1. Предварительные замечания.

2. Первый этап политики коллективизации советской деревни (1928―1930).

3. Второй этап политики коллективизации советской деревни (1930―1932).

4. Третий этап политики коллективизации в годы второй пятилетки (1933―1937)

Как известно, в начале сентября 1928 г. в газете «Правда» ее многолетний редактор Н.И. Бухарин опубликовал свою программную статью «Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года», которая стала продолжением прежней дискуссии по проблемам темпов и источников социалистической индустриализации.

Возвращаясь к главным положениям прошедшей внутрипартийной дискуссии по данному вопросу, но уже не отрицая необходимости более высоких темпов индустриального развития страны, «главный теоретик партии» вновь обратил внимание на целый ряд ключевых моментов, в частности на то, что:

• перекачка средств из крестьянских хозяйств не сможет обеспечить максимальных темпов роста промышленного производства;

• основным источником накопления должна стать новая финансово-кредитная политика, а не форсированный курс на создание крупных коллективных хозяйств;

• процесс создания крупных коллективных хозяйств должен проходить на базе агротехнического прогресса, а не чисто административного принуждения и насилия.

Новая статья Н.И. Бухарина стала серьезной заявкой на сохранение «бухаринской модификации» нэповского курса в экономике страны. Однако было бы не лишним напомнить о том, что:

1) Н.И. Бухарин в феврале 1927 г. на Пленуме ЦК полностью поддержал серьезные изменения той самой финансово-кредитной политики, которую санкционировал его ближайший соратник, председатель СНК и СТО СССР А.И. Рыков, подписав в июле 1926 г. декрет о снижении закупочных цен на зерно и установлении «сверхналога» на нэпманов и кулаков. А ведь именно эти «рыночные» меры, как верно отметил английский историк А. Ноув, и стали детонатором того заготовительного кризиса зимы 1927–1928 гг., который привел к «чрезвычайным мерам» и началу политики «большого скачка».

2) По справедливому мнению ряда современных авторов (Г. Бордюгов, В. Козлов, Ю. Жуков, Ю. Емельянов), к моменту возникновения «заготовительного кризиса» зимы 1927―1928 гг. никто из членов высшего партийного руководства не возражал против «перекачки» средств из аграрного производства в промышленный сектор экономики страны. Дискуссионным оставался вопрос о формах и пределах этой «перекачки», но не более того. Бухаринская группировка полагала, что более существенные средства для индустриального развития страны дадут единоличные крестьянские хозяйства, которые необходимо всячески оберегать, поддерживать и поднимать. А сталинская группировка, уже взявшая курс на создание крупных коллективных хозяйств, напротив, была убеждена, что только колхозы и совхозы смогут решить главную экономическую задачу страны — преодолеть стадиальное отставание промышленного производства СССР от экономически передовых западных держав.

3) Более того, те же историки справедливо упрекают руководство страны и, прежде всего, самого Н.И. Бухарина в том, что оно упустило реальную возможность органически соединить задачи индустриального развития страны с развитием производственных форм кооперации. А ведь Н.И. Бухарин в апреле 1925 г., жёстко полемизируя с Ю.З. Лариным, выступавшим за развитие различных форм производственной кооперации, однозначно заявил, что колхозы не являются «столбовой дорогой к социализму».

В результате этой целенаправленной партийной политики произошло «осереднячивание» советской деревни, где вместо прежних 16 млн крепких крестьянских хозяйств возникло 25―26 млн единоличных середняцких хозяйств, которые теперь давали 85% всех валовых сборов зерна, и только 20% товарного зерна. А львиную долю товарного зерна — более 60%, поступавшего на внешний и внутренний рынки, по-прежнему производили «кулацкие» хозяйства страны, численность которых не превышала 4% от общего количества всех единоличных крестьянских хозяйств. Вот эти кулацкие хозяйства во многом и провоцировали все те заготовительные кризисы, которые стали и причиной, и одновременно поводом для перехода к «чрезвычайным мерам», которые похоронили НЭП.

Вполне логическим и совершенно оправданным продолжением курса на индустриализацию базовых отраслей промышленного производства страны стал курс на «сплошную коллективизацию» единоличных крестьянских хозяйства, который был провозглашен в июле 1929 г. Провозглашение нового курса в аграрной политике было связано с тем, что за истекшее десятилетие в стране было создано всего 57 тысяч коллективных аграрных хозяйств, которые объединяли чуть более 3,5% всех единоличных крестьянских хозяйств.

В либеральной публицистике (Н. Шмелев, О. Лацис) и в ряде исторических работ (В. Данилов, Л. Файн) существует не вполне оправданное представление о поступательном развитии мелкотоварного крестьянского хозяйства во второй половине 1920-х гг. На самом деле, и этот факт совершенно бесспорно подтвержден в работах ряда советских и современных историков (Н. Рогалина, М. Горинов, Ю. Жуков), во второй половине 1920-х гг. наблюдалась устойчивая стагнация сельскохозяйственного производства во всех регионах страны. Чтобы прекратить процесс дальнейшей деградации деревни и положить конец перманентным кризисам хлебозаготовок, И.В. Сталин и его ближайшее окружение считали необходимым в кратчайшие сроки обобществить все средства производства и поставить советскую единоличную деревню под жесткий административный контроль.

Также несостоятельны утверждения данных авторов и о поступательном развитии различных форм кооперации в стране, которые ставили под сомнение необходимость проведения сплошной коллективизации в советской единоличной деревне в обозримой исторической перспективе. В реальности дело обстояло куда более плачевно. Многие ученые (В. Кабанов, Г. Бордюгов, В. Козлов) справедливо пишут о том, что:

• В Советской России и остальных союзных республиках практически вся крестьянская кооперация являла собой «неуклюжий механизм полугосударственного типа», который, отягощенный грузом собственных противоречий, «находился в состоянии полного разложения и упадка». По сути дела, государство полностью определяло заготовительные и продажные цены кооперативных хозяйств на сырье и готовую продукцию, нормы их капиталовложений, накладных расходов и других важнейших элементов рыночных отношений, что полностью противоречило хозрасчетным основам самой кооперации. Такой полугосударственный гибрид уже ни на что не был способен, а новая реорганизация кооперации в тех исторических условиях была просто невозможна.

• Если в царской России основным видом кооперативного движения была кредитная кооперация, то в условиях советской власти основной упор был сделан на развитие потребкооперации, которая представляла собой более низкую ступень кооперативного движения, не способную решать серьезных задач аграрного развития страны.

Теоретическим обоснованием нового партийного курса на ускоренные темпы коллективизации стала знаменитая сталинская статья «Год великого перелома», опубликованная в «Правде» 7 ноября 1929 г. В этой отчетливо политико-пропагандистской статье, сознательно приукрашивая истинное положение вещей, И.В. Сталин заявил, что в колхозы пошел середняк, а значит, в социалистическом преобразовании деревни «одержана решающая победа». На самом деле, по подсчетам историков (В. Данилов, Н. Ивницкий), к моменту выхода в свет этой статьи во всех трех типах коллективных хозяйств — т. е. ТОЗах, коммунах и артелях, состояло не более 6–7% крестьянских, в основном, бедняцких безлошадных хозяйств.

По мнению ряда современных авторов (В. Кабанов), первый значительный поворот высшего партийного руководства страны в сторону создания коллективных хозяйств произошел еще в 1925 г., когда правительство приняло ряд постановлений, в том числе «О совхозах» и «О мероприятиях по укреплению экономического положения советских хозяйств», в которых всем совхозам отводилась ведущая роль в реконструкции сельского хозяйства страны и перевода мелких крестьянских единоличных хозяйств на рельсы крупного промышленного земледелия.

В 1927―1928 гг. были приняты новые постановления ЦИК и СНК СССР «О коллективных хозяйствах», «О советских хозяйствах» и «Об общих началах землепользования и землеустройства», которые фактически означали подготовку к массовой коллективизации. Более того, решением Политбюро ЦК ВКП(б) в ноябре 1928 г. в советской деревне началось создание тысяч машинно-тракторных станций (МТС), которые должны были зримо показать все преимущества коллективного ведения хозяйства на селе. Таким образом, «великий перелом» 1929 г. возник, конечно, не на пустом месте, а стал логическим завершением всего предыдущего развития аграрного сектора страны.

В ноябре 1929 г. состоялся Пленум ЦК, на котором уже обсуждались конкретные сроки коллективизации крестьянских хозяйств в различных регионах страны. В дискуссии по данному вопросу приняли участие и лидеры «правого блока», которые, выступив с покаянным «Письмом», полностью раскаялись в своих прежних заблуждениях и признали правоту генеральной линии партии, направленную на строительство основ социализма в стране. Это запоздалое покаяние не спасло главного идеолога и вождя «правых уклонистов» товарища Н.И. Бухарина от краха «политической кары», и решением Пленума ЦК он был выведен из состава Политбюро.

В годы «горбачевской перестройки» и в постсоветский период подавляющее большинство историков различных политических убеждений и взглядов (Е. Горелов, Р. Медведев, Г. Бордюгов, В. Козлов, В. Данилов, Н. Верт) сокрушалось по поводу незавидной политической судьбы «любимца всей партии» и ее «крупнейшего и ценнейшего теоретика». И лишь немногие ученые (С. Коэн, Ю. Емельянов) обратили внимание на то принципиально важное обстоятельство, что Н.И. Бухарин и его ученики в 1925―1929 гг. обладали практически полной монополией на весь идеологический, агитационной и пропагандистский партийный аппарат всех уровней. Ни один член Политбюро ЦК не мог похвастаться ни своей собственной «научной школой», состоящей из выпускников Института красной профессуры, ни тем, что он и все его «птенцы» — А.Н. Слепков, Д.П. Марецкий, А.И. Стецкий, А.Ю. Айхенвальд, Д.А. Розит, Е.И. Гольденберг, Е.В. Цейтлин и другие новоявленные теоретики большевизма возглавляли «Правду», «Большевик», «Комсомольскую правду», «Ленинградскую правду», Московскую промышленную академию, Академию коммунистического образования, Институт красной профессуры, Коммунистическую академию им. Я.М. Свердлова и многие другие центральные органы печати и высшие учебные заведения страны.

Поэтому поражение Н.И. Бухарина в борьбе со И.В. Сталиным вряд ли можно трактовать как смерть невинного младенца от рук кровожадного злодея. Видимо, это поражение в схватке за власть было связано с куда более серьезными причинами объективного порядка, нежели это представляется нынешним панегиристам и апологетам Н.И. Бухарина. Современные авторы (Ю. Емельянов) абсолютно правы, когда предположили, что в случае победы Н.И. Бухарина культ его личности при существовании такого мощного пропагандистского потенциала, каким обладали его выдвиженцы и ученики, установился бы значительно быстрее и жестче, чем это случилось на практике со И.В. Сталиным.

Что касается личности самого Н.И. Бухарина, то, как верно заметили современные авторы (А. Соколов, Н. Симонов), до сих пор остается загадкой его трансформация из главного идеолога «военного коммунизма» в главного сторонника нэповской модели развития, или, так сказать, библейское «обращение Савла в Павла». Возможно, это связано с его неустойчивой психикой и слишком импульсивным характером, которым были присущи постоянная склонность к различным крайностям, превращавшим его то в лидера «левых коммунистов», то в лидера «правых уклонистов», не выходящего, впрочем, за рамки ортодоксального марксизма.

После завершения работы Пленума ЦК была создана комиссия Политбюро во главе с В.М. Молотовым, которой было поручено разработать в кратчайшие сроки поквартальный план проведения коллективизации во всех регионах страны. На основе выводов и предложений этой комиссии 5 января 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В данном постановлении и без того слишком сжатые сроки коллективизации (от 2-х до 4-х лет), предложенные комиссией В.М. Молотова, по личному указанию И.В. Сталина были еще более ужесточены: зернопроизводящие регионы страны должны были закончить сплошную коллективизацию к осени 1930 г., а остальные регионы страны — к осени 1932 г.

30 января 1930 г. вышло новое постановление ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», во исполнение которого во всех зернопроизводящих регионах страны — на Украине, в Среднем и Нижнем Поволжье, в Центрально-Черноземном районе и на Северном Кавказе была отменена вся аренда земли, наложен запрет на применение наемного труда и дан старт политике тотальной конфискации средств и орудий производства всех кулацких хозяйств.

6 февраля 1930 г., в центральной и местной партийной печати был опубликован «Примерный устав сельскохозяйственной артели», которая являлась на тот момент самой распространенной формой крестьянских коллективных хозяйств в стране. Из этого «Устава» были вполне сознательно исключены все положения о степени обобществления крестьянских хозяйств, о порядке создания всех неделимых фондов и т. д. После выхода в свет постановлений ЦК началась настоящая вакханалия «социалистического переустройства села», которая сопровождалась массовым убоем скота и птицы, актами гражданского неповиновения и открытой вооруженной борьбой многомиллионного советского крестьянства против беспардонного произвола местных властей. Тем не менее, по данным историков (В. Данилов, Н. Тепцов, И. Зеленин, Н. Ивницкий), уже к концу февраля 1930 г. более 55% единоличных крестьянских хозяйств были объединены в колхозы.

В феврале 1930 г. повинившийся Н.И. Бухарин в своей статье «Великая реконструкция», пытаясь подвести очередную теоретическую базу под политику «большого скачка», оценил происходивший в советской деревне крутой поворот как особую форму «внутриформационного скачка». В частности, в этой работе «любимец всей партии» и известный схоласт, полностью противореча своим же собственным установкам полуторалетней давности, неожиданно заявил, что перевод сельского хозяйства страны на социалистические рельсы не может пройти по классическим формулам разных «педантов»: «сначала техническая революция, а затем перестройка производственных отношений». По твердому убеждению Н.И. Бухарина, которое он всегда менял от случая к случаю, в Советском Союзе более уместен иной теоретический постулат: «сначала переделка старых производственных отношений, а затем техническая революция в сельском хозяйстве».

Эта работа «крупнейшего и ценнейшего теоретика партии», не понимавшего «вполне диалектики», лишний раз красноречиво доказывает то бесспорное обстоятельство, что никакой «бухаринской альтернативы» в природе не существовало, поскольку сам Н.И. Бухарин не только всей душой признал правильность такого коренного поворота в советской деревне, но и вновь смоделировал очередной «теоретический шедевр» под изобретенный им же «внутриформационный скачок».

Столь стремительные темпы коллективизации и вызванное этим обстоятельством резкое обострение политической ситуации в стране заставили руководство партии предпринять экстренные меры. 2 марта 1930 г. в «Правде» была опубликована знаменитая сталинская статья «Головокружение от успехов», в которой генсек вполне обоснованно возложил всю ответственность за допущенные перегибы в колхозном строительстве на местных советских и партийных работников, справедливо обвинив их в «авантюризме», «разгильдяйстве» и «головотяпстве». Поэтому 14 марта 1930 г. по его инициативе вышло новое постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении», в котором была подвергнута резкой критике практика создания «бумажных» колхозов и актов насилия против советского середняка. Те же оценки коллективизации, но в значительно более жесткой и конкретной форме, были изложены 2 апреля 1930 г. в закрытом письме ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного движения в связи с борьбой с искривлениями партийной линии», которое было адресовано местным партийным комитетам областного и районного уровня. По мнению ряда историков (И. Зеленин, М. Горинов), авторы этого письма полностью признали, что в стране, по сути, началась новая крестьянская война против насильственной коллективизации, партии и советской власти. Только в январе ― марте 1930 г. местные органы ОГПУ СССР (В.Р. Менжинский) зафиксировали более 2200 антиправительственных вооруженных мятежей, в которых приняло участие почти 800 тысяч крестьян.

Реакция правящей партийно-государственной верхушки на эти массовые выступления была стремительной и результативной: началось резкое снижение темпов коллективизации и массовый выход крестьян из ненавистных им колхозов. В частности, по оценкам современных историков (В. Данилов, И. Зеленин, Н. Ивницкий), к августу 1930 г. в колхозах осталось порядка 20―22% всех крестьянских хозяйств. Тем не менее, в 1930 г. был собран небывалый за многие годы урожай зерновых — более 83,5 млн тонн, что позволило И.В. Сталину сделать поспешный вывод о том, что на базе колхозов и совхозов страна впервые успешно решила многолетнюю зерновую проблему.

В июле 1930 г. прошел XVI съезд ВКП(б), на котором политика «большого скачка» получила свое дальнейшее обоснование и развитие. В частности, сам И.В. Сталин, выступавший с «Отчетным докладом ЦК», прямо заявил о необходимости резко увеличить плановые показатели развития базовых отраслей промышленного производства страны еще на 32 %. Совершенно очевидно, что новое увеличение объемов промышленного производства заставило генсека и его ближайшее окружение вновь обратить свои взоры на проблему темпов и масштабов коллективизации. Поэтому в сентябре 1930 г. ЦК ВКП(б) направил всем рескомам, крайкомам и обкомам партии директивное письмо «О коллективизации», в котором предложил местным партийным секретарям начать новый этап мощного подъема колхозного движения по всей стране.

В декабре 1930 г. состоялся объединенный Пленум ЦК и ЦКК, на котором был дан старт новому этапу «сплошной коллективизации» в стране, основным содержанием которого стали дальнейшее обобществление единоличных крестьянских хозяйств и окончательная «ликвидация кулачества как класса». Заключительная резолюция Пленума ЦК и ЦКК установила жесткие контрольные цифры коллективизации крестьянских хозяйств для всех регионов страны на новый хозяйственный год: на Украине, Северном Кавказе, Нижнем и Среднем Поволжье степень обобществления всех крестьянских хозяйств должна была составить не менее 80%, а в центральных областях России, на Урале, в Казахстане и в Сибири — не менее 50% всех крестьянских хозяйств должны были добровольно вступить в колхозы.

Кроме того, решением Пленума ЦК последний представитель «правых уклонистов», председатель СНК и СТО СССР Алексей Иванович Рыков был выведен из состава Политбюро ЦК и снят со всех своих постов. Этим же решением Пленум ЦК утвердил новым главой советского правительства и председателем Совета Обороны ближайшего соратника И.В. Сталина, многолетнего секретаря ЦК ВКП(б) Вячеслава Михайловича Молотова.

Во исполнение решений партийного Пленума 23 декабря 1930 г. ВЦИК и СНК СССР выпустили совместное постановление, в котором всем районным и поселковым Советам было предписано самим устанавливать признаки кулацких хозяйств применительно к местным условиям. Такая свобода действий на практике обернулась полным произволом местных властей и, прежде всего, в отношении середняцких хозяйств, многие из которых «по мановению волшебной палочки» превратились в хозяйства буржуазного (кулацкого) типа.

Политика ликвидации кулачества являлась важнейшим фактором осуществления политики сплошной коллективизации, при этом, по справедливому мнению многих историков (Н. Иваницкий, И. Зеленин, В. Данилов), проводилась она значительно жестче и быстрее, чем создание новых коллективных хозяйств, во многом стимулируя этот процесс и экономически, и психологически.

Практически весь 1931 г. прошел под знаком политики «ликвидации кулачества как класса». Для руководства этим процессом была создана специальная комиссия под руководством кандидата в члены Политбюро, заместителя председателя СНК СССР А.А. Андреева, которая только за этот год раскулачила и выслала на поселение в отдаленные регионы страны порядка 265 тысяч крестьянских хозяйств. Всего же, по последним данным историков, в 1930―1931 гг. было уничтожено около 390 тысяч кулацких хозяйств, а общие итоги раскулачивания за весь период коллективизации, по разным оценкам, составили от 1,1 млн (В. Данилов, И. Зеленин, Н. Ивницкий) до 5 млн (Н. Тепцов, В. Тихонов) крестьянских хозяйств. Мы хотим особо подчеркнуть, что если подсчеты В.П. Данилова, И.Е. Зеленина и других авторитетных историков носят более-менее объективный характер, поскольку основаны на реальном анализе фактов и документальных источников, то «научная прислуга» российской «демократии» в лице Н.В. Тепцова, В.А. Тихонова и других «ученых мужей» черпает свои псевдонаучные открытия прямо «с потолка», преследуя сугубо политическую цель, в частности, вылить как можно больше «помоев» на сталинский тоталитарный режим.

Новый подъем колхозного движения едва дотянул до конца 1931 г., а уже в январе 1932 г. в своей записке «О колхозном строительстве» руководитель Колхозцентра СССР Г.Н. Каминский с тревогой информировал ЦК ВКП(б) «о спаде коллективизации в большинстве районов страны, особенно в зерновых районах РСФСР». В частности, по оценкам тех же историков, только в первой половине 1932 г. в РСФСР «колхозный рай» покинули почти полтора миллиона крестьянских хозяйств, а начиная со второй половины 1932 г., явно обозначился новый подъем крестьянской «антиколхозной войны».

В этой критической ситуации высшее руководство страны вынуждено было прибегнуть к новому компромиссу с советским крестьянством, который прошел в два этапа:

1) В марте 1932 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О принудительном обобществлении скота», в котором резко осудил широко укоренившуюся практику принудительного и тотального отбора у колхозников всего крупного и мелкого рогатого скота и домашней птицы.

2) В мае 1932 г. вышли два совместных постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О плане хлебозаготовок и развертывании колхозной торговли хлебом» и «О плане скотозаготовок и о мясной торговле колхозников и единоличных трудящихся крестьян», в соответствии с которыми:

а) для всех коллективных хозяйств страны были существенно сокращены объемы государственных поставок по мясу (на 700 тысяч тонн) и зерну (на 1,6 млн тонн);

б) после выполнения государственного плана заготовок по мясу и зерну всем колхозам была разрешена реализация излишков их продукции в свободной торговле по рыночным ценам;

в) с торговых операций колхозников и единоличных крестьян были отменены все республиканские и местные налоги и сборы.

Этот компромисс не дал желаемых результатов. В условиях провального хода заготовительной кампании летом 1932 г. сталинский режим прибег к традиционным способам убеждения.

1) 7 августа 1932 г. ЦИК СССР принимает печально знаменитый закон «Об охране социалистической собственности» («закон о трех колосках»), в соответствии с которым за хищение колхозного имущества устанавливались длительные сроки заключения вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела.

2) В октябре 1932 г. по решению Политбюро ЦК были созданы чрезвычайные комиссии под руководством В.М. Молотова, Л.М. Кагановича, Ф.И. Голощекина и П.П. Постышева, которые предприняли целый комплекс репрессивных мер как по отношению к колхозам, так и в отношении крестьян-единоличников, которые были уличены в злостном саботаже государственного плана хлебозаготовок.

Тогда же окончательно формируется и новая административно-командная система управления всем аграрно-промышленным комплексом страны: в июле — октябре 1932 г., наряду с давно существовавшим Наркоматом земледелия СССР, который возглавлял Я.А. Яковлев (Эпштейн), создаются две новых управленческих структуры общесоюзного масштаба — Наркомат заготовок СССР и Наркомат зерновых и животноводческих совхозов СССР, которые возглавили И.М. Клейнер и Т.А. Юркин.

Как считают некоторые историки, главным образом либерального толка (В. Данилов, И. Зеленин, В. Кондрашин, Н. Ивницкий, Ш. Фицпатрик), создавшие целую теорию «искусственного голода», сознательно организованного И.В. Сталиным, второй этап сплошной коллективизации, массовое раскулачивание крестьянских хозяйств и политика чрезвычайных комиссий в зерновых районах страны имели катастрофические последствия для страны. Во второй половине 1932 — начале 1933 гг. различные регионы страны, в частности, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан и Украину, охватил жуткий голодомор, который, по разным оценкам (В. Данилов, Н. Ивницкий, Р. Дэвис, У. Андерсон), унес от 3 до 5 миллионов человеческих жизней.

В то же время вряд ли можно согласиться с совершенно бредовыми утверждением ряда западных советологов (Р. Конквест) о том, что жертвами этого страшного голодомора стали 14 млн советских крестьян. Сторонники этой «антисталинской теории» всячески утверждают, что несомненным является тот факт, что «голодомор» на всей территории страны, а не только на Украине, положил конец крестьянской войне, размах которой реально угрожал сталинскому режиму.

На территории современной Украины тема «голодомора» приобрела не просто крайне болезненный, но и откровенно русофобский характер. Большинство современных свидомых украинских политиков, историков и политологов националистического толка (В. Ющенко, С. Кульчицкий, Г. Стадник, Г. Вятрович) до сих пор пытается всячески доказать, что голодомор 1932―1933 гг. был заранее спланированной акцией, организованной И.В. Сталиным и его ближайшим окружением с целью геноцида украинского народа. Эти лживые, сугубо политизированные мифы были полностью разоблачены в работах многих российских и малороссийских (новороссийских) ученых и публицистов, в том числе в статьях и книгах В.В. Корнилова, А.Б. Мартиросяна, Г.С. Ткаченко, Е.А. Прудниковой и других.

В постсоветский период появилось немало научных работ (С. Нефедов, Д. Пеннер), авторы которых попытались по-иному объяснить причина массового голода 1932―1933 гг. В частности, они считают, что в условиях так называемой «итальянской забастовки», когда новоиспеченные колхозники просто не желали убирать созревший урожай с «чужих» колхозных полей, произошло массовое осыпание перезрелых хлебов, в результате чего около 20―25% всего урожая осталось на полях и было уничтожено во время так называемой «мышиной напасти», когда прожорливые грызуны уничтожили все зерно, оставшееся на полях вместе с соломой.

В последнее время появилась довольно оригинальная, но главное, вполне аргументированная версия ряда видных публицистов (А. Мухин, С. Кунгуров), которые установили, что массовая гибель людей во время этого «голодомора», особенно на Украине, стала следствием элементарной необразованности и ментальности самих сельских жителей, особенно малороссийских хуторов и сел, которые стали массово травиться заражённым зерном. Дело в том, что по оценкам специалистов (А. Сергеев), урожай 1932 г. был в целом очень даже неплохим и составил почти 70 млн тонн. Если в 1931 г. экспорт зерна за рубеж был порядка 5 млн тонн, то в 1932 г. он составил чуть больше 1,7 млн тонн, а в 1933 г. и того меньше — 1,5 млн тонн. Однако значительная часть этого урожая, который уже собрали не единоличные хозяйства, а колхозы и совхозы, была просто разворована самими селянами-куркулями, которые, опасаясь быть привлеченными за кражу зерна к уголовной ответственности, в том числе по «закону о трех колосках», стали массово закапывать его в самодельные «хлебные ямы». Именно в таких скороспелых земляных, а не обмазанных глиной, «зерновых хранилищах» оно быстро заразилось смертельно токсичными грибками, что и вызвало у потребителей этого зерна алиментарно-токсическую алейкию, которая тогда получила название «септической ангины». Когда эпидемия этого заболевания приняла катастрофический характер, по указанию властей на борьбу с «хлебными ямами» и были брошены органы НКВД, которые безжалостно их жгли, чтобы остановить масштаб этой эпидемии и массовую гибель людей, особенно на Украине.

В советской исторической науке (В. Селунская, Н. Рогалина) традиционно утверждалось, что в годы сплошной коллективизации был полностью реализован «ленинский кооперативный план», который позволил в кратчайшие сроки провести социалистические преобразования в деревне и создать в Советском Союзе вполне жизнеспособный колхозно-совхозный строй, полностью доказавший свои экономические преимущества в годы Великой Отечественной войны.

В современной исторической науке существуют совершенно разные оценки итогов политики сплошной коллективизации страны.

По мнению многих крупных историков и экономистов (М. Горинов, В. Кабанов, С. Кара-Мурза, В. Катасонов, Ю. Емельянов, Ю. Жуков), коллективизация сельского хозяйства имела, как минимум, четыре основных задачи, которые были с успехом разрешены:

а) осуществление коренных социалистических преобразований в деревне на базе максимального обобществления основных средств и орудий производства;

б) кардинальное решение продовольственной и сырьевой проблем, что позволило в кратчайшие сроки создать жизнеспособную систему внутреннего потребления в стране и получить мощные экспортные ресурсы, столь необходимые для закупки дефицитного сырья и промышленного оборудования за рубежом;

в) ликвидация затянувшейся до бесконечности проблемы землеустройства индивидуальных крестьянских хозяйств и решение проблем, связанных с аграрным перенаселением центральных районов страны;

г) обеспечение строительства тысяч крупнейших промышленных предприятий и иных государственных объектов оборонного значения дешевой рабочей силой.

В результате проведения сплошной коллективизации была создана целостная система перекачки финансовых, материальных и трудовых ресурсов из аграрного в индустриальный сектор экономики страны. Но главный результат политики сплошной коллективизации состоял все же в другом:

а) во-первых, был осуществлен настоящий индустриальный прорыв, в результате которого по абсолютным объемам промышленного производства Советский Союз вышел на второе место в мире после США;

б) во-вторых, было, наконец, преодолено качественное стадиальное отставание советской индустрии от передовых стран Европы и Америки, и отныне Советский Союз стал одной из немногих стран мира, способных производить любой вид промышленной продукции.

в) в-третьих, по мнению этих ученых, которое мы в значительной степени разделяем, беспощадный экзамен сталинской экономической модели и советской экономике устроила Великая Отечественная война, который она с честью выдержала.

Другие историки и экономисты, в основном записные антисталинисты (В. Данилов, И. Зеленин, Н. Ивницкий, О. Хлевнюк), убеждены, что политика сплошной коллективизации, или «революция сверху» стала одной из самых трагических страниц российской истории, которая имела предельно пагубные последствия для всего российского крестьянства и сельского хозяйства страны. Разрушительные последствия этого социалистического, а вернее, псевдосоциалистического эксперимента являлись одной из наиболее преступных акций сталинской эпохи, поскольку:

а) Есть все основания утверждать, что с завершением сплошной коллективизации в большинстве регионов страны отчетливо проявился кризис аграрного производства, для которого были характерны: разрушение основных производительных сил деревни, полная дезорганизация и упадок аграрного производства и массовая гибель крестьянства в годы второй Гражданской войны и массового голода в 1932―1933 гг.

б) Задания первой пятилетки по развитию сельского хозяйства ни по одному из показателей выполнены не были, а политика «большого скачка» оказала крайне негативное влияние на развитие всего аграрного сектора страны, особенно его животноводства, где ситуация сложилась просто катастрофическая. По данным этих историков, по итогам первой пятилетки:

• поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60 до 33 млн голов, свиней — с 26 до 12 млн голов, овец — с 97 до 33 млн голов и лошадей — с 32 до 15 млн голов;

• валовое производство зерна сократилось с 75―76 млн тонн до 70―73 млн тонн, в то время как государственные заготовки зерна, напротив, возросли с 10―11 млн тонн до 25―27 млн тонн.

в) В годы проведения сплошной коллективизации более чем в три раза был перевыполнен план обобществления индивидуальных крестьянских хозяйств, и к началу 1933 г. в колхозах и совхозах страны состояло более 63% всех крестьянских хозяйств.

Многие их оппоненты (Ю. Жуков, Ю. Емельянов, С. Кара-Мурза) справедливо сомневаются в достоверности всех этих цифр, которые не подтверждаются ни статистическими данными, ни документальными источниками, и во многом взяты просто «с потолка» именно тогда, когда высшая политическая власть в лице А.Н. Яковлева и Ко, а затем в лице разного рода «грантоедских» зарубежных фондов типа «Фонда Сороса», поставила главную политическую задачу — «мочить сталинизм».

В январе ― мае 1933 г. начался новый этап колхозного строительства, который, по мнению многих историков (В. Данилов, Д. Боффа, Н. Верт, М. Горинов), ознаменовался существенным смягчением политического курса и прекращением массовых репрессий против советского крестьянства. В частности, в мае 1933 г. за подписями И.В. Сталина и В.М. Молотова в районные и областные комитеты ВКП(б) была разослана секретная директива, в которой было заявлено о том, что «в новой благоприятной обстановке» возникла реальная возможность прекратить применение «острых форм репрессий» и «массовых выселений кулацких элементов» в отдаленные регионы страны.

Не все современные авторы (И. Зеленин) разделяют эту точку зрения и утверждают, что существование в 1933―1934 гг. политотделов при МТС, которые окончательно завершили чистку советской деревни от классово чуждых элементов, не дает основания говорить о каком-то особом периоде «колхозного неонэпа».

В январе 1933 ― январе 1934 гг. выходит целый ряд совместных постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР, в том числе «Об обязательных поставках зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами» и «О закупках хлеба потребительской кооперацией», в соответствии с которыми:

1) Были четко установлены сроки и объемы обязательных государственных поставок зерна и другой сельхозпродукции, которые не могли превышать одной трети валового сбора всей аграрной продукции, произведенной в рамках одного единоличного хозяйства. При этом и крестьяне, и колхозники были обязаны строго выполнять все поставки государству, а местным органам партийной и советской власти в категорической форме было запрещено нарушать или повышать объемы данных поставок в государственный резервный фонд.

2) Закупочные цены на излишки зерна и другой сельхозпродукции, реализация которых могла осуществляться через органы потребкооперации, должны были превышать заготовительные цены на 20―25%, а все хозяйства, сдавшие свою сельхозпродукцию по твердым государственным расценкам, получали право на льготное кредитование и приобретение необходимой им промышленной продукции по существенно заниженным ценам.

На практике эти постановления партии и правительства подверглись серьезной деформации, а сами объемы валовых сборов зерна продолжали неуклонно снижаться. В этой ситуации в августе 1934 г. И.В. Сталин и В.М. Молотов подписали новую директиву руководителям всех республик, краев и областей «Об изменении порядка проведения закупок аграрной продукции», согласно которой все колхозы, выполнившие планы обязательных поставок государству и натуроплаты МТС, обязаны были создать дополнительный фонд для выполнения плана закупок зерна и другой сельхозпродукции. Таким образом, закупки превратились в обязательные планы сдачи дополнительной сельхозпродукции в государственный закупочный фонд.

Все эти меры привели к тому, что уже в 1934 г. впервые в истории советской деревни план хлебозаготовок был выполнен не только по стране, но и каждой республикой, краем и областью в рекордно короткие сроки — к началу декабря текущего года. Значительную роль в выполнении государственного плана заготовок сыграли и закупки зерна, удельный вес которых в общем объеме хлебозаготовок составил около 15% и вырос всего за год с 400 тысяч тонн до 3,5 млн тонн. В результате уже в ноябре 1934 г. Пленум ЦК ВКП(б) принял решение об отмене карточной системы в городах, а также о созыве II Всесоюзного съезда колхозников для обсуждения и принятия нового колхозного устава.

В феврале 1935 г. состоялся II Всесоюзный съезд колхозников, который обсудил и принял «Примерный устав сельскохозяйственной артели», разработанный рабочей комиссией во главе с заведующим сельхозотделом ЦК ВКП(б) Я.А. Яковлевым. Этот «Примерный устав», утвержденный совместным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР 17 февраля 1935 г.:

1) четко определил размеры личного подсобного хозяйства всех колхозников, то есть перечень и назначение его построек, количество крупного и мелкого рогатого скота и домашней птицы;

2) закрепил «остаточный принцип» распределения колхозной продукции по трудодням, которые являлись единственной формой оплаты труда колхозников за их непомерно тяжкий труд. Иными словами, колхозник мог рассчитывать на получение своей натуральной, а не денежной зарплаты только после выполнения его колхозом

а) обязательных поставок государству;

б) засыпки семенного, фуражного и страхового фондов и

в) создания фонда государственных закупок зерна и другой сельхозпродукции.

Тем не менее, принятие «Примерного устава сельскохозяйственной артели» сыграло положительную роль в поиске долгожданного компромисса между политическим руководством страны и многомиллионным советским крестьянством. По данным современных историков (Ю. Мошков, М. Горинов), в 1937 г. в общем объеме валовой продукции сельского хозяйства страны удельный вес приусадебных хозяйств советских колхозников составил по мясу и молоку — 71%, по плодоовощной продукции — 56%, а по картофелю и овощам — 52%.

По данным официальной статистики, к концу второй пятилетки в стране было создано почти 244 тысячи колхозов — коллективных крестьянских хозяйств артельного типа, которые объединили более 93% всех единоличных крестьянских хозяйств. В начале третьей пятилетки положение в аграрном секторе страны существенно стабилизировалось и само сельскохозяйственное производство приобрело устойчивую тенденцию к росту, хотя, конечно, оно существенно сдерживалось серьезным перераспределением основных государственных ресурсов на оборонные отрасли промышленного производства. Если в канун «революции сверху» в стране ежегодно производилось порядка 72―73 млн тонн зерна, более 5 млн тонн мяса и свыше 30 млн тонн молока, то в 1938―1940 гг. производство зерна выросло до 80 млн тонн, мяса — до 6 млн тонн, а молока — до 70 млн тонн. Если в конце 1920-х гг. этот объем продукции производили 50―55 млн единоличников, то в предвоенные годы тот же объем продукции давали 30―35 млн колхозников и рабочих совхозов. Повышение производительности труда в деревне обеспечило высвобождение для тяжелой индустрии и других отраслей народного хозяйства, а также вооруженных сил страны более 20 млн человек, и с этой точки зрения политика форсированной коллективизации, при всех ее жутких ошибках и перегибах, являлась вполне оправданной, поскольку во многом предопределила успех индустриального развития страны и нашу победу над фашизмом в годы Великой Отечественной войны.