Глава тринадцатая,
в которой все получают небольшую передышку и возможность расслабиться… но не слишком долго
Костер развести было нечем. К счастью, ночь выдалась теплая, ласковая, безветренная. Звезд в небе высыпало столько, что при взгляде на них начинала кружиться голова.
– Сколько же их тут… – потрясенно прошептал Роман.
– Невооруженным глазом в Южном полушарии можно увидеть одновременно около трех тысяч звезд, – ответила Аня, настроенная более прозаически. – Но ты видишь не три, а всего полторы.
– Почему? Я что, близорукий?
– Не в этом дело. Просто вблизи горизонта прозрачность атмосферы снижается. Правильно, дедушка?
– Абсолютно правильно, Аннушка, – откликнулся гордый за внучку профессор. – Будь у нас бинокль, мы смогли бы наблюдать до двухсот тысяч. Это в основном звезды девятой-десятой величины. А мощный телескоп позволяет увидеть еще больше.
– Сто миллионов, – закончила Аня. – Усвоил, дружок?
– Да, – кивнул Роман. – Хорошо, что поэты ничего об этом не знают. Иначе не писали бы стихи.
– Протестую! – воскликнул Быков. – Азы астрономии я осилил лет в четырнадцать. Но это не мешало мне мыслить, э-э… поэтически. В том же возрасте я накатал такие строки, цитирую:
Звезды сыплются в ночь, беспросветную тьму озаряя, словно искры из глаз расходившихся в небе богов. Я вкусить бы не прочь их забав Олимпийского рая, от которых у нас все моря вышли из берегов.
Звезды падают в рожь, высекая из неба зарницы. В небесах борозду не одна прочертила уже. Мрак забвения – ложь, плюньте смерти в пустые глазницы! Верьте в вашу звезду, что мерцает, как искра, в душе.
Быкову поаплодировали, потом Аня предложила вернуться к прозе жизни.
– Есть хочется, – сказала она. – Звездами сыт не будешь.
Перекусили консервами и ветчиной в герметичной упаковке. Пустили по кругу впопыхах захваченную кем-то бутылку колы. Она пришлась очень кстати. После мытарств, выпавших на долю путешественников, было так приятно побаловать себя сладким.
После позднего ужина все, не сговариваясь, стали собираться на боковую. Влажную одежду заменить было нечем, но раздеваться не стали, подозревая, что иначе будет только холоднее и неуютнее. Кроме того, женщины боялись спать отдельно от мужчин. Пару прихваченных пледов и свитера разложили на песке просохнуть. Сверху пристроили съестные припасы, которые надеялись спасти.
– На песок не ложиться, – предупредила Камила. – Сейчас он мягкий и теплый, но быстро остынет. Тогда простуда гарантирована.
– Странно, что никто из нас не чихает и не кашляет, – заметил Роман, искоса наблюдая за Аней, чтобы в нужный момент устроиться рядом. – Столько времени провели в воде, а надо же – все абсолютно здоровы!
– Человеческий организм в стрессовых ситуациях проявляет чудеса выносливости, – пояснил профессор. – На войне люди гибнут, но очень редко подхватывают простуды и насморки. Посмотрите на меня. Я человек немолодой, однако мой организм не подпускает вирусы, которые могут помешать ему работать в полную силу.
– В таком случае, я за тебя спокойна, дедушка, – сказала Аня, зевая. – Почти.
– За меня можешь не волноваться, милая. Давно не чувствовал себя таким бодрым. Словно помолодел лет на двадцать. Вот что значит жизнь в дикой природе!
Балтер молодецки щелкнул суставами.
– Поговорим об этом завтра, – проворчала Камила. – Мышцы, они не резиновые. Посмо́трите, что утром будет.
– Я привычный к физическим нагрузкам, – заметил Роман.
– Хватит хвастаться! – прикрикнула Аня. – Давайте уже спать.
Все зашевелились, укладываясь.
Быков не принимал участие в этой возне и разговорах. Он сидел поодаль, потрясенный неожиданной мыслью, осенившей его минут двадцать назад и до сих пор не дававшей покоя. Он остался без фотоаппаратуры! Деньги и документы прихватил, когда покидали «Амелию», а вот о чехлах и кофрах в суете забыл. И теперь они покоятся на дне морском. Рыбы тычутся в них своими глупыми мордами, крабы трогают их клешнями, осьминоги сжимают щупальцами, пробуя на прочность. А вот Быкову их больше не видать как своих ушей. Он бросил фотоаппараты, как солдаты бросают оружие при отступлении.
Это было убийственное открытие. Потирая виски, Быков покусывал уныло обвисшие усы. Он боялся расплакаться от ощущения безысходности и бессилия. Как можно было не подумать об аппаратуре? Неужели его карьера фотографа закончена?
Некоторыми своими работами Быков по праву гордился. Там были и величественные водопады, и обычные лужи, вмещающие небеса, и окаменевшие деревья, похожие на чудовищ, и редчайшие животные, застывшие в самых необычных позах, и юные девушки на фоне древних росписей, и старики среди цветущих деревьев. Цвет, ракурс, подача – все у Быкова было свое, оригинальное, не похожее на работы других. Он чувствовал время и очень точно угадывал, откуда нужно снимать. Он знал, что способен на многое, и еще совсем недавно рассчитывал этого многого добиться. И что теперь? Написать американцам, что он оказался неспособен выполнить заказ? Это значит расписаться в своей полной несостоятельности. А тут еще деньги, потраченные впустую…
Обхватив голову, Быков издал приглушенный стон. В свои сорок лет он достиг того, о чем лишь мечтал двадцатипятилетним, и все же этого было мало. Ему хотелось выйти на новый, совершенно иной уровень. С увеличивающимися ставками, растущими амбициями и расширяющимися возможностями. По своей натуре Дмитрий Быков был не только художником, но и игроком. Азартный, увлекающийся, рисковый. И в глубине души – очень одинокий. Ведь глупо тратить драгоценное время на тех, кто этого все равно не оценит.
Женщины наивно полагали, что смогут подчинить себе этого добродушного, веселого мужчину с круглым лицом и щегольскими усами. Они ошибались, как ошибались мужчины, пытавшиеся сломить Быкова морально или физически. Он был не из тех, кто сдается. Он уступал, а не отступал, если падал, то не на колени. И совершенно не нуждался в утешениях или аплодисментах. Он был сам по себе – и он привык побеждать.
А теперь проиграл вчистую. В пух и прах.
Это было не только обидно, но и страшновато. Провидение не часто раздает счастливые билеты. И никогда не даст второго шанса тем, кто проморгал удачу.
Погруженный в невеселые думы, Быков не сразу заметил, что рядом сидит Камила, обхватив, подобно ему, колени руками. Наверное, заметила, что он совсем раскис, и решила приободрить немного. Быкову этого не хотелось. Он не принадлежал к числу мужчин, которые любят, чтобы их жалели и утешали.
– Жду, пока спать захочется, – соврал он и для убедительности зевнул.
Получилось чересчур театрально.
– А мне показалось, что ты расстроен, – сказала Камила.
– Нет, – снова соврал Быков. – Просто думаю о всяком.
– Не об этом случайно?
Камила придвинула ногой какой-то предмет. Сердце Быкова подпрыгнуло в груди и замерло. Он затаил дыхание и, боясь поверить своему счастью, взглянул вниз. Там стоял один из его кофров. Только один, но зато он был реален и так и манил прикоснуться к нему, пощупать, потрогать.
– Откуда?
Вопрос был настолько глупым, что даже Камила не потрудилась на него ответить. Вместо этого она сказала:
– Извини, что я не взяла остальное. Не хотела слишком много места на плоту занимать. Да и времени мало было.
– Я понимаю, – кивнул Быков. – Спасибо тебе, Камила. Если бы не ты…
Не договорив, он склонился над кофром, расстегивая замочки. Верный «Никон» был на месте. Как и светофильтры, заботливо разложенные по кармашкам. «Только бы все это добро не пострадало от морской воды!» – пронеслось в голове Быкова.
– А я думала, ты будешь меня ругать, – сказала Камила.
– Я? – изумился Быков. – За что?
– Ты аппаратуру забыл в суматохе. А я оставила остальную сознательно.
Она сказала правду, которую можно было бы держать при себе. Быкову это понравилось. Ему многое нравилось в этой женщине. У себя на родине ему таких встречать не приходилось. Может, не так искал. Или искал не там. Факт оставался фактом. Камила пришлась Быкову по душе.
– Ты правильно сделала, – сказал он. – Я на тебя не сержусь. Не за что. Ты ведь о людях думала, а не о фотоаппаратах.
Она помолчала. Взошедшая луна очертила силуэт Камилы серебристым абрисом. В ее волосах зажглись искорки, похожие на сверкающие снежинки.
– Но ты остался без аппаратуры, – напомнила она.
– Зато у меня есть…
Быков осекся. Он собирался сказать: «Зато у меня есть ты», но подумал, что это было бы слишком самоуверенно. Камила пока что не принадлежала ему и, может быть, не собиралась заводить отношения ближе, чем они сложились на данный момент. Они пережили вместе много опасностей и стали друзьями, но не более того.
– Почему ты замолчал? – мягко спросила Камила, пытаясь заглянуть в опущенные глаза Быкова.
– Зато у меня есть «Никон», – сказал он. – Этого хватит.
– Тогда я спокойна.
Она отвернулась. Быкову почудилось, что он услышал в ее голосе разочарование или даже обиду.
– Камила, – тихо окликнул он.
– Да? – Чуть помешкав, она обернулась.
– Я очень рад фотоаппарату. Но, честно говоря, нашей встрече рад еще больше. Понимаешь, что я хочу сказать?
Быков замер в ожидании. Эта женщина потеряла самых близких людей, и признания малознакомого мужчины могли оскорбить ее чувства. «Болван! – обозвал себя Быков. – Сейчас она встанет, уйдет и с этой минуты будет вести себя настороженно».
Но Камила осталась. И прошептала:
– Понимаю. Потому что я испытываю то же самое.
Быков вдруг обратил внимание, что в ночи поют цикады, сотни цикад. Почему-то до этой минуты он их не слышал.
– Мне кажется, что я сплю, – признался он, и его усы расползлись в стороны вместе с губами.
– Рано радуешься, – невесело усмехнулась Камила. – У меня ужасный характер. И потом, сейчас не до романтических отношений. Нам нужно добраться до людей, а их здесь очень, очень мало.
– Я знаю. Но это ничего. Нам торопиться некуда.
– Есть куда, Дима. У нас ни еды нормальной нет, ни оружия, ни лекарств. Нужно поскорее выбираться отсюда. Возможно, придется пройти километров сто по пересеченной местности. А с нами старик и двое желторотых юнцов. Путь будет нелегким. Впереди много сюрпризов и вряд ли все они будут приятными. В дороге всякое может случиться.
– Мы справимся, – сказал Быков, глядя Камиле в глаза. – До сих пор у нас все получалось, верно?
– Да, – она кивнула. – С тобой ничего не страшно.
– И с тобой.
Камила положила руку на его и сжала пальцы. Не отдавая себе отчета, что делает, Быков потянулся к ней пересохшими, потрескавшимися губами. Она быстро ответила на поцелуй и отстранилась. Этого было мало. Быкову страстно хотелось продолжения. Он снова потянулся к ней.
Она остановила его движением ладони. Быков застыл. Они одновременно посмотрели на спящих. Те, словно сговорившись, лежали, отвернувшись в сторону. Камила подняла палец, подразумевая, что поцелуй будет только один. Быков торопливо закивал.
Но поцеловались они не один, а гораздо больше раз. И спать легли рядом, тесно прижавшись друг к другу. Понятно, исключительно для того, чтобы было теплее.
