Глава двадцать вторая
Лиам с Уолтером попали прямо в точку: в четверг утром в зале суда, где председательствовал Петерсон, было не протолкнуться. Все, у кого нашлась минутка между слушаниями, заглянули в зал заседания, чтобы посмотреть, неужели Петерсон действительно обвинит Кэтрин Локхарт в неуважении к суду и засадит ее за решетку, если она не снимет с себя обвинение, ответив на его вопросы. Никто не сомневался в решимости Петерсона, как и не мог обвинить его в чрезмерной впечатлительности. Лиам устроился в заднем ряду.
– Встать, суд идет!
Молоток ударил три раза, и из боковой двери в зал суда вошел судья Петерсон. Он шагнул в зал, обвел взглядом переполненную комнату, презрительно усмехнулся, покачал головой и прорычал:
– Вам что, больше заняться нечем?
Потом взобрался по ступенькам, занял свое место и жестом разрешил всем сесть. Майк Ширли, Сьюзан Купер и Артур Вудвард заняли место за адвокатским столом слева от судьи. Кэтрин и Уолтер – справа. Лене Кэтрин велела не приходить. В зале повисла тишина.
Петерсон кивнул секретарю, который объявил слушание дела.
– Дело номер 13 Р 6268 «Иск об опеке над Леной Вудвард», отложенное слушанием по решению суда.
Ширли, Уолтер и Кэтрин подошли к судье.
– В протоколе отражено, – сказал судья Петерсон, – что слушание по делу отложено на сегодняшний день по вынесенному мною решению, поскольку миссис Локхарт было приказано обнародовать перед судом информацию, не защищенную законом о привилегированном праве, и она отказалась. Я продолжаю слушание по данному делу, оказывая любезность миссис Локхарт, чтобы она смогла осознать свою ошибку и должным образом выполнить мои требования. – Он взглянул поверх очков на стоящих перед ним адвокатов. – Судя по присутствию мистера Дженкинса, я так понимаю, что миссис Локхарт намерена оспорить мое решение. Я прав, мистер Дженкинс?
Уолтер Дженкинс в темно-синем в полоску костюме, идеально сидящем на его крупной (почти 190 см) фигуре, в белой рубашке с монограммой и галстуком от «Бриони» с изображением цветов, бывший президент ассоциации адвокатов и учредитель одной из ведущих юридических фирм в Чикаго царственно стоял у стола и прямо, не отводя взгляда, смотрел в глаза судье Петерсону.
– Совершенно верно, – высокопарно ответил Дженкинс. – Миссис Локхарт намерена следовать статье 1.6 Кодекса нашего штата, определяющей профессиональное поведение адвоката: «Адвокат не имеет права разглашать информацию, касающуюся клиента, если только сам клиент не дает обоснованного согласия». Миссис Вудвард своего согласия не давала, и миссис Локхарт справедливо отказывается обнародовать любую информацию, касающуюся ее клиентки, что включает и ответы на ваши настойчивые вопросы. Ваша честь отлично знает, что на привилегированном праве «клиент – адвокат» и построена вся система американского законодательства: никто не может пробить стену конфиденциальности, на которую рассчитывает каждый клиент, когда общается со своим адвокатом. Все, доверенное адвокату за закрытыми дверями кабинета, является строго личной и конфиденциальной информацией. И в этом случае миссис Локхарт просто не имеет права разглашать конфиденциальную информацию.
Петерсон постучал карандашом по столу и склонил голову к левому плечу.
– У вас есть что ответить, мистер Ширли?
– А разве тут нужно что-то отвечать? – фыркнул Ширли с характерным для штата Теннесси тягучим акцентом. – Вы вынесли судебное решение, миссис Локхарт отказывается его исполнять. Мистер Дженкинс может сколько угодно разливаться соловьем по всему центру Дели, но на факты это не повлияет. Артур утверждает, что его мать страдает от старческой деменции, а именно: у нее навязчивая мания, что некая воображаемая женщина по имени Каролина семьдесят лет назад родила воображаемых детей, которых – почему именно их? – миссис Вудвард хочет разыскать. Далее мой клиент утверждает, что даже если эта одержимость серьезно не сказывается на ее психическом здоровье, беспринципные адвокаты и детективы стремятся лишить ее значительной части сбережений, чтобы продолжать смехотворные поиски этих несуществующих детей.
Ширли начал мерить шагами зал судебных заседаний.
– Два дня назад, когда я уведомил Вашу честь, что миссис Локхарт, вероятнее всего, будет представлять миссис Вудвард в этом скандальном предприятии, и потребовал назначить независимого адвоката, Ваша честь совершенно справедливо поинтересовались у миссис Локхарт сутью дела, в котором она представляет свою клиентку, – не конфиденциальной, заметьте, информацией, а всего лишь сутью дела, которым она занимается. Такой вот простой вопрос. И как она поступила? Миссис Локхарт отказалась. Какое еще более очевидное признание вины вам нужно? Она намерена продолжать извлекать выгоду из этого мнимого дела до тех пор, пока у миссис Вудвард будут деньги. Но в этом она никогда не признается, поэтому говорит: «Это конфиденциальная информация». На самом деле это не так. Вы совершенно справедливо заметили, Ваша честь, что общение с клиентом не является сутью дела, а следовательно, суть дела не защищена законом о конфиденциальности. Таким образом, абсолютно законно не только ваше требование, но и необходимость защищать интересы бедной, недееспособной женщины. Своей упрямой несговорчивостью миссис Локхарт вопиющим образом попирает полномочия этого суда о наследстве. Она считает, что она выше закона, и мне кажется, что этот суд должен преподать ей урок. Никто не может быть над законом. Мы советуем вам заставить ее ответить на ваши законно поставленные вопросы, наказав за неуважение к суду, включая даже заключение под стражу, пока она не снимет с себя подозрения в неуважении к суду и не скажет правду.
Собравшиеся громко загудели, судье даже пришлось несколько раз ударить молотком.
– Мне очистить зал суда?
– Могу я, Ваша честь, ответить на замечания мистера Ширли? – спросил Дженкинс и глубоко вздохнул.
Петерсон замахал руками:
– Нет. Я услышал достаточно. – Он посмотрел на Кэтрин и бесстрастно продолжил: – Суд обеспокоен тем, что действия миссис Вудвард могут губительно отразиться как на ее здоровье, так и на финансовом благополучии. Это совершенно не означает, что я принимаю бездоказательные обвинения истца за истину, но они всерьез меня обеспокоили. Особенно когда привилегированное право «клиент – адвокат» используется как ширма, чтобы прикрыть соучастие адвоката в финансовой афере. Я не говорю, что верю в целом или частично обвинениям Артура Вудварда, речь идет только о том, что я отношусь к ним достаточно серьезно, чтобы воспользоваться своими правами как судьи по гражданским делам и провести дальнейшее расследование. Вы понимаете меня, миссис Локхарт?
– Да, сэр.
– Отлично. Двигаемся дальше. Вы готовы выполнить требования суда и сообщить суть дела, в котором вы представляете интересы миссис Вудвард?
– Нет, сэр.
– Еще раз задаю вопрос, миссис Локхарт: понимая, что я воспользуюсь данной мне властью и применю к вам санкции, вы готовы выполнить требования данного суда?
– Нет, сэр.
– К сожалению, миссис Локхарт, засим я оставляю вас под стражей шерифа графства Кук. Вас доставят в тюрьму графства Кук, где вы будете находиться, пока не окажетесь готовы выполнить требования судьи и не ответите на все вопросы.
Поскольку в зале суда раздались возмущенные восклицания, судья Петерсон был вынужден несколько раз ударить деревянным молотком.
– Тишина! – крикнул он. – Или миссис Локхарт отправится в тюрьму не одна.
Лиам опустил голову и закрыл глаза руками.
– С вашего позволения, мы подаем ходатайство, чтобы приостановить решение суда, – сказал Уолтер. – Мы намерены безотлагательно подать апелляцию для срочного рассмотрения. Мы просим, чтобы вы приостановили исполнение решения до вынесения решения апелляционным судом.
– Ходатайство отклонено.
Судебный пристав встал из-за стола, вытащил наручники и подошел к неподвижно стоящей Кэтрин. Судья Петерсон поднял указательный палец.
– Я не стану приостанавливать свое решение на неопределенное время, за которое апелляционный суд сподобится его рассмотреть. Но я приостановлю его исполнение до десяти утра понедельника – в это время я жду вас в зале суда. И я советую вам, миссис Локхарт, хорошенько обдумать свой отказ.
– При всем моем уважении, Ваша честь, – вмешался Ширли, – конечно же, я не вполне удовлетворен чрезмерно великодушной отсрочкой исполнения законного наказания за неуважение к суду, но во время этой отсрочки мы не могли бы решением суда оградить миссис Локхарт от встреч с миссис Вудвард, от общения с миссис Вудвард, от получения любых гонораров от миссис Вудвард?
– Возмутительно! – проревел Дженкинс. – Миссис Вудвард имеет право консультироваться с любым адвокатом по своему выбору в любое удобное для нее время. Этот суд не имеет права вмешиваться в их взаимоотношения. Подобное решение само по себе подлежит обжалованию.
– В таком случае обжалуйте его, мистер Дженкинс! – отрезал судья Петерсон, вставая и перегибаясь через стол. – Приступайте к его рассмотрению и посмотрим, что получится. Лично я бы с удовольствием сказал, что вы сможете сделать. Итак, что мы имеем? В данном судебном заседании прозвучали заявления о том, что миссис Локхарт неправильно истолковывает свою роль адвоката и ведет несчастную недееспособную женщину по непредсказуемой дороге ради собственной финансовой выгоды. Я не знаю, голословны эти утверждения или подкреплены фактами. Если они правдивы, возникают основания для лишения права адвокатской практики и уголовного преследования. Но они могут быть голословными, надуманными, и ради миссис Локхарт я надеюсь, что они таковыми и являются. Именно по этой причине я потребовал, чтобы миссис Локхарт со мной поговорила. Но она отказывается. Поэтому мое решение о взятии миссис Локхарт под стражу будет оставаться в силе, пока она не образумится. Исполнение решения суда откладывается до понедельника. А также я принимаю отдельное решение, запрещающее миссис Локхарт принимать любые гонорары или расходы, или обещания оплатить любые гонорары или расходы, во время отсрочки решения о неуважении к суду. Однако я не стану запрещать ей видеться или общаться с кем-либо.
Ширли вернулся на свое место, подмигнул и улыбнулся Артуру, который кивнул и сжал кулак.
– Ваша честь, – обратился к судье Уолтер. – Мы подготовили меморандум, в котором изложена наша позиция касательно ошибочной природы данного слушания и самой сути вашего решения. Я прошу, чтобы меморандум на этот раз был внесен в протокол и рассмотрен до утреннего слушания в понедельник.
– Меморандум принимается. Слушание откладывается.
В коридоре Уолтер отвел Кэтрин в сторону.
– Прости, что не все получилось. Но он дал тебе три дня на размышления. Тебе следует над этим подумать. Перед тем как прийти сюда, я точно не знал, как он поступит. Теперь нам это известно. Он, ни секунды не колеблясь, отправит тебя в тюрьму и будет там держать. А в тюрьме графства Кук тебе не место.
– А как же срочная апелляция?
– Все равно это растягивается на три-четыре недели, возможно больше. Сделай уступку – поговори с Леной об отказе от привилегированного права.
– Дело уже не в ней. Как я тебе говорила, если бы я попросила, Лена отказалась бы от этого права, но не потому, что хочет, чтобы информацию обнародовали. Она отказалась бы от привилегированного права, чтобы защитить меня. Одно я знаю точно: это дело очень личное, и Лена не хочет, чтобы его подробности стали известны Артуру, поэтому я не стану принуждать ее их раскрыть.
– Сегодня в глазах Петерсона я разглядел то, что не увидели остальные сидящие в зале суда, – сказал Уолтер. – Я увидел страх. Он ищет выход из этой ловушки. Никто из присутствующих в зале суда адвокатов не одобряет его поступок, и ему прекрасно об этом известно. Апелляционный суд не поддержит его решения, ему дадут по рукам, и он отлично это знает. Он, так или иначе, окажется по уши в дерьме. Мы оба должны подумать над тем, как бросить ему спасательный круг. Может, мы могли бы систематизировать исчерпывающее количество вопросов, ограниченный перечень, которые раскрывали бы информацию, и без того известную Артуру?
Кэтрин кивнула:
– Я подумаю об этом.
– Ты, по крайней мере, поговоришь с Леной, чтобы узнать ее главную тайну?
Кэтрин кивнула:
– Мы встречаемся в эти выходные, и я потороплю ее закончить свою историю. Если существует какая-то страшная тайна, она может мне ее раскрыть, но эта тайна останется со мной.
– Разумеется. Но это поможет нам определить перечень вопросов, которые бы не раскрывали ее тайны.
