Бенедетту и Цольфо отвели в фургон с провиантом.

– Не бегайте по лагерю, – приказал им капитан, не сводя с Бенедетты глаз.

Девушка молча кивнула. Когда Ланцафам ушел, они поднялись по ступеням наверх.

Фургон был большим, крытым, полностью сделанным из дерева. В прорези окошек едва-едва лился свет. Вообще, этот фургон скорее напоминал дом на колесах.

Внутри покоились темные бочки и сундуки. В центре фургона стояла огромная глиняная бочка, которую удерживала целая сетка из прочных бечевок, тянувшихся к крепежам в полу и потолке. На войне о вине беспокоились больше, чем о еде.

Оглянувшись, Бенедетта и Цольфо увидели между двух сундуков Джудитту. Девушка смущенно улыбнулась.

Выйдя из своего укрытия, она протянула новым соседям миску с едой.

– Тут солонина и черный хлеб, – сказала Джудитта. – Угощайтесь.

Затем, словно добропорядочная домохозяйка, она указала на соломенную лежанку на полу.

– Присаживайтесь. Здесь у нас есть даже печурка.

– А ты кто? – улыбнулась ей Бенедетта.

– Я дочь доктора.

– Ух, ну я и проголодался! – Цольфо тут же с аппетитом набросился на еду, усевшись рядом с печкой. – А сосисок нет? – с набитым ртом спросил он, посмотрев на Джудитту.

Девушка пожала плечами.

– Так что, нет сосисок? – переспросил Цольфо.

– Я не знаю. – Джудитта еще раз пожала плечами.

– Ты жидовка, что ли? – рассмеялся Цольфо, налегая на солонину.

Но уже через мгновение он замер и уставился на девушку. В полумраке ее глаза казались еще больше и темнее, чем обычно.

Перестав жевать, Цольфо обвел взглядом фургон. Увидев две заплечных сумки, он отставил тарелку, схватил сумку Исаака и достал оттуда желтую шапку. Вскочив, мальчик выплюнул все, что у него было во рту.

– Ты жидовка! – прорычал он, выставив перед собой шапку. – Жидовка! – завопил он, швыряя шапку ей под ноги.

Джудитта, опешив, отпрянула.

– Да что с тобой, Цольфо? – возмутилась Бенедетта.

– Вот мразь! Свора жидовская! – не унимался Цольфо.

– Успокойся! – Встав между ним и Джудиттой, Бенедетта заглянула ему в глаза. В них сверкала исполненная фанатизма ненависть. – Что с тобой, Цольфо? – повторила она.

– Они убили Эрколя, вот что! – Мальчик оттолкнул ее в сторону, пытаясь подобраться поближе к Джудитте.

Но Бенедетта не отступала.

– Она ничего не сделала. – Подруга детства пыталась урезонить его.

– Они все убийцы! Жиды проклятые! – орал Цольфо.

И вдруг дверь вагончика распахнулась.

– Что здесь происходит? – спросил капитан.

Цольфо повернулся.

– Она жидовка!

– Успокойся, мальчик! – Ланцафам схватил его за плечо. – Тихо!

Но Цольфо его, казалось, даже не видел.

– Она жидовка! – повторил он. – Я в одном фургоне с этой мразью не останусь!

Капитан посмотрел на Бенедетту, а затем вытолкнул Цольфо наружу и дал ему напоследок пинок под зад.

– Значит, будешь спать под открытым небом, – буркнул он. – Мне тут неприятности не нужны. А когда мы двинемся дальше, пойдешь пешком.

В это время к фургону подошли Меркурио и Исаак. Они завершили работу на сегодня и собирались лечь спать. Юноша подбежал к Ланцафаму.

– Что случилось? – выдохнул он, покосившись на Бенедетту.

Девушка стояла на верхней ступеньке фургона. И смотрела на него как-то странно.

Исаак остановился рядом с ним.

Цольфо ткнул пальцем в сторону доктора:

– Он проклятый жид, Меркурио! – Мальчик сплюнул в ярости. Его голос дрожал. – Они убили Эрколя! – он больше не мог сдерживать слез.

Подбежав, Бенедетта прижала рыдающего мальчонку к своей груди.

Не зная, что делать, Меркурио беспомощно перевел взгляд с Джудитты на капитана и виновато развел руками.

– Он был его другом… – тихо произнес парень, понимая, впрочем, что капитан не поймет этих слов.

С тех пор как они уехали с кладбища, Цольфо не проронил и слезинки. Он молча уселся в телегу Скаваморто, и ночной ветерок высушил слезы на его щеках. Может быть, и слезы в его сердце. С тех пор он об Эрколе не говорил.

– Это пройдет, – заверил капитана Меркурио.

Покачав головой, Ланцафам грозно ткнул в сторону Цольфо пальцем:

– Ты мне тут воду не мути, дружок, понял? Иначе я тебя отсюда лично пинками выпровожу. – С этими словами он удалился.

Бенедетта отвела Цольфо в сторону. Мальчик никак не мог успокоиться, он плакал навзрыд. Меркурио шагнул к нему, но Бенедетта жестом остановила его.

– Простите, мне очень жаль, – сказал он Исааку и повернулся к Джудитте.

Девушка смотрела на него гордо, даже с вызовом, хмуря густые черные брови.

Поднявшись в фургон, Исаак обнял ее. Хотя Меркурио устал настолько, что его даже знобило, он еще некоторое время погулял по лагерю.

Вскоре ему удалось раздобыть себе сосиску и краюху хлеба. Присев на пустой бочонок, брошенный на поле у тракта, парень принялся за еду.

Когда сзади послышались шаги, он даже не оглянулся.

– Ты пьешь, еще-не-совсем-священник? – поинтересовался капитан Ланцафам. В руках он держал две металлических кружки с вином.

– Да. – Меркурио взял у него одну кружку.

– Все священники пьют, – невесело хохотнул капитан. Он смотрел на кусты, смутные истрепанные очертания которых темнели впереди.

– Ну да…

– Кровь Христова. – Усмехнувшись, Ланцафам одним глотком выпил половину кружки. – Не обижайся, еще-не-совсем-священник. Я солдат, поэтому мне по долгу службы полагается не все воспринимать всерьез. Я ничего не имею против тебя. И Церкви.

Меркурио, улыбаясь, выпил вино.

– Ты сможешь совладать с мальчишкой?

Парень кивнул, хотя вовсе не был в этом уверен.

– Завтра мы выступаем. Послезавтра доберемся до Венеции. При всем уважении к твоему обету безбрачия, еще-не-совсем-священник, когда мы войдем в город, мне нужны будут только мягкая постель да бабенка посмазливее, вот тогда-то все и наладится. – Он звонко рассмеялся. – Доктор уже закончил свою работу, – склонив голову, тихо добавил он. – Я больше не мог выносить их крики. Не знаю почему, но, когда люди гибнут вот так, все иначе, чем в бою. – Встряхнувшись, он бодро хлопнул Меркурио по плечу и повернулся, собираясь уходить.

– Капитан… – не сдержался парень. Слова сами рвались с его губ. – Что чувствуешь, когда кого-то убиваешь? – Его голос дрогнул.

– Ничего.

– Ничего? Даже в первый раз?

– Я уж и не упомню. С тех пор много воды утекло. А почему ты спрашиваешь?

– Так, просто…

Капитан испытующе взглянул на него.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Меркурио хотелось поделиться с кем-нибудь своей ношей, но капитан был военным, он должен был арестовать преступника, если тот сознается.

– Есть какая-то… причина, по которой ты выбрал сутану священника, мальчик мой?

Меркурио вздохнул. Ланцафам был не тем человеком, которому можно было довериться. Он задумчиво покрутил кружку с вином в руках.

– Моя мать… пила. Когда она залетела, то и не помнила уже, кем был мой отец. Она отдала меня монахам… Так я и стал церковником. У меня не было другого выбора, вот и все.

Внимательно посмотрев на него, капитан кивнул и ушел.

Меркурио остался один. Выпитое вино ударило ему в голову, в желудке засосало. Парень поспешно доел хлеб, закусывая сосиской. На мгновение он закрыл глаза. В темноте перед ним точно возникли образы раненых солдат, в памяти всплыл запах крови и вид разрезанной плоти. Скорее удивленные, чем испуганные взгляды солдат. Страх смерти в их глазах.

Меркурио не хотелось сидеть на поле одному. Он решительно поднялся и направился к фургону с провиантом.

Бенедетта и Цольфо сидели на нижней ступеньке лестницы.

– Ты успокоился? – без упрека в голосе спросил Меркурио.

Мальчик посмотрел на него. Глаза покраснели, сейчас Цольфо и правда производил впечатление маленького мальчишки.

– Я не хочу спать под одной крышей с этими жидами, – сказал он. – Ненавижу жидов.

Меркурио пошел вверх по лестнице.

– Принесу тебе одеяло.

Вскоре он вернулся с попоной в руках.

– Капитан сказал тебе не шататься по лагерю, особенно ночью.

– Да, сейчас иду в фургон, – кивнула Бенедетта.

– Это тебя согреет. – Подождав, пока Цольфо набросит на плечи одеяло, Меркурио протянул ему кружку с вином. – Спокойной ночи.

Всхлипнув, Цольфо закутался плотнее и взял кружку. Он готов был опять разрыдаться, но подавил слезы и залпом выпил вино.

Слыша, как мальчик закашлялся, Меркурио вошел в фургон. Воздух внутри был теплым, тут приятно пахло едой. Исаак и его дочь сидели на лежанке, приобнявшись.

– Завтра выступаем, – сообщил им Меркурио, не сводя глаз с девушки.

Девчонки никогда его не интересовали, да и взрослые всегда говорили, что от них одни неприятности. Но было в этой девушке что-то чарующее.

– Хорошо, – кивнул Исаак.

– Капитан сказал, что мы прибудем в Венецию через два дня, – добавил парень, чтобы прервать неловкое молчание. А может быть, ему просто хотелось улыбнуться девушке.

Меркурио знал, что еще никогда в жизни не видел ее, и все же ему казалось, что они знакомы уже много лет.

– Хорошо, – повторил Исаак.

Вытянувшись на соломенной подстилке, Меркурио укрылся одеялом. «От женщин одни неприятности», – подумал он, стараясь не смотреть на дочь доктора.

– Отнеси своему маленькому приятелю печурку, – сказал ему Исаак.

Дверь в фургон открылась. Меркурио приподнялся на локте.

– Отнеси Цольфо печурку, – предложил он Бенедетте.

Девушка передала печурку Цольфо, свернувшемуся на ступенях, точно пес.

– Ничего мне от этих жидов не надо, – проворчал мальчишка.

– Это Меркурио предлагает, глупый, – фыркнула Бенедетта и закрыла дверь.

Оглянувшись, она задумалась о том, где ей ложиться спать. В прошлые ночи она спала рядом с Цольфо, а Меркурио держался в стороне. Но теперь Цольфо спал снаружи, и девушка не знала, где ей пристроиться.

И тут она заметила, что дочь доктора украдкой косится на Меркурио. Бенедетта села рядом с ним, чтобы показать этой нахалке, что они вместе. Но этот простой, казалось бы, жест растревожил ее, вызвав чувства, о которых даже думать не хотелось. Бенедетта боялась, что Меркурио прогонит ее. Девушка поспешно отодвинулась и завернулась в одеяло.

– Всем спокойной ночи, – сказала она.

– Спокойной ночи, – ответил ей нестройный хор голосов.

Исаак задул лампаду, и в фургончике стало темно.

Меркурио хотелось сказать ему, что лучше оставить свет, но он не хотел показаться ребенком.

Он знал наверняка, какие мысли вызовут в нем жуткие образы раненых солдат, на которых он насмотрелся сегодня. Поэтому парень широко распахнул глаза и уставился в небольшое окошко, надеясь, что слабый свет луны разгонит ночные ужасы. И все же ему не удалось отделаться от мыслей, круживших в его голове.

И пока Меркурио пытался успокоиться, перед его глазами вновь возник образ, преследовавший его несколько дней.

Он увидел, как порвалось горло купца, услышал хлюпающий звук, с которым клинок вошел в плоть, хруст трахеи. Парень резко выпрямился, сжимая кулаки. Он не знал, сколько времени прошло. Рядом мирно посапывала Бенедетта. Она спала. Доктор и его дочь тоже дышали ровно.

– Не можешь уснуть? – тихо спросил Исаак.

– А вы? – парировал Меркурио.

– И я.

Воцарилась тишина, но затем Меркурио услышал какой-то шорох, и вдруг Исаак очутился рядом с ним.

– Твой дружок, что спит на ступенях, знает мою тайну? – шепнул он.

Меркурио помедлил.

– Не волнуйтесь, – ответил он наконец.

– Это ни да, ни нет.

– Мы воры и мошенники, – объявил Меркурио. – Точно так же, как и вы. Никому из нас не выгодно, чтобы нас разоблачили.

– Но мы ко всему еще и евреи.

Меркурио понимал, что он имеет в виду. И был с ним согласен.

– Он ничего не знает о вашем сокровище. – Юноша испытывал сильную симпатию к этому человеку. – Не волнуйтесь… доктор.

– Спасибо, – шепнул Исаак, возвращаясь на свое место. – Венеция… – мечтательно прошептал он.

– Да… Венеция, – повторил Меркурио.

Но для него это было лишь слово, не более того.