делать, если уже больше никогда не увидит своего опекуна? Несколько минут спустя он услышал звуки тяжелого дыхания, а потом увидел Бадра, который появился возле своей одежды, оставленной им на берегу. Мавр взял свой плащ, кое-как вытерся им и стал одеваться.

Вернувшись в пещеру, он присел на корточки возле почти угасшего костра, пытаясь понять, нельзя ли заставить его разгореться снова. Увидев ярко-красные точки среди серой и черной золы, он наклонился и, приблизив лицо к ним, принялся тихонько дуть. Джон Грант по-прежнему лежал неподвижно и наблюдал за Бадром. Усилия мавра наконец-то были вознаграждены: из остатков костра появился ярко-оранжевый язычок пламени, резво взметнувшийся вверх. Бадр стал аккуратно класть маленькие веточки вокруг заплясавшего огня и при этом продолжал осторожно дуть на них.

– Я слышал, будто никто из тех, кого по-настоящему любили, не пропадает навсегда, – сказал он, глядя на костер, а не на мальчика. – И что если те, кто любил их, время от времени дуют на красные угольки, то память о них возвращается и согревает живых.

– Откуда ты знаешь так много обо всем? – спросил Джон Грант.

Бадр улыбнулся и покачал головой. В этот момент он был похож на большую собаку, которая отряхивается и от которой разлетаются во все стороны капельки воды.

– Я получил образование, мой мальчик, – ответил он.

– Я не твой мальчик.

Бадр продолжал разводить огонь, медленно подкладывая ветки в костер, от которого уже исходило тепло. Мавр потер руки, держа их над пламенем.

– Да, не мой, и я этого не забываю, – сказал он. – Тем не менее позаботиться о тебе – это мой долг. Я даю тебе слово. Ты не мой, но ответственность за тебя лежит на мне.

Джон Грант наконец-то зашевелился, встал и отошел от костра.

Прошло несколько минут, в течение которых Бадр о чем-то думал, неотрывно глядя на пламя, а Джон Грант тем временем наблюдал за маленькими водоворотами и завихрениями, то появляющимися на гладкой черной поверхности реки, то вдруг исчезающими.

– Ты почувствовал «толчок», не так ли? – наконец спросил мальчик. – Когда ты прикоснулся ко мне… как раз перед тем, как всадники вернулись… Ты его почувствовал, да?

Бадр посмотрел на мальчика, но тот все еще стоял к нему спиной.

– Мне показалось, что я… пьяный, – ответил мавр. Он с трудом подыскивал слова, которыми можно было бы описать возникшее у него тогда ощущение. – Или что я падаю. Было какое-то давление… Как течение той реки, в которой я только что плавал. Я чувствовал, что меня может унести куда-то в сторону.

– Что ты сказал вчера вечером о звездах, которые движутся по небу?.. – Джон Грант повернулся и пристально посмотрел на Бадра. – Ты назвал их «планетами», то есть «странниками», да?

Бадр кивнул.

– Ну так вот, я думаю, что есть еще одна планета и что мы живем на ней.

– Мои учителя говорили, что движутся небеса, – сказал Бадр. – Они говорили, что только мы пребываем в неподвижности, а все остальное движется вокруг нас.

– А я тебе говорю, что мы тоже движемся, – возразил Джон Грант. – Я чувствую это. Да и ты это почувствовал.

Бадр перевел взгляд на костер, пошевелил горящие ветки палочкой и посмотрел на ее почерневший, обуглившийся в пламени кончик.

– Хочешь есть? – спросил он.

Джон Грант пожал плечами.

– А я хочу, – сказал Бадр. – И теперь тебе придется принять решение.

Джон Грант внимательно посмотрел на мавра.

– Я пойду на поиски еды, – сказал Бадр, вставая и выпрямляясь во весь рост. – Но если я уйду, то уже не вернусь. Мне здесь надоело. Тут есть костер и что-то вроде укрытия. Если ты хочешь остаться, я не буду заставлять тебя уйти отсюда.

Взгляд мальчика стал угрюмым.

– Честно говоря, я предпочел бы, чтобы ты пошел со мной, – продолжал Бадр. – Тебе уже довелось частично увидеть мир таким, каков он есть. Впрочем, возможно, тебе пришлось познать даже слишком много для такого юнца, как ты. Я хотел бы попросить тебя пойти со мной, чтобы у меня была возможность выполнить обещание, которое я дал твоему отцу.

Джон Грант прошел мимо Бадра в глубину пещеры и сел, прислонившись к стене.

Бадр, не проронив больше ни слова, пошел к реке, а потом, повернувшись, зашагал вдоль берега. Он по привычке отсчитал сто шагов и только после этого позволил себе обернуться и посмотреть через плечо на мальчика. Джон Грант шел вслед за ним. Даже не шел, а бежал, мчась на всех парах. Он очень быстро догнал мавра, и тот удивился тому, как хорошо этот мальчуган умеет бегать. Кроме того, он заметил, что Джон Грант почти беззвучно касался ступнями твердого грунта.

– А ты, должен признать, неплохо бегаешь, – с улыбкой произнес Бадр.

Джон Грант ничего не сказал в ответ, но Бадр отметил про себя, что мальчик ничуть не запыхался и дышал довольно легко. Этот внезапный стремительный бег, похоже, оказался для него пустячным делом.

– Возможно, тебя немного утешит то, что я тоже утратил свою мать в детстве. Причем я был моложе, чем ты сейчас.

Они шли в течение нескольких минут молча, прежде чем мальчик отреагировал на слова мавра.

– Она умерла? – спросил он.

– Нет, – сказал Бадр. – Но ее тем не менее отняли у меня, а точнее, меня отняли у нее. Я ее больше никогда не видел, и у меня сейчас нет ни малейшего представления, жива она или уже нет.

Джон Грант помолчал, размышляя над услышанным, а потом спросил:

– А что произошло?

Бадр фыркнул, как будто собирался рассмеяться.

– С чего начать? – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к мальчику. – Мой отец говорил, что наша семья когда-то прибыла из страны, которая называется Аль-Магриб-аль-Акса.

Бадр улыбнулся, с выражением произнеся эти слова, и его белые зубы блеснули. Он бросил взгляд на мальчика и хохотнул, увидев на его лице недоуменное выражение.

– Я не удивлен тому, что ты не знаешь ничего о мире, в котором мы живем здесь, внизу, – сказал он. – Такой, как ты… – Бадр посмотрел вверх, на небо, и воздел руки, словно хотел помолиться. – Такой, как ты, интересуется скорее небесами, которые расположены там, вверху!.. А название «Аль-Магриб-аль-Акса», то есть название страны моих праотцев, можно перевести на твой язык как «Дальний Запад».

Он снова посмотрел на мальчика, но не увидел на его лице того, что можно было бы назвать пониманием. Зато он увидел любопытство – источник тяги к знаниям, и охотно продолжил свой рассказ.

– Некоторым из твоих соплеменников – тем, которые получили хоть какое-то образование, – может быть известно название «Марокко», – заявил он. – И поэтому именно это название я попрошу тебя запомнить. Повтори его, пожалуйста.

Джон Грант прокашлялся, но ничего не сказал.

– Марокко, – повторил Бадр.

– Марокко, – произнес вслед за ним Джон Грант, невольно наслаждаясь звучанием этого слова.

– Хорошо, – похвалил его Бадр. – Считай, что твое обучение начинается заново.

– Так что же произошло с твоей матерью? – спросил Джон Грант.

– Я еще расскажу об этом, обещаю тебе, – сказал Бадр. – Итак, мой отец говорил, что наши предки прибыли давным-давно из…

– Из Марокко.

– Именно так. Прекрасно. Мои предки прибыли из Марокко, то есть с Запада, и нашли для себя новый дом на Востоке. Возможно, мои предки были торговцами… Возможно, они были моряками… А может, воинами. Про это уже никто не помнит… Тебе следует знать, что ты живешь на краю мира, Джон Грант. В этом мире есть многое, на что можно посмотреть. И я покажу тебе это. Ты узнаешь, что в центре мира есть мощная точка притяжения и люди притягиваются туда из всех других мест. Такие люди, как ты, как я, как все остальные. Все подряд.

– Так что же произошло с твоей матерью? – не унимался Джон Грант.

– Я жил со своими родителями и тремя младшими сестрами в деревне, находившейся в стране, название которой – Македония.

– Македония, – повторил Джон Грант.

– В Македонии хорошо, да, – сказал Бадр. – Мы были христианами, как и ты, но в эту страну пришла другая вера. Вера могущественная и голодная.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джон Грант. – Что значит голодная?

– Твой народ поклоняется Иисусу и его матери Марии, – продолжал Бадр. – Но в мире есть и другие народы. Мои предки жили недалеко от людей, которые поклонялись другому человеку. Этого человека звали Мухаммед, он жил и умер восемьсот лет назад. Людей, которые следуют советам Мухаммеда на пути к Богу и в рай, называют мусульманами.

– Но ты сказал, что они голодные, – напомнил Джон Грант.

– Да, голодные, – кивнул Бадр, – но жаждут они не еды, а земель… и людей. У приверженцев этой веры – она называется «ислам», что означает «подчинение Богу», – есть обычай отнимать детей у христиан и делать из них мусульман, а заодно и воинов, которые могли бы сражаться на их стороне.

Джон Грант слушал эту историю точно так же, как он когда-то слушал сказки своей матери, которые она рассказывала ему перед сном.

– Однажды мусульманские воины нагрянули в мою деревню и забрали меня – вырвали прямо из рук моего отца, – сказал Бадр. – Они забрали из моей деревни всех маленьких мальчиков, связали нас длинной веревкой и увели прочь от нашей прежней жизни.

– И они научили тебя сражаться? Сделали из тебя воина?

– Они научили меня всему. Но в первую очередь они сделали меня мусульманином – заставили поклясться своей жизнью, что я буду следовать заветам одного лишь Мухаммеда. Они отдали меня в другую семью, и там меня вырастили как своего собственного сына.

– И ты никогда не приезжал домой?

– Не приезжал до тех пор, пока не стал взрослым человеком. И воином. Они называли меня тогда янычаром.

– Янычаром?

– Это означает «новый воин». Они называли нас янычарами и заставляли воевать на их стороне.

– А когда ты приехал домой?

– Когда я приехал домой, моя деревня исчезла. Остались одни только развалины.

– А что произошло с твоими родителями и сестрами?

Бадр покачал головой.

– Они тоже исчезли, – ответил он и пожал плечами. – Просто исчезли.

Некоторое время путники молчали и слышалось только журчание реки, вдоль которой они шли.

– Я хотел бы стать янычаром, – вдруг сказал Джон Грант. – Я хотел бы стать янычаром и убить человека, который убил мою мать.

– Я могу научить тебя сражаться, – отозвался мавр, которого слова мальчика, казалось, нисколько не удивили. – Но сначала…

Он, посмотрев на Джона Гранта, улыбнулся, а затем показал куда-то вперед.

– Что сначала? – спросил мальчик.

– Сначала мы поедим.

Они приближались к крутому повороту реки. За ним, в нескольких минутах пути, над рощицей белых кленов в безоблачное небо поднималась струйка белого дыма.

– Раньше твои соплеменники были гостеприимными по отношению ко мне, – сказал Бадр. – Посмотрим, будут ли они такими и сейчас.

С этими словами он побежал легкой трусцой. Джон Грант с легкостью последовал за ним.