^Утро выдалось изумительно ясное. Всю ночь дул мистраль – ветер, который обычно приносит на побережье Прованса отличную погоду. Даже воздух в такие дни кажется каким-то особенно чистым и прозрачным, а голубизна неба и морская лазурь сливаются воедино, образуя красивые переходы в опаловых, аквамариновых, изумрудных и даже сине-фиолетовых с золотинкой тонах…

Маленькая лодка направлялась к острову, взрезая носом водную гладь так, что вверх сине-зелеными фейерверками взлетали брызги.

Элен с Александром разулись, чтобы не намочить обувь, выбираясь из лодки на песок, и дальше пошли босиком. Тропинка вела через тенистые заросли сосен, пиний, эвкалиптов и кипарисов, то удаляясь от берега, то снова к нему возвращаясь. Было очень тихо. Растительность острова казалась девственно-юной, а ее краски в золотом солнечном свете – особенно яркими.

– Остров Святого Гонората – священное место для всех христиан, – начал Александр свой рассказ. – Здесь подолгу жили святые, епископы и выдающиеся теологи, и во все времена сюда приезжали тысячи паломников, которые, как и мы, босиком обходили остров. По преданию, однажды папа римский присоединился к такой процессии и наравне со всеми совершал обряды поклонения. Здесь ученые богословы дискутировали на тему божественной благодати и индетерминизма…

На пути им то и дело встречались небольшие часовни, и в каждой они ненадолго задерживались, а потом решили посидеть на песке и полюбоваться морем. Неподалеку, на южной оконечности острова, темной громадиной на фоне голубого неба вырисовывался силуэт укрепленного монастыря Леринского аббатства.

Для посещений монастырский музей открывался лишь в июле, но монахи встретили гостей приветливо и показали им свою богатейшую коллекцию документов, связанных с историей этих мест. Жизнь представителей Конгрегации цистерцианцев Сенанка и в наши дни аскетична и проста – они выращивают апельсины, виноград и лаванду, держат пасеку и изготовляют из фруктов и ароматических трав знаменитый ликер «Lérina».

На пороге монастырской церкви Элен и Александру пришлось на время расстаться: Александра пригласили пообедать с монахами. Девушке же пришлось обойтись прихваченными из дома сандвичами. Встретиться они договорились в четыре пополудни возле часовни Святой Троицы – удивительного строения с тремя полукруглыми апсидами, придающими ему сходство с листком клевера. Александр показал ее Элен на карте.

Элен чувствовала себя прекрасно. Она взяла с собой кассеты с любимой музыкой, но так и не решилась нарушить покой острова. Вечные шепот моря и шелест ветра в ветвях величественных сосен, окружающих часовню, – эти звуки сами по себе были прекрасны. Она достала из рюкзачка маленькую Библию и погрузилась в чтение.

И увлеклась настолько, что не услышала, как подошел Александр.

– Ты не скучала в одиночестве?

– Нет конечно! Я ведь ждала тебя… – добавила она с улыбкой. – И здесь все такое красивое, такое возвышенное!

Хотя до лета было еще очень далеко, Элен все же захватила с собой купальник, а Александр – плавки. Противиться искушению было невозможно: они с воплями влетели в еще холодную воду и стали обрызгивать друг друга, как это обычно делают дети. Выйдя на берег, они закутались в одеяло, которое прихватили с собой.

Дрожа от холода, с каплями воды на лице, Элен взяла с песка Библию и начала ее перелистывать.

– Александр, что христиане подразумевают под словом «любовь»?

– Любить – это все отдавать. Отдавать самое себя другому. Жить для него, а не для себя.

– По-моему, эта концепция слишком оторвана от жизни.

– У любви множество форм, и каждый из нас выбирает ту, что ему ближе. К примеру, в человеке может быть столько любви, что ему хочется поделиться ею со всеми. Ведь можно уделять ближнему совсем немного своего времени и в то же время давать ему очень много…

– Как это?

– Относясь к нему так, чтобы он чувствовал: ты видишь в нем уникальную личность.

Много минут протекли в молчании. Элен с задумчивым видом продолжала листать страницы священной книги.

– Ты хочешь спросить еще о чем-то? – задал вопрос Александр.

– Библия часто говорит о любви, в которой нет ни капли вожделения. Но разве это не опасно – подавлять свои желания?

– Единение тел еще сильнее сближает любящих. Но только тех, кто живет обычной, мирской жизнью. Священники – совсем другое дело. Можно жить полноценной жизнью и в целибате. Я много общаюсь с людьми, ко мне часто обращаются за советом, поэтому по опыту я знаю, что и в браке многие страдают от одиночества.

Элен кивнула, но в голосе ее явственно прозвучало возмущение:

– Так бывает, и это ни для кого не секрет. И, если священник предпочитает жить один, это его выбор. Но, если он этого не хочет, его нельзя принуждать! Вынужденный целибат для священников – это чудовищная несправедливость, злоупотребление властью со стороны церковных сановников! Ученики Иисуса имели семьи, и все знают, что с первого по двенадцатый века христианства жениться священнослужителям никто не запрещал. И во многих других религиях таких ограничений нет. Не поэтому ли Католическая церковь так отчаянно нуждается в священниках? Разве любовь к женщине мешает любить Бога? И как священнослужители, которые столкнулись с этой проблемой, ее решают?

– Некоторые скрывают свой грех и терзаются чувством вины. Бывает, Церковь закрывает на это глаза, но чаще таким парам приходится расстаться. Некоторые идут на крайнюю меру – женятся. В одной только Франции таких священников множество…

И снова продолжительное молчание. Наконец Александр заговорил негромко:

– Трагедия в том, что Церковь по сей день предписывает своим служителям целибат, и они вынуждены подчиняться. Если же на жизненном пути священник встречает любовь, то ему приходится делать выбор. Хотя на самом деле правильного решения не существует: как ни поступи, страдания неизбежны…

Не считая монахов, которые к этому времени наверняка уже собрались в аббатстве на вечернюю трапезу, на острове почти никого не осталось. Быстро сгущались сумерки. Через час к большой земле должна была уйти последняя лодка.

Розовые облака на фоне переменчивого неба, земля и море то растворяются друг в друге, то возникают снова… Это было удивительно похоже на северное сияние. Все вокруг казалось прекрасным и нереальным. Элен вдруг пришло в голову, что так, наверное, и выглядела земля в момент творения, прежде чем Господь отделил день от ночи.

Эта мысль так поразила девушку, что она схватилась за Библию:

– Александр, послушай! Это ведь вечером шестого дня Бог сотворил женщину, чтобы была она для мужчины помощницей?

Склонившись над священным писанием, она стала медленно читать:

– «И был вечер, и было утро: день шестой. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его. И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]».

Девушка отложила Библию и посмотрела на своего спутника.

– Ответ – в сердце священной книги! Если Господь хотел, чтобы у мужчины была помощница, то почему бы ему вздумалось отнимать ее у своих служителей? Что в этом дурного, Александр? Скажи!

– Не знаю, я уже ни в чем не уверен, – ответил молодой священник задумчиво, с расстановкой, как если бы пытался сам себя убедить.

Потом он заглянул в глаза Элен.

«Господи, сколько же нужно мужества, чтобы оставаться верным Твоим законам! Сколько боли приходится терпеть! А ведь мир так прекрасен, и все живое в нем сотворено, чтобы любить…» – подумала она.

Александр же на мгновение закусил губу. Что возобладает – мучительное желание или священные клятвы, которые он когда-то дал своему Господу?

Еще мгновение, и Александр решился. С бьющимся сердцем он привлек Элен к себе, раздвинул губами ее губы и приник к ним надолго.

Ощущение было такое, будто кровь прорвала плотину в самых потаенных глубинах его естества, чтобы с отчаянной силой запульсировать в жилах. Головокружение, пьянящая радость затуманили разум, который, казалось, сжался в крошечный комок. Тело перестало подчиняться Александру; сила была теперь не на его стороне. Будто во сне он видел, как его руки касаются грудей Элен, потом опускаются и проникают под пуловер, чтобы ощутить нежность и тепло ее кожи, и снова медленно поднимаются вверх, к утешительным округлостям… Через влажную ткань купальника он ощутил, как напрягаются ее соски. Элен же закрыла глаза в тщетной попытке скрыть волнение – совсем как наивные малыши, которые думают, что, смежив веки, становятся невидимыми…

Подчиняясь желанию, они упали на песок. Объятия, порывистые ласки, вздохи, слияние губ… Когда прикосновения Александра стали более интимными, Элен конвульсивно впилась пальцами в песок – текучий и неуловимый, как время, которое проходит, вечно от нее ускользает…

И вот настал момент, когда она забыла обо всем и подчинилась рукам мужчины, которого так страстно любила.

Не владея собой, Элен вскрикнула. От пальца, который Александр прижал к ее губам, пахло запретным плодом, и она испытала угрызения совести…

Он выпрямился стремительно, как пружина, и на мгновение повернулся к ней спиной. Потом проговорил с надрывом:

– Элен, пора ехать! Я не знаю, грех это в глазах Господа или нет. Но в том, что нам придется пережить еще очень много трудностей, я не сомневаюсь. И молюсь, чтобы Он наставил нас на путь истинный…

Весна вступила в свои права, и у Элен возобновились концерты. К счастью, график был достаточно гибкий, и она могла проводить много времени дома, с родителями.

Александр снова держался отстраненно, как если бы той поездки на остров Святого Гонората и не было. Но теперь Элен легче было с этим мириться. Она понимала, что для него все очень и очень непросто.

Она с самого начала осознавала, что чувство, которое она к Александру испытывает, – это любовь, и решила испить его до дна, как бы ни складывались обстоятельства. Пусть даже это будет мучительно. Элен была из тех, кто не признает полумер. И, пожалуй, самым главным ее недостатком была страстность, с какой она стремилась к обладанию желаемым. Вера Элен была глубока, но религиозные запреты довлели над ее волей в куда меньшей степени, чем в случае Александра. Да, она полюбила священника, но разве не сказал Господь, что Он есть любовь? Это убеждение помогало девушке справляться с чувством вины и угрызениями совести, хотя моменты уныния тоже были нередки. Оставался закон, придуманный людьми, – тот, что запрещал служителям Церкви жениться, а отступникам сулил вечные муки. Но знала она и то, что Александр рассуждает по-другому…

Молодой священник снова пытался уклониться от общения с Элен, но это не продлилось долго. Должно быть, это и для него стало насущной потребностью. Закончилось все тем, что девушка стала почти ежедневно наведываться в пресбитерий – в сумерках или ночью, чтобы никому не попасться на глаза. Взаимное влечение, скрывать которое становилось все труднее, могло их выдать.

Молодые люди подолгу разговаривали, слушали музыку. Случалось, что своими длинными пальцами Александр, едва касаясь, рисовал на тыльной стороне кисти Элен концентрические круги, поглаживал ее по предплечью. Но больше ничего себе не позволял. Сжимал губы, отворачивался…

– Мы никогда больше не должны этого делать, Элен. Больше никогда!

А она повторяла, как молитву:

– Но что в этом дурного? Что?

– Я не знаю. Я уже ничего не знаю. Перестань спрашивать, или мы оба сойдем с ума.

Часто образ Александра являлся молодой женщине во сне. Однажды июньской ночью она внезапно проснулась – лицо горит, губы шепчут его имя… Ей захотелось закричать, заплакать, но что толку?

Элен села за инструмент. Обычно одно лишь прикосновение к клавишам ее успокаивало. Закрыв глаза, она стала играть – очень тихо, не осознавая, что делает…

И вдруг перед глазами возникла картинка: ребенок, который, щурясь от яркого солнца, первый раз в жизни смотрит на море. А следом за ней и другая: молодые мужчина и женщина любуются очертаниями острова в ореоле морских брызг…

Ноты сами собой сложились в мелодию.

То была музыка двух сердец, их с Александром мелодия! Элен включила магнитофон. Ноты взмыли ввысь в последний раз, чистые и нежные… Совершенно успокоившись, она вернулась в постель.

Кассету с записью девушка вручила Александру на следующий вечер, когда пришла его навестить.

– Это для меня?

– Для нас. Поставь кассету, когда я уйду.

Они встретились через два дня, в воскресенье, перед мессой, которую Элен всегда посещала с родителями.

Служба подходила к концу, и настал черед последнего гимна. Однако, прежде чем Элен успела взять первую ноту, в церкви зазвучала совершенно иная музыка. Собрание это нимало не удивило: Александр часто использовал во время богослужения фрагменты современных музыкальных произведений.

Это была «их мелодия». Запись с кассеты. Музыка, которую написала Элен, звучала теперь под сводами храма, как послание. Здесь, в маленькой церкви, перед Господом и всеми прихожанами, Александр впервые признавался ей в любви! Лишенные возможности соединить свои судьбы, они изобрели священное таинство, неподвластное людским законам…

«Господи, разве любить – это грех?» – крутилось у Элен в голове.

И вдруг она почувствовала, что еще немного – и она просто взорвется. Ей захотелось поскорее оказаться дома, в своей комнате, чтобы излить эмоции в слезах, смехе и крике или хотя бы попытаться успокоиться.

Она перестала понимать, что делает и где находится. Может, она сходит с ума? Элен бросилась на свою кровать и впилась зубами в подушку, чтобы не закричать: «Нет, Александр! Нет! Тебе придется пойти до конца!»

На следующей неделе она как ни в чем ни бывало пришла к Александру и сказала:

– Ты обещал мне поездку в национальный парк Меркантур.

– Мы с местной молодежью часто там бываем, так что можешь присоединиться. У нас очень весело, тебе понравится.

– Ты обещал, что мы поедем вдвоем.

Во взгляде молодого священника мелькнула тревога, и он сухо ответил:

– У меня сейчас много дел, Элен, а на то, чтобы посмотреть парк, надо хотя бы пару дней. Так что поехать вдвоем мы не сможем.

– Получается, ты не сдержишь обещания?

Александр на мгновение закрыл глаза. Было очевидно, что в нем борются раздражение и досада.

– Хорошо. На следующей неделе у меня будет свободное время. Но…

– Что «но»?

– Я ничего не обещаю.

Очередная попытка к бегству, нерешительность… «Но на этот раз, – думала Элен, – я беру все в свои руки!»

На следующий день она позвонила в деревушку Кастерино, где, по ее сведениям, можно было снять комнату. И действительно, в отеле нашлось два свободных номера. Без долгих раздумий она зарезервировала оба.

Оказалось, что для Александра так даже проще – когда его загоняют в угол и лишают выбора. Стоило им приехать в отель, как он сразу повеселел.

– Благо сейчас еще утро! Сначала мы пойдем к озеру Меш. Это прекрасное место, сама увидишь!

Они надели удобную обувь, прихватили с собой теплую одежду. Элен не привыкла к таким долгим переходам, и им приходилось часто останавливаться, чтобы она могла перевести дух. В такие моменты Александр смотрел на нее с ласковой укоризной.

– Это того стоит, Элен! Ты увидишь!

Он протянул ей руку:

– Уже недалеко. Идем!

Наконец впереди показалось озеро. Вокруг – ни души, как это обычно бывает в будний день, и только стадо овец бродит по лугу, поросшему густой травой…

Они присели отдохнуть и полюбоваться пейзажем. Удивительно, но воздух тут казался таким же прозрачным, словно пронизанным светом, как и на Леринских островах. Элен подумала, что никогда в жизни еще не была так счастлива.

Она повернулась и заглянула в лицо своему спутнику, который давно не сводил с нее глаз. Этот взгляд притягивал как магнит, и она сама не заметила, как оказалась рядом с Александром. Их губы слились в поцелуе. Этот спонтанный порыв обоих лишил точки опоры.

Обнявшись, молодые люди покатились вниз по склону холма, и их безудержный смех заполнил собой все пространство – и горы, и небо. Остановились они в какой-то паре метров от воды.

Элен ощутила на себе вес тела Александра. Чувствуя, как внутри разгорается пожар, она отдалась ему без остатка. Навязчивая мысль «Разве любить – это грех?» снова застучала в висках, в груди, вторя биению ее сердца.

Мужчина первым пришел себя. Порывисто вскочив, он взбежал вверх по склону и сел на прежнее место. Сорвав ромашку, стал машинально обрывать лепестки:

– Она любит меня… немножко… сильно… безумно… ни капли не любит…

Элен тоже встала, поднялась к нему и взяла цветок у него из рук.

– Как бы мне хотелось оказаться с тобой на ромашковом лугу… – прошептала она с легкой улыбкой на устах. – Только чтобы ромашки были особенные – с одним-единственным лепестком.

Он посмотрел на нее с изумлением:

– С одним лепестком?

– Да. Тогда каждая говорила бы: «Я тебя люблю». Все эти «немножко», «безумно», «ни капли» люди придумали, чтобы оправдать свое непостоянство. Господу Богу достаточно было бы сотворить ромашки с одним-единственным лепестком.

На этот раз молодой священник от души расхохотался.

– Хорошо, Элен! Для тебя я отыщу целое поле ромашек… с одним-единственным лепестком!

Когда они присели перекусить, веселье как-то поулеглось и говорили они мало. Вскоре Элен пожаловалась на легкую головную боль и тошноту.

– У тебя горная болезнь.

Сначала она подумала, что Александр шутит.

– Такое случается, и часто. На вот, попей!

И он протянул ей флягу с водой.

– Думаю, вода – это первое, что дал человеку Господь, – проговорила Элен шепотом.

Александр только улыбнулся в ответ. Он обладал ценнейшим даром понимать с полуслова, и когда они бывали вдвоем, то обходились без лишних разговоров. В дружеской компании Александр бывал более словоохотлив, но это скорее был способ скрыть свою любовь к уединению.

В отель они вернулись незадолго до ужина, приняли душ и сели за стол вместе, веселые и довольные. За день они оба устали, поэтому скоро разошлись по комнатам. Александр целомудренно поцеловал девушку в макушку и пожелал доброй ночи.

Но Элен знала, что не сможет уснуть.

Бессонница была ее извечной проблемой, а здесь, в непривычном климате, капризный сон и не думал приходить к ней… Все мысли девушки были о том, что Александр так близко, и вскоре она решилась. Остановившись у его двери, Элен прислушалась, потом робко поскребла ногтем о деревянную панель. Но тут в другом конце коридора послышался шум. Чтобы не оказаться в неловкой ситуации, ей пришлось громко постучать.

Из комнаты донесся сочный мужской голос:

– Входи, Элен!

Когда девушка подошла к кровати, он продолжил:

– Я уже почти заснул, и вдруг почувствовал, что ты пришла. Садись!

И он указал на свободное место рядом с собой, а сам привстал, чтобы включить прикроватную лампу, которая тут же осветила комнату мягким розовым светом. Уже в следующий миг он схватил тонкую изящную руку девушки и потянул на себя.

Они вместе повалились на кровать, и Элен оказалась сверху. Он закрыл глаза, и она воспользовалась моментом, чтобы вглядеться в его лицо. В чертах Александра читалась парадоксальная смесь страха и сумасшедшей радости.

– Знаешь, а ведь я мог отказаться от этой поездки, – прошептал он. – Но правильно ли я сделал, уступив тебе?

Вместо ответа она прижалась к нему всем телом. Маски упали, слились губы… И это был диалог совсем иного рода – диалог ощущений, плоти и крови.

Их сердца бились учащенно, жесты стали лихорадочными и поспешными; губы сами знали, куда им стремиться, – они были словно из пламени и порождали самое утонченное удовольствие из всех, какие только можно представить. Надрывные вздохи обоих только усиливали опьянение моментом.

Очнувшись на секунду, Элен прошептала:

– Я ощущаю себя такой беззащитной в твоих объятиях…

– Я чувствую то же самое. Это так непривычно и так чудесно…

Своими тонкими пальцами пианистки Элен провела по гладкому и мускулистому бедру мужчины, и он застонал. Он схватил эту руку и поднес к своему лицу, прижал на несколько мгновений к своему жадному, ласкающему рту. Потом провел ею по своей груди, щекоча курчавыми короткими волосками, и прижал к сердцу так, чтобы Элен могла почувствовать его учащенное биение. А затем неспешно потянул эту хрупкую ручку вниз, к дорожке из волос, уходящей к лобку.

Оба были уже за пределами реальности. Время и пространство попросту перестали существовать. Осталась только уверенность в своих чувствах, настолько сильных и всеобъемлющих, что о стыдливости никто и не вспомнил.

Открывая наготу, простыни соскользнули – в них не было необходимости. Тела, казалось, слились в одно, как у сиамских близнецов, сошлись в схватке, в которой не может быть победителя.

Позже, когда Александр уже лежал на спине, Элен взяла его блестящую от пота руку и сжала со всей силой любви, только что от него полученной. Никогда прежде она не была так счастлива, жизнь не казалась ей такой полной, а любовь – такой головокружительно сладкой.

– Я знала, что у нас это будет так прекрасно и так целомудренно, – вздохнула она.

Александр поднял глаза к потолку с пятном розового света от лампы.

– Я хочу, чтобы ты знала: я думал о тебе с самой первой нашей встречи. Очевидно, это была любовь с первого взгляда. Но тогда я этого не понимал.

– А теперь?

– Теперь у меня хватит сил, чтобы доказывать тебе свою любовь до конца моих дней! До тех пор, пока у тебя не исчезнут последние сомнения.

Он замолчал, и на лице его появилось выражение душевной муки.

– И, если так пойдет дальше, я все-таки сделаю то, чего делать не должен, – все брошу. Теперь для меня главное – твоя любовь, а не принесенные Богу клятвы!

Без гида было непросто пройти в долину Де-Мервей, где сохранились доисторические наскальные рисунки. Благо Александр знал эти места как свои пять пальцев. Они не спеша прошли через долину Фонтанальб, останавливаясь перекусить, только когда голод слишком уж активно напоминал о себе. Наконец впереди показалась гора Бегó, дикая и грандиозная, с обеих сторон обрамленная горными речками.

– Элен, только представь, этой горе люди поклонялись две или даже три тысячи лет назад! Ее чтили и опасались из-за бурных вод, которые временами стекали по ее склонам. «Бего» означает «божество».

Элен в это время думала о своем: целая гора посвящена Всевышнему! Разве можно себе представить Церковь более прекрасную и возвышенную, чем эта?

Александр переходил от одного наскального рисунка к другому, проводил пальцем по линиям и называл каждый своим певучим голосом:

– Это Колдун, а вот Танцовщица! А это наверняка сцена из крестьянского быта… И, конечно, Бего, бог-солнце – схематическое лицо мужчины с поднятыми вверх руками.

– Очень красиво… Как ты думаешь, люди молятся одному и тому же Богу, только под разными именами?

– И да и нет. – Таков был ответ молодого священника. – Вера – живая реальность, она развивается вместе с воображением людей и их восприятием мира. Так что вопрос остается открытым. Но я уверен, что во все времена отдам предпочтение вопросу, а не ответу.

– Почему? – изумилась Элен.

– Потому что любой ответ – это ограничения, рамки.

– Даже если я спрошу, любишь ты меня или нет?

– Может быть, – ответил он, и лицо его внезапно помрачнело.

В голове у девушки пронеслась мысль: «Может, всего этого не надо было делать и я во всем виновата? Может, наша ночь – это святотатство?»

Но ей хватило одного взгляда на величественную гору, так крепко укоренившуюся в пространстве и времени, чтобы обрести спокойствие. Эти два дня, проведенные здесь с Александром, должны стать днями радости! Даже если она и понимает теперь, что счастье – это не непрерывность, а россыпь разрозненных моментов, которые приходится собирать, как крошки. Но ничего, теперь она сумеет подхватить даже мельчайшие!

И все-таки перспектива августовской трехнедельной разлуки показалась Элен чуть ли не разверзшейся пропастью, болезненным ударом после двух дней счастья в парке Меркантур и прекрасного июля, когда они так часто проводили время вместе.

Александр с братьями традиционно ездил в конце лета в Кассис повидать родителей. Молодой священник с любовью и уважением рассказывал о том, что его отец и мать живут в полном взаимопонимании, и с особым трепетом – что у отца доброе и чувствительное сердце.

В такие моменты Элен с огорчением думала о том, что ее собственный отец весьма скуп в проявлении чувств. Было в характере Анри Монсеваля что-то не поддающееся определению – некая зона сумрака, где отец и дочь никак не могли встретиться.

Провансальское лето явно было намерено исполнить все свои обещания, но последний его месяц обещал разлуку с Александром.

Сначала Элен хотела поехать с ним. Но стоит ли? В конце концов было решено, что она останется дома, с матерью, и как следует отдохнет.

Однажды днем, когда Элен лежала в шезлонге, Франс ее сфотографировала. Когда же девушка получила готовые снимки, то изумилась: она вспомнила до мельчайших деталей свои чувства и мысли в тот момент. И она взяла конверт, вложила в него фотографию, на обороте которой написала всего шесть слов: «Август. Элен. Я думала о тебе», – и отправила его Александру.

А потом много дней подряд ждала от него ответа: вздрагивала от каждого телефонного звонка, с нетерпением поджидала почтальона. Напрасно… Складывалось впечатление, что Александр ее забыл. Из Канн пришло уведомление о свадьбе друзей, которое она чуть было не разорвала. Пусть в последнее время она почти не общалась с друзьями, но о том, что Филипп с Кристианой начали встречаться, конечно, знала. Элен искренне за них радовалась, но тем трагичнее представлялась ей собственная ситуация.

Не зная, куда себя деть, и вконец измучившись, она решила провести последние дни августа в Бриньоле, у старшей сестры своей матери. Эта во всех отношениях приятная пожилая дама с белоснежными волосами и несколько старомодными манерами проживала на узкой извилистой улочке недалеко от замка графов Прованских. Настроение у нее всегда было отличное, лицо освещала лукавая улыбка, и своими трудностями она привыкла никого не обременять. Замуж она вышла по любви, перед этим вскружив голову немалому количеству молодых людей в своем городке, но теперь овдовела и жила одна. Детей у них с мужем не было. Элен очень любила тетушку и, конечно же, рассказала ей об Александре.

– Я тебя понимаю, – отвечала ей пожилая дама. – Но и этому молодому человеку приходится много страдать. Нужно немалое мужество, чтобы любить, будучи в его положении.

В день отъезда Элен не выдержала.

– Тетушка, можно мне от вас позвонить? – спросила она. – Сегодня вечером я обещала быть дома. Но ведь до Кассиса рукой подать! Если сделать небольшой крюк… Пойми, мне обязательно нужно увидеться с Александром!

Трубку поднял сам Александр.

– Откуда ты звонишь?

– Я сейчас в Бриньоле, за несколько километров от тебя. Александр, умоляю, я так хочу приехать! Тем более что сегодня я планировала вернуться домой, в Вендури.

Она с трепетом ожидала его слов и услышала спокойное:

– Все складывается наилучшим образом. Домой мы поедем вместе. Сюда я приехал поездом, а уеду с тобой на машине. Моим родителям будет приятно с тобой познакомиться.

– Они воспримут это нормально?

– Я часто привожу с собой друзей, – уклончиво ответил молодой священник.

Представляя девушку родным, Александр был немногословен. Семья Руфье оказалась очень гостеприимной, так что проблем не возникло.

Хозяева, видя, что девушка застенчива, делали все, чтобы она чувствовала себя у них как дома. Но взгляд мадам Руфье говорил о том, что она многое понимает, просто виду не подает. Отец Александра был старше жены, и волосы его под беретом, который он носил постоянно, были совсем седые. Элен он очень понравился. Ей стало ясно, от кого Александр унаследовал бархатный взгляд и стремление заботиться об окружающих. Брат Александра Доминик тоже был очень симпатичный. Они с Элен быстро нашли общие темы для разговора.

Пришло время уезжать, и Александр ушел в свою комнату, чтобы собрать вещи. Элен последовала за ним. На письменном столе она сразу увидела фотографию, которую послала ему несколько дней назад. Она взяла снимок в тонкой золотистой рамке, на котором была запечатлена молодая женщина с задумчивым лицом, лежащая в шезлонге. Потом Элен повернулась и сунула рамку между книгами на полке. Александр через минуту подошел к столу и замер от изумления.

– Где фотография? Элен, что ты с ней сделала? Я уверен, что не успел сунуть ее в сумку!

– Я ее порвала.

– Что?

– Потому что я думала о тебе, а ты обо мне – нет!

– Ты не имела права так поступать, – с трудом проговорил Александр, и его голос был едва слышен.

Судя по взгляду, у него снова случился приступ гнева, что бывало с ним редко, – яростный, до дрожи во всем теле.

– Я не знала… – пробормотала Элен.

Она вытащила фотографию и протянула ему.

– Я понятия не имела, что она тебе так дорога! Я всего лишь хотела пошутить!

– Прошу тебя, не делай так больше… Есть вещи, которыми ты не имеешь права шутить. Эта фотография была моим единственным утешением, пока мы были в разлуке!

Она пристально и с удивлением всмотрелась в его лицо. Выходит, он страдал не меньше? И это молчание, отсутствие звонков и писем – мука, на которую он обрекал в первую очередь самого себя?

Из Кассиса они уехали ближе к четырем пополудни. Инцидент был исчерпан, и к Александру вернулись привычные спокойствие и жизнерадостность. Пользуясь моментом, когда он выглядел особенно беззаботным, Элен озвучила фразу, которую готовила целую неделю:

– Я помню, что у тебя осталось десять дней отпуска… Поэтому нам предстоит еще одна поездка!

Александр вздрогнул – так он был удивлен, однако она не дала ему сказать и слова.

– Я сняла маленький домик в Вандее, а точнее, в Транш-сюр-Мер, у самого моря. Отдыхающих там сейчас очень мало, хотя в сентябре погода и море еще теплые…

– Это безумие, Элен! Это невозможно! Мы слишком искушаем судьбу…

– Я хочу, чтобы мы несколько дней пожили вместе, вот и все! И решила заранее ничего тебе не говорить. Думаешь, мне легко все время делать первый шаг? Выпрашивать у тебя крохи радости, зная, что за них придется заплатить слезами?

– И что потом? У тебя хватит сил, чтобы не утонуть в слезах, когда придет время возвращаться?

– Я хочу, чтобы в моей жизни была эта история любви, пусть мучительная, пусть безысходная, но это лучше, чем не испытать ничего! Твое решение, Александр?

Он несколько минут не решался дать ответ.

– Это слишком неожиданно. Почему ты не обсудила все со мной заранее? – проговорил он наконец.

– Ты обещал, что пойдешь до конца. Через два дня мы уезжаем.

– Дай мне подумать хотя бы до завтра!

– Если я дам тебе время подумать, ты откажешься, я это знаю.

Александр снова замкнулся в молчании. Когда Элен остановила машину возле пресбитерия, он достал два чемодана и захлопнул за собой дверцу. Крикнув ему: «До понедельника!», она нажала на педаль газа.

Следующие два дня Элен лихорадочно собирала вещи, не решаясь носа показать в деревне. С некоторых пор стоило ей войти в бакалейную лавку или булочную, как все моментально замолкали. И в церкви по воскресеньям девушка чувствовала, что на нее смотрят пристальнее, чем обычно. Не было никаких сомнений в том, что слухи ширятся, обрастают подробностями и скоро станут невыносимыми… Если предчувствия ее не обманывают, гром грянет, и очень скоро. А это означает одно: если времени остается так мало, его нужно прожить в полную силу!

В понедельник, едва рассвело, Элен уже стояла на пороге пресбитерия. Александра она нашла в кухне. Он сидел, обхватив голову руками.

– Нельзя этого делать! – бормотал он. – Элен, это невозможно! Я никуда не еду. Я не хочу. Не могу.

Взгляд девушки остановился на дорожной сумке у его ног. Она правильно сделала, что не давала о себе знать эти два дня. Собранные в дорогу вещи опровергали слова Александра.

– Готов? Едем!

Над головой – голубое ласковое небо, а в конце пути – неделя забытья вдалеке от всего. Неделя счастья…

Из окна виллы открывался вид на светло-серые дюны под блеклым небом и колышущийся на ветру песчаный колосняк. В сотне метров от порога плескались волны. В воздухе стоял крепкий запах йода.

Все было просто и чудесно. Они резвились, как дети, поздно вставали и рука об руку отправлялись завтракать в ближайший ресторан. Хозяин заведения уже узнавал их и не упускал случая пошутить:

– А вот и наша влюбленная пара! Я заметил, что, пока вы здесь, у меня то и дело пропадает электричество. Три вечера подряд! Разве можно назвать это совпадением? Наверное, это ваша любовь вызывает короткое замыкание!

То была чистая правда: несколько вечеров подряд, когда Александр с Элен ужинали тет-а-тет, в зале гасли все лампы. Поэтому на подтрунивания добряка ресторатора они отвечали беззаботным смехом.

Погода стояла прохладная, небо хмурилось. Когда из-за туч показывалось солнце, молодые люди спешили растянуться на песке. Александр раскидывал руки, прикрывал глаза и улыбался, не обращая внимания на то, что она на него смотрит. В самый первый день Элен поразило это выражение бесконечного счастья, которым вдруг осветилось его лицо. Никогда еще она не видела его таким расслабленным и веселым. И не смогла устоять перед искушением сделать фото, хотя и знала, что он терпеть этого не может.

– Элен, прошу, не надо! Это не лучшая твоя идея! Не нужно фотографий, на которые потом будет больно смотреть!

Она отдала пленку в печать на следующий же день. И вышло так, что выражение лица Александра замечательным образом запечатлелось на фотографии. Элен обратилась к нему с просьбой:

– Я буду всегда носить ее с собой! Положу ее в бумажник, и это будет мой оберег. Пожалуйста, напиши что-нибудь на обороте…

Молодой священник медленно начертал на обороте снимка наклонным почерком: «В этот день солнце пряталось за тучами, но оно освещало мою жизнь».

Элен прочла, улыбнулась. Точнее облечь в слова этот момент счастья было невозможно.

После редких купаний они выскакивали на песок, дрожа и хохоча, растирались полотенцами, надевали пуловеры и отправлялись на долгую прогулку.

Однажды в полдень на деревенской площади Элен увидела нарисованные мелом на асфальте классики и не устояла перед искушением немного подурачиться:

– На одной, на одной, на одной ножке – и на двух! А теперь опять на одной!

Когда до полукруга, помеченного словом «луна», оставалась одна клетка, она едва не натолкнулась на Александра, который встал перед ней. Она засмеялась заливисто, как ребенок, перепрыгнула через последнюю клетку и оказалась у него в объятиях. Счастье бывает простым, как детская игра… Эту неделю наедине с Александром Элен прожила как в раю.

Вечером, когда утихал ветер, молодые люди возвращались на пляж. Небо волшебным образом светлело, уходили облака, и раскаленное солнце медленно опускалось в море. Они подолгу молча бродили по влажному песку, потом, когда становилось темно, бегом поднимались к дюнам. Дрожа от нетерпения и с трудом переводя дух, останавливались. Руки Александра начинали неторопливо, лаская, снимать с Элен одежду. Обнажившись, они опускались на песок, так медленно, что казалось, это не закончится никогда. Ночная прохлада и царапающий кожу песок только разжигали желание. Под аккомпанемент прибоя, сжимая в объятиях любимого, так легко поверить, что вы – одни в целом мире…

Но если бы все было так просто! Как и любой паре, Элен и Александру нужно было время, чтобы приспособиться друг к другу. Жизнь Александра проходила в постоянном движении, Элен же была склонна к созерцанию и занятиям, связанным с творчеством. Молодой священник очень любил футбол, а на вилле не оказалось телевизора. Поэтому однажды вечером он выразил желание посмотреть важный матч в баре, расположенном в сотне метров от их дома.

– Конечно, ты можешь пойти, но один. Извини, но я не особенно люблю спорт и не смотрю телевизионные трансляции. Пока тебя не будет, я послушаю музыку.

Когда Александр ушел, девушка с удивлением осознала, что не находит себе места. Дом без него казался ей пустым, любое занятие – даже самое любимое – бессмысленным. Она прошла в ванную с мыслью принять душ. Обычно это помогало ей расслабиться. Каково же было ее изумление, когда дверь у нее за спиной распахнулась. В дверном проеме стоял Александр и улыбался. Она бросилась ему на шею.

– Александр, мне было без тебя так грустно!

Он обнял ее еще крепче, погладил по спине.

– Элен, прости меня! Мне так хотелось посмотреть этот матч, но интерес как-то очень быстро пропал. Я понял, что хочу быть здесь, с тобой!

И он стал гладить ее своими ласковыми теплыми руками. На Элен был только купальник. Александр осторожно стянул его вниз, обнажая молодое девичье тело. Потом подхватил ее на руки и отнес в спальню, где присел на кровать и стал медленно опускаться спиной на простыни, увлекая возлюбленную за собой. Он придерживал ее и в то же самое время уверенно притягивал к себе… Элен подчинялась всем его жестам – спонтанным и мягким… Желание пробудилось в ней с еще большей, чем обычно, силой. Ей было так хорошо, что она таяла в его объятиях. Чувства ее обострились до крайности. Но разве у наслаждения есть предел?

День отъезда между тем приближался, и оба начали нервничать. Эта перемена была особенно заметна в Александре. Он часто отвечал невпопад и замолкал на полуслове, устремив взгляд вдаль.

Однажды утром Элен проснулась от ощущения, что на нее смотрят. Так же, как той ночью, когда они с Александром сидели у постели ее матери. И действительно, молодой священник, бледный, со слипшимися от пота волосами, смотрел на нее и тихо плакал. Слова, которые он произнес, были удивительно похожи на те, что она услышала от него той далекой ночью. С той лишь разницей, что сегодня они были продиктованы яростной решимостью:

– Элен, я схожу с ума… Мы больше не должны видеться. Я не могу… Постарайся меня понять: слишком много радости, но и ровно столько же страданий! Это ад. Мы зашли слишком далеко.

В предпоследний день Элен с самого утра ловила себя на мысли, что Александр только притворяется веселым. Позавтракав в портовом ресторанчике, молодые люди решили прогуляться вдоль дамбы. В сером небе, заунывно крича, кружились чайки.

Неожиданно Александр остановился, подобрал несколько голышей и запустил их по воде, напевая странным, неприятным голосом:

– Моя крошка Элен, я тебя люблю… Моя крошка Элен, мы с тобой расстаемся… Моя крошка Элен, я тебя люблю… Моя крошка Элен, мы с тобой расстаемся…

Нервно хохоча, он сел на песок. И действительно, в эту минуту можно было подумать, что он сошел с ума.

Это и вправду слишком! Как пережить эти метания от счастья в его кульминации к такому же безмерному отчаянию, от любви к ненависти?

Странная, жестокая игра в кошки-мышки… И оба проецировали свою боль на партнера. Элен на мгновение захотелось толкнуть Александра и упасть с ним вместе в зловонные воды портовой гавани… Она убежала от него на виллу, бросилась на кровать и долго плакала. Там он ее и нашел. Выглядел Александр уже более спокойным и смиренно попросил простить его за все.

Последний день этой короткой поездки совпал с днем рождения Элен.

– Надень красивое платье! Самое красивое! Сегодня у нас будет праздник. Но скажу сразу: мы последний день вместе.

Можно ли представить подарок ужаснее?

Они заказали ужин в лучшем ресторане, пили шампанское, танцевали допоздна – лихорадочно, с удовольствием, от которого всего полшага до отчаяния. Вернувшись на виллу, упали на кровать, вцепились друг в друга и неистово занялись любовью. Элен еще не успела как следует отдышаться, когда прозвучали слова, которых она целый день ждала и боялась:

– Я уезжаю. Я не вернусь в Вендури. Отсюда я еду прямиком в Пуи-Ферре, там меня уже ждут. Я там еще не был. Но это не имеет значения. Здесь наша история заканчивается, Элен. Помоги мне! Не надо звонить. И пиши тоже как можно реже. Для меня все это так же тяжело, как и для тебя.

Они провели бессонную ночь в объятиях друг друга. Молодая женщина не могла найти слов и только тихонько плакала. А он время от времени шептал: «Так нужно, любовь моя! Так нужно…»

Элен вернулась в Вендури в одиночестве. Горе совершенно сломило ее. Самые простые повседневные дела были ей теперь не по силам.

Первым ее порывом было навсегда переехать в Париж, однако она так и не решилась осуществить этот план. Франс чувствовала себя не лучшим образом, и это был серьезный повод остаться дома, в Дё-Вен, хотя бы до начала нового концертного тура, который еще предстояло спланировать.

С наступлением вечера она подолгу любовалась горами, которые так любила. Теперь они казались ей кроваво-красными, в тон ее несчастьям. Привычный пейзаж навевал только скорбь. Говорят, вера двигает горы. А любовь? На что способна любовь?

Мыслями она снова вернулась к тексту Книги Бытия. До акта творения существовала только тьма… Но Бог сотворил свет, горы, долины, животных и человека. И вечером шестого дня он сотворил женщину, чтобы была она мужчине помощницей. К чему тогда подвергать священнослужителей испытанию одиночеством, которое часто оказывается им не по силам? Этот закон придумали люди, но никак не Творец. Элен в этом нисколько не сомневалась.

Разве они с Александром не прошли уже свой Крестный путь, путь скорби? Неужели счастье для них возможно только в загробной жизни? Когда-нибудь, Элен была в этом уверена, законы Церкви изменятся, по-другому просто не может быть! Разве мало судеб тех, кто искренне считает служение Богу своим призванием, разрушилось из-за необходимости соблюдать целибат? Не поэтому ли христианская Церковь так отчаянно нуждается в священниках? Это будет рассвет нового дня, своего рода шестой день творения, когда мужчина и женщина соединятся заново, в том числе в лоне Церкви, – существа, сотворенные из одной крови, из одной плоти. Но, когда этот день наконец наступит, для них с Александром уже будет поздно что-то менять…

Одинокая и потерянная, всматриваясь в кровавые сумерки, Элен надеялась наперекор всему, что рассвет все же настанет.