Глава 20

Виктория поплотнее укуталась в пальто и обернула шею шерстяным шарфом. За ночь погода вдруг переменилась. В сторону Темзы по Майнорис-стрит дул холодный ветер. Над многими лавочками виднелись еврейские буквы или слова на идише, поскольку в этой части Ист-Энда жила крупная еврейская община. Здесь было меньше нищих и истощенных детей, чем она видела несколько дней тому назад на Уайтчепел-хайстрит. У большинства мужчин были темные круглые шляпы и длинные бакенбарды. Проходя мимо, она слышала обрывки разговоров на иврите, идише и русском языке.

Первую половину дня и начало второй Виктория провела, фотографируя восходящую звезду театра Сент-Джеймс на Кинг-стрит по поручению мистера Паркера. Юная леди была разочарована тем, что ее снимает представительница ее же пола, а не мужчина – вероятнее всего, она была настроена пофлиртовать, – и поэтому, соответственно, работа оказалась не из легких. Все предложенные Викторией позы девушка поначалу принимала неохотно. Но в театре хотя бы было тепло.

Вернувшись домой, Виктория узнала от мистера Джарвиса, что в ее отсутствие приходила «одна из тех дам, что недавно посещали вас с мистером Хопкинсом» и требовала, чтобы ее пропустили к мисс Бредон и мистеру Хопкинсу. Однако поскольку мистер Джарвис знал, что они ушли, он попросил даму (это слово он произнес, высоко подняв бровь) оставить записку. После некоторых колебаний она так и сделала.

«Это наверняка была Кейтлин», – подумала Виктория. И действительно, на сложенном в несколько раз листке бумаги, который передал ей мистер Джарвис, корявым почерком, с ошибками было выведено следующее: «В ночь убийства две девочки видали рядом с борделем Молли мужчину, который показался им забавным. Они не хотят приходить в Вест-Энд. Если хотите, приходите к четырем в кабак “Блуминг Роузбуш” на Кросс-уолл. Я там тоже буду. Кейтлин».

Поскольку Хопкинс еще был занят покупками, Виктория отправилась в путь одна. Она поехала на метро до станции Тауэр-хилл, поскольку на велосипеде соваться в Ист-Энд ей не хотелось.

Пройдя Фенчёрч-стрит-стейшн с ее серым фасадом из песчаника и высоким круглым фронтоном, Виктория свернула на Кросс-Уолл. Паб «Блуминг Роузбуш» находился в доме на углу и не был ни красивым, ни романтичным. Окна были грязными, остатки зеленой краски на закопченном фасаде первого этажа и неумело нарисованная роза на облупившейся вывеске над входной дверью были лишь тенью красивого названия.

Несколько неуверенно Виктория вошла в паб. Для нее это было непривычно. Подняв вуаль, она старалась не обращать внимания на любопытные похотливые взгляды, которые бросали на нее завсегдатаи, – в запущенной забегаловке с ее бедно одетыми посетителями она, конечно же, привлекала внимание. Здесь сильно пахло пивом, пóтом и грязной одеждой. Заметив Кейтлин за столиком в дальней части зала, Виктория облегченно вздохнула. Рядом с ней сидели две молодые, сильно накрашенные женщины, перед которыми стояли стаканы с пивом. Кейтлин тоже увидела Викторию и помахала ей рукой.

– Это мисс Бредон, юная леди, о которой я вам говорила. Она хочет выяснить, на чьей совести жизнь Молли, – сообщила Кейтлин своим спутницам, когда Виктория подошла к столу.

Либо Кейтлин сумела рассеять их сомнения насчет того, что молодая девушка может расследовать убийство, либо они вообще этому не удивлялись, поскольку ничего на этот счет не сказали. Они смотрели на Викторию без неприязни, но начинать разговор не спешили.

– Это Бренда, – Кейтлин указала на женщину, сидевшую напротив нее. Лицо у нее было в форме сердечка и казалось немного детским, несмотря на глубокие морщины вокруг губ. Жизнь ее наверняка была несладкой. – А это Мэри, – она указала на женщину, сидевшую рядом с ней. Шрам, протянувшийся до самого носа и только выделявшийся из-за густо наложенного макияжа, разделил ее верхнюю губу.

– Я хотела бы вас угостить, – вежливо сказала Виктория, тоже присаживаясь за стол.

– Эй, Джордж, ты слыхал? – Кейтлин обернулась к стоявшему за стойкой хозяину.

– Что вам заказать? – Виктория посмотрела на женщин. Все попросили еще по стакану пива. – Три пива и один сидр, – сказала она подошедшему к ним Джорджу.

Полный мужчина с лысой головой и покрытыми татуировками руками покачал головой.

– Сидр как раз закончился, мисс.

– Тогда я тоже буду пиво.

Приняв заказ, Джордж вернулся к стойке, где молодой человек со взъерошенными волосами соломенного цвета водрузил на стойку бочонок пива, а затем принялся протирать стаканы засаленным полотенцем.

– Ну же, рассказывайте, – велела женщинам Кейтлин.

– В ту ночь, когда убили Молли, мы с Мэри шли по улице, на которой находится вход во двор, – начала Бренда. – Это было около четырех часов.

– Откуда вы знаете, который был час? – спросила Виктория.

Кейтлин толкнула ее под столом, и девушка поняла, что лучше сначала дать женщинам рассказать свою историю.

Пожав плечами, Мэри пояснила:

– Часы у мучеников, в церкви на Прескотт-стрит, как раз пробили четыре раза. Мы шли из портового кабака и хотели немного сократить путь. – Когда женщина заговорила, стала видна большая щель между зубами в верхней челюсти, из-за чего она немного шепелявила.

«Четыре часа, – подумала Виктория, – вписывается во временные рамки убийства, названные доктором Эшем». По спине у нее побежали мурашки.

– Так вот, когда мы поравнялись со входом в заведение Молли, на улицу въехал экипаж, а затем остановился у двери, – снова заговорила Бренда. – Улица ведь настолько узкая, что нам пришлось остановиться, чтобы пропустить его. Из экипажа вышел мужчина. Ясно было, что он хочет попасть в бордель Молли. Но мы-то были на работе, поэтому заговорили с ним и спросили, не хочет ли сладкий кавалер провести с нами ночь.

– Но тот тип на нас вообще внимания не обратил. – Мэри вытерла с губ пивную пену, размазав помаду. – И постучал в двери. А мы подумали, что лучше нам убираться подобру-поздорову, пока Молли нам не всыпала. Тогда я увидела, что мужчина вынул из кармана плаща перчатки и подумала: странно, зачем же надевать перчатки, если идешь к шлюхе?

Виктория не стала спрашивать, как Молли сумела разглядеть все это на темной улице.

– Но потом вы увидели кое-что еще, – вмешалась в разговор Кейтлин.

Словно перед началом разговора они договорились, что будут говорить по очереди, Бренда наклонилась вперед:

– Да, когда он надел перчатки, плащ немного соскользнул, и я увидела его манжеты. В свете задних фар кареты, которая как раз отъезжала, они блестели, как шелковые. Должно быть, тип был богатым. Я тогда еще пожалела, что не получилось с ним.

«Ну вот и решился вопрос с освещением», – подумала Виктория. Что ж, они с Хопкинсом и так предполагали, что убийца сэра Френсиса, мисс Уилкокс и Молли, вполне вероятно, был человеком богатым и влиятельным, которому было что терять.

– А потом я увидела пуговицу в манжете, – продолжала Бренда.

– Запонку? – взволнованно переспросила Виктория.

– Да, точно, – кивнула женщина. – Я обратила на нее внимание, потому что она показалась мне такой странной. Очень большая, овальная, с золотым ободком, как корзинка…

Виктории потребовалось мгновение, прежде чем она поняла, что хочет сказать Бренда.

– Вы хотите сказать, что края были плетеные?

– Да, – снова кивнула Бренда. – А посредине был такой блестящий беленький камешек.

– Это мог быть перламутр?

– Вполне возможно. – Бренда сделала глоток пива.

Виктория вынула из сумочки небольшой блокнот и карандаш, который всегда носила с собой на тот случай, если захочет сделать заметки к фотографии, и принялась быстро зарисовывать запонку по описанию Бренды.

– Запонка могла выглядеть вот так? – наконец спросила она и показала рисунок Бренде.

– Почти. Мне кажется, золотая окантовка была немного шире.

Виктория изменяла рисунок, пока Бренда не кивнула, удовлетворенная результатом.

– Вы обе мне очень помогли, – поблагодарила она женщин. – Может быть, вы сумели рассмотреть и лицо мужчины?

– Не-е, – и женщины одновременно покачали головами.

– Он поднял воротник плаща, на голове у него была шляпа, низко надвинутая на лоб, – добавила Мэри.

Виктория отпила совсем немного пива, но все равно чувствовала некоторое опьянение. Кроме того, на улице начинало смеркаться, пора было возвращаться домой. Она как раз собиралась попрощаться, когда Кейтлин вдруг выругалась и вскочила. В паб ворвались четверо полицейских в форме. В руках они держали дубинки, которые готовы были пустить в ход.

– Это облава! Всем встать к стене! – заревел высоченный сержант.

«О нет», – в ужасе подумала Виктория. Если ее здесь поймают, даже подумать страшно, что сделают с ней бабушка и дедушка.

– Пойдем!

Кейтлин схватила девушку за руку и потащила к двери неподалеку от стола, в которую только что выбежал светловолосый молодой человек. В руках он держал грязную тряпку. Мэри и Бренда бросились вслед за ним. Виктория не сопротивлялась, позволяя Кейтлин тащить ее за собой вниз по лестнице, а затем через темную комнату, где было сыро и пахло плесенью и углем. Она ударилась бедром о шкаф, поскольку в комнате было темно и практически ничего не видно.

Внезапно на нее упал луч фонарика. Молодой человек взобрался на кучу угля и открыл люк, через который, по всей видимости, в подвал высыпали уголь, а затем исчез в отверстии.

Теперь на кучу взобрались Бренда и Мэри. Мэри вскрикнула, когда куча поехала под ее ногами, но сумела ухватиться за край отверстия и выбраться на улицу. Виктория увидела, как они с Брендой убежали. Из-за легкого опьянения она видела все словно сквозь пелену. На уголь стала взбираться Кейтлин. Она как раз протиснулась сквозь отверстие, когда Виктория услышала голос у себя за спиной.

– Стоять!

– Скорее! – крикнула Кейтлин.

Виктория стала взбираться на горку, но когда добралась уже почти до самого верха, поскользнулась. Кейтлин протянула ей руку, и Виктория сумела ухватиться за нее. Другой рукой она взялась за край люка и уже почти выбралась на улицу, когда сильные руки обхватили ее за талию и потащили вниз. Рука ее выскользнула из руки Кейтлин, девушку развернули, и она увидела шлем полицейского.

– Отпустите меня!

Девушка в отчаянии пыталась вырваться из его хватки, но полицейский оказался гораздо сильнее нее.

– Эй, спокойнее, дамочка, – проворчал он, протащил ее через весь подвал и втащил обратно в паб. При виде инспектора Эрмитейджа душа у Виктории ушла в пятки. – Вот эту я поймал, сэр, – сообщил ему полисмен, грубо толкнув Викторию на пол, но не отпустил. Краем глаза Виктория увидела, что это тот самый высоченный сержант. – Точно шлюха, да еще и дикая.

– Что ж, думаю, она успокоится. – Эрмитейдж собирался уже было заняться трактирщиком и другими посетителями, которые стояли вдоль стены под присмотром трех полисменов – и вдруг замер. Недоверчиво вглядевшись в лицо Виктории, он вынул из кармана платок и вытер ей лицо. Ей пришлось сдержаться, чтобы не плюнуть ему в лицо. – Неужели же это мисс Бредон? – пробормотал он; его красное лицо перекосилось в самодовольной ухмылке. – Вам придется объясниться перед комиссаром и своими родственниками, дамочка.

Виктория поставила ноги на деревянную лавку, поскольку спина начинала ныть. На светло-желтых грязных стенах камеры были выцарапаны проклятия, бранные слова и рисунки. Недавно она слышала, как Биг-Бен пробил восемь раз. Она сидела здесь вот уже добрых три часа. По всей видимости, Эрмитейдж решил помариновать ее, чтобы запугать. В коридоре раздалась злобная ругань одного из арестованных, затем звякнули ключи. Дверь захлопнулась, ругательства стихли.

Прежде чем Эрмитейдж отвел ее в карету и велел констеблю везти в Скотленд-Ярд, Виктория услышала из разговора двух полицейских, что облава связана с убийством сэра Френсиса. Трактирщика, Джорджа, подозревали в укрывательстве. «Скотленд-Ярд наверняка устроил облаву лишь с той целью, чтобы убедить общественность в том, что Молли убил грабитель», – сердито думала Виктория. Ах, и почему она не ушла из «Блуминг Роузбуш» на пять минут раньше?

Виктория еще раз обдумала возможные варианты. Она предполагала, что Джереми Райдер сообщил комиссару о том, что они с Хопкинсом проводят расследование, но наверняка она сказать не могла. Вероятность того, что Кейтлин, Бренде и Мэри удалось сбежать, была достаточно высока. Если бы Кейтлин взяли, она наверняка бы ее не выдала. Но Мэри и Бренда точно сказали бы Эрмитейджу, зачем она встречалась с ними.

«Да, нужно блефовать и придумать, почему я была в пабе, – решила Виктория. – Если комиссар знает, что мы с Хопкинсом ищем убийцу, хуже от моей лжи уже не будет. Все лучше, чем случайно рассказать ему правду». Не говоря уже о том, что ее бабушка и дедушка будут вне себя от ярости, если узнают, что они с Хопкинсом расследуют убийство.

Подавленная, Виктория дожидалась, когда же ее поведут к комиссару. Прошел еще час, и она постепенно начинала задумываться, не решили ли сэр Артур и инспектор Эрмитейдж оставить ее в камере на всю ночь, когда снаружи послышался звук отодвигаемого дверного засова, а в замке повернулся ключ. В камеру вошел молодой круглолицый и краснощекий констебль.

– Комиссар хочет видеть вас, мисс, – важно произнес он.

Лестничную площадку перед кабинетом комиссара освещала газовая лампа. Констебль постучал в толстую деревянную дверь, а Виктория тем временем успела увидеть свое отражение в оконном стекле. На лбу у нее красовалось черное пятно, и, несмотря на попытки почиститься в камере, одежда ее тоже была грязная.

Сэр Артур крикнул:

– Входите!

Констебль распахнул дверь, пропустил Викторию вперед и провозгласил:

– Мисс Бредон, сэр.

Сидевший за массивным письменным столом комиссар велел констеблю удалиться, а Виктории – подойти ближе. Идя через комнату, девушка обратила внимание на картину, изображавшую атаку кавалерии – судя по всему, эпизод Крымской войны, – и портрет короля на стене над письменным столом. Напротив комиссара в кожаном кресле сидела ее бабушка Гермиона.

«Что ж, здесь хотя бы нет моего деда», – подумала Виктория. Впрочем, утешение это было слабое, поскольку мрачное лицо бабушки ничего хорошего не предвещало. Она была в серой шубе, из-под которой виднелось платье цвета мальвы с корсетом из бархата и кружев и юбкой из мягкого гладкого шелка. Маленькая шляпка с серой меховой окантовкой была изысканно простой. Увидев как всегда идеально одетую бабушку, Виктория показалась себе настоящей оборванкой.

– Как ты выглядишь! – набросилась та на Викторию. – Не вздумай садиться, все запачкаешь. Как ты могла пойти в заведение в Ист-Энде, еще и пользующееся дурной репутацией? Даже подумать страшно, что было бы, прознай об этом пресса! Твой дедушка не стал бы еще раз пользоваться своим влиянием, чтобы предотвратить появление соответствующей статьи.

Комиссар молча выслушал ее эскападу, а затем грубо поинтересовался у девушки:

– Да, мисс Бредон, что вы делали в Ист-Энде? Я жду объяснений.

«Сэр Артур притворяется передо мной или действительно не знает, почему я пошла туда? Не важно, буду продолжать лгать», – и она посмотрела комиссару в глаза.

– Я планирую сделать серию фотографий проституток, – заявила она. – Поэтому я встретилась с тремя, скажем так, неприличными дамами, чтобы провести предварительные переговоры.

Леди Гермиона вздрогнула.

– Ушам своим не верю, – простонала она. – Ты говорила с… нет, я не собираюсь произносить это слово… этими дамами? Ты что, собиралась их фотографировать, еще и голышом? В их заведениях?

– Не то чтобы я считал подобные разговоры подобающими для девушки из хорошей семьи… – Лицо констебля стало непроницаемым. – Но почему же тогда вы бросились бежать от моих ребят и отчаянно сопротивлялись поимке?

– Я знала, что мои дедушка и бабушка будут не в восторге от этой встречи, – отозвалась Виктория. Это даже в некотором роде было правдой… – Поэтому я запаниковала, – и она подчеркнуто беспомощно пожала плечами.

Взгляд комиссара был таким же непроницаемым. Некоторое время он теребил вечное перо, словно думая, что сказать, а затем произнес:

– Сегодня вам удалось избежать наказания, мисс Бредон, я отпущу вас, но это будет в последний раз. Не смейте больше попадаться полиции. – Угроза в его голосе была совершенно неприкрытой.

«Он знает, что мы с Хопкинсом ищем убийцу, – поняла Виктория. – Джереми Райдер предал меня». Однако разочарование и гнев тут же отступили. Бабушка Гермиона поднялась с кресла.

– На этот счет можете не беспокоиться, комиссар, – заявила она, обращаясь к сэру Артуру. – Терпению дедушки Виктории пришел конец. Он принял решение оспорить право на опекунство над внучкой у мистера Монтгомери, – затем она обернулась к Виктории. Ее голубые глаза сверкали. – С учетом твоих последних эскапад, из которых появление в Гайд-парке в брюках можно считать самой невинной, шансы на успех у него весьма велики, милая моя.

Виктория открыла рот, хотела поспорить, закричать на бабушку, спросить, что же тогда она сама делала несколько дней назад в наемном экипаже неподалеку от борделя, но взяла себя в руки. Она не хотела унижать бабушку в присутствии комиссара, а на ее вопрос та все равно не ответила бы.

– Мой отец хотел, чтобы моим опекуном был мистер Монтгомери. Полагаю, судьи должны это учесть.

Виктория от всей души надеялась, что мистер Монтгомери уже вернулся из отпуска на яхте.

Хопкинс вбежал на кухню в пальто – явный признак того, что ситуация серьезная.

– Вы застали мистера Монтгомери? Что он говорит насчет того, что мой дедушка хочет попытаться отвоевать у него опекунство надо мной?

Виктория держала в руках чашку с горячим молоком, приготовленную для нее миссис Доджсон, после того как во второй раз за последние несколько дней она приняла горячую ванну. На этот раз для того, чтобы избавиться от угольной пыли.

– К счастью, мистер Монтгомери недавно вернулся и я смог с ним встретиться, – Хопкинс сел напротив девушки за кухонный стол. – Конечно же, он будет резко протестовать против попыток вашего дедушки и использует все возможные средства. До тех пор, пока суд не примет решение, ваш дедушка не сможет заставить вас жить в его доме.

– Хвала небесам! – У Виктории камень с души упал, а миссис Доджсон от радости хлопнула в ладоши.

– Мистер Монтгомери полагает, что суд примет решение не ранее чем через четыре – шесть месяцев. До тех пор они должны будут тщательно проверить доводы вашего дедушки, а также ваши контраргументы и аргументы мистера Монтгомери.

– И каковы наши шансы на успех, по мнению мистера Монтгомери?

Хопкинс покачал головой.

– Ваш опекун опасается, что многое будет зависеть от судьи, который будет выносить приговор.

– Мой дедушка наверняка попытается воспользоваться своим влиянием, – с горечью в голосе произнесла Виктория.

Сняв пальто, Хопкинс повесил его на спинку стула. Такое поведение тоже было для него очень необычно.

От керосиновой лампы исходил мягкий свет. В кухонной печи горел огонь. На буфете стояло серебро, чисткой которого Хопкинс снова занимался в течение дня. Миссис Доджсон, как и Хопкинс, волновалась, что Виктория не пришла домой, не оставив записки, и поэтому осталась на ночь. Теперь она принялась за свое вязание. Виктория считала, что у нее получается довольно уродливая наволочка в лиловых и золотых тонах, однако была благодарна за то, что они оба были с ней рядом. Нет, она ни в коем случае не хотела отказываться от жизни с этими людьми.

Девушка решительно отбросила ужасную мысль о том, что суд действительно прикажет ей жить у дедушки, и взглянула на дворецкого.

– Хопкинс, вы могли бы завтра в первой половине дня передать письмо леди Хогарт? Может быть, она могла бы устроить вечеринку в Айви-маноре. Таким образом, у нас с вами появилась бы возможность провести расследование в загородной резиденции сэра Френсиса.

– Вы хотите сказать, что таким образом мы могли бы уберечься от пристального внимания Скотленд-Ярда и вашей семьи? Хорошая идея. – Хопкинс одобрительно кивнул.

– Неужели мистер Хопкинс будет сопровождать вас в качестве дворецкого? – взволнованно поинтересовалась миссис Доджсон, надевая на спицу новую нитку.

– Боюсь, это невозможно. Дворецкому неприлично сопровождать незамужнюю молодую девушку, – ответил Хопкинс.

– Об этом я уже думала. Вы можете поехать со мной, представившись моим дядюшкой.

«Все равно Хопкинс практически им и является», – подумалось Виктории.

– Вы долгое время служили в Индии в качестве дипломата или еще где-нибудь далеко в колониях и лишь недавно вернулись в Англию. В таком случае никто из гостей Констанс не удивится, что не знает вашего имени.

– Представиться дипломатом – это по мне, – улыбнулся Хопкинс. – А свой фрак я могу легко использовать в качестве вечернего платья.

– Да… – Виктория сглотнула. – У меня нет подходящего вечернего платья. Хопкинс, может быть, мы могли бы продать немного серебра, чтобы я могла купить себе платье?

Хопкинс поднял руки, словно пытаясь защитить лежавшую на буфете серебряную посуду.

– Что ж… – нерешительно произнес он.

– После таких волнений мисс Виктория заслужила новое платье, мистер Хопкинс, – энергично заявила миссис Доджсон.

Виктория бросила на нее взгляд, исполненный благодарности.

Хопкинс откашлялся.

– Мисс Виктория, в библиотеке висит картина, портрет одного из спаниелей вашей бабушки Виктории. Ваш отец считал ее уродливой и хранил лишь как память о своей тетке. Насколько я знаю, работы этого художника не так давно выросли в цене. Возможно, мы могли бы продать картину?

– Я не против, пожалуйста, – кивнула Виктория. – Мне эта картина тоже никогда не нравилась.

Хотя это, конечно, далеко превосходило ее финансовые возможности, мысленно девушка задумалась о платьях, которые они с Констанс видели во время показа мод в «Хэрродсе», и с трудом удержалась, чтобы не вздохнуть с тоской.

– Кстати, как ваше имя, мистер Хопкинс? – поинтересовалась миссис Доджсон.

– Стивен, – ответил он.

«Дядюшка Стивен…» – улыбнулась Виктория.

– За всеми этими треволнениями чуть не забыл, – Хопкинс хлопнул себя по лбу, – я расспросил о мистере Райдере. Говорят, он очень хорошо знает немецкий язык. Получил диплом Оксфорда по литературе и истории, с отличием. Главный редактор «Спектейтора» более чем доволен его работой. Если верить его экономке, миссис Браун, с которой я разговорился на рынке в Кемдене, он поразительно много работает. Часто приходит домой поздно ночью, а то и вовсе не появляется.

– Может быть, у него роман, – предположила Виктория.

– На этот счет я тоже деликатно поинтересовался. – Хопкинс покачал головой. – Миссис Браун считает его порядочным молодым человеком, ничто не указывает на то, что у него роман и поэтому он ночует где-то еще. Кроме того, весьма странно, что у мистера Райдера есть телефонный аппарат.

– Что действительно могло бы служить подтверждением того, что мистер Райдер работает на Скотленд-Ярд, – вздохнула Виктория.

Ах, как она могла так доверять Джереми Райдеру?