– Ансельм говорит, что в Венеции собираются создать отдельный квартал для евреев, – рассказал Исаак, когда они вышли из дома банкира.

Ашер заплатил за драгоценности хоть и меньше, чем они стоили на самом деле, но все же сумма была довольно приличной.

– Это хорошо? – спросила Джудитта.

– Нет, дитя мое, – мрачно ответил Исаак. – Во всем этом заложена идея хазер.

– Идея чего? – переспросил Доннола.

– Загона для скота, – ответил Исаак. – Скотобойни.

– Ай, что за чушь, – возразил его помощник. – Этого никогда не случится.

Взглянув на него, Исаак удивленно приподнял бровь.

– Меня радует, что ты разбираешься в политике республики лучше банкира Ансельма, который привык говорить с высокопоставленными лицами Венеции.

Доннола сделал вид, что не заметил иронии в словах Исаака.

– Влиятельность этого ростовщика, доктор, доказывает, что кое-какие люди, вопреки логике, добиваются более высокого положения в обществе, чем такие добрые христиане, как я, что бы там ни говорили в республике. Видя такое, можно прийти к выводу, что здесь не всегда говорят правду по этому поводу, а все слухи – лишь пустые сплетни, которые распускают только для того, чтобы поддерживать народ в добром настроении. И поэтому я с уверенностью могу заявить, что слухи о загоне, в котором евреев запрут, точно скот, не более чем выдумка.

– Ну, раз ты так говоришь, то как я могу тебе не поверить, – ухмыльнулся Исаак. – Я сообщу Ансельму, что он может спать спокойно.

Доннола пожал плечами.

– Думайте что хотите, доктор. Я лишь высказал вам свое мнение.

– Ой, вот только не надо стоить из себя обиженного, – рассмеялся Исаак, украдкой подмигивая дочери.

– Я не обиделся, – проворчал Доннола. – Но скажу вам вот что. Ваш ростовщик ни за что не прислушается к таким словам. А знаете почему?

– Почему?

– Потому что, при всем уважении, доктор, вы, евреи, упиваетесь жалостью к себе.

– Полагаешь? – Исаак почувствовал, как в нем закипает ярость.

– Да. Как и все купцы. А среди вашего народа купцов, может, и не больше, чем среди других, но уж точно не меньше.

Исаак подумал об Ансельме. Как тот оценил его драгоценности. Тогда Исааку и самому пришли в голову подобные мысли. Но выслушивать такое от гоя…

– Ну, не знаю.

– Знаете-знаете, – отмахнулся Доннола.

– Мне начинает казаться, что ты тут единственный человек, который знает все, Доннола.

– Ой, вот только не надо строить из себя обиженного, – передразнил его помощник.

Джудитта рассмеялась.

– При всем уважении, доктор, – продолжил Доннола, – вы, евреи, всегда уверены, что вы слабое звено.

– А что, это не так? Я жду от тебя честного ответа.

Доннола повернулся. На самом деле он сказал это просто так, для красного словца, но внезапно эта фраза стала куда весомее, чем ему казалось.

– Ну, например…

– Слушаю.

– Турки. Турки хуже евреев. – Доннола обрадовался, что нашел выход из неловкой ситуации.

– Да что ты говоришь! Вы же с турками уже много лет воюете!

– Именно. И все в Венеции относятся к туркам хуже, чем к евреям.

– Доннола, в Венеции почти нет турок!

– Ну да. А евреи есть. Поэтому самое слабое звено – это турки, а не евреи, – с довольным видом закончил Доннола.

– Ох, с тобой не поспоришь, – покачал головой Исаак.

Джудитта весело улыбалась.

– Что, смеешься над отцом? – хмыкнул Исаак.

– Я бы себе такого никогда не позволила, – не переставая посмеиваться, ответила Джудитта.

– А ты что думаешь о нашем споре? – вмешался Доннола.

Джудитта прижалась к отцу.

– Думаю, доктор Исаак ди Негропонте нашел человека, который ему спуску не даст. Нашла коса на камень.

– Пойдемте лучше искать жилье. – Исаак благодушно обнял дочь.

– Нет, доктор, вначале мы должны поговорить с капитаном Ланцафамом, я вам еще утром говорил. Он сказал, чтобы мы встретились с ним в его штаб-квартире. Ему нужна ваша помощь.

– Где же эта штаб-квартира?

– Здесь, за Риальто, доктор.

– Похоже, все здесь происходит вокруг Риальто.

– Это сердце города.

– Я думал, Сан-Марко – сердце города.

– Сан-Марко – для политиков, интриганов и чужестранцев.

– Ну ладно, пойдем в его резиденцию. Но я не видел тут казарм.

– Кто говорил о казарме? – рассмеялся Доннола. – В мирное время капитан постоянно сидит в таверне «У мечей».

Они свернули в переулок с тыльной стороны рынка, Калле-делла-Скимия. Тут находилась таверна, которой управляли монахини из Сан-Лоренцо.

– Чистая таверна, – с некоторым презрением процедил Доннола.

На самом деле «У мечей» не походила на таверну, которой заправляли монашки, заметил Исаак, увидев у входа спящего пьянчугу и шлюху, совершенно спокойно обчищавшую карманы несчастного.

– Вашей дочери лучше подождать на улице, доктор, – предложил Доннола.

– Даже не мечтай, – возмутился Исаак. – Куда я, туда и моя дочь. Ты что это такое удумал? Оглянись вокруг…

– Да, но внутри…

– Об этом и речи быть не может. Все, разговор окончен, – отрезал Исаак. – Я не оставлю ее одну на улице.

Пожав плечами, Доннола открыл дверь таверны и вошел внутрь. За ним последовали Исаак и Джудитта.

В нос им сразу же ударила чудовищная вонь – тут разило потом, гнилыми финиками и бананами, прогорклыми от сырости сухофруктами, протухшей рыбой, смолой, нечищеной уборной, а главное – прокисшим вином. Зал таверны был очень большим, но темным, хотя на улице светило солнце. Окна закрывали тяжелые темные занавеси, лампады почти не давали света, и в полутьме едва ли можно было разглядеть лица постояльцев. В углу какой-то пьяный мочился прямо на стену, но всем было все равно. Вцепившись в локоть отца, Джудитта ошарашенно взирала на происходящее. То там, то тут мелькали обнаженные груди, под задранными юбками виднелись розовые ягодицы. Кругом слышались пошлые шутки, раскатистый смех, похотливые стоны и ругань.

Наверное, так выглядит ад, подумалось девушке. Из тени высунулась женская рука, скользнула под камзол Исаака и сквозь ткань штанов принялась поглаживать его член. Увидев это, Джудитта резко остановилась.

– Какой у тебя большой, радость моя, – проворковал хриплый голос, и из тени вынырнуло измазанное белилами женское лицо, на котором яркими пятнами выдавались накрашенные чем-то багровым щеки и губы. – Я тебе отсосу за бутылку красного и старый сольдо. Поверь, никто его еще не целовал так, как это сделаю я. – Она поднесла лампаду к лицу и улыбнулась. Во рту у женщины не осталось ни одного зуба, воспаленные десны кровоточили.

Испуганно вскрикнув, Джудитта отпрянула назад, и беззубую вновь поглотила тьма, только из тени еще доносился ее хриплый смех.

– Моя дочь не может находиться здесь. Куда ты нас привел? – напустился на Доннолу Исаак.

– Я же вам сказал, доктор, – развел руками Доннола.

– Надо было объяснить все как есть! – напустился на него Исаак. – Так, иди на улицу, подожди меня там. – Он потащил дочку к выходу из трактира. – Я скоро вернусь. Стой на месте и ни с кем не разговаривай.

Джудитта побледнела.

– Доннола – идиот, а ты – бестолочь, – проворчал он. – Капитан Ланцафам! – Исаак повысил голос.

На мгновение в трактире стало тихо, затем опять поднялся гул. Из темноты вынырнула грузная фигура.

– А, это ты. – Язык капитана заплетался от выпивки.

Одна пола рубашки выбилась из штанов, верхняя пуговица была расстегнута. В слабом свете, падавшем из переулка, шрамы на груди вояки отливали фиолетовым.

– Вы послали за нами, капитан. – Рядом с ним, словно из ниоткуда, возник Доннола.

Ланцафам кивнул.

– Давайте выйдем на улицу.

Оказавшись на свежем воздухе, Исаак заметил, что лицо капитана исказила гримаса боли.

– И не смей меня осуждать, еврейчик, – ткнул в него пальцем Ланцафам.

Исаак окинул взглядом таверну и пожал плечами. В жизни ему доводилось видеть десятки таких злачных мест, во многих из них он выпил не один кубок вина. Знал Исаак и таких людей, как капитан Ланцафам. Людей, топивших горе в вине. Он и сам когда-то был таким человеком.

– Мне нет дела до того, как вы проводите время.

Ланцафам вздохнул.

– Но я все равно вам расскажу. Тебе, твоей дочери. Я пью, потому что любой, кто побывал на войне, потерял душу. Продал дьяволу. Угрызения совести истязают его, он должен до конца своих дней жить в грязи, чтобы искупить свои грехи. – Ланцафам тяжелым взглядом вперился в Исаака, затем в Джудитту, а потом оглушительно расхохотался. – Ты ведь такое дерьмо от меня услышать хочешь, а, еврейчик?

– Прекрати называть меня еврейчиком, – спокойно произнес Исаак.

Капитан кивнул.

– Мне нужно твое мастерство, – сказал он. – Кое-кому… очень плохо. – Он опустил ладонь Исааку на плечо, словно собирался шепнуть что-то на ухо. От капитана пахло глинтвейном. Его хватка стала сильнее. – Если ты дашь ей умереть, я тебя убью… доктор. – Глаза Ланцафама остекленели. – И ты мне не откажешь. Вот мое условие. – Капитан горько рассмеялся и, пошатываясь, побрел по улице, не глядя на остальных. – Пойдемте.

На Руга-деи-Специали, улице, где находились лавки торговцев специями, они вошли в обветшалый домик с облупившейся краской на двери и поднялись по узкой лестнице на четвертый этаж, под самую крышу. Жилище, в которое привел их капитан, было грязноватым, там царил беспорядок. Дверь им открыла пожилая полная служанка, медлительная, неповоротливая, выглядевшая не намного аккуратнее, чем сама квартира. На полу, сделанном из грубо отесанных деревянных досок, лежал толстый, в палец, слой пыли и грязи, в жилище воняло прогорклой пищей и немытым телом.

– Она немая. – Ланцафам мотнул головой в сторону служанки.

Та указала на свое ухо.

– Нам наплевать, можешь ты слышать или нет, – буркнул капитан. – Мы не собираемся с тобой болтать. Давай, шевелись, толстозадая! – Он повернулся к Джудитте и Донноле. – А вы ждите здесь.

Старуха провела Исаака и Ланцафама в комнату в конце коридора. Здесь запах стал еще сильнее.

На кровати лежала женщина лет тридцати, бледная, вся в капельках пота. Видно было, что она страдает. Одна рука лежала поверх одеяла, и Исаак увидел на тыльной стороне запястья глубокую, доходившую до кости рану. Чуть выше на руке он заметил кровоточащий гнойник.

– Это ваша жена? – спросил Исаак.

– Кто? Она? – Ланцафам громко, с презрением даже расхохотался.

Но потом, резко протрезвев, он повернулся к доктору, и Исаак увидел боль в его глазах.

– Прошу тебя. Спаси ее.