Глава 32

Галерея, где была выставлена картина матери Виктории, находилась совсем рядом с Королевской академией искусств. Залы в ней были большими и светлыми, высокие лепные потолки окрашены в разные цвета и покрыты позолотой. Выставка называлась «Пейзажи и сады». Сотрудник в черном костюме объяснил им, где найти картину Амелии Бредон. Идя по залам мимо элегантно одетых посетителей, пристально изучавших произведения искусства или просто прогуливавшихся и болтавших друг с другом, Виктория вдруг разволновалась. Ей было немного страшно увидеть картину матери, и девушка радовалась, что рядом с ней Джереми.

Картина висела в одном из дальних залов, и, к огромному облегчению Виктории, кроме них с Джереми, там никого не было. Девушка подошла вплотную к картине. Она была не слишком большой, да и сюжет довольно заурядным – солнечный пейзаж с полями, лугами и дорогой, ведущей вдоль изгороди и деревьев. В реке вдали отражались облака. Игра света и тени, да и краски были настолько интенсивными, что у Виктории перехватило дух. Ей показалось, что она видит свою мать, стоящую на обочине дороги, в тени у мольберта, и касающуюся холста кистью.

«Должно быть, рисуя эту картину, она была счастлива», – осознала девушка. Долгое время она просто стояла, полностью погрузившись в созерцание пейзажа, и, возможно, как ее мать, рисуя картину, она видела зерновую пыль, витавшую над полем, замечала влажную землю под изгородью. Наконец она обернулась к Джереми, старавшемуся не мешать.

– Я буду часто приходить сюда, – негромко сказала она. – Но сейчас мне хотелось бы уйти, – и молодые люди молча вышли из галереи.

Виктория была настолько поглощена картиной матери, что практически не замечала других картин. Внимание она обратила только на одну, висевшую совсем рядом с выходом. На ней был изображен сад с подстриженными живыми изгородями, невольно напомнивший ей парк в поместье сэра Френсиса.

На улице по-прежнему был сильный ветер, раздувавший полы пальто Виктории.

– С вами все в порядке? – Джереми встревоженно смотрел на девушку.

– Да, большое спасибо, что сказали мне о том, что здесь выставлена картина моей матери, – улыбнулась ему Виктория. – Мне кажется, теперь я понимаю Джеральдину Адэр. Она была любовницей моего отца и сказала мне, что, возможно, ему было невыносимо видеть рядом картины моей матери, потому что в них еще сильнее чувствовалась ее личность, чем в фотографиях, – и девушка неосознанно снова взяла Джереми под руку.

– После того как я увидел картину, думаю, что это рассуждение вполне здравое, – кивнул Джереми. – Должно быть, ваша мать была очень похожа на вас.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спросила Виктория.

Тот пожал плечами.

– Женщина, нарисовавшая эту картину, должно быть, была очень живым и чутким человеком. Сильной, решительной, но вместе с тем ранимой…

– О… – пробормотала Виктория. И, чтобы скрыть свое смущение, добавила: – Вы тоже обратили внимание на картину, висевшую у выхода? Мне невольно вспомнился парк сэра Френсиса. Эти подстриженные изгороди, запутанные дорожки и странный тис, в кроне которого устроена беседка, на мой взгляд, соответствовали его скрытному и лживому характеру.

Джереми удивленно посмотрел на нее, и Виктория хотела спросить, что же пришло ему в голову, однако рядом с ними вдруг, посигналив, остановился автомобиль. Открылась боковая дверь, и оттуда вышла Констанс.

– Виктория, какой сюрприз! – сказала она. – Я недавно была у тебя дома, но застала лишь Хопкинса…

– Я знаю, он говорил мне. Я хотела позже приехать к тебе в Хемпстед и переночевать у тебя. – Виктория обняла подругу.

– Очень удачно, что Луис как раз поехал в Айви-манор обсудить с архитектором перепланировку, – рассмеялась Констанс. – Из намеков Хопкинса я сделала вывод, что тебе очень многое нужно мне рассказать. Мистер Райдер, – обернулась она к Джереми, – вы ведь наверняка не будете против, если я немедленно украду у вас Викторию? Она поможет мне выбрать подарок для Луиса.

– Конечно же нет! – Джереми поклонился, а затем шепнул Виктории: – Я сообщу, как только появятся какие-нибудь новости.

Он дождался, когда обе женщины сядут в «даймлер», и захлопнул за ними дверцы. Когда автомобиль отъехал, Виктория еще раз обернулась к Джереми. Ей показалось, что выражение лица у него такое же задумчивое. Внезапно ей захотелось подбежать к нему, обнять и спросить, что пришло ему в голову.

«Хоть мне и не хочется это осознавать, он для меня не просто друг», – наконец призналась себе Виктория.

Вскоре «даймлер» остановился перед ювелирным магазином на Бонд-стрит.

– Мне хочется подарить что-нибудь Луису в знак благодарности за то, что он вскоре начнет перестройку Айви-манора, – заявила Констанс, когда они с Викторией вышли из автомобиля и направились ко входной двери между двумя большими витринами. – В отношении подарков он, к сожалению, жуткий консерватор. Поэтому, я думаю, он очень обрадуется паре запонок, – и молодая женщина, веселясь, закатила глаза. – А потом, когда я закончу с покупками, ты обязательно должна будешь мне все рассказать. То, что с момента последней встречи тебя обвинили в участии в покушении на короля и ты успела побывать в темнице, превосходит мои самые смелые ожидания. И то, что вы так сблизились с мистером Райдером, для меня тоже новость.

Виктория пробормотала что-то невнятное, а тем временем портье в ливрее, стоявший под развевавшимся на ветру знаменем, открыл перед ними дверь.

Внутри магазина все было очень элегантно и современно. На блестящем полу, выложенном черными и белыми мраморными плитами, стояли круглые красные кресла. В больших стеклянных витринах лежало немного украшений, однако все они были изысканными. Вежливый пожилой сотрудник проводил Викторию и Констанс, которая, по всей видимости, была здесь частым клиентом, в боковую комнату, обставленную в той же манере, что и магазин. Пока подруга рассматривала дорогие запонки, Виктория невольно вспоминала броскую пару, которую, скорее всего, носил убийца Молли, и что справки, которые Джереми наводил у городских ювелиров, ничего не дали.

Наконец Констанс выбрала очень простые и вместе с тем элегантные запонки, которые понравились и Виктории, – до блеска отполированные серебряные круги на полумесяцах из кованого золота.

Продавец заверил Констанс, что она сделала превосходный выбор, и поспешно удалился упаковывать запонки в подарочную коробочку. Констанс откинулась на спинку красного кожаного кресла и мгновение пристально разглядывала Викторию.

– Ну что, милая моя, какие у вас отношения с мистером Райдером? – спросила она, помолчав.

– Я… мне кажется, я влюбилась в него, – вздохнула Виктория. – Но я еще не оправилась от предательства Рэндольфа. Кроме того, я не знаю, испытывает ли Джереми что-то по отношению ко мне.

– Виктория, – Констанс покачала головой, – если ты еще сомневаешься в этом, то ты совершенно слепа.

В «Фокс энд Хант» было уже довольно многолюдно, когда Джереми пришел туда. Из своих коллег из отдела светской хроники он узнал только одного. Арчибальд Ваф, только что допивший бокал пива, сидел у стойки. Ему было около шестидесяти лет; волнистые седые волосы, круглые щеки и маленькие губы с опущенными вниз уголками придавали ему сходство с грустным постаревшим херувимом. Однако Арчибальд работал в сфере журналистики уже давно и всегда был в курсе всех сплетен и новостей.

Джереми уселся рядом с ним на свободное место.

– Один лагер для меня и один для Арчибальда, – сказал он трактирщику.

– Спасибо, Джереми. – Арчибальд пристально посмотрел на него. – Я слыхал, в последнее время тебя часто видели с Викторией Бредон, внучкой герцога Сент-Олдвинского. Хорошенькая, хотя довольно своенравная. Правда ли, что ее дед пытается добиться права опеки над ней?

Что ж, Арчибальд действительно в курсе всего. Джереми решил, что коллега решит поделиться информацией лишь в обмен на другую информацию. И, скорее всего, Виктория не обидится, если он подтвердит слухи.

– Да, это правда, – признался он. – Мисс Бредон не слишком близка со своей семьей.

Трактирщик придвинул к ним по стойке два пива, и Джереми поднял бокал.

– Послушай, я тут недавно узнал, что в одной из важных аристократических семей высшего класса есть кукушонок, – осторожно начал он. – Точно ничего не знаю, только вот слышал, что ребенку, о котором идет речь, должно быть лет двадцать – двадцать пять. Тебе ничего не известно об этом?

Арчибальд вытер пену с губ.

– Ну, я тебе с ходу могу назвать несколько лордов и леди, официальные отцы которых отцами не являются. Особенно в так называемом Кенсингтонском кругу, собиравшемся вокруг тогдашнего принца Уэльского, – там менялись все. Об этом все знают. – Дверь паба открылась, сильный порыв ветра взметнул полы пальто и фалды пиджаков, висевших в гардеробе, на полках зазвенели бокалы. По стеклам хлестал дождь. – Господи, ну и погода! – скривился Арчибальд.

– Нет, это должна быть очень щекотливая ситуация. – Джереми наклонился к коллеге и доверительно понизил голос: – Не плод интриги, а чужой ребенок, которого выдают за отпрыска уважаемого семейства.

– Который из другого социального слоя?

– Да, вероятно, из низшего…

– Вот это был бы скандал… – Арчибальд сложил губы в трубочку и присвистнул. – Я подумаю, может быть, что-то придет в голову.

– Спасибо… – Джереми отпил еще немного пива.

– Говорят, леди Изабель, кузина Виктории Бредон, та еще штучка, – подмигнул ему Арчибальд.

– Правда? Ничего не могу сказать на этот счет. Я лишь раз встречался с ней на уикенд-вечеринке.

– Да, мне кажется, хорошо, что скоро она пойдет под венец, пока не случилось беды, – усмехнулся Арчибальд и отхлебнул пива. – А с герцогом Монтегю ей крупно повезло…

«Виктория, – меланхолично подумал Джереми, – наверное, считает так же». Неудивительно, что она влюбилась в Рэндольфа. Нет, куда ему тягаться с привлекательным, обаятельным и богатым герцогом!

Вскоре Арчибальд Ваф попрощался. За столиком в глубине зала Джереми обнаружил еще нескольких коллег из отдела светской хроники, но они тоже ничем не смогли ему помочь. Дождь на миг прекратился, но мостовая влажно поблескивала в свете газовых фонарей. Ветер трепал их, швырнул к ногам Джереми сломанную ветку…

Джереми остановился. Ему вдруг снова вспомнились слова, сказанные Викторией о парке сэра Френсиса. При этом в голове промелькнуло воспоминание, которое никак не удавалось ухватить. Оно было связано с тисом, ветви которого были вырезаны таким образом, что образовывали нечто вроде беседки. Он задумчиво посмотрел на ветку, подхваченную ветром. Во время своего визита в тот парк молодому человеку тоже показалось странным, что сэр Френсис часто бывал здесь, поскольку как садовода Сандерленда не охарактеризовал бы никто.

Когда ветка ударилась о почтовый ящик, раздался звонкий звук, и с глаз Джереми вдруг словно упала пелена. Его шаги по деревянному полу под тисом издавали похожий звук: как будто под полом была еще одна комната. Может быть, именно там сэр Френсис хранил свои записи? В конце концов, их так и не нашли, хотя его дом на Сент-Джеймс-сквер и кабинет в Уайтхолле перерыли сверху донизу.

«Луис сейчас в Айви-маноре, – размышлял Джереми, – я мог бы поехать в Котсуолд, переночевать у него, а утром посмотреть тот тис. К обеду я должен вернуться обратно в Лондон».

Подняв воротник пиджака, чтобы защититься от ветра, он направился в сторону Стрэнда, где был гараж, в котором давали напрокат автомобили.

Хопкинс все же сильно пожалел о своем решении ехать в Корнуэлл третьим классом. Из-за бури на рельсы упало дерево, отчего прибытие задержалось на два часа. Усталый дворецкий прибыл на вокзал Солком около десяти часов утра. Дебретт ничем ему особенно не помог.

– Мистер Хопкинс? – обратился к нему мужчина в форме кучера.

– Это я.

– Перкинс из Бликлинг-холла. Меня послала миссис Коллинз и поручила ждать вас.

Настроение у Хопкинса сразу улучшилось, стоило ему услышать фамилию экономки. В карете он немного задремал и успел отдохнуть, когда они подъехали к особняку. Когда карета остановилась на хозяйственном дворе, из дома вышла миссис Коллинз, чтобы приветствовать гостя.

– Я очень сожалею об опоздании, – торжественно произнес Хопкинс, снова подумав о том, как же все-таки красива миссис Коллинз.

– Да, буря… Здесь, в парке, она тоже бушевала. – Миссис Коллинз улыбнулась и указала на несколько деревьев, видневшихся над крышами хозяйственной пристройки. Несмотря на расстояние, было хорошо видно, что ветви в кронах сломаны. – Но проходите же, мистер Хопкинс. Должно быть, вы проголодались с дороги. Я сейчас же попрошу, чтобы вам приготовили завтрак. Во время него вы сможете поговорить с мистером Бейкером.

Хотя Хопкинс считал это не совсем корректным, голод пересилил сомнения. Мистер Бейкер оказался широкоплечим мускулистым мужчиной, который, несмотря на то что фигура у него была скорее как у боксера, нежели как у дворецкого, держался с достоинством, как с удовольствием отметил Хопкинс. Лицо его все еще носило следы южного загара. Они с Хопкинсом обменялись любезностями в столовой для слуг, а помощница кухарки тем временем принесла Хопкинсу чай, тост и яичницу.

– Миссис Коллинз сказала, что у вас есть вопросы по поводу мисс Уилкокс, – произнес мистер Бейкер и перевел взгляд с Хопкинса на экономку. Хопкинс попросил миссис Коллинз присутствовать при разговоре.

– Я должен извиниться перед вами за то, что во время прошлого посещения сказал не всю правду. – Поставив чашку, Хопкинс посмотрел на миссис Коллинз. – Мисс Уилкокс и еще три человека были убиты. Все эти убийства, вероятно, связаны с некой тайной, известной миссис Уилкокс с прошлого места ее службы. Поэтому для меня очень важно выяснить, где она работала до поступления в камеристки к леди Кармайкл.

– Господи боже мой, как ужасно! – Миссис Коллинз в ужасе прикрыла рот рукой. Мистер Бейкер тоже выглядел потрясенным, однако быстро взял себя в руки. – Мисс Уилкокс работала в очень респектабельных домах, – заявил он, – и это, наряду с ее исключительными рекомендациями, стало причиной того, почему ее приняли на работу. Не могу поверить, что случившееся во время ее службы в другом месте могло привести к столь ужасным последствиям.

– И все же не могли бы вы назвать мне прежнее место работы мисс Уилкокс?

– Что ж, если вы настаиваете… Она работала камеристкой у леди Джойс Мартингейл. Как вам наверняка известно, Мартингейлы – древний дворянский род из Нортумберленда. А до этого в течение долгого времени – у герцогини Монтегю.

Хопкинс оцепенел.

– Вы в этом уверены? – медленно произнес он.

– Да, – кивнул мистер Бейкер. – Мисс Уилкокс очень редко говорила о прежних хозяйках, но те несколько раз, когда упоминала имя герцогини, мне показалось, отзывалась о ней очень тепло.

Виктория наслаждалась вечером с Констанс. После великолепного ужина они сидели у камина и болтали. Всю ночь бушевала буря, деревья в саду стонали под порывами ветра. Поскольку Хемпстед был расположен на холме, ветер налетал со всех сторон. Спала Виктория тревожно. Ей снился пожар, вернулся и прежний кошмар, в котором отец сердито запрещал ей рисовать.

На следующее утро Констанс собиралась на встречу своей благотворительной организации в Ист-Энд. Поскольку Виктория хотела пофотографировать гавань, они вместе сели в «даймлер» и поехали в город. Буря утихла, небо было синим и безоблачным, однако повсюду на улицах валялись куски черепицы и ветки.

Гавань буря тоже не обошла стороной. Она перевернула грузовые краны, разбила о набережную несколько маленьких судов. У некоторых были сломаны мачты. Пробираясь сквозь толпы рабочих и матросов, занимавшихся устранением наиболее серьезных повреждений, девушка подыскивала места, откуда смогла бы фотографировать, не мешая при этом мужчинам.

Хотя эти разрушения явно не вписывались в «образ нации мореплавателей» мистера Паркера, для Виктории в них была своеобразная меланхоличная прелесть, и она сделала несколько снимков сломанных судов. В конце концов, они имеют как минимум документальную ценность.

Виктория хотела взять свой блокнот для рисования и сделать несколько зарисовок, когда вдруг вспомнила, что совсем неподалеку живет Кейтлин. Может быть, у Орлы, поселившейся у нее после убийства Молли, есть весточка от подруги. Девушка решила навестить ее.

Квартира Кейтлин находилась на самом верхнем этаже четырехэтажного кирпичного дома. На лестнице при полном отсутствии окон была кромешная тьма. Если здесь когда-то и было газовое освещение, оно давно перестало работать. Девушка осторожно поднялась по скрипящим ступенькам. За одной из дверей плакал младенец. Здесь стоял стойкий запах угля, экскрементов и протухшего мяса, и девушка решила, что лучше не знать, во что такое мягкое она только что вступила. Виктория была ужасно рада, оказавшись на самом верху последнего пролета. Из ведущего на крышу люка пробивался свет.

– Орла? – позвала Виктория, постучав в дверь. Девушка вскоре открыла.

– Ах, Виктория, это ты! – робко улыбнувшись, произнесла она. – А я собиралась зайти к тебе.

– Нет вестей от Кейтлин?

Виктория последовала за Орлой в соседнюю комнату. Она была маленькой, потолок – скошенным, однако, в отличие от лестницы, здесь было поразительно чисто. В комнате были печь, простой деревянный стол, на котором лежало шитье, и два стула. Одна из дверей, как предположила Виктория, вела в спальню, где Кейтлин принимала клиентов. Орла была одета в закрытое платье из грубой ткани и не накрашена. Девушка казалась очень хорошенькой, нежной и хрупкой, и Виктория испытала облегчение, осознав, что та больше не хочет зарабатывать себе на жизнь проституцией. Что ж, по крайней мере, хоть что-то хорошее вышло из гибели Молли.

– Ты справляешься теперь, когда Кейтлин в тюрьме, или тебе нужны деньги? – смущенно поинтересовалась она.

– Кейтлин оставила мне пару монет, да я немного подрабатываю шитьем в еврейской мастерской, – отозвалась Орла. – Шить мне очень нравится.

Виктория вспомнила, что хотела попросить Констанс поискать место для Орлы. Может быть, швеей в салоне мод Орла будет счастливее, чем в должности горничной.

– Вот, это письмо я получила от Кейтлин. – Орла протянула девушке помятый лист бумаги. – Хорошо, что после смерти Молли Кейтлин научила меня читать. Поэтому я сама сумела прочесть письмо, хотя на это и потребовалось много времени. – Гордость, с которой девушка произнесла эти слова, тронула Викторию.

Неровным, корявым почерком Кейтлин писала, что у нее все хорошо и что ее защитник, кажется, далеко не дурак, что в ее устах можно было расценивать как комплимент. Значит, Джереми действительно удалось обеспечить молодую женщину хорошим адвокатом. Чувство благодарности захлестнуло Викторию, и она невольно улыбнулась.

– Ты ведь давала Кейтлин рисунки запонок, которые, вероятно, носил убийца Молли, – услышала девушка голос Орлы.

– Да, а что с ними? – всполошилась Виктория.

– Моника, одна из наших, то есть девушек Молли, уверена, что видела их пару дней тому назад, – пояснила Орла. – Поэтому я хотела прийти к тебе.

– Ты можешь отвести меня к Монике?

Возможно ли, что теперь, спустя столько времени, пока дело не двигалось с мертвой точки, они вдруг нашли второй важный след? Виктория уставилась на Орлу, не веря ее словам.

– Сейчас Моника работает в другом борделе. Лучше я приведу ее сюда. Здесь вы сможете поговорить спокойно.

– Хорошо, тогда я подожду здесь. – Виктория нерешительно кивнула.

Когда Орла ушла, Виктория начала метаться из угла в угол. В окно она видела порт, где с помощью лебедок ставили на место упавший кран. На полке обнаружились потрепанный букварь, томик истории Англии и «Двенадцатая ночь» Шекспира. Кейтлин действительно пыталась заниматься самообразованием. Виктория села за стол, начав читать комедию Шекспира, однако сосредоточиться никак не удавалось. Она уже жалела о том, что не пошла вместе с Орлой. Почему она так долго не возвращается?

Виктории показалось, что прошло добрых два часа, пока на лестнице не послышались шаги и женские голоса. Взволнованная девушка бросилась к двери. Женщине, поднявшейся на площадку вслед за Орлой, было слегка за двадцать. У нее были черные волосы, очень светлая кожа и голубые глаза. Все это в ее облике в сочетании с накрашенными красной помадой губами напомнило Виктории Белоснежку. Как и Орла, она была женщиной исключительной красоты, что подтверждало наблюдение Уоллис, что у Молли был нюх на красивых шлюх.

– Прости, у меня был ранний клиент, поэтому я не могла прийти быстро. – Моника плюхнулась на один из стульев. – О…

Виктория почувствовала, что краснеет. К ее огромному удивлению, молодая женщина вынула из кармана сложенную страницу из газеты.

– Я несколько дней назад купила себе паштет, – сказала она, – а когда раскрыла газету, в которую его завернули, увидела вот эту фотографию.

Моника разгладила страницу и положила на стол. Она была засаленной и помятой, и Виктория не сразу заметила между газетными колонками фотографию, на которой были изображены Рэндольф и Изабель. Оба были в вечерних нарядах и влюбленно улыбались, глядя прямо в объектив камеры. «Герцог Монтегю и его ослепительная красавица невеста, леди Изабель Бредон, скрасили своим присутствием благотворительный бал в Клердон-хаусе», – прочла Виктория под фотографией. В груди у нее закололо.

– Читать я не умею, да и имена этих двоих не знаю, но на картинке я их узнала. Эту я знаю давно, – Моника ткнула пальцем в Изабель. – Она пару раз была с парнем в борделе у Молли – не с тем, что на картинке, с другим – они заказали меня для секса втроем. Мы курили опиум, и ей нравилось, чтобы все было бурно. Думаю, насчет секса втроем это была ее идея, а не парня, потому что он был довольно зажат, пока не накачался опиумом. – Моника пожала плечами и усмехнулась. – Ну да ясно было, что блондиночка – важная леди, и Молли, учуяв сделку, велела мне с ними использовать рубиновую комнату. Она фотографировала нас, пока мы там втроем кувыркались.

Виктория оцепенела. Может быть, Молли шантажировала Изабель и поэтому бабушка Гермиона ездила в бордель? И по этой причине они с Изабель ссорились в Блейкенуэлл-маноре?

– А где-то с неделю назад блондинка пришла с этим мужиком, – Моника ткнула пальцем в Рэндольфа, – в бордель, где я теперь работаю. В отличие от того парня, с которым она кувыркалась раньше, этот наслаждался от души. Теперь мы были вчетвером, не только втроем. Ну, они взяли, кроме меня, еще одну шлюху. И опять мы курили опиум. А когда они закончили, я лежала на кровати, полуприкрыв веки, а потом смотрю – мужик берет свои запонки. Эти штуки показались мне знакомыми, но я была еще в дурмане от опиума, и только увидев в газете картинку, я поняла, что это были запонки с рисунка, который показывала Кейтлин.

Виктория судорожно сглотнула. Во рту пересохло, девушке стало дурно.

– Ты в этом уверена? – прошептала она.

– Уверена, – энергично закивала головой Моника.

«Не может быть, чтобы убийцей был Рэндольф… – Виктории казалось, что на грудь ей легла железная плита, перекрыв воздух. – Наверное, Моника ошиблась. Или, возможно, такие запонки есть у кого-то еще».