Глава 15
– Присаживайтесь, Райдер.
Комиссар указал на кожаное кресло, стоявшее напротив его стола. Он был одет в вечерний костюм, белую накрахмаленную рубашку и белый галстук. Темно-красные бархатные шторы кабинета были задернуты. В полумраке над камином висела картина, на которой между парусными судами поднимался пороховой дым. Джереми Райдер никогда не спрашивал, какую битву изобразил художник, однако предполагал, что это был Трафальгар.
– Вы ждете гостей, сэр? – вежливо поинтересовался он.
– Да, наш разговор будет недолгим. Мы с супругой даем званый ужин. Что нового, Райдер?
– Никто ни из французских, ни из немецких, ни из русских шпионов в последнее время не пытался покинуть страну. То же самое касается посредников.
– Значит, записки Сандерленда не попали в чужие руки, где бы они ни находились. Да поможет нам Бог, если это однажды случится, – комиссар поднялся и принялся мерить широкими шагами тяжелый персидский ковер.
Джереми Райдер услышал звонок в дверь и голоса. Судя по всему, уже прибыли первые гости. Он решил воздержаться от замечания, что правительство играло с огнем, попустительствуя сэру Френсису и надеясь на то, что сможет однажды использовать его записи в собственных целях.
– При всем уважении, сэр, – произнес он, – я по-прежнему считаю, что сэра Френсиса убил не иностранный шпион, а жертва шантажа.
– Возможно, но в этом случае нам тоже следует срочно отыскать место, где Сандерленд хранил свои обвинительные материалы. Его загородное имение, равно как и дом на Сент-Джеймс-сквер, тщательно обыскали, но нигде ничего не обнаружили. – Комиссар в нетерпении остановился напротив Джереми Райдера. Лицо его казалось напряженным. – Я все еще сомневаюсь в том, что с вашей стороны было разумно писать статью для «Спектейтора», в которой вы поставили под сомнение тезис о политической подоплеке убийства.
– Он слишком очевиден, сэр. Мои коллеги ведут тщательное расследование. В скором времени кто-то из них все равно поставил бы эту теорию под сомнение. Поскольку я усомнился в ней в открытую первым, мы смогли до определенной степени направить их внимание. Кроме того, я являюсь сотрудником не только вашего тайного отряда, я еще и журналист и сотрудник этой газеты. Эту историю я у «Спектейтора» отнять не могу, – и Джереми Райдер улыбнулся.
– Ваше внимание должно быть в первую очередь обращено на вашу страну и решение этой задачи. – Голос комиссара стал несколько более резким.
– Сэр, я не вижу никакого конфликта интересов, – уверенно отозвался Джереми Райдер.
– Хорошо, – комиссар кивнул, а затем спросил: – Есть ли новости от малышки Бредон?
– Еще бы! – Джереми сел поудобнее, закинув ногу за ногу. – Мисс Бредон знает, что миссис Оливер была знакома с сэром Френсисом. Кроме того, она узнала, что в дом на Сент-Джеймс-сквер кто-то вломился и что Скотленд-Ярд не придал этому большого значения. Кроме того, они с дворецким решили раскрыть убийство сэра Френсиса.
– Вы меня дурачите? – недоверчиво уставился на него комиссар.
– Нет, я говорю совершенно серьезно, – Джереми Райдер покачал головой. – Хотя я все еще не понимаю, какова мотивация мисс Бредон. То, что она считает Эрмитейджа ни на что не способным, кажется мне мотивом весьма сомнительным.
– Я обращусь к ее деду и позабочусь о том, чтобы она оставила это дело.
– Мне нравится мисс Бредон, сэр. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы у нее были неприятности.
– Надеюсь, малышка не вскружила вам голову, Райдер? – Комиссар поднял брови.
– Нет, сэр, не вскружила. Просто я нахожу, что она очень освежает, – и Джереми Райдер пожал плечами. – Прошу, позвольте мне приглядывать за ней. Я позабочусь о том, чтобы она не натворила дел. Кроме того… Насколько я знаю мисс Бредон, она скорее утвердится в своем решении раскрыть убийство, если дедушка станет давить на нее. Она очень своевольна.
Комиссар ненадолго задумался, затем кивнул и произнес:
– Хорошо, пусть мисс Бредон занимается этим. Но вы будете присматривать за ней и докладывать мне обо всем.
Виктория сидела на ковре в отцовском кабинете. Стоило немного повернуть голову, и она видела его, сидящего за письменным столом, – он читал книгу и делал заметки. Девочка перевернула еще одну страницу в книге с картинками, однако же история о медведе, отправившемся на реку, наскучила ей. Она встала и проскользнула в свою комнату, взяла бумагу и краски. Налила в ванной в стакан воды. Взяв бумагу и краски под мышку, она вернулась в кабинет со стаканом с водой.
Отец на миг поднял голову и улыбнулся ей, а затем снова занялся работой. Виктория села на полу, разложила перед собой лист бумаги и открыла краски. Она любила разные цвета, помещенные в различные баночки; особенно нравился ей темно-красный. Девочка сосредоточенно обмакнула кисточку в воду. Сначала она нарисовала свою куклу, а потом заметила, что солнце отбрасывает на паркет солнечные зайчики. Это понравилось ей еще больше, и она принялась рисовать круги. Круги белого и желтого цвета на светло-коричневом фоне. А потом ей просто захотелось нарисовать на бумаге круги и мазки всех возможных цветов. Она была так поглощена своим занятием, что заметила, как отец встал со своего места, только когда на нее упала его тень.
Виктория подняла голову. Она гордилась своей картиной, думала, что она понравится и отцу, однако лицо его было искажено гневом. Он наклонился, поднял руку, словно собирался ударить ее. Девочка инстинктивно отпрянула, стакан упал, вода пролилась на картину. Отец схватил ее за руку и поставил на ноги.
– Ты же знаешь, что я не хочу, чтобы ты рисовала! – набросился он на нее.
Сейчас его голос и лицо казались ей совсем чужими. Это был уже не ее любимый отец. Это бы какой-то страшный и жуткий великан.
Викторию захлестнул ужас. Она могла лишь смотреть на него, пока тело охватывала глубокая парализующая печаль.
Проснувшись, Виктория почувствовала грусть. В комнате было темно. Стрелки маленького будильника на прикроватном столике показывали пять часов. В ее воспоминаниях отец всегда относился к ней с любовью. Существовала ли сцена, приснившаяся ей в кошмаре, на самом деле? Или ее подсознание создало ее как следствие обвинений сэра Френсиса?
Внезапно ей показалось, что она слышит шаги в квартире. «Хопкинс уехал, я одна», – подумала девушка. В дом миссис Грант кто-то вломился. Возможно даже, миссис Оливер была убита именно там. Почему она не подумала о том, чтобы взять с собой в комнату отцовский пистолет, лежавший в его письменном столе?
Виктория нащупала спички, лежавшие на ночном столике, зажгла стоявшую там небольшую керосиновую лампу, встала с кровати и босиком пересекла комнату. В шкафу она хранила фотооборудование. К шкафу был прислонен металлический штатив. Девушка взяла его и прислушалась. В квартире было тихо. Только с улицы доносился отдаленный цокот копыт и грохот колес кареты. Виктория включила электрический свет. Стало непривычно светло.
Крепко сжимая штатив в руках, девушка осторожно приоткрыла дверь комнаты и выглянула в коридор. Там никого не было. Затаив дыхание она подбежала ко входной двери и открыла задвижку. На лестнице было темно, но внизу, в холле, она увидела слабый свет. Виктория включила свет в коридоре и осмотрела дверной замок. Следов взлома она не нашла. Было тихо. Должно быть, она ошиблась. Тем не менее она пошла в отцовский кабинет за пистолетом. С ним она чувствовала себя более уверенно.
Она как раз положила темно-красную кожаную шкатулку, в которой хранился пистолет, на столешницу, когда взгляд ее упал на фотографию матери, Амелии, которая стояла там рядом с ее собственными фотографиями.
Внезапно на нее нахлынули воспоминания. Сначала это был только запах красок и скипидара, а затем она увидела мать, стоявшую у мольберта. Та держала в руках кисточку, на ней был заляпанный краской передник.
Виктория забыла о своем страхе. Она невольно подумала о том, что не знает практически ни единой картины, нарисованной ее матерью, потому что в квартире их не было. Только во время посещения выставки два года тому назад она случайно увидела два маленьких эскиза. Пейзажи в импрессионистской манере, нарисованные акварелью и пастелью. Очень нежные и тем не менее очень выразительные. На одном была нарисована заснеженная деревенская улица под ясным зимним небом, на другом – осенняя полевая дорога. Рассматривая рисунки, Виктория почувствовала холод, запах зерновой пыли и прелой листвы. Две недели подряд она почти каждый день ходила в галерею смотреть пейзажи. Она ходила бы туда и чаще, но потом какой-то коллекционер купил обе картины. Отцу Виктория об этом никогда не рассказывала.
Рассматривая фотографию матери, Виктория продолжала размышлять. Если отец терпеть не мог картин матери, почему же на его письменном столе стояла ее фотография? Почему ему было не больно видеть ее лицо? «Все это не имеет смысла. Вообще-то я давно должна была обратить внимание на это противоречие. Что же ты от меня скрывал?» – думала она, обводя взглядом кабинет.
В ящике стола лежали отцовские календари в кожаном переплете. Девушка поспешно пролистала их. Как она и опасалась или даже почти ожидала, календарей на 1891–1894 годы там не оказалось – как и дневников.
Виктория начала тщательный обыск кабинета. Закончив, она направилась в отцовскую спальню. На кровати еще лежало его зеленое стеганое покрывало, на ночном столике – книга, которую тот читал почти до самой смерти. Его одежду Хопкинс и Виктория несколько месяцев тому назад раздали, поэтому в шкафах было по большей части пусто, и Виктория просмотрела их быстро. Как и в кабинете, она и здесь не нашла ничего, что могло бы дать ответы на ее вопросы.
Огорчившись, она присела на скамеечку в мягкой обивке, стоявшую в ногах кровати. Ее отец был человеком скрупулезным. Виктория поняла, что он просто удалил из квартиры все, что могло бы дать ей намек на его тайну.
«Только не думай, что я удовлетворюсь этим, – мрачно подумала она. – Я выясню, что ты скрываешь от меня, клянусь!»
Виктория заметила узкую полоску света, падавшую на ковер сквозь щель между задернутыми шторами. Почти сразу же часы в библиотеке пробили семь. «Через четыре часа у меня назначена встреча с Рэндольфом!» – вдруг осознала девушка.
Подойдя к окну и немного приоткрыв шторы, Виктория невольно заморгала, поскольку свет восходящего солнца ударил ей прямо в глаза. Она судорожно сглотнула. Ах, почему бы не пойти дождю? Тогда не пришлось бы ехать с Рэндольфом на прогулку. Что ж, она ведь приняла решение выяснить отношения с Рэндольфом, поэтому не остается ничего другого, кроме как выполнить взятые на себя обязательства.
Виктория ехала по улицам на велосипеде, и ей казалось почти насмешкой, что погода в это утро была особенно чудесной. В солнечном свете кремовые фасады в стиле классицизма поблескивали розовым, из-за чего невольно напоминали девушке Италию и тамошние здания.
Прежде чем выйти из квартиры, Виктория еще раз посмотрела на себя в зеркало. Волосы завязаны на затылке в тугой пучок. В костюме для верховой езды, в черном пиджаке с бежевыми брюками, а также цилиндре она напоминала хрупкого молодого человека.
В центре Глосестер-сквер был расположен огороженный роскошный сад, заросший высокими старыми деревьями. Поместье семейства Уорвик представляло собой огромное здание, протянувшееся почти во всю длину площади. Первый этаж был окрашен светлой краской, два верхних облицованы красным кирпичом. Выехав на широкую тропинку, чтобы поставить велосипед, Виктория увидела, что перед домом Рэндольфа прохаживаются двое конюших, ведя в поводу хрупкую темно-гнедую кобылку и рыжего коня с белым пятном, судя по всему жеребца.
«Наши лошади для прогулки…»
Распереживавшись, Виктория поднялась по ступенькам, ведущим ко входной двери, и воспользовалась дверным молотком. Ей открыл молодой слуга.
– Чем могу помочь, сэр? – Он вопросительно уставился на нее.
– Герцог ожидает меня, – несколько высокомерным тоном отозвалась Виктория, стараясь не выказать волнение. – Моя фамилия Бредон.
– О… – Слуга понял, что перед ним девушка, и смущенно уставился на нее. Виктория подумала, что подобное поведение возмутило бы Хопкинса, поскольку, по мнению ее дворецкого, слуга должен в любой ситуации сохранять хладнокровие. Девушка попыталась скрыть рвущееся наружу веселье. – Прошу следовать за мной… мисс…
Молодой человек провел Викторию через холл, стены которого были выдержаны в пастельных тонах, с позолоченной лепниной. Благодаря стеклянному куполу комната казалась еще просторнее. Два крыла лестницы полукругом уходили вверх.
Комната, в которой слуга попросил Викторию подождать, была небольшой, но красиво обставленной. Белые шелковые обои придавали ей светлый и веселый вид. Диван и два стула были выдержаны в стиле классицизма, под стать всему особняку. В застекленном шкафу стоял китайский фарфор. Сквозь окна, доходившие почти до самого потолка, Виктория увидела сад.
Со стороны холла раздались торопливые шаги. Она обернулась, когда дверь открылась и в комнату вошел Рэндольф в костюме для верховой езды, держа в руке цилиндр. Мгновение он разглядывал ее.
– Теперь я понимаю, почему мой молодой слуга был так обескуражен, – сухо заметил он.
– Можете не ехать со мной на прогулку верхом, если не хотите. – Виктория бросила на Рэндольфа вызывающий взгляд, однако сердце девушки едва не выпрыгнуло из груди.
– Почему это я должен отказываться от прогулки с вами?
– Потому что вы… Вам не мешает… – пролепетала Виктория, не в силах вернуть себе былую уверенность.
– Вы имеете в виду свой костюм? – Рэндольф улыбнулся. – Он вам очень идет. А теперь идемте.
Чтобы не мешать движению, небольшое расстояние до Гайд-парка Виктория и Рэндольф проехали друг за другом.
«Рэндольф действительно решил показаться со мной, несмотря на то что я в брюках!»
Случившееся все еще не укладывалось у Виктории в голове. Она оглядывалась по сторонам, и глаза у нее сияли. На многих кустах и деревьях в Гайд-парке появилась первая зелень. То тут то там на ветках распускались первые цветы. По Серпентайну, небольшому озерцу, плавали лодки. Кроме нее и Рэндольфа, в этот день выехали покататься и многие другие люди.
Рэндольф придержал коня, чтобы ехать рядом с ней.
– Как вы проводили время с момента нашей встречи на балу? – спросил он.
– Фотографировала.
Виктория решила не рассказывать о том, что пытается найти убийцу сэра Френсиса. Хотя Рэндольф стерпел ее костюм, она даже представить себе не могла, чтобы он пришел в восторг от женщины, которая расследует убийство. Кроме того, сейчас ей не хотелось думать о сэре Френсисе и тайне своего отца, она предпочла бы просто наслаждаться прогулкой.
– Для женщины достаточно необычно зарабатывать на жизнь таким образом.
– А что вам кажется обычным для женщины? Шить шляпы или платья? – колко поинтересовалась Виктория.
– Говоря «необычно», я вовсе не хотел сказать, что мне не нравятся ваши фотографии или что я не одобряю этого занятия, – рассмеялся Рэндольф. – Кажется, вы считаете меня довольно узколобым человеком.
– Не узколобым, а консервативным.
– Ладно. Пока вы считаете меня консерватором, а не реакционером, я доволен.
– В конце концов, в Италии нам часто выпадала возможность побеседовать. Вы ведь согласитесь, что мнения у нас зачастую были совершенно разными. – Кобылка испугалась бумажного пакета, выброшенного ветром на дорогу, но Виктория сумела быстро успокоить ее и заставить идти дальше. – Кстати, вчера я написала главу о Перудже для путеводителя, – произнесла она, снова обращаясь к Рэндольфу.
– Я еще очень хорошо помню, как мы сидели на ступеньках собора и смотрели на тот странный фонтан. И как позднее проходили под средневековым акведуком. Чудесное было время. Давно я не чувствовал такой легкости, как тогда. – Рэндольф ненадолго умолк, а затем добавил: – И это было связано с вами.
– Правда? – улыбнулась ему Виктория.
– Да…
Однако, прежде чем Рэндольф успел объяснить почему, к ним приблизилась светловолосая элегантная наездница – Изабель. Виктория была так сосредоточена на Рэндольфе, что заметила кузину только теперь.
«Этого еще не хватало!»
Виктория едва сдержала стон. Поскольку она была совершенно уверена в том, что Рэндольф откажется ехать с ней на прогулку, если увидит ее в брюках, она даже не подумала о том, что ее дедушка и бабушка Гермиона совершенно точно не одобрят подобный наряд.
Что ж, возможно, они прослышали бы об этом и без Изабель…
Ее кузину сопровождал привлекательный молодой человек. Наверняка богатый кандидат в женихи аристократического происхождения, подумала девушка.
– Герцог, какая приятная неожиданность! – Изабель приветствовала Рэндольфа милой улыбкой, а затем обернулась к своему спутнику: – Лорд Лейсестер, позвольте представить вам мою кузину. К сожалению, она испытывает страсть к экстравагантным нарядам. Надеюсь, однажды она не сменит их на тюремную робу.
– Вы шутите! – Лорд Лейсестер перевел робкий взгляд с Изабель на Викторию.
– О нет. – Изабель покачала головой. – Виктории не терпится отправиться в темницу в качестве мученицы за дело суфражисток, – и кузина насмешливо надула губы. – Бабушка Гермиона заверила меня, что ты не убивала сэра Френсиса. Надеюсь, она не ошибается.
– Отправляться в тюрьму за сэра Френсиса – это слишком мученически даже для меня, – покачала головой Виктория.
– Как бы там ни было, я навещать тебя в тюрьме не буду.
– Соприкосновение с реальностью пошло бы тебе на пользу.
Изабель махнула рукой.
– На благотворительных мероприятиях таких соприкосновений совершенно достаточно.
– Именно это я и имела в виду, когда сказала, что тебе не хватает соприкосновения с реальностью, – саркастично отозвалась Виктория.
Изабель потрепала по шее кобылку, которая начала беспокойно приплясывать на месте.
– Видите ли, лорд Лейсестер, моя кузина работает, да еще и гордится этим, – она на миг умолкла и обернулась, поглядев за плечо своего спутника, а затем лицо ее расплылось в довольной улыбке, когда она указала на лужайку, где стоял мужчина с фотоаппаратом. – Виктория, кажется, тебя только что сфотографировали. Ты стала героиней статей из жизни общества.
«Дедушка и бабушка Гермиона будут не восторге от того, что в газете поместят мою фотографию в брюках», – подумала Виктория, но не подала виду, что встревожилась. Изабель обменялась парой слов с Рэндольфом, а затем они с лордом поехали дальше.
– Кажется, добряк Лейсестер несколько шокирован перепалкой между вами и вашей кузиной. – Уголки губ Рэндольфа подрагивали.
Виктория вздохнула.
– Боюсь, кузина заставляет меня проявлять самые худшие качества.
– Вы обе не так уж не похожи.
– Мне не кажется это комплиментом.
– Вы с кузиной – две сильные личности. – Они ехали по итальянскому саду с его бассейнами, фонтанами и статуями в античном стиле. Виктория не уставала поражаться тому, что нечто подобное может существовать в самом центре Лондона. – Я слышал, вашему дедушке пришлось вмешаться, чтобы в газеты не попала информация о том, что вас допрашивал Скотленд-Ярд? – покосился на нее Рэндольф.
– Верно. Он хотел избежать скандала. Вы боитесь скандалов?
– Думаю, никому не хотелось бы оказаться замешанным в скандале.
– Вы уходите от ответа.
– Я согласился бы на скандал добровольно только в том случае, если бы на то были важные причины.
– Какие же? – голос Виктории звучал шутливо, но вопрос она задала совершенно серьезно.
– Ну, например, любовь…
«Может быть, Рэндольф хочет дать мне таким образом понять, что влюблен в меня и стерпел бы, если бы я оказалась замешана в скандале, – или я неверно толкую его слова?» – Виктория стала опасаться, что надеется слишком на многое.
– Я недавно говорил, что чувствовал себя в Италии очень легко, в том числе из-за вас. – Рэндольф взглянул на нее.
– Да, я помню, – Виктория изо всех сил старалась, чтобы голос ее звучал равнодушно.
– Я наслаждаюсь вашим присутствием, мне нравится ваша непринужденная манера поведения.
Виктория опустила глаза, чтобы Рэндольф не увидел, как просияло ее лицо. Может быть, она все же не ошибается относительно того, что он хочет ей сказать…