Незадолго до смерти Ярослав Мудрый в своем «Завещании» четко определил ряд принципиальных положений будущего политического устройства Древней Руси:

1) великокняжеский престол наследуется строго по старшинству, а великий киевский князь сохраняет свой статус верховного правителя всего государства;

2) все его сыновья получают в управление четко определенные им города и волости, т.е. свои удельные княжения, которые также перераспределяются по принципу старшинства;

3) вся территория Древней Руси является совместным владением всего княжеского рода и не подлежит дроблению.

В соответствии с этим «Завещанием» великокняжеский престол переходил старшему из братьев Изяславу, родившемуся в 1024 г., который помимо Киевской волости получил в непосредственное управление Туров и Новгород, что должно было гарантировать единство и целостность всего огромного государства. Следующий по старшинству Святослав, родившийся в 1027 г., получил в управление Чернигов, Рязань, Муром и Тмутаракань. Третий брат Всеволод, который появился на свет в 1030 г., стал княжить в Переяславле, Ростове и Суздале. Четвертый брат Вячеслав, родившийся в 1034 г., был посажен отцом в Смоленск, а самый младший брат Игорь, который появился на свет, вероятно, в 1036 г., получил в управление Волынь.

При этом нетрудно заметить, что три старших брата получили главные столы в трех близлежащих друг от друга городах — Киеве, Чернигове и Переяславле, которые изначально и составляли собственно «Русскую землю», ставшую одной из колыбелей Древнерусского государства.

1054—1068 — первый период правления великого киевского князя Изяслава Ярославича. В отечественной исторической науке этот период правления князя Изяслава традиционно принято называть «триумвиратом Ярославичей», поскольку: 1) после смерти младших братьев Вячеслава (1057) и Игоря (1060) реальная власть на всей территории Руси оказалась в руках трех старших братьев — Изяслава, Святослава и Всеволода; 2) памятуя завет своего великого отца, все Ярославичи на первых порах не враждовали друг с другом, а действовали сообща против общих врагов, как внутренних, покушавшихся на их всевластие, так и внешних, разорявших порубежные земли Руси. В частности, в 1060 г. Изяслав, Святослав, Всеволод и полоцкий князь Всеслав «совокупивше воя бещислены» не только успешно отразили нашествие торков на реке Альте, но и наголову разгромили их, после чего это тюркский этнос надолго покинул южные рубежи Руси. Однако уже в 1061 г., когда спустя шесть лет на русские рубежи вновь пришли новые кочевники — половцы, Ярославичи не успели совокупить свои силы и князь Всеволод потерпел от их предводителя хана Сакала тяжелое поражение под Переяславлем.

Новым испытанием на прочность для «триумвирата Ярославичей» стали грозные события, которые были связаны с мятежами двух русских князей — их племянников, волынского князя Ростислава Владимировича и полоцкого князя Всеслава Брячиславича. В обоих случаях удар был нанесен не по центру «Русской земли», где Ярославичи могли быстро организовать коллективный отпор неприятелю, а по отдаленным рубежам русской ойкумены — на севере, в Новгороде, и на юге, в Тмутаракани. Первым «бунт» поднял сын их умершего старшего брата Владимира князь Ростислав, который, недовольный своим статусом владетеля захолустной Волыни, в 1064 г. бежал из своего стольного града Владимира на юг, захватил Тмутаракань и изгнал оттуда своего кузена Глеба Святославича. Естественно, такой демарш князя-изгоя Ростислава возмутил Ярославичей, и они решили проучить «вельми неразумное чадо». Однако их совместный поход на юг так и не состоялся по причине внезапной кончины князя Ростислава, который в 1066 г. пал жертвой коварных византийцев, отравивших его за неуемное стремление играть особую политическую роль в Северном Причерноморье.

Вскоре правящий триумвират вынужден был подавлять новый «бунт» другого своего племянника, который вспыхнул на северо-западных рубежах Руси.

В 1067 г. полоцкий князь Всеслав Брячиславич, как в свое время и его покойный отец, пошел походом на Новгород, разгромил своего кузена, сына великого князя Мстислава Изяславича, и разграбил город. В ответ на это вероломство Ярославичи, вновь «совокупивше воя своя», пошли походом на племянника, «взяша на щиты» Минск и двинулись к реке Нимиге, где «бысть сеча зла и падоши мнозе». Ярославичи одолели Всеслава, бежавшего с поля битвы. Спустя четыре месяца они пригласили побежденного племянника на переговоры, но неподалеку от Смоленска на реке Орше Изяслав, Святослав и Всеволод, «преступивше крестъ», схватили Всеслава, привезли его в Киев и вместе с двумя старшими сыновьями заточили в «поруб», а полоцкий стол отдали Мстиславу Изяславичу.

Вскоре правящий триумвират постигли тяжелые испытания. В 1068 г. половецкая орда хана Шерукана совершила грандиозный набег на южные рубежи Руси и в битве на реке Альте разгромила дружины Изяслава, Святослава и Всеволода, которые поспешно бежали с ратного поля восвояси. Когда Изяслав и Всеволод возвратились в Киев, то горожане «створивше вече на торговищи» потребовали от князей выдать им оружие и коней, но они отказались выполнить их волю и «побегоста с княжого двора». В этой ситуации киевляне подняли бунт, растерзали новгородского епископа Стефана, пытавшегося вразумить восставших, разграбили двор воеводы Коснячко, а затем подвергли полному разгрому княжий двор самого Изяслава и, «высекоша Всеслава ис поруба», провозгласили его великим киевским князем. О том, как развивались события дальше, летопись умалчивает, но зато она упоминает о том, что киевский князь Изяслав «бежа в Ляхы», а черниговский князь Святослав «одоле» половцев под Сновском.

Это одно из самых мощных восстаний в истории Древней Руси давно привлекает внимание историков. В советской историографии (Б. Греков, М. Тихомиров, Б. Рыбаков, В. Мавродин) его традиционно трактовали через призму классового подхода как антифеодальное движение социальных низов. В настоящее время большинство историков (А. Кузьмин, Г. Артамонов, И. Фроянов, П. Толочко) вполне справедливо обращает внимание на иные аспекты этого восстания и утверждает, что оно:

1) зримо показало существенную политическую роль городского вече в самом Киеве;

2) стало зримым воплощением очередного конфликтом между «землей» и «властью», в котором городское вече вновь одержало верх.

Беглый князь Изяслав, заручившись поддержкой своего зятя, польского князя Болеслава II Смелого (1058—1079), решил вернуть себе законный престол и пошел походом на Киев. Узнав об этом, киевский князь Всеслав вышел навстречу ляшскому войску, но в самый последний момент, бросив свою дружину, он бежал в Полоцк, откуда, изгнанный тамошним вече, вновь бежал, но уже в Польшу. В этой ситуации по просьбе киевлян, повинившихся в своем «грехе» и «злодеянии», Святополк и Всеволод уговорили старшего брата «не водить ляховъ Кыеву» и «не погубить града отца». Вняв их увещеванию, Изяслав «остави ляхи» и послал в Киев своего старшего сына Мстислава, который перед возвращением отца на законный престол «иссече и исслепиша» несколько десятков киевлян, принявших активное участие в бунте.

1069―1073 — второй период правления великого киевского князя Изяслава Ярославина. Это время не было богато на политические события, но что характерно, именно в этот период, в 1070―1071 гг., произошли еще два мощных восстания «земли» против «власти» в Новгороде и Ростовской земле. Видимо, именно эти события и стали причиной нового княжеского съезда, состоявшегося в 1072 г. в Вышгороде. По мнению большинства историков, именно здесь в старинной княжой резиденции Изяслав, Святослав и Всеволод приняли два важнейших решения: 1) о перезахоронении останков и канонизации первых общерусских святых — князей-страстотерпцев Бориса и Глеба (Н. Ильин, М. Алешковский, А. Хорошев, Я. Щапов) и 2) о создании второй части «Русской правды» — «Правды Ярославичей», в которой отменялась кровная месть и устанавливались большие денежные штрафы за покушение на княжескую домениальную собственность, жизнь княжеских огнищан и тиунов, разбои, кражи, поджоги и другие тяжкие преступления (С. Юшков, М. Тихомиров, А. Сахаров). Справедливости ради надо сказать, что далеко не все историки согласны с тем, что на этом съезде произошла канонизация Бориса и Глеба (Л. Мюллер, Н. Милютенко) и была принята «Правда Ярославичей» (А. Зимин).

Княжеские съезды, которые по тогдашней терминологии именовались «снемами», в отечественной историографии традиционно рассматривались как особый политический институт, решения которых скреплялись клятвой на кресте и обильными пирами. Однако роль этих княжеских съездов до сих пор недостаточно изучена и поэтому по-разному трактуется в исторической литературе. Например, одни исследователи (В. Пашуто, А. Щавелев) признавали их высшим органом государственной власти в стране, особенно накануне и в период феодальной раздробленности. Оппоненты (Б. Рыбаков, А. Толочко) оценивали их как исключительно архаическую процедуру, которая не имела никакого реального воздействия на ход политических событий Древней Руси.

1073 — по неустановленным причинам Святослав и Всеволод, «преступивша заповедь отню», изгнали из Киева старшего брата Изяслава. Сама летопись виновником этой распри называла черниговского князя Святослава, который, «желая болшая власти», прельстил безвольного Всеволода выступить против старшего брата, обвинив того в тайных сношениях с их заклятым врагом Всеславом Полоцким. Многие историки (Б. Рыбаков, А. Кузьмин, П. Толочко) вполне доверяли этой летописной статье, однако их оппоненты (Б. Греков, А. Сахаров) полагали, что виновником княжеской распри стал как раз сам Изяслав, давно известный своей западнической ориентацией. Именно он, будучи открытым полонофилом:

1) всегда склонялся к католичеству, в чем его обвинял сам Феодосий Печерский, один из самых авторитетных духовных пастырей Древней Руси;

2) решив стать самовластным правителем всей Руси, он вступил в тайный сговор с таким же полонофилом Всеславом Полоцким против своих младших братьев Святослава и Всеволода.

Как бы то ни было, но это событие положило конец «триумвирату Ярославичей», что в итоге и привело к целой череде новых княжеских междоусобиц и к полному распаду единой Киевской Руси.

1073—1076 — правление великого киевского князя Святослава Ярославича. После утверждения Святослава в Киеве его брат Всеволод перебрался на второй по значению княжеский стол в Чернигове, а старший сын великого князя Олег Святославич, соответственно, сел на освободившейся княжеский стол в Переяславле. Некоторые современные авторы (П. Толочко, Д. Боровков) расценили новый передел власти как возникновение «дуумвирата» Святослава-Всеволода.

Князь-изгой Изяслав, прихватив с собой богатую княжескую казну, скитался по разным европейским дворам («блудил по чюжимъ землямь») в надежде получить поддержку в борьбе за возвращение великокняжеского престола. Все его переговоры с польским королем Болеславом II Смелым (1058—1079), германским императором Генрихом IV (1053—1105) и римским папой Григорием VII (1073―1085) не увенчались успехом. Более того, чтобы предотвратить возможный поход иноверцев на Русь, князь Святослав заключил военный союз с польским королем и снарядил большой поход против враждебных ему чехов, который возглавили его сын Олег и его племянник Владимир Мономах, совершенно не подозревая о том, что всего через несколько лет жизнь надолго разведет их в жестокой междоусобной борьбе.

Вскоре после завершения этого похода великий киевский князь Святослав, не перенеся тяжелой операции на желудке, скоропостижно скончался, и на киевский престол сел последний из Ярославичей, черниговский князь Всеволод. Получив известие о перемене власти в Киеве, Изяслав пошел походом на Русь, однако новой братоубийственной войны удалось избежать, поскольку сам Всеволод предложил старшему брату заключить мир. По условиям Волынского договора великокняжеский престол возвращался Изяславу, а Всеволод должен был отъехать в свой стольный град Чернигов. Третий по значению город «Русской земли» Переяславль, вопреки принципу старшинства, остался за сыном Всеволода Владимиром Мономахом, который был младше своих двоюродных братьев Святополка Изяславича и Олега Святославича.

1077―1078 — третий период правления великого киевского князя Изяслава Ярославича и начало новой междоусобицы. Инициатором новой княжеской распри на сей раз стали три племянника старших Ярославичей — Олег Святославич, Роман Святославич и Борис Вячеславич, которые были недовольны тем переделом власти, который учинили их дядья. Заключив военный союз с половцами, «коалиция младших князей» вышла из Тмутаракани в поход на Русь и вскоре подошла к Чернигову, неподалеку от которого, на реке Сожице, в августе 1078 г. Всеволод и Владимир Мономах потерпели поражение от пришлого русско-половецкого войска и бежали в Киев.

Пока Олег, Роман и Борис вкупе с половецкими ордами разоряли черниговскую землю, «многого зла створивши, прольяши кровь хрестьяньску», Изяслав, Всеволод и их сыновья Ярополк и Владимир Мономах, собрав «воя от мала до велика, поидоша к Чернигову», близ которого на Нежатиной ниве состоялась «сеча зла». Исход этой кровопролитной битвы, произошедшей в октябре 1078 г., оказался плачевным для обеих сторон, поскольку в ней погибли и главный виновник этой битвы волынский князь Борис, и великий князь Изяслав, которого внезапно, уже по окончанию битвы, «удари копьемъ за плеча» какой-то безымянный ратник из его же ближнего круга. Тем не менее, победа осталась за правой стороной, а Олег и Роман с малой дружиной, еле спасшись от погони, вновь бежали в Тмутаракань.

1078―1093 — правление великого киевского князя Всеволода Ярославича. По мнению многих историков (Б. Греков, Б. Рыбаков, А. Кузьмин, А. Сахаров), весь период правления этого великого князя представлял собой фактический «дуумвират», поскольку его старший сын Владимир Мономах, вопреки старшинству, вновь перебрался на второй по значению черниговский стол, и во многом определял политический курс своего отца. Естественно, такой передел власти вновь вызвал резкое неприятие их недругов, и в 1079 г. князь Роман, заключив очередной военный союз с половцами, предпринял еще один поход на Русь. Великий князь Всеволод, выйдя навстречу неприятельскому войску к Переяславлю, одарив половцев богатыми дарами, заключил с ними мирный договор, и те подло убили князя Романа. В самой Тмутаракани его брат Олег был схвачен византийскими агентами и отправлен в ссылку на далекий остров Родос, где провел несколько лет и вернулся в южный отцовский удел только в 1083 г. Вновь идти добывать отцовский престол в Чернигове он пока не рискнул и, тихо сидя в далекой Тмутаракани, мирно дожидался своего «звездного часа».

Период правления этого «дуумвирата» слабо отражен в летописных статьях, но судя по «Поучению Владимира Мономаха», сохранившегося только в составе Лаврентьевского списка ПВЛ, именно в этот период старший сын великого князя предпринял ряд крупных военных акций. В частности, речь идет о его походах против половецких орд (1080, 1081) и вятичей (1082, 1083), и междоусобных войнах с Всеславом Полоцким (1078, 1092) и Ярополком Волынским (1084, 1086). Но, несмотря на столь солидный боевой опыт, после смерти своего отца Владимир Мономах не стал претендовать на отцовский престол и, во избежание новой кровавой междоусобицы, передал его по старшинству двоюродному брату Святополку Изяславичу, который сидел неподалеку в Турове. Ряд современных авторов (В. Кучкин, М. Свердлов) высказал предположение, что такая договоренность была достигнута еще при жизни Всеволода, для чего Святополк в 1088 г. и перебрался с новгородского стола в Туров, поближе к Киеву.

1093―1113 — правление великого киевского князя Святополка Изяславича. Узнав о перемене власти в Киеве, половецкий хан Тугоркан вторгся в пределы Руси и, направив к великому князю своих послов, потребовал от него заключить новый мирный договор. Фактически речь шла о том, что ханские послы предложили Святополку откупиться от них, однако, не послушав влиятельных киевских бояр, он заточил ханских послов и решил идти походом против половцев. Но собрать под свои знамена внушительную рать ему не удалось, и тогда он обратился за поддержкой к Владимиру Мономаху. Как повествует летопись, умудренный черниговский князь убеждал своего кузена кончить дело миром и откупиться от половецкой орды. Но Святополк настоял на своем и, повинуясь воле старшего князя, Владимир Мономах и его младший брат князь Ростислав, сидевший в порубежном Переяславле, вышли вместе с ним навстречу половецкой орде к Треполю. В мае 1093 г. на реке Стугне, «не бо тогда наводнилася велми, бысть брань люта», в которой русские дружины потерпели сокрушительное поражение во время беспорядочного бегства от половецкой конницы. Многие ратники, в том числе и князь Ростислав, пали не на поле брани, а просто утонули в многоводной реке под тяжестью собственных доспехов. Оказавшись под угрозой полного разгрома и потери своего престола, виновник этой катастрофы князь Святополк вынужден был заключить с половцами новый мир, который по обычаю был скреплен династическим браком великого князя на одной из ханских дочерей, имя которой источники не сохранили.

1094 — поход Олег Святославича на Русь. Вероятнее всего, узнав о разгроме русских дружин на Стугне, князь-изгой Олег, долго сидевший в далекой Тмутаракани, заключил с другой половецкой ордой союз и осадил Чернигов. Тамошний князь Владимир Мономах, не желая начинать новую распрю, добровольно вернул Олегу отцовский престол, а сам отъехал в Переяславль, на опустевший после гибели его младшего брата княжеский стол. Как повествует летопись, даже после взятия Чернигова Олег не угомонил половецкую орду, а «бе бо самъ повелелъ имъ воевати» на черниговской земле, в результате чего «много хрестьянъ изъгублено бысть». Значительно позднее безымянный автор «Слова о полку Игореве» назовет князя Олега Святославича «Гориславичем», вполне законно обвинив его в том, что именно он наводил половцев на Русь. Правда, как отметили многие историки (Б. Греков, Б. Рыбаков, А. Кузьмин, А. Сахаров), другие русские князья тоже частенько использовали половецкие орды для решения своих политических задач, в том числе и сам Владимир Мономах. Это утверждение вполне соответствует истине, но за одной существенной поправкой: Владимир Мономах использовал половцев только в ратном деле и не позволял им безнаказанно грабить русские земли после завершения военных походов, в которых они принимали участие наравне с русскими дружинами, а Олег, напротив, потрафлял им в грабеже русских земель.

1095 — половецкие орды ханов Итларя и Китана, нарушив мирный договор, вновь совершили набег на порубежный Переяславль и осадили его. Изначально Владимир Мономах думал порешить дело миром и принял половецкое посольство во главе с ханом Итларем на своем княжом дворе. Вскоре, повинуясь веским аргументам своих воевод и великокняжеского посла, что половцы никогда не блюдут мирных договоров и «кровь хрестьяньску проливають беспрестани», он изменил прежнее решение. В ту же ночь русские ратники перебили весь половецкий стан во главе с ханом Китаном, а затем расстреляли из луков половецкое посольство во главе с ханом Итларем. После этих событий объединенная русская рать во главе со Святополком и Владимиром Мономахом совершила удачный поход на половецкие вежи (зимовья) и привела оттуда богатую добычу, «полониша скоты, и кони, и вельблуды, и челядь».

1096 — князья Святополк и Владимир Мономах обратились к князю Олегу с предложением приехать на княжеский съезд в Киев и «учинить порядъ о Руской земьле». Горделивый черниговский князь «не восхоте ити къ братома своима, послушавъ злыхъ советниковъ», и тогда союзные князья, обвинив Олега в том, что он «помогати хощеши поганымъ», вышли в поход на Чернигов. Узнав о приближении двоюродных братьев, Олег поспешно бежал в Стародуб, который вскоре осадили Святополк и Владимир Мономах. После месячной осады, под давлением изнемогших от осады горожан, Олег вынужден был сдаться на милость победителей и целовать крест, что прибудет на княжеский съезд в Киев, а пока отъедет в Смоленск под присмотр своего брата Давыда, сидевшего на тамошнем столе.

Две новых половецких орды ханов Тугоркана и Боняка вторглись в южные пределы Руси и устремились на Киев и Переяславль, поэтому Святополк и Владимир Мономах срочно вернулись восвояси боронить свои веси и города. Князь Олег, преступив клятву на кресте, затеял новую усобицу и ушел из Смоленска в Муром и Рязань, которые когда-то были отчиной его отца. Здесь под Муромом, на реке Калокша, между ним и его племянником Изяславом Владимировичем, который, кстати, был его крестником, «бысть брань люта», в которой юный князь трагически погиб. Одержав победу, Олег захватил Муром, Рязань, Ростов и Суздаль, где «посожа посадники по городомъ и дани поча брати». Узнав о произошедшей трагедии, Владимир Мономах, презрев свое личное горе, связанное с гибелью сына («много борешися сердцемъ и одолевши душе сердцю моему»), направил Олегу личное послание, в котором предложил ему «Русьски земли не погуби», порешить все миром. Князь Олег отверг этот призыв мудрого христианина и начал готовиться к походу на Новгород, где сидел его племянник князь Мстислав Владимирович. Тогда на черниговского князя поднялся весь Мономахов род и в битве при Муроме Мстислав и Вячеслав Владимировичи разбили черниговского князя, который попросил о пощаде и поклялся на кресте, «обещася тако створити», прибыть на княжеский съезд для решения всех общерусских дел.

1097 — Любеческий съезд русских князей. На этот самый знаменитый съезд правящих русских князей «на строенье мира» прибыли все старшие внуки Ярослава Мудрого: великий киевский князь Святополк Изяславич, переяславский князь Владимир Всеволодович Мономах, волынский князь Давыд Игоревич, черниговские князья Олег Святославич и Давыд Святославич и их племянник князь-изгой Василько Ростиславич. На этом съезде было решено, что ради спасения русской земли и единения сил в борьбе с половцами всем князьям надо быть «въ едино сердце», «не переступать предела братня» и установить, что «кождо держить очьчину свою». В соответствии с этим принципом было решено, что все русские князья правят исключительно в тех землях, где сидели на столах их отцы, а великокняжеский престол занимается строго по старшинству. В результате достигнутых договоренностей, как всегда, скрепленных клятвой на кресте, Святополк остался на престоле в Киеве, Владимир Мономах — в Переяславле, Олег и Давыд Святославичи — в Чернигове, Давыд Игоревич — во Владимире-Волынском, а родные братья Володарь и Василько Ростиславичи получили столы в волынских городах Перемышле и Теребовле.

В исторической литературе до сих пор существуют совершенно разные оценки итогов этого съезда. Одни историки (П. Толочко, И. Фроянов, А. Дворниченко) не придают его решениям судьбоносного значения, поскольку полагают, что этот съезд: 1) разделил не сами земли, а только власть над ними и 2) де-юре закрепил лишь только то, что уже давно было реальностью, а именно существование отдельных городов-государств.

Другие авторы (М. Свердлов, А. Сахаров, Д. Боровков) считают, что этот съезд, напротив, был пронизан идеей сохранения единства всей русской земли, поскольку не внес ничего принципиально нового в ту систему власти, которая сложилась при Ярославе Мудром.

Еще одни авторы (А. Кузьмин, Г. Артамонов) полагают, что единственным реальным результатом этого съезда стало юридическое закрепление принципа майората, т.е. передачи власти строго по старшинству, контуры которого были обозначены еще в «Завещании Ярослава Мудрого».

Наконец, четвертая группа авторов (Б. Греков, М. Тихомиров, К. Базилевич) утверждала, что именно этот съезд юридически оформил основной принцип феодальной раздробленности и стал катализатором политического распада единой Руси на удельные княжества.

Установленный на Любечском съезде мир оказался на редкость недолговечным. Вскоре после его окончания великий князь Святополк и волынский князь Давыд, преступив клятву на кресте, совершили неслыханный акт вероломства. Заманив князя Василька Ростиславича на молебен в Киев, они схватили его и вывезли в Белгород, где он был ослеплен. Ряд историков (В. Василевский, И. Будовниц) утверждали, что за этим страшным преступлением стояли коварные византийцы, их оппоненты (П. Толочко) резонно полагают, что византийской изощренностью в расправах и казнях русские князья давно и успешно овладели сами. Весной 1098 г., когда весть об этом жутком злодеянии разошлась по всей Руси, Владимир Мономах и черниговские князья, сговорившись на Городецком съезде, пошли походом на Киев, силой заставили великого князя Святополка примкнуть к их коалиции и вместе двинулись походом на Волынь. До нового кровопролития дело не дошло, поскольку князь Давыд покаялся в своем злодеянии и, отпустив ослепленного им Василька, «створяше с нимъ миръ». Но вскоре на Волыни и в Галиции началась новая междоусобная вражда, в ходе которой Володарь и Василько Ростиславичи захватили все волынские города и изгнали Давыда с отцовского стола, а сам он бежал «в ляхи».

1100 — Витичевский съезд русских князей. Этот княжеский съезд стал прямым следствием последней княжеской усобицы, на котором Святополк, Владимир, Давыд и Олег, «створиша миръ межи собою», решили отнять у Давыда волынский престол и передать его Володарю и Васильку Ростиславичам, за то, что он «уверг еси ножь в ны, егоже не было в Русьской земли». Взамен волынский князь получил от великого князя Святополка заштатный городок Дорогобуж, а от других князей — откупную виру в размере 400 гривен. Володарь и Василько получили в управление только Перемышль, а волынским князем стал старший сын Святополка Ярослав.

В том же году состоялся Золотеченский съезд русских князей, на котором Владимир Мономах выступил с идеей совершить масштабный поход в сами половецкие вежи с тем, чтобы положить конец бесконечным набегам половцев на Русь. Этот поход не состоялся, поскольку половцы, узнав о намереньях русских князей, сами запросили мира.

1101 — Саковский съезд русских князей и половецких ханов. На этом съезде, созванном по обоюдной договоренности, русские князья и половецкие ханы «створиша миръ». Но вскоре стало очевидно, что этот мир стал лишь хитроумной уловкой степняков, поскольку уже в 1102 г. хан приднепровской половецкой орды Боняк, подло преступив этот договор, вторгся в пределы Руси и совершенно безнаказанно пограбил земли южнорусских княжеств.

1103 — Долобский съезд русских князей и битва на реке Сутень. На сей раз участниками нового княжеского съезда стали только два самых влиятельных правителя Древней Руси — великий князь Святополк и князь Владимир Мономах, впервые прибывшие на него в сопровождении своих дружин. В ходе состоявшегося диалога были приняты два важных решения: 1) упредить очередной набег половецких орд и организовать вглубь Половецкой степи крупномасштабный поход объединенных русских дружин и 2) начать этот поход не летом, а ранней весной, чтобы застать половецкие вежи врасплох. Практически сразу после этого решения объединенная русская рать под началом Святополка Киевского, Владимира Мономаха, Давыда Черниговского, Мстислава Смоленского, Давыда Полоцкого и Вячеслава Брестского совершила грандиозный поход в Половецкую степь и дошла до половецких веж на берегу Азовского моря. Именно здесь, на реке Сутень в апреле 1103 г. состоялось грандиозное сражение, которое завершилось катастрофой для половцев. Как повествует летописец, при виде огромного русского войска половцы остолбенели, ибо «страхъ нападе на ня и трепетъ от лица русьскыхъ вои», а «русь же с весельемъ на конехъ и пеши потекоша к нимъ». В результате этой стремительной атаки враг дрогнул и «побегоша передъ рускыми князьями, наши же погнаша секуще я, и створи Бог въ тотъ день победу велику». В результате этого сражения погибли два десятка половецких ханов, в том числе Вельдуза, Урусоба, Китанопа, Куман, Асуп, Курток и другие, а русские князья «приидоша в Русь с полономъ великымъ, и съ славою, и съ победою великою». После этой катастрофы половцы несколько лет не тревожили русские рубежи, однако в 1107 г. половецкие орды ханов Боняка и Шарукана вновь напали на порубежные города. В этой ситуации Святополк, Владимир Мономах и другие русские князья быстро организовали им достойный отпор и разгромили их на реке Хорол. В 1109―1100 г. русским князьям вновь пришлось отбивать набеги половцев на порубежные земли, поэтому вскоре Владимир Мономах вновь предложил организовать новый общерусский поход на половецкие вежи.

1111 — общерусский «крестовый» поход против половцев. В ходе этого похода, который в современной историографии (В. Каргалов, А. Сахаров) по аналогии с европейскими походами на Восток принято называть «крестовым», русская рать во главе со Святополком Киевским, Владимиром Мономахом, Давыдом Черниговским и их сыновьями добралась до низовий Северского Донца, где находились основные кочевья самой крупной половецкой орды хана Шарукана, и нанесла ей такое сокрушительное поражение в битве на реке Сальнице, от которого донские половцы не могли оправиться в течение ближайших двадцати лет. Не случайно русский летописец, писавший об этой битве буквально по горячим следам, утверждал, что «брань бысть люта межи ими, и избьени быша иноплеменнице многое множество, и взяша полона много».

Крупнейший специалист по истории древних кочевых народов профессор С.А. Плетнева вполне убедительно доказала, что вскоре после этого события большинство половецких кочевий переместились за тысячу километров от южных границ Руси, после чего отношения половцев с русскими князьями стали носить более спокойный, а в отдельные периоды даже дружественный характер. Вместе с тем, как отметил профессор А.Г. Кузьмин, не надо забывать и то, что сами половцы отнюдь не представляли собой единого образования и во внутренних усобицах частенько прибегали к услугам русских князей. Не случайно и Владимир Мономах, и Олег Черниговский женили своих сыновей — Юрия Долгорукого и Святослава на дочерях хана Аепы, который был их давним союзником.

1113 — смерть великого киевского князя Святополка и восстание в Киеве. В апреле 1113 г. великий князь Святополк скоропостижно скончался, что послужило поводом для нового мощного восстания в Киеве. Традиционный взгляд на это событие, представленный в работах многих советских историков (Б. Греков, Б. Рыбаков, В. Мавродин), состоит в том, что смерть этого крайне непопулярного киевского князя, который был весьма корыстолюбив и скуп, стала детонатором мощного антифеодального протеста, в ходе которого были разграблены дворы тысяцкого Путяты и богатых евреев-ростовщиков, которым Святополк отдал на откуп торговлю всей солью и не чинил никаких преград в их финансовых аферах и махинациях. В реальности все обстояло не так просто, как кажется на первый взгляд. Действительно, покойный князь был очень неразборчив в выборе своих финансовых агентов и имел особый интерес к богатой общине еврейских (хазарских) купцов и ростовщиков, которые частенько снабжали его деньгами. Однако, как считает ряд историков (И. Фроянов, А. Кузьмин, А. Сахаров), погром еврейского квартала в Киеве стал лишь зримым проявлением острой борьбы за власть между сыном покойного князя Ярославом, сидевшим в Турове, Владимиром Мономахом, который правил в Переяславле, и Олегом, княжившим в Чернигове. После смерти Святополка ситуация с престолонаследием оказалась на редкость запутанной, поскольку законные права на великокняжеский престол одновременно были и у старейшего по возрасту черниговского князя, и у самого младшего по возрасту туровского князя. Князь Олег был самым тесным образом связан с еврейскими общинами в разных русских городах, которые в свою очередь имели тесные контакты с богатой хазарской общиной в Тмутаракани, где он правил больше десяти лет. Поэтому, когда тысяцкий Путята, также тесно связанный с еврейской киевской общиной, стал активно агитировать за князя Олега, здесь и начался тот самый бунт, который потряс весь Киев и его окрестности. Поэтому по призыву митрополита Никифора у Софийского собора было срочно созвано городское вече, которое и решило призвать на великокняжеский престол Владимира Мономаха.

1113—1125 — правление великого киевского князя Владимира Мономаха. По известному летописному свидетельству, Владимир Мономах родился в 1053 г. в Переяславле, где тогда княжил его отец Всеволод Ярославич. Матерью младенца стала дочь византийского императора Константина Мономаха, от которого он и унаследовал свое знаменитое прозвище. С юных лет молодой княжич был опорой своего отца во всех государственных и ратных делах, а в последние годы жизни стал фактическим соправителем великого князя. После смерти отца Владимир Мономах не стал претендовать на великокняжеский престол и уступил его по старшинству князю Святополку. Причины такого странного поведения одного из самых могущественных и авторитетных русских князей до сих пор будоражат умы историков. Одни из них (А. Орлов, А. Кузьмин, А. Сахаров) считают, что Владимир Мономах вполне осознанно пошел на этот шаг с тем, чтобы не спровоцировать новую княжескую усобицу. Другие авторы (В. Кучкин, М. Свердлов) утверждают, что Владимир Мономах лишь в точности исполнил ту давнюю договоренность, которая была достигнута между его отцом и племянником за несколько лет до кончины великого князя.

Как предполагает ряд историков (А. Орлов, А. Кузьмин, А. Сахаров), после скоропостижной смерти Святополка и восстания киевлян Владимир Мономах отнюдь не стремился занять великокняжеский престол и был готов уступить его Святополку Черниговскому, который также был старше своего брата. Однако сами киевляне, прежде всего, весь церковный клир и бояре, буквально упросили Владимира Мономаха принять великокняжеский венец, заявив ему, что «аще не поидеши, то веси яко много зло уздвигнется». Вместе с тем не надо забывать, что две последние редакции ПВЛ создавались именно при Владимире Мономахе, поэтому вполне возможно, что летописная версия его призвания на великокняжеский престол была сознательно подправлена летописцем, и в реальности дело обстояло не совсем так.

Как бы то ни было, но сразу по прибытии в Киев в сопровождении своей дружины Владимир Мономах быстро успокоил киевлян и издал ряд княжеских уставов, ставших составной (третьей) частью «Русской правды», которую в историографии принято называть «Устав Владимира Мономаха». Из новых статей Пространной редакции «Русской правды» принципиальное значение имел «Устав о резах», который существенно ограничил произвол ростовщиков, которыми традиционно были только иудеи. Дело в том, что ростовщичество было вне закона во всех христианских церквах, но оно не только разрешалось, но даже поощрялось в иудаизме, потому это богопротивное для всех христиан «ремесло» являлась исключительной монополией иудейских общин во всех городах Руси, Европы и Ближнего Востока. Другой «Устав о закупах и холопах» стал первой ласточкой, который ограничил «холопство по ключу», т.е. холопство тиунов, ключников и огнищан, которые теперь могли поступать в обельные (полные) холопы только по ряду-договору, заключенному со своим господином.

Став великим киевским князем в уже очень почтенном возрасте, Владимир Мономах не только занимался внутренним устройством государства, но не забывал и о ратном деле. В 1113 г. вместе со своими сыновьями Мстиславом и Ярополком он отразил половецкое нашествие на Выри. В 1116 г. он лично возглавил новый поход русских дружин в половецкие вежи, а затем водил рать против мятежного минского князя Глеба, захватившего Смоленск. В 1118 г. ему пришлось подавлять мятеж волынского князя Ярослава, но вскоре старые раны и очень преклонный возраст стали брать свое. Поэтому в том же году Владимир Мономах перевел из Новгорода в Белгород, поближе к Киеву, своего старшего сына Мстислава, а новгородский стол передал его сыну и своему внуку Всеволоду.

По мнению большинства историков (Б. Греков, А. Орлов, Б. Рыбаков, М. Тихомиров, А. Кузьмин, М. Свердлов, А. Сахаров), авторитет и влияние Владимира Мономаха во всех русских землях были настолько велики, что можно вполне определенно говорить о ренессансе Древней Руси, которая именно в те годы была сильна как никогда. К моменту кончины Владимира Мономаха, которая произошла в мае 1125 г., все его сыновья и старшие внуки сидели в большинстве русских волостей: старший сын Мстислав неотлучно находился с отцом в Киеве, другой сын Ярополк правил в Переяславле, третий сын Вячеслав княжил в Смоленске, четвертый сын Юрий сидел в Ростове, пятый сын Андрей правил во Владимире-Волынском и, наконец, старший внук Всеволод управлял Новгородом. Фактически вне формального контроля Мономашичей были только раздробленные земли Полоцкого княжества, где сидели потомки Всеслава, и Чернигов, Муром и Рязань, где сидели потомки Олега Черниговского, которые традиционно были основными конкурентами Мономашичей в борьбе за власть.

1125—1132 — правление великого киевского князя Мстислава Великого. Этот последний правитель единой Руси, по праву заслуживший свое прозвище, был старшим сыном Владимира Мономаха, который появился на свет в 1076 г. от его первой супруги английской принцессы Гиты. Будучи еще отроком, в 1086 г. он был посажен своим дедом Всеволодом на княжение в Новгород, где правил больше тридцати лет. В качестве новгородского князя, которого горделивые новгородцы «ускормили есмы собе», он заслужил всеобщее уважение и тамошней боярской верхушки, и церковного клира, и простых горожан, о чем красноречиво говорит следующий факт. В 1102 г. великий киевский князь Святополк вознамерился посадить на престижный новгородский стол своего старшего сына Ярослава, однако новгородцы резко воспротивились этой затее и с явным вызовом заявили ему: «не хощемъ Святополка, ни сына его, аще ли две голове иметь сынъ твои, то посли и».

В 1118 г. одряхлевший Владимир Мономах вынужден был отозвать своего сына из Новгорода и посадить рядом с собой в Белгород, рассчитывая именно ему передать великокняжеский престол. Поэтому после смерти отца Мстислав, вопреки старшинству, сел править в Киеве, при этом никто из русских князей, в том числе его дядька черниговский князь Ярослав, имевший все законные права на великокняжеский престол, даже не помышляли перечить ему. Все годы своего правления Мстислав Великий жестко охранял целостность Русской земли и пресекал любые попытки сепаратизма, в том числе со стороны давнишних «киевских антагонистов» полоцких князей. В частности, в 1127—1129 гг. в назидание другим князьям Мстислав совершил два больших похода в земли Полоцкого княжества, в результате которых захватил, а затем выслал в Византию всех сыновей покойного Всеслава и посадил на полоцкий стол своего второго сына Изяслава. Однако век Мстислава на великокняжеском престоле оказался слишком мал, и в апреле 1132 г. он скончался, передав великокняжеский престол младшему брату Ярополку.

1132—1139 — правление великого киевского князя Ярополка. Весь период правления этого киевского князя хронологически совпал с новой княжеской усобицей, в которой самое активное участие приняли четыре сына и два внука Владимира Мономаха. На сей раз яблоком раздора между ними стало их родовое гнездо — город Переяславль, где поочередно на престоле побывали и Вячеслав Владимирович (1134), и Юрий Владимирович (1135), и Андрей Владимирович (1135―1141), и их племянники, сыновья покойного князя Мстислава Великого, — Всеволод (1132) и Изяслав (1133). Пытаясь каким-то образом остановить эту усобицу, князь Ярополк созвал новый княжеский съезд, где говорил своим братьям: «ныне съ горестию вижу, как вы, неправо преступая заветъ отеческъ и забывъ благодеяние отеческое старейшего брата нашего Мстислава, детей его обидете и оный братоненависти приклад подаете». Все увещевания великого князя не увенчались успехом и уже в 1134 г. вспыхнула новая усобица между ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким и его племянниками — новгородским князем Всеволодом и князем-изгоем Изяславом, силой лишенного отцовского престола в Переяславле.

Воспользовавшись новой распрей Мономашичей, черниговский князь Всеволод (1127―1139), заключив военный союз с половецкой ордой, попытался захватить великокняжеский престол, но эта очередная авантюра окончилась безрезультатно, поскольку все потомки Мономаха, оказавшись перед реальной угрозой потери великокняжеского стола, сплотились в борьбе против общего врага. В 1135 г. в битве на реке Суле они разгромили черниговского князя и он, засев в своем родовом гнезде, стал тихо дожидаться лучших времен.

1139―1146 — правление великого киевского князя Всеволода. После смерти Ярополка великокняжеский престол наследовал его младший брат Вячеслав, но в том же году Всеволод Черниговский изгнал его из Киева и утвердился на великокняжеском престоле. Все годы своего недолгого правления ему пришлось вести изнурительные войны, сначала с ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким (1142―1143), а затем с галицким князем Владимиром и польским князем Владиславом II (1144―1146). Весь период своего правления он был явно озабочен и проблемой своего преемника на киевском престоле. Дважды ему пришлось собирать княжеские съезды, где он пытался навязать в качестве такого претендента кандидатуру младшего брата Игоря, однако договориться по этому вопросу ему не удалось ни с самими русскими князьями, ни с киевскими боярами.

После смерти старшего брата Игорь занял великокняжеский престол. Сразу после его восшествия на заветный стол в Киеве вспыхнуло новое восстание «меньших людей». Эти странные события давно привлекают внимание историков (Б. Грекова, М. Тихомирова, Б. Рыбакова, А. Кузьмина, П. Толочко, И. Фроянова), поскольку они дают большой простор для обсуждения ключевых проблем, характера и форм политической и социальной борьбы в Древней Руси. Разные трактовки были связаны с различными деталями тех событий, отраженных в самих летописных сводах. Ипатьевская летопись утверждала, что восшествие Игоря на великокняжеский престол стало итогом его закулисных переговоров с влиятельной киевской верхушкой. А Иакимовская летопись, которая сохранилась только в «известиях» В.Н. Татищева, говорит о том, что решающую роль в его возведении на киевский престол сыграло киевское городское вече, которому новоявленный князь клятвенно обещал отстранить от власти двух самых влиятельных княжеских тиунов Ратшу и Тудора, доставшихся ему в наследство от покойного брата.

Но как бы то ни было, совершенно очевидно, что в этот период и в самом Киеве, и в других русских городах основными участниками политического процесса были три влиятельных силы:

1) «власть» в лице князя и его дружины, которая очень слабо была связана с теми городами, в которых она правила, поскольку княжеские перемещения с престола на престол были обычной практикой тех лет;

2) управленческая верхушка «земли», которая пыталась приватизировать традиционные выборные должности вечевого управления, в том числе должность тысяцкого;

3) вечевые низы «земли», основу которых составляли смерды и ремесленники, составлявшие костяк городского ополчения («посохи»), на которые традиционно опирались и сами князья, и их бояре во время ведения крупномасштабных боевых действий.

В самый разгар народного восстания киевская знать, которая традиционно ненавидела черниговских князей, направила в Переяславль к сыну Мстислава Великого своих ходоков с просьбой вернуться на отцовский престол: «поиди княже, хочемъ тебе, и слышавъ же се Изяславъ сжалиси и поиде с дружиною своею». В августе 1146 г. близ Киева состоялась битва между дружинами Игоря и Изяслава, в разгар которой киевские ратники предали нелюбимого ими князя, и перешли на сторону противника. Князь Игорь позорно бежал в окрестные болота, а Изяслав торжественно въехал в Киев. Вскоре беглеца вытащили из болот и привезли в Киев, где он принял монашеский постриг и стал схимником киевского Феодоровского монастыря. Однако уже в 1147 г. киевляне вновь подняли мятеж и жестоко убили ненавистного им черниговского князя, мстя ему за «грехи и неправды» покойного брата.

1146—1154 — правление великого киевского князя Изяслава. Весь период своего правления он всячески пытался поднять свой авторитет, для чего инициировал избрание на митрополичий престол известного русского клирика Климента Смолятича, кандидатуру которого не утвердил Константинопольский патриархат. Ему так же пришлось вести изнурительную и тяжелую войну с коалицией ростово-суздальского князя Юрия, черниговского князя Святослава и галицкого князя Владимира. Дважды соперники изгоняли его с киевского стола, который по старшинству занимал его дядька Юрий Долгорукий (1149—1151). В конце своей жизни, заключив союз с другим своим дядькой, князем Вячеславом, ему все же удалось разбить коалицию союзных князей и вернуться на отцовский престол, но через три года Изяслав внезапно умер.

К этому моменту единая Русь, повинуясь неумолимой логике истории, окончательно распалась на несколько десятков самостоятельных княжеств-государств, а Киев лишь формально сохранил статус столицы всех русских земель. По мнению ряда историков (Б. Рыбаков, А. Кузьмин), в самом Киеве в этот период сложилась «любопытная система дуумвирата», позаимствованная русскими князьями из Византии. Начало этой традиции положил сам князь Изяслав, который в последний период своего правления (1151―1154) делил титул великого князя со своим дядькой Вячеславом Владимировичем. Затем аналогичный «дуумвират» возник в короткий период совместного правления того же князя Вячеслава и другого его племянника, смоленского князя Ростислава (1154), который закончился в связи со смертью старшего из князей. Наконец, третий «дуумвират» возник в период совместного княжения черниговского князя Святослава Всеволодовича и киевского князя Рюрика Ростиславича (1180―1194).

Сам же процесс распада Руси на отдельные суверенные земли историки датируют по-разному. Но по данным современного российского историка профессора A.А. Горского, который посвятил этой теме ряд интересных и новаторских работ, первыми суверенными «землями» Древней Руси, в порядке их упоминания в разных летописных сводах, стали Полоцкая земля (1128), Новгородская земля (1138), Черниговская земля (1142), Суздальская земля (1148), Галицкая земля (1152) и Волынская земля (1174). Практически в каждом из этих суверенных государств не только сложились местные княжеские династии, но и сформировались разные формы государственного устройства, которые существенно отличались друг от друга. Затем процесс суверенизации русских земель охватил и другие волости Древней Руси, в результате чего на ее политической карте появились Смоленская земля (1190), Рязанская земля (1234), Пинская земля (1248) и Муромская земля (1257).

Следует отметить, что если одни историки (М. Погодин, Б. Рыбаков, B. Седов) полагали, что эти суверенные «земли» практически совпадали с территориями старых «племенных княжений», то их оппоненты (А. Пресняков, А. Насонов, А. Горский) отрицали этот факт и считали, что формирование «удельных» княжеств шло на базе территориальных волостей, сложившихся уже в самой Киевской Руси.

1. Датировка, причины и оценки феодальной раздробленности.

2. Владимиро-Суздальское княжество (земля).

3. Галицко-Волынское княжество (земля).

4. Новгородская боярская республика (земля).

При изучении начального этапа эпохи «феодальной раздробленности», или «удельного периода» русской истории в исторической науке традиционно спорят по трем ключевым проблемам: 1) когда произошел распад единой Киевской державы на несколько суверенных княжеств-земель; 2) каковы были главные причины этого события; и 3) как оценивать это событие.

1) В настоящее время по первой проблеме существует пять основных точек зрения.

Одни историки (Н. Карамзин, С. Бахрушин, А. Насонов) вели отсчет эпохи феодальной раздробленности с завещания и смерти Ярослава Мудрого (1054).

Другие авторы (Б. Греков, Д. Лихачев, И. Данилевский) считали начальной датой «удельного периода» Любечский съезд, который идеологически и юридически оформил главный принцип феодальной раздробленности — «каждый держит отчину свою» (1097).

Еще одни историки (Б. Рыбаков, А. Кузьмин, А. Сахаров, А. Горский) в категорической форме утверждали, что политический распад единого Древнерусского государства произошел лишь после смерти Мстислава Великого (1132).

Четвертая группа авторов (Ю. Бегунов, В. Кожинов) напрямую связывала начало процесса распада единой Руси с монгольским нашествием (1243).

Наконец, еще одни ученые (В. Сергеевич, М. Дьяконов, И. Фроянов, А. Дворниченко) считали, что единого Древнерусского государства никогда не существовало, поэтому говорить о феодальной раздробленности применительно к этому периоду вообще не имеет никакого смысла.

Если говорить по существу, то мы вполне разделяем мнением профессора А.Г. Кузьмина, что данный спор во многом носит чисто технический характер, поскольку феодальную раздробленность, как и любое общественное явление, следует рассматривать не в статике, а в развитии. Поэтому вполне возможно заочно примирить спорящие стороны, если рассматривать 1054 г. — как начало этого процесса, 1097 г. — как его кульминацию, а 1132 г. — как завершение этого процесса. Можно также согласиться с мнением ряда современных авторов (А. Сахаров, А. Горский), что вплоть до монгольского нашествия политический распад Древней Руси никогда не был полным, поскольку сильным центробежным тенденциям всегда противостояли не менее мощные центростремительные силы, в частности, пусть номинальная, но все же верховная власть великого киевского князя и Русская православная церковь, митрополичья кафедра которой по-прежнему находилась в Киеве.

2) В русской исторической науке (С. Соловьев, М. Погодин, В. Ключевский) причины кризиса и краха единой Киевской державы в основном усматривали в двух главных обстоятельствах:

а) в родовом («лествичном») принципе наследования великокняжеского престола, а вернее, в бесконечном нарушении этого принципа, что вело к многочисленным княжеским усобицам, и

б) в падении международной роли торгового пути «из варяг в греки», который был своеобразным экономическим обручем всех русских земель.

В советской исторической науке, основанной на классических постулатах истмата, главной причиной феодальной раздробленности считали коренные изменения в экономическом базисе, которые неизбежно повлекли за собой коренные изменения в политической надстройке и социальных отношениях. В частности, речь шла:

а) о завершении долгого процесса «оседания» княжеской дружины на землю и создания боярского вотчинного землевладения и

б) об окончательном превращении большинства древнерусских городов в полноценные центры ремесла и торговли.

Советские историки не сбрасывали со счетов и политический аспект распада Древней Руси, в частности, родовой принцип наследования великокняжеского престола, но придавали ему второстепенное или подчиненное значение.

В постсоветский период, на откровенно конъюнктурной волне отрицания марксистского истмата, некоторые тогдашние авторы (Р. Скрынников, Л. Гумилев) вернулись к дореволюционной трактовке главных причин феодальной раздробленности. Многие историки (А. Кузьмин, А. Сахаров, В. Кучкин, М. Свердлов, А. Горский, И. Данилевский) стали говорить о равновеликом влиянии и экономических, и политических, и социальных, и иных факторов на развитие этого процесса. В частности, профессор А.Г. Кузьмин акцентировал особое внимание на том, что десятикратный рост численности русских городов за прошедшие двести лет (с 24 до 249) и превращение их в главные центры экономического роста, не нуждавшиеся больше в традиционной княжеской опеке, привело к существенному изменению прежнего характера взаимоотношений «земли» и «власти». В начале XII в. во многих волостных княжениях «земля» де-факто стала отвергать существовавший принцип «майората» и, невзирая на княжеские родословные, начала сама решать судьбу многих княжеских столов в разных волостях Руси, в том числе в Киеве, Новгороде, Смоленске, Ростове и других столичных городах. Не надо забывать, что именно в этот период острые конфликты все чаще стали возникать не только между «землей» и «властью» в рамках самих волостей, но и между князьями разных волостей, нанятых «землей» для защиты их кровных интересов. В этом смысле знаковым событием, ставшим зримой гранью между единой и удельной Русью, явилась война Новгорода и Ростова, вспыхнувшая в 1134―1135 гг. Как раз тогда началась новая усобица уже между самими Мономашичами, в частности, ростово-суздальским князем Юрием Долгоруким и его племянниками, сыновьями Мстислава Великого — новгородским князем Всеволодом и князем-изгоем Изяславом.

3) В советской исторической науке, где традиционно господствовал своеобразный «культ централизации», период феодальной раздробленности расценивали, в основном, крайне негативно, как период регресса и упадка в развитии русской государственности, хотя в целом признавали закономерный характер этого процесса.

В настоящее время многие историки (А. Кузьмин, В. Кучкин, М. Брайчевский, Н. Котляр, А. Горский) делают особый акцент на том, что этот период в истории русской государственности был не только вполне закономерным, но и объективно прогрессивным, поскольку именно тогда был дан мощный импульс развитию производительных сил, росту городов как полноценных центров ремесла и торговли, а также изменению прежнего характера княжеской власти и сильных вечевых структур, существовавших во многих древнерусских городах. Многие историки (А. Сахаров, Л. Гумилев, А. Горский) справедливо говорят о том, что распад единой Руси негативно отразился на военном потенциале всех русских земель и их способности успешно противостоять внешней агрессии со стороны кочевников.

Эта огромная территория в междуречье Верхней Волги и Оки, находившаяся на северо-восточных окраинах Древнерусского государства, изначально была заселена финно-угорскими племенами. Но уже в конце IX в. начался интенсивный процесс славянской колонизации этого междуречья, которое в основном стали заселять племена вятичей и кривичей. Им удалось относительно быстро ассимилировать коренных аборигенов и занять господствующие позиции в этом регионе. В 964―966 гг. после успешного похода Святослава в эти земли местные славянские племена были впервые обложены данью и включены в состав Киевской державы. Хотя великим киевским князьям Ярославу Мудрому и Владимиру Мономаху еще не раз пришлось «ходить сквозь вятичи», прежде чем эта огромная территория окончательно вошла в состав Киевской державы. Тогда же ими были основаны и древнейшие города этой отдаленной части Руси, названные в их честь — Ярославль (1010) и Владимир (1108).

Первоначально эта волость управлялась великокняжеским наместником, в роли которого выступал один из сыновей великого киевского князя или другое доверенное лицо. Резиденцией этого наместника сначала был древнейший город Ростов (862), а затем — Суздаль (1124). По «Завещанию Ярослава» (1054) эта волость стала «родовым владением» его третьего сына Всеволода и его потомков, что затем де-юре было закреплено на Любечском съезде (1097). В 1107 г. на княжение в ростово-суздальскую волость впервые прибыл один из младших сыновей Владимира Мономаха юный князь Юрий Долгорукий (1091—1157), который вплоть до смерти своего отца и старшего брата обладал чисто номинальной властью. Но затем он не только стал полноправным правителем этой огромной территории, но и начал активно вмешиваться во все общерусские дела. Став полноправным суздальским князем, Юрий Долгорукий стал родоначальником и новой княжеской династии ростово-суздальских князей, сыгравших особую роль в истории нашей страны.

После смерти старшего брата Мстислава Великого, сумевшего силой своего авторитета удержать Русь от новых княжеских усобиц, Юрий Долгорукий стал постоянно воевать со своими братьями и племянниками за великокняжеский престол, за что, вероятнее всего, и получил свое знаменитое прозвище. Одновременно он придавал большое значение расширению своих владений и укреплению их пограничных рубежей. По данным многих историков и археологов (А. Насонов, Н. Воронин, В. Кучкин, Ю. Лимонов, М. Свердлов), в эти годы на границах со Смоленским и Черниговским княжествами он основал Москву (1147) и Звенигород (1152), на границах с Рязанским княжеством поставил Стародуб (1138) и Гороховец (1155), на границе с Новгородской землей основал Тверь (1135), Углич (1148), Кострому (1152) и Дмитров (1154), а на границах с Волжской Булгарией срубил Городец (1152).

Вскоре после утверждения на киевском престоле своего племянника князя Изяслава Юрий Долгорукий, как один из старейших потомков Владимира Мономаха, в союзе с черниговским князем Святославом, родной брат которого князь Игорь был жестоко убит киевлянами, начал воевать за великокняжеский престол. Дважды, в 1149 и 1151 гг., этой мощной коалиции удавалось одержать вверх, и Юрий восседал на киевский престол. Не пользуясь поддержкой влиятельных киевских бояр и волостного вече, он вынужден был дважды вновь возвращаться в родовой Суздаль. И только после смерти Изяслава суздальский князь, одолев его младшего брата, смоленского князя Ростислава, наконец-то закрепился на киевском престоле, передав власть в Суздале младшему сыну Васильку. Одновременно он перевел поближе к Киеву всех старших своих сыновей: Ростислав был посажен отцом в Переяславль, Андрей — в Вышгород, Борис — в Белгород, а Глеб — в Канев. В том же 1155 г. князь Андрей, «оскорябяся делами и веселиями отцовыми, без отне воле» ушел назад в Суздальскую землю, с которой свяжет всю свою дальнейшую судьбу. Сам же Юрий Долгорукий прожил в Киеве только два года, поскольку в мае 1157 г. был отравлен тамошними боярами на пиру у старшего дружинника Петрилы.

После его смерти реальная власть в Суздальской земле оказалась не в руках суздальского князя Василька, а в руках его старшего брата владимирского князя Андрея (1157―1174), верховенство которого быстро признали старейшие городские общины Ростова и Суздаля. По мнению большинства историков (А. Насонов, В. Кучкин, Ю. Лимонов, М. Свердлов, И. Фроянов), этот акт признания произошел вполне добровольно на городских вече этих двух крупнейших и старейших городов Залесской Руси. Ровно через год, укрепившись на отцовском престоле, князь Андрей перенес из боярского Суздаля в свой престольный град Владимир и столицу всего княжества, построив близ него помпезную княжескую резиденцию в селе Боголюбове, отчего и получил свое знаменитое прозвище. Многие историки (А. Насонов, Б. Рыбаков, Ю. Лимонов, М. Свердлов) традиционно связывали перенос княжеской столицы с тем, что князь Андрей окончательно решил порвать все отношения с влиятельным ростово-суздальским боярством и сделать основную ставку на княжеских «дворян», составивших костяк его боевой дружины, княжого двора и всей волостной администрации. Именно в этом те же историки видели и принципиальное отличие политического строя, сложившегося в Северо-Восточной Руси, от других русских земель, в частности Новгорода, Галиции и Волыни, где отношения между князьями, боярством и городскими общинами носили принципиально иной характер.

Весь период правления Андрея Боголюбского главными его заботами были:

1) борьба с сепаратизмом местного боярства и укрепление княжеской власти;

2) получение великокняжеского титула;

3) учреждение новой русской митрополии в своем княжестве.

В 1160 г., подавив сепаратизм мощных боярских кланов и церковного клира в Суздале и Ростове, он «изгна братию свою» — князей Василька, Мстислава и Всеволода и их мать-гречанку Ольгу в Византию. Ряд историков (В. Кучкин, Ю. Лимонов, А. Поппэ) связал это событие исключительно с борьбой Андрея за установление единоличной власти в своем княжестве. Их оппоненты (Н. Воронин, А. Кузьмин, М. Свердлов) убедительно доказали, что эта расправа со единокровными братьями и своей мачехой была связана не только с борьбой за власть, но и с прежним грекофильским курсом своего отца и желанием Андрея учредить во Владимире новую русскую митрополию.

Вплоть до смерти своего родного дядьки, великого киевского князя Ростислава (1154―1167), Андрей Боголюбский не вмешивался в общерусские дела и пока разбирался с ближайшими соседями. В частности, в 1164 г. он совершил удачный поход против Волжской Булгарии и отвоевал у нее стратегически важные земли в районе впадения Оки в Волгу, где позднее был основан Нижний Новгород. После смерти Ростислава, когда киевский престол вопреки старшинству занял его племянник белгородский князь Мстислав, Андрей Боголюбский инициировал создание мощной коалиции русских князей, и в 1169 г. «посла сына своего Мьстислава с полкы своими исъ Суждаля на Киевського князя на Мьстислава на Изяславича». В результате этого похода Киев был подвергнут такому страшному погрому, от которого «на всихъ человецехъ стенание и туга, и скорбь неутешимая, и слезы непрестаньныя». Вопреки традиции, киевский престол князь Андрей занимать не стал, а передал его своему младшему брату Глебу (1169—1171), что, по мнению ряда историков (Н. Воронин, А. Кузьмин, Л. Гумилев), зримо показало падение прежней роли и значения Киева даже в качестве некого символа единой Руси.

В богатой исторической литературе (С. Соловьев, В. Ключевский, Н. Воронин, A. Кузьмин, Л. Гумилев, В. Кожинов, Дж. Феннел) уже давно существует устойчивое представление, что в результате этого похода Киев окончательно утратил роль великокняжеской столицы, а великокняжеский титул стал достоянием владимирских князей. Ряд историков (Б. Рыбаков, А. Сахаров, А. Горский) отрицает этот факт, считая, что их коллеги априори, не вполне критически, восприняли эту концепцию из источников эпохи Московского царства, в частности, знаменитой «Степенной книги царского родословия», созданной при Иване Грозном по сугубо идейным и политическим мотивам.

Зимой 1170 гг. сын Андрея Мстислав был послан отцом походом на Новгород, где правил его племянник Роман. Одолеть своего соперника в открытом бою союзное войско смоленского, полоцкого, рязанского, суздальского и владимирского князей так и не смогло, поскольку сами ратники «многого зла створиша, села вся взяша и пожгоша и люди по селом иссекоша», обрекли себя на голодное существование и стали легкой добычей новгородских дружин. Не добившись успеха на ратном поле, князь Андрей решил взять новгородцев измором и перекрыл им подвоз хлеба со своих «низовских земель». В результате сами новгородцы «показали путь» Роману и вынуждены были принять младшего сына Андрея князя Юрия. В конце своей жизни Андрей Боголюбский предпринял еще две военных акции против Волжской Булгарии (1172) и Киева (1173), но оба этих похода, которые вновь возглавил его старший сын Мстислав, не увенчались успехом.

В 1174 г. против князя Андрея возник дворцовый заговор, в результате которого он был зверски убит. В различных летописных источниках, в том числе в Лаврентьевской, Ипатьевской, Радзивилловской и Тверской летописях, содержатся и разные версии причин убийства великого владимирского князя, и разный состав участников заговора против него. Достоверно можно сказать только то, что все летописные источники среди непосредственных участников убийства князя Андрея называют его ближайших «милостников» — зятя и сына легендарного боярина Стефана Кучки Петра и Якима, а также княжеского ключника Анбала Ясина. Поскольку на страницах нашего курса мы не можем подробно осветить эту проблему, то всем, кто пожелает подробно ознакомиться с загадочными обстоятельствами этих трагических событий, мы рекомендуем обратиться к трем монографическим исследованиям, которые принадлежат перу выдающегося советского историка и археолога профессора Н.Н. Воронина «Андрей Боголюбский» (2007) и двух современных историков — Ю.В. Кривошеева «Гибель Андрея Боголюбского: историческое расследование» (2003) и А.Ю. Карпова «Андрей Боголюбский» (2014). Мы хотим особо подчеркнуть, что блестящее научное исследование профессора Н.Н. Воронина, написанное им еще в 1945 г., благодаря интригам ряда его коллег, в частности, профессора B. Т. Пашуто, было рассыпано уже в типографии и не увидело свет при жизни автора, а было опубликовано только спустя тридцать пять лет после его смерти.

В исторической науке давно сложилось устойчивое представление, что именно князь Андрей, желая стать новым «самовластьцем» на Руси, стал родоначальником принципиально новой системы общественных отношений, которая выразилась в сознательном разрушении им традиционной системы дружинно-феодального вассалитета. Именно при нем на смену старой системе «дружинных отношений» приходит новая система подданства, где князь из верховного сюзерена превращается в единовластного господина, а его младшие дружинники (отроки, детские, пасынки) из княжеских («договорных») вассалов становятся господскими («бездоговорными») министериалами, составившими его княжеский двор. Именно на этот княжой двор и опирался Андрей Боголюбский в борьбе с влиятельным ростово-суздальским боярством и городскими общинами крупнейших городов своей земли. Известные историки либерального толка (В. Кобрин, А. Юрганов, И. Данилевский, Дж. Феннел) на волне чисто конъюнктурных разоблачений, свойственных смутным временам «горбачевской перестройки» и «ельцинского лихолетья», сразу пригвоздили этот политический режим к «позорному столбу истории», назвав его «деспотическим самодержавием», что, конечно, не имеет никакого отношения к настоящей науке, а было продиктовано исключительно политическими воззрениями этих авторов.

После гибели Андрея Боголюбского представители самых крупных и богатых городских общин Северо-Восточной Руси собрались на съезд в Суздале, где выявились острые разногласия как между самими городами, так и между сторонниками разных князей из правящей династии. В результате на всей территории Владимиро-Суздальского княжества вспыхнула новая усобица, в которой приняли участие две коалиции князей: родные братья Михаил и Всеволод Юрьевичи, с одной стороны, и их племянники Мстислав и Ярополк Ростиславичи, с другой стороны. Победу в этой войне одержали старшие князья, и владимирский престол достался князю Михаилу (1175―1176), а его племянники, опорой которых были богатые кланы ростово-суздальских бояр, позорно бежали — Мстислав в далекий Новгород, а Ярополк — в соседнюю Рязань. Вскоре князь Михаил, никогда не отличавшийся крепким здоровьем, умер, и в княжестве вспыхнула новая усобица. Ростовские и суздальские бояре, опираясь на военный потенциал рязанского князя Глеба, его зятя Ярополка и новгородского князя Мстислава, а также союзных им половцев, вновь попытались взять реванш в борьбе за владимирский престол. Преемник Михаила, его младший брат Всеволод одержал победу в этой изнурительной войне, разбив коалицию враждебных князей на Юрьевском поле (1176) и на реке Колокше (1177).

По мнению многих историков (А. Насонов, Б. Рыбаков, В. Янин, А. Кузьмин, М. Свердлов, В. Кучкин, Ю. Лимонов), правление Всеволода Большое Гнездо (1176—1212) стало временем бурного экономического роста в его обширных землях, строительства новых крепостей и городов, развития ремесла и торговли и, как следствие этого, небывалой военной мощи Владимиро-Суздальского княжества, ставшего одним из самых влиятельных княжеств на Руси. Это обстоятельство позволило ему быстро и решительно подавить всю боярскую оппозицию, положить конец смуте, укрепить великокняжескую власть и начать проводить активную внешнюю политику по всем направлениям. В 1180—1182 гг. князь Всеволод принял самое активное участие в новой княжеской усобице, в ходе которой, разгромив коалицию киевского князя Святослава и новгородского князя Ярополка, он взял под контроль земли соседнего Рязанского княжества и Новгородской боярской республики. В Рязани тамошний князь Роман Глебович вынужден был признать верховенство владимирского князя, а в Новгороде он посадил на престол своего свояка, князя-изгоя Ярослава Владимировича. В 1183―1185 гг. князь Всеволод совершил ряд удачных походов против волжских булгар и половцев, в результате чего надолго обезопасил свои восточные и юго-восточные рубежи. Не случайно именно тогда в «Повести временных лет» Всеволод Большое Гнездо впервые был официально назван великим князем, а безымянный автор «Слова о полку Игореве», обращаясь к великому владимирскому князю, велеречиво писал: «ты бо можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать».

В 1187 г. Всеволод вновь ввязался в конфликт между новгородской общиной и смоленскими князьями и опять посадил на новгородский престол своего свояка, князя Ярослава (1187—1199), которого затем сменил его трехлетний сын Святослав (1200―1205), которого сами новгородцы, невзирая на его младенческий возраст, пригласили на княжеский стол. Как повествует Лаврентьевская летопись, это призвание произошло так: «придоша новгородци, лепшие мужи, Мирошьчина чадь, к великому князю Всеволоду с поклоном и с мольбою всего Новагорода, рекуще ты господинъ князь великиы Всеволода Гюргевич, просимъ у тобе сына княжить Новугороду, князь же великиы здумавъ съ дружиною своею, да имъ сына своего Святослава». Серьезно укрепив свои позиции в Новгороде, через пять лет Всеволод послал на новгородский стол уже самого старшего, двадцатилетнего сына Константина, а Святослава вывел оттуда «зане млад бе, и не можаше управити».

В 1206―1208 гг. основные политические интересы Всеволода переместились на юг, где черниговский князь Всеволод Чермный выгнал из родового Переяславля другого сына владимирского князя Ярослава, однако предполагаемый поход против князя-захватчика не состоялся, поскольку он сам ушел из родовой отчины владимирских князей. Но зато Всеволод совершил удачный поход в соседнее Рязанское княжество, где ряд тамошних князей традиционно имели близкие и родственные отношения с черниговскими князьями.

В 1211 г., когда Всеволод Большое Гнездо почувствовал «изнемозжение», резко обострились отношения внутри его большого семейства, и он решил провести раздел уделов между своими старшими сыновьями. Первоначально он предполагал перевести старшего сына Константина из Ростова во Владимир и передать ему «старейшинство», а в Ростов посадить князя Юрия. Однако Константин, успевший завязать тесные деловые отношения с тамошними боярскими кланами, предложил отцу перенести столицу княжества в Ростов, а Владимир сделать его «пригородом». Возмутившись таким поведением Константина, Всеволод срочно созвал боярский совет и церковный клир во главе с епископом Иоанном и передал «старейшинство» другому сыну Юрию.

Это обстоятельство и стало причиной того, что вскоре после смерти Всеволода на территории Владимиро-Суздальского княжества началась новая междоусобица (1212―1216). Первоначально этот конфликт развивался в рамках «политико-правового» противостояния. Но в 1214 г. князь Константин, заключив военный союз с новгородским князем Мстиславом Удалым, начал боевые действия против своих братьев Юрия и Ярослава. В течение двух лет война шла с переменным успехом, пока в апреле 1216 г. коалиция Юрия-Ярослава не потерпела сокрушительное поражение в битве на реке Липице у Юрьева-Польского, которая, по свидетельству летописца, стала одной из самых кровавых в истории Древней Руси. В результате одержанной победы князь Константин, сохранив за собой ростовский престол, занял и великокняжеский престол во Владимире. А поверженный князь Юрий сначала отъехал в Городец, но затем был прощен старшим братом и получил в удел Суздаль. Более того, в 1217 г. Константин пошел на мировую с братьями и подписал с ними договор, завещав великокняжеский престол суздальскому князю.

В 1218 г. после кончины Константина великим владимирским князем стал Юрий Всеволодович (1218—1238), который правил Залесской Русью вплоть до монгольского нашествия, став одной из первых и самых высокопоставленных жертв этого нашествия. По мнению ряда авторов (Н. Воронин, М. Свердлов), именно во времена Юрия начался процесс дробления самого Владимиро-Суздальского княжества, где, наряду с древним Ростовом, возникли новые княжеские столы в Ярославле, Переяславле-Залесском, Юрьеве-Польском, Угличе и Стародубе. Несмотря на это, ему удалось сохранить мир и спокойствие в своих обширных землях. Как повествует Лаврентьевская летопись, в 1229 г. «благоразумный князь Юрги, призва князей на снемъ в Суждаль, и исправивше все нелюбье межю собою, поклонишася Юрью вси, имуще его отцомъ и господиномъ».

Изначально юго-западные рубежи будущей Киевской державы заселяли несколько восточнославянских племен: уличи, тиверцы, белые хорваты и волыняне. Но уже в середине IX в. под давлением печенегов уличи и тиверцы ушли с Днестра и переместились севернее, на Южный Буг, где слились с волынянами. В 980-х гг., при Владимире Святом, эти пограничные земли, отвоеванные у польского короля Мешко I, впервые вошли в состав Киевской державы. Через полвека, в 1030-х гг., великим киевским князьям Ярославу Мудрому и Мстиславу Храброму вновь пришлось отвоевывать их у польской короны.

Изначально главным городом «Червонной Руси» был Владимир, где находился княжеский престол всей Волынской волости, на котором восседали сыновья великого киевского князя. Затем, в 1080-х гг., здесь возникли новые княжеские столы в Теребовле, Перемышле и Звенигороде, которые составили Галичскую волость. В землях этих двух волостей возникнут два суверенных русских княжества — Владимиро-Волынское и Галицкое, которые в историографии традиционно называют Юго-Западная Русь.

а) Волынская волость. Согласно «Завещанию» Ярослава Мудрого первоначально вся территория Волынской волости досталась его младшему сыну Игорю (1054—1057), а затем по решению «триумвирата Ярославичей» владимирский престол поочередно занимали их сыновья Ярополк (1069—1073, 1078—1085) и Олег (1073―1078). Но в 1085 г., после гибели князя Ярополка с войне с сыновьями своего старшего брата Ростислава, великий киевский князь Всеволод посадил на владимиро-волынский престол своего племянника Давыда Игоревича (1085—1110) и учредил здесь два новых княжеских стола в Теребовле и Перемышле, отдав их в управление двум родным братьям, князьям-изгоям Васильку Ростиславичу (1085—1097) и Володарю Ростиславичу (1085―1124). Однако в 1100 г. по решению Витичевского съезда князь Давыд Игоревич, как зачинщик новой смуты и ослепления Василька, был лишен отцовского княжения, и почти всю Волынь, в том числе стол ставшего недееспособным князя Василька в Теребовле, отдали в управление сыну великого киевского князя Святополка Ярославу (1100―1118). Участники княжеского съезда направили послов к князю Володарю, которые озвучили ему решение старших князей: «поими брата Василька к собе, и буде вам Перемышль».

При Владимире Мономахе новым волынским князем стал его сын Андрей (1119—1135), а затем его внук Изяслав (1135—1141). После того, как князь Изяслав отъехал на княжение в родовой Переяславль, власть во Владимире стала постоянно переходить из рук в руки, пока на волынском престоле окончательно не утвердились его сын Мстислав (1154―1170), а затем его внук Роман (1170—1205). По мнению многих историков (В. Пашуто, А. Кузьмин, Н. Котляр, А. Горский), вплоть до князя Романа никто из волынских князей не помышлял о создании отдельной княжеской династии в этой волости, а рассматривал владимирский престол как удобную стартовую площадку для перехода на более престижный княжеский престол. И только князь Роман стал родоначальником новой княжеской династии в этих благодатных землях.

В 1199/1200 г. Роман Мстиславич, приглашенный городской общиной Галича на тамошний престол, вновь присоединил Галицию к своим обширным владениям и стал первым правителем суверенного Галицко-Волынского княжества, одного из самых мощных и влиятельных княжеств на Руси. После его гибели в войне с польским князем Лешеком I Белым (1194―1227) здесь началась новая смута, которая привела к распаду его княжества. Наследник Романа четырехлетний князь Даниил был лишен отцовского престола, и на всей территории Галицко-Волынской Руси началась настоящая княжеская чехарда, в результате которой в разных городах «Червонной Руси» сменилось более десятка правителей из разных княжеских династий. Более того, 1211 г. эта территория стала ареной острой и кровопролитной борьбы между польским князем и венгерским королем, которая завершилась только в 1214 г. подписанием Сепешского мирного договора, по условиям которого большая часть Галиции отошла Венгрии, а Волынь — Польше. И только стольный город Владимир с небольшой округой был возвращен в управление возмужавшему князю Даниилу Романовичу (1215―1238).

В 1219—1221 г. началась новая война между Польшей и Венгрией, активное участие в которой принял и новгородский князь Мстислав Удалой, севший после поражения венгров на княжеский престол в Галиче. После его смерти княжеский престол унаследовал зять Мстислава волынский князь Даниил Романович (1228―1264), который повел многолетнюю и изнурительную борьбу с Польшей и Венгрией за возвращение всех отцовских земель, и победоносно завершил эту борьбу незадолго до монгольского нашествия, в 1238 г.

б) Галицкая волость. В 1085 г. после окончания междоусобной войны волынского князя Ярополка с потомками своего кузена князя-изгоя Ростислава, великий киевский князь Всеволод передал в управление его сыновьям, таким же князьям-изгоям Васильку и Володарю, волостные столы в Теребовле и Перемышле. После их смерти на отцовский престол в Перемышле сел князь Владимир Володарьевич (1124―1153), которому пришлось долго вести упорную борьбу и с родным братом Ростиславом, и со своим племянником Иваном, которые претендовали на этот престол. Но в 1141 г., после бегства князя Ивана в валашскую Берладу, Владимир объединил земли всей Галиции под своей властью и перенес столицу княжества из Перемышля в Галич. Таким образом, на территории Волыни возникла новая Галицкая волость со своим отдельным княжеским столом, которая вскоре стала Галицкой землей, т.е. суверенным княжеством.

После смерти Владимира отцовский престол унаследовал его старший сын Ярослав Осмомысл (1153—1187), при котором Галиция достигла наивысшего расцвета. Но само его княжение было крайне беспокойным и полным бесконечных «крамол», что во многом было связано с тем обстоятельством, что ему так и не удалось наладить нормальные отношения между «землей» и «властью». При нем в Галиче впервые разразился острый политический кризис, проявившийся не только в прямом столкновении князя с влиятельными боярскими кланами, но и с недовольством всей городской общины Галича моральным обликом своего князя. В 1173 г. князь Ярослав составил завещание, в котором объявил, что передаст права на престол не законнорожденному от жены Ольги сыну Владимиру, а приблудному от любовницы Настасьи сыну Олегу. В этой ситуации оскорбленная княгиня Ольга, бывшая, кстати, дочерью Юрия Долгорукого, и ее сын Владимир, опасаясь княжеской опалы, бежали в Луцк. Галицких бояр и городскую общину Галича такой расклад явно не устроил, поэтому по решению городского вече Настасья, обвиненная в колдовстве, была сожжена на костре, а князь Ярослав был принужден дать клятву на кресте жить с «княгиню в правду, и тако уладивъшеся». Через несколько лет политическая ситуация в Галицком княжестве вновь резко обострилась, поскольку князь Владимир, опять разругавшись со своим отцом, бежал из Галича к своей родной сестре Ефросинье Ярославне в Новгород-Северский, а наследником престола стал «приблудный» князь Олег Настасьич.

Это обстоятельство стало причиной междоусобной войны между единокровными братьями (1187―1188), в ходе которой Владимир, заручившись поддержкой влиятельных боярских кланов, сумел одолеть Олега и занять отцовский престол. Вскоре выяснилось, что моральный облик нового князя оказался ничуть не лучше, чем у его покойного отца. Поэтому галичские бояре, сговорившись с волынским князем Романом, изгнали его с отцовского престола и передали власть волынскому князю. Но на этом злоключения «прелюбодея» Владимира отнюдь не закончились, поскольку на следующий год он стал жертвой новой войны, но уже между волынским князем Романом и венгерским королем Белой III (1172―1196), которого сам уговорил ввязаться в княжеский конфликт за Галич. После победы над Романом венгерский король «кинул» своего союзника и посадил его в темницу, а на галичский стол посадил своего сына Андрея (1189―1190). Правда, вскоре Владимир бежал из заключения и, заручившись поддержкой германского императора Фридриха Барбароссы (1155―1190), вернул себе отцовский престол. Но реальной власти он не получил, поскольку добровольно признал себя вассалом могущественного владимирского князя Всеволода Большое Гнездо, ставшего посредником между ним и польскими князьями. После его смерти (1199/1200) волынский князь Роман вновь захватил всю территорию Галиции и присоединил ее к Волынскому княжеству.

в) Особенности политического строя Галицко-Волынской Руси. История Галицко-Волынской Руси неизменно привлекает особое внимание историков и является предметом самых жарких споров в научной среде. Причины такого интереса состоят, прежде всего, в том, что:

1) Вплоть до монгольского нашествия ни одна из ветвей потомков Ярослава Мудрого так и не смогла утвердиться на престоле в Галиче, и за это время там поменялось огромное количество князей из разных правящих династий, отчины которых находились далеко за пределами Галицко-Волынской Руси.

2) В отличие от других русских волостей особую роль в управлении этой территорией играли мощные боярские кланы — Арбузовичи, Молибоговичи, Домажеричи, Кормиличичи и другие, которые сами приглашали и изгоняли князей, сами делили между собой управленческие должности и самые доходные промыслы и т.д.

Разумеется, Галич в этом отношении не представлял собой исключения из правил, поскольку во многих русских городах были сильные городские и волостные общины, которые стремились подчинить или ограничить княжескую власть. Однако, как верно отметил профессор А.Г. Кузьмин, именно в Галиче раньше, чем в Новгороде и других городах, местные боярские кланы сумели подмять под себя городское (волостное) вече, и ни в одном из русских княжеств борьба боярства за власть не принимала характера полнейшей анархии, когда олигархические кланы были готовы принести интересы своей волости в жертву собственным шкурным интересам. Иными словами, в Галицко-Волынской Руси существовала не только проблема взаимоотношений «земли» и «власти», но и были очень острые противоречия внутри самой «земли», которые зачастую носили чисто социальный характер.

В чем состояли причины такого положения вещей, в том числе особого группового эгоизма галичских бояр, ученые объясняли по-разному.

Например, многие русские (Н. Костомаров, В. Ключевский, И. Беляев) и ряд современных историков (И. Фроянов, А. Дворниченко, В. Майоров) были убеждены, что в основе их несметных богатств и особого влияния лежала не столько их земельная собственность, сколько их должностное положение, в частности, те города и волости, которые они получали в «корм».

Советские историки (К. Софроненко, Б. Рыбаков, В. Пашуто, М. Свердлов), напротив, считали, что основой политического могущества здешних бояр были их огромные земельные владения, которые возникли либо на базе старых родовых владений племенной знати, либо на пожалованных княжеских владениях, которые были розданы старшим дружинникам разных князей.

Конечно, все эти научные гипотезы и построения, в принципе, верны по своей сути. Однако, как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, нельзя абсолютизировать какой-то единственный аспект особого положения галичских бояр в составе их «земли», поскольку и землевладение, и кормление были одновременно основой их несметного богатства и могущества. Не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что, в отличие от других русских земель, в Галиче существовало несколько сот боярских родов, которые делились на разные «политические партии», опиравшиеся, в том числе, на своих сторонников внутри «земли», которая объективно противостояла «власти».

Ряд современных авторов (П. Стефанович), развивая взгляды своих предшественников (Н. Дашкевич, М. Грушевский), по-прежнему говорят об «особом единстве и корпоративности» тамошних бояр и их необыкновенной сплоченности, которая не наблюдалась в других русских землях.

Будущая территория Новгородской боярской республики, населенная славянскими и финно-угорскими племенами, наряду с небольшой территорией «Русской земли», изначально была одним из двух центров образования Древнерусского государства. Именно отсюда и проистекала та особая роль Новгорода в истории Древней Руси, которую отмечали и сами летописцы, и многие историки.

С момента возникновения единого Древнерусского государства Новгород, как и другие русские волости, управлялся великокняжеским наместником, в качестве которого, как правило, выступал старший сын великого киевского князя. По мнению крупнейшего знатока новгородских древностей академика В.Л. Янина, изначально власть великокняжеского наместника не была разделена, и новгородский князь был един в двух лицах, исполняя одновременно и роль «посадника» великого князя. Именно в Новгороде изначально особое место в управлении городом и его округой занимало городское (волостное) вече. В исторической науке до сих пор идет многолетняя дискуссия о разных аспектах этого древнейшего института новгородской «земли».

В частности, одни ученые, сторонники «общинно-вечевой» теории (В. Сергеевич, М. Дьяконов, А. Кузьмин, И. Фроянов, А. Петров), утверждают, что новгородское вече изначально представляло собой демократический институт государственной власти, в котором принимало участие все свободное мужское население города.

Другие ученые, сторонники «феодальной теории» (С. Юшков, В. Янин, М. Алешковский, П. Толочко, М. Свердлов), говорят о том, что новгородское вече было элитным собранием так называемых «300 золотых поясов», т.е. новгородских бояр, нетитулованных землевладельцев и верхушки городского купечества.

Наконец, сторонники «ревизионистской теории» (Ю. Гранберг, Т. Вилкул) утверждают, что новгородское вече не являлось государственным институтом, а было обычным и совершенно безвластным сборищем горожан.

Конечно, последняя гипотеза носит явно искусственный характер, поскольку совершенно не согласуется с хорошо известными источниками. Новгородское вече, как и вечевые структуры других русских городов, с самого начала было органом государственной власти, хотя, безусловно, этот властный институт неизбежно менялся, как по своему социальному составу, так и по своим основным функциям. В этом отношении многие историки обращают особое внимание на события, произошедшие в Новгороде в 1136 г., когда новгородское вече «указало путь» новгородскому князю Всеволоду, сыну и внуку Мстислава Великого и Владимира Мономаха, с княжеского стола. Как повествует Новгородская Первая летопись, в конце мая 1136 г. «новугородци, призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода, и въсадиша в епископль двор, с женою и детми и с тыцею и стрежаху день и нощь с оружиемь, 30 мужь на день. И седе два месяця, и пустит а из города июля в 15 день. А се вины его творяху: не блюдеть смерд, чему хотел еси сести Переяславли, ехал еси с пълку переди всех, а на то много».

Таким образом, новгородское вече предъявило князю Всеволоду три самых тяжких обвинения:

1) неисполнение своих прямых обязанностей по защите прав и интересов смердов, составлявших подавляющее большинство свободного населения Новгородской волости;

2) добровольный уход из Новгорода на родовой престол в Переяславль вопреки ряду-договору с городским вече о его пожизненном княжении в Новгороде и

3) позорное бегство с поля битвы на Ждан горе в январе 1135 г., в ходе которой Всеволод и его родной брат Изяслав потерпели поражение от суздальского князя Юрия Долгорукого.

Если верить Никоновской летописи, то новгородцы предъявили Всеволоду и другие претензии, в частности, что он

4) «людей не судяше и не управляаше».

Русские и советские историки совершенно по-разному оценивали эти новгородские события. Ряд авторов, в частности, И.М. Троцкий, С.В. Юшков, А.В. Арциховский и В.В. Мавродин, не придавал ему эпохального значения и считал, что это «новгородское восстание» и изгнание князя было вполне рядовым событием на пути окончательного превращения Новгорода в феодальную республику, независимую от власти великого киевского князя.

Другие авторы, напротив, придавали этому восстанию решающее значение в процессе окончательного становления республиканской власти в Новгороде. В частности, академик Б.Д. Греков, выступивший со специальной статьей «Революция в Новгороде Великом в XII в.» (1929), считал, что в 1136 г. Новгород пережил настоящую революцию, утвердившую там новую форму политического строя — республику. По мнению этого маститого историка, свершившийся там переворот означал полную и решительную ликвидацию княжеского землевладения на территории новгородской волости, установление выборности князя и переход к новгородскому вечу верховных государственных прав. Эту точку зрения, которая долгое время господствовала в советской исторической науке, в той или иной мере поддержали многие тогдашние историки, в том числе М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков, Д.С. Лихачев, В.Т. Пашуто и Д.А. Введенский, которые рассматривали события 1136 г. «как кульминационный пункт всей русской истории», ознаменовавший собой возникновение Новгородской феодальной республики.

Уже тогда эта концепция была подвергнута весьма аргументированной критике со стороны известного советского историка и археолога профессора В.Л. Янина, который в 1962 г. опубликовал фундаментальное исследование «Новгородские посадники». Комплексно рассмотрев различные источники, он прямо заявил о том, что «новгородское восстание» 1136 г. отнюдь не породило тех норм республиканской жизни, о которых часто писали его оппоненты, поскольку сложение республиканских институтов в городе началось значительно раньше. В частности, «посадничество нового типа» — главного органа республиканской власти в Новгороде, впервые возникло еще в конце XI в. и, по-видимому, с самого начала было выборным. Что касается выборности новгородских князей, то вопрос о принадлежности тамошнего престола решался на новгородских вече и раньше, например, в 1125 г., когда «посадиша на столе князя Всеволода новгородци». Наконец, невозможно говорить и о том, что выборность других должностных лиц была непосредственным порождением этого восстания, поскольку первые выборы новгородского епископа состоялись только в 1156 г., а первый тысяцкий был избран и того позже, в 1189 г.

В 1980—1990-х гг. новый удар по «революционной концепции» советской исторической науки нанесли известные ленинградские историки Ю.Г. Алексеев, И.Я. Фроянов и их ученики А.Ю. Дворниченко, А.В. Петров, Ю.В. Кривошеев и другие. В общем виде их концепция заключалась в том, что:

• вечевой республиканский строй в Новгороде возник значительно раньше событий 1136 г., но именно они имели рубежный характер в окончательном освобождении Новгородской республики от власти великого киевского князя;

• при всем своеобразии политического строя в Новгородской республике, в самом этом устройстве не было ничего принципиально отличного от других русских городов-государств республиканского типа, существовавших в то время во всех русских землях.

Аналогичную точку зрения разделял и известный московский историк профессор А.Г. Кузьмин, который обращал особое внимание на три важных аспекта новгородской государственности. Во-первых, в Новгородской земле изначально существовала иерархия самих городских общин, когда все остальные города — Псков, Изборск, Ладога и другие были «пригородами» Новгорода и несли по отношению к нему определенные повинности. Во-вторых, изначально важную роль в новгородском управлении играл церковный клир во главе с местным выборным епископатом, который обладал целым набором чисто светских хозяйственных функций, что, вероятнее всего, было связано с сохранением каких-то древних традиций арианской церкви. В-третьих, новгородские события 1136 г. имели ключевое событие не только для самого Новгорода, но и для всех остальных русских земель, поскольку именно с этого времени фактически перестали действовать два важнейших принципа княжеской власти — принцип «старейшинства» и принцип «отчины».

Что касается социального состава новгородского вече, то здесь также существуют совершенно разные мнения. Многие историки (М. Дьяконов, Б. Греков, М. Тихомиров, Ю. Алексеев, И. Фроянов) считали, что новгородское вече представляло собой собрание всего мужского свободного населения города независимо от имущественного и социального положения самих горожан.

Их оппоненты (С. Юшков, В. Янин, П. Толочко, М. Свердлов) утверждали, что новгородское вече являлось сугубо аристократическим государственным институтом, членами которого были так называемые «300 золотых поясов», т.е. владельцы крупных городских усадеб, которые принадлежали родовому новгородскому боярству, нетитулованным вотчинникам и верхушке купечества. Этот, совершенно иной, взгляд на социальный состав новгородского вече, высказанный до войны профессором С.В. Юшковым, затем был серьезно подкреплен археологическими изысканиями профессора В.Л. Янина и его учеников. В частности, в своей известной фундаментальной статье «Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований» (1982) он убедительно доказал, что «Ярославово дворище» на торговой стороне Новгорода, где собственно и проходило общегородское вече, могло вместить в себя максимум 250―350 человек, а не все многотысячное мужское население города.

Археологические аргументы В.Л. Янина стали веским аргументом в пользу сторонников «аристократического» характера новгородского веча. Относительно недавно это аргумент был серьезно «подправлен» профессором А.Г. Кузьминым. В частности, он предположил, что так называемые «300 золотых поясов», которые упоминались в разных новгородских летописях, вполне могли быть выборными представителями от пяти городских концов — Неревского, Славенского, Плотницкого, Загородского и Людина, где давно существовали свои кончанские веча, на которых избирались кончанские старосты и сотские.

Как бы то ни было, но все историки сходятся в том, что после «новгородского восстания» 1136 г. князь стал вторичной фигурой по отношению ко всем остальным органам городского управления. Зримым изменением политического статуса новгородского князя стал перенос его государственной резиденции с «Ярославова дворища», расположенного в центре города, в его пригород, на «Рюриково городище». Отныне новгородский князь не только приглашался самими новгородцами на их престол, но и заключал с городским вечем специальный договор, нарушение которого вело к изгнанию князя из города. По мнению самих историков (Л. Черепнин, В. Янин, М. Свердлов, В. Водов), первоначально этот договор («докончание») заключался в устной форме, но с конца XII в. он стал носить характер письменного документа, формуляр которого был всегда традиционен и основан на легитимных принципах «старины» (традиции), характерных для всей средневековой ментальности. Этот договор предусматривал как ограничения княжеской власти, так и основные функции князя и его администрации.

В частности, по этому договору князь не имел права:

• отменять любые правовые акты, изданные ранее, как самими князьями, так и новгородцами («грамотъ ти, княже, не посужати»);

• «раздаять волости» без согласия посадника и лишать «новугородски мужи» их «кормлений» и волостей без веских доказательств их вины;

• «держать села и ставить слободы», населенные княжескими холопами, которые автоматически освобождались от уплаты городских податей;

• «держать», т.е. владеть, покупать или принимать «даром» сами новгородские села и т.д.

Этот договор четко оговаривал, что сразу по вступлении в должность князь и его «княжой двор» полностью включались в местную систему военного, административного и судебного управления. В частности, князь:

• будучи главой своей дружины, должен был «по кресте блюсти» новгородские земли от иноземных захватчиков;

• будучи верховным судебным арбитром, «судить и рядить новугородци по правде» и вместе с новгородцами участвовать в «сместном суде»;

• будучи владельцем княжеского домена, рачительно управлять им и получать («куны имати») от новгородских волостей особую подать в виде «дара».

Само новгородское вече обладало чрезвычайно широкими полномочиями, поскольку именно на нем решались все вопросы войны и мира, отменялись устаревшие и принимались новые законы, подати и повинности, а также избирались высшие должностные лица новгородского управления: посадник, тысяцкий и архиепископ.

Посадник. Как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, вопрос о времени зарождения этого института и функциях посадника в Х―ХI вв. является самым запутанным вопросом древнейшей новгородской истории. Сама этимология этого слова предполагает два возможных толкования: 1) либо посадник был «посаженным» должностным лицом, 2) либо изначально представлял посад, т.е. торгово-ремесленную часть города. Основная проблема, связанная с институтом посадничества, состоит в том, когда произошел процесс превращения этого древнерусского «чиновника», посаженного киевским князем для управления Новгородом, в выборную республиканскую должность, которая стала высшей фигурой новгородского республиканского управления. Впервые безымянные новгородские посадники были упомянуты в летописной статье, датированной 977 г., когда великий киевский князь Ярополк после бегства его сводного брата князя Владимира «за море» «посади посадникъ свои въ Новегороде». Затем в летописных статьях, относящихся к эпохе Ярослава Мудрого и его старшего сына Изяслава, неоднократно были упомянуты два других новгородских посадника Константин (1016―1019) и Остромир (1054―1057). В дальнейшем институт посадничества стал только укрепляться, поскольку сами киевские князья стали направлять на княжение в Новгород своих малолетних недееспособных детей. Именно в этот период новгородские летописные своды пестрят именами таких новгородских посадников, как Завид, Петрята, Миронег, Савва, Микула, Улеб и другие. В годы правления Мстислава Великого (1086―1117) была достигнута определенная гармония между новгородской «землей» и «властью», и должность посадника на время отошла на второй план. Но именно в 1117 г., когда Владимир Мономах отозвал Мстислава на юг и посадил его в Белгороде, новгородские летописные своды дают погодный перечень новгородских посадников не просто по именам, но и по их отчествам: Коснятин Моисеевич, Мирослав Гюрятинич, Петрила Микульчич, Иванко Павлович, Коснятин Микульчич, Якун Мирославич, Судила Иванкович, Нежата Твердятич, Жирослав Иванкович, Иванко Захарьинич, Завид Неревинич, Михалко Степанович, Мирошко Нездинич, Дмитрий Мирошкинич, Твердислав Михалкович, Юрий Иванкович, Иванко Дмитриевич, Степан Твердиславич и других.

Как явствует из этого списка:

• на должность новгородского посадника избирались только представители очень ограниченной касты самых богатых и влиятельных новгородских бояр;

• эта должность де-факто стала «наследственной» для целого ряда тамошних боярских родов, таких как Микульчичи, Иванковичи, Мирошкиничи, Михалковичи, Твердиславичи и других.

После событий 1136 г. новгородский посадник стал высшей фигурой всего новгородского управления, который вместе с князем руководил военными походами, возглавлял исполнительную власть и выборный Боярский совет (Господу), а также ведал всеми дипломатическими сношениями Новгорода с иностранными державами. Поэтому борьба за этот высший пост принимала острый характер, и по подсчетам многих историков, в течение первых ста лет в городе произошло больше тридцати «государственных переворотов», носивших разный социальный окрас. В частности, в 1209 г. в городе вспыхнул мощный социальный взрыв, направленный «на посадника дмитра и на братью его, яко те повелеша на новгородцех сребро имати, а по волости куны брати, по купцем веру дикую, и повозы возити, и иное все зло; и поидоша на дворы их грабежом, а Мирошин двор Дмитров зажгоша, а житье их поимаша, а сел их распродаша и челядь, а избыток разделиша по зубу, по 3 гривны по всему граду и на щит; а что кто похватал, а того един бог весть, и от того мнозе разбогатеша; а что на досках, а то князю оставиша».

В советской историографии (М. Тихомиров, В. Мавродин) это восстание новгородских низов традиционно рассматривали только через призму классовой борьбы, придавая ему сугубо антифеодальный характер. Современные историки (В. Янин, А. Кузьмин) справедливо полагают, что сие интересное свидетельство Новгородской Первой летописи не только указывает на глубокий социальный смысл этого восстания, но и прямо говорит о связи его инициаторов с великим владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо, чей старший сын Константин сидел тогда на княжении в Новгороде. Умело используя социальное недовольство горожан, князь Всеволод и близкая к нему боярская группа Михалковичей с Прусской улицы избавились от неугодного и враждебного им боярского клана Мирошкиничей с Людина конца, в результате которого новгородским посадником был избран Твердислав Михалкович, сын хорошо известного сторонника князя Всеволода — Михалки Степанича.

Тысяцкий. По мнению историков (А. Кузьмин, В. Кучкин, И. Фроянов, А. Майоров), институт тысяцкого был традиционной выборной должностью от «земли», в рамках которой всегда существовала сотенная система с выборными должностными лицами, руководившими славянскими территориальными общинами во всех селах, погостах и городах. Но в отличие от других русских земель новгородская сотенная система параллельно существовала с кончанской системой управления, уходящей своими корнями в историческую топографию самого Новгорода. Первоначально сотенная система, тесно связанная с организацией княжеского военного управления, контролировалась самими князьями, назначавшими своих тысяцких в новгородские полки. Постоянная борьба между пришлыми князьями и новгородским боярством, всегда стремившимся поставить под контроль все органы государственной власти и управления в городе, привела к учреждению должности выборного тысяцкого. Эта реформа, проведенная в 1189 г., еще больше укрепила позиции новгородского боярства и привела к подчинению городских сотен общегородскому вечу и вхождению их в состав городских концов. Как правило, новгородский тысяцкий был представителем нетитулованных землевладельцев и верхушки купечества, который в мирное время разбирал тяжбы по торговым делам и ведал сбором городских пошлин и податей, а в военное время являлся руководителем новгородского ополчения, состоявшего из «вятших людей». Естественно, что выборные тысяцкие, как и посадники, стремились как можно дольше находиться в своей должности и по возможности передавать ее по наследству. Достоверно известно, что среди новгородских тысяцких сформировалась только одна «династия» в лице Якуна Намнежича и его сына Феда Якуновича.

Архиепископ (владыка). Своеобразие новгородского государственного устройства состояло в том, что особую роль в политической жизни Новгородской волости играли церковные иерархи. Еще во времена единой Киевской Руси, когда новгородский владыка утверждался киевским митрополитом, он уже имел особый статус среди других иерархов Русской православной церкви и проводил вполне самостоятельный от митрополии курс. О наличии таких противоречий в недрах высшего церковного клира можно судить по тому острому конфликту, который возник 1147 г. между новгородским владыкой Нифонтом и киевским митрополитом Климентом Смолятичем.

Знаковым событием в истории Новгородской республики стало избрание настоятеля Успенского монастыря игумена Аркадия главой новгородской епархии, которое произошло на городском вече в 1156 г. Историки по-разному оценивали этот прецедент в истории новгородской государственности. Но, вероятно, правы те ученые (А. Кузьмин, С. Перевезенцев), которые связали его с проявлением двух основных традиций ирландско-арианской церкви, сохранившихся в раннем русском христианстве: 1) избранием епископа не церковным клиром, а общинами самих мирян и 2) совмещением новгородским владыкой богослужебной и хозяйственно-административной функций. В частности, достоверно известно, что именно новгородский архиепископ являлся хранителем городской казны и печати, а также принимал активное участие в дипломатических сношениях Новгорода и скреплял своей подписью все его международные договора и соглашения.

По мнению ряда авторитетных авторов (В. Янин, Е. Рыбина), с 1229 г. особое место в политической структуре Новгородской республики стал играть и новгородский архимандрит, который возглавлял все черное духовенство главных новгородских монастырей, расположенных во всех пяти городских концах. Новгородский архимандрит, являвшийся одновременно игуменом древнейшего Юрьева монастыря, где располагалась его резиденция, также стал избираться городским вече и имел независимый статус от новгородского владыки, резиденцией которого был Софийский кафедральный собор.

1. Предварительные замечания.

2. Устное народное творчество.

3. Письменность и грамотность.

4. Древнерусское летописание.

5. Древнерусская литература.

   а) Общие замечания.

   б) Литературные памятники Древней Руси.

6. Архитектура Древней Руси.

7. Живописное искусство Древней Руси.

8. Материальная культура Древней Руси.