Книга: Отчуждение
Назад: ГЛАВА ШЕСТАЯ
Дальше: ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мы вышли в маршрут уже через пять минут после того, как я получил на «планшетник» координаты точки, где для нас должны оставить контейнеры. Особо не торопились со сборами, но и время зря не тянули. Тогда же, перед выходом, я внимательно просмотрел карту Земли Отчуждения. В нее вошла значительная часть Цумадинского района Дагестана, часть Шаройского района Чечни, и значительная часть Тушети – это область в составе Ахметского района Кахети в Грузии. Географию я, сколько себя помню, уважал всегда, и всегда любил рассматривать карты. Внимательно изучал карту и сейчас, совмещая то, что я видел на изображении с тем, что я знаю. Порой это не совпадало, поскольку мои знания тоже были не абсолютными, да и меняться может разное. Какие-то мысленные изменения я в карту мог и внести, какие-то вносить не стоило до уточнения, какие-то данные следовало принимать, какие они есть. Так, например, я знал, что стоит нам сдвинуться несколько южнее, как изменятся горы, и со склонов почти исчезнет лес, но останутся только кусты, растущие пучками. С такими горами я тоже был знаком, поскольку в одной из командировок мне доводилось добираться до самой грузинской границы. И хотя дальше я не ходил, но знал, что такое Тушети – местность, почти полностью вошедшая в Землю Отчуждения, лежащая в горной котловине в верховьях реки Андийское Койсу. Тушети отделена с юга от основной Грузии отрогом Главного Кавказского хребта точно так же, как отделены друг от друга Северная и Южная Осетии. Но тушины, народность, проживающая в Тушети – это тоже грузины, с Грузией, со своим райцентром Ахмета их соединяет только дорога через перевал, высотой немногим меньше трех километров. Зимой в деревнях Тушети почти никто не живет. Но сейчас лето, и летом деревни населены. И жители их, таким образом, попали в Землю Отчуждения, и застряли там на неизвестное время, как и мы, по эту сторону границы. Только в Грузии Полоса Отчуждения не целиковая, а напоминает на карте пунктирную линию, то есть перекрывает только те участки, где реально можно пройти в Грузию пешим ходом. Но, как я понимаю, исходя из своего знания географии и еще армейского знания человеческих возможностей, имея все же альпинистское снаряжение и обязательную альпинистскую подготовку. И именно потому, видимо, американо-грузинский научный десант будут поддерживать бойцы спецназа корпуса горных стрелков США, то есть, люди, специально обученные ведению боевых действий в горах. Для сравнения стоит заметить, что бойцы моего взвода не имеют высокогорной подготовки, то есть, непосредственной подготовки альпинистов, тем не менее, имеют подготовку скалолазов. У нас в бригадном спортивном городке на «полосе разведчика» стоит, завершая ее, скалодром – специальное приспособление, которое порой приходится преодолевать на одних руках по стене, наклоненной в твою сторону. Впрочем, я не намереваюсь со своими бойцами переходить государственную границу. И моему взводу альпинистская подготовка не нужна. А подготовки в области скалолазания солдатам хватит для того, чтобы не чувствовать препятствий не только здесь, среди лесистых гор, но и южнее, вплоть до той самой границы, где горы скалистые. Там, наверное, и пограничники такую же подготовку имеют. У них служба весь срок проходит в горах, и без такой подготовки солдаты-пограничники будут мало на что пригодны. Так что, в случае чего, мы вместе с пограничниками вполне в состоянии остановить спецназ горных стрелков США. Не думаю, что им сможет помочь альпинистская подготовка. Но на нашей стороне ни им, ни их ученым, ни их роботам делать совершенно нечего. Для здешних дел есть мы и пограничники.
Впрочем, пока следовало думать не о том, чего следует ждать на юге Земли Отчуждения, а о том, что ждет нас на северной стороне, где в полосу отчуждения должны доставить для нас два контейнера. Я снова встал ведущим, рассчитав время пути так, чтобы попасть на место не ранее шести утра. Это давало нам возможность всю ночь спокойно передвигаться в не слишком быстром темпе, не утомляясь, и не сбивая себе дыхание. Подполковник Коломиец, которому я уже объяснил ситуацию, занял место рядом со мной, желая показать, что он здесь – старший по званию офицер, и имеет право быть рядом с командиром взвода. Тот незначительный темп, что я задавал, подполковнику оказался вполне по плечу, и он посматривал гордо, считая себя высокоскоростным истребителем, который и по земле может передвигаться на уровне спецназа ГРУ. Но я не стал издеваться над подполковником, показывая, как спецназ ГРУ умеет ходить, как мы шли, чтобы спасти летчиков от бандитов. Вполне возможно, что вскоре возникнет ситуация, при которой нам потребуется вся быстрота, тогда и увидит Коломиец, что такое ходить действительно быстро. Конечно, не со скоростью истребителя в небе, тем не менее, со скоростью, недоступной даже представителям спецназа других родов войск. Мы переходили из одного ущелья в другое ущелье, пересекали перевалы и сами хребты, но не уставали, хотя я видел, что летчики зевают. А ведь мой взвод и прошлую ночь провел в горах, не имея возможности костер развести. И хотя бойцы поспали свои положенные четыре часа, объяви я сейчас привал до утра, они спокойно до утра спали бы. К сожалению, даже спецназ ГРУ не обучен спать впрок, как, впрочем, никто этого не умеет. Только верблюд обладает способностью пить впрок воду, но сон и ему время от времени требуется. Почему-то он не имеет способности накапливаться у верблюда в горбу.
При расчете времени прохождения дистанции, я как-то ориентировался больше на бойцов своего взвода, чем на летчиков, и не подумал о том, что офицерам будет трудно обходиться без сна. Но это проблемой не стало. Я решил просто не обращать на зевки внимание. Офицер обязан уметь переносить трудности. Мы на учениях, помнится, по трое суток выдерживали бессонные ночи, и только на четвертые начинали «клевать носом». Причем, одинаково и офицеры, и солдаты. Вот пусть теперь и летчики отведают спецназовской службы, раз уж попали в такую ситуацию. Пусть не по своей вине. Это сути дела не меняет. Мы все не желаем навлекать на себя лишние трудности. Однако, они приходят, нас не спросив.
И я безжалостно вел отряд к точке, обозначенной на карте, и не думал объявлять привал. В какой-то момент мне подумалось, что если дать летчикам час поспать, они смогут идти быстрее, и тогда мы сможем успеть к контейнерам вовремя все вместе. Но потом я вспомнил, что люди, если им не дать выспаться полноценно, бывают обычно вялыми и апатичными. Более вялыми и апатичными, чем люди, которые не спали совсем. И отбросил всякую слюнявую жалость к неподготовленным физически офицерам. Правда, ближе к середине ночи, когда пришло время вносить правки в скорость передвижения группы – а это процесс обязательный, я решил все же пожалеть летчиков. Идущий рядом со мной подполковник Коломиец иногда вообще закрывал глаза, и открывал из только через два – три шага. В горах такое недопустимо. Здесь можно без проблем и шею сломать, свалившись с кручи. Тем более, в ночном переходе. И я решил, что особой необходимости доводить летчиков до изнеможения бессонницей не стоит. Они еще могут на что-то сгодиться.
– Красников! – позвал я командира первого отделения.
– Я! – младший сержант в несколько скачков догнал меня и подполковника Коломийца.
– Остаешься со своим отделением в прикрытие группы летчиков. Это приказ командующего спецназом ГРУ. Устраивайтесь на привал, уложите товарищей офицеров отдыхать, выставьте посты, и остальными силами тоже отдыхайте. И дожидайтесь нашего возвращения.
Подполковник Коломиец, услышав мой приказ, хотя и не имел шлема с гарнитурой связи, сначала вроде бы думал даже шаг ускорить, и отказаться, но тут же зевнул, одновременной споткнулся о камень, и вяло согласился. О его согласии без слов я понял по тому, что подполковник остановился, словно бы дожидаясь остальных летчиков, и еще раз зевнул. Теперь уже громко.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился ко мне Красников, – в этих местах бандиты есть?
– Были, да все в расход вышли. Разве что по нашим следам рискнет эмир Арсамаков погнаться. Я вообще-то не думаю, что он настолько дурак, чтобы на такое решиться. При этом, мы не знаем, что с его головой произошло после разглядывания инопланетных кораблей. Хотя, в любом случае, даже при том, что мы шли в режиме отдыха, – я красноречиво посмотрел на подполковника ВВС, – Арсамакову понадобится на этот же маршрут вдвое больше времени. Мы успеем вернуться.
– Тем не менее, товарищ старший лейтенант, может, уже можно одиночные посты выставлять? Здесь опасности особой нет.
Я хотел было возразить, поскольку никто не знает, какая опасность в этих местах существует, но тут же прикинул, что бойцы первого отделения, заняв парами посты, вообще не смогут отдохнуть этой ночью. И сработает как раз тот вариант, когда люди вроде бы спали, но не выспались, и будут более вялыми, чем те, что не спали совсем. А мне хотелось бы иметь хотя бы несколько полностью свежих бойцов во взводе.
– Хорошо, – согласился я. – Только приказ категоричный! Ни во что не вляпаться, никуда не наступить, ни с кем не связываться. Если что-то произойдет, я буду, вероятно, в зоне досягаемости связи. Спрашивать меня. О любом непонятном явлении сообщать сразу. Одиночный часовой должен с тобой, младший сержант, поддерживать постоянную связь, и самостоятельно никаких мер предпринимать не имеет права. И я сам на связи останусь.
Мне с двумя отделениями предстояло спуститься в широкую долину, через которую, от самого края гор, согласно присланной командующим карты, не досягая противоположного края, и проходила Полоса Отчуждения. Ее, видимо, специально сделали на открытом месте, а не в горах, чтобы иметь обзор во все стороны. Над здешними горами, кажется, в небе инопланетные боевые корабли не летали. Значит, идти придется по открытому месту. А на открытом месте наша внутренняя связь достаточно уверенная. Как нам обещали, вплоть до пятидесяти километров. Но мы однажды проверяли. Дальше двадцати пяти километров внутренняя связь работает, из рук вон, плохо. Любой камень на дороге, если имеет в себе какие-то металлические вкрапления, может стать эфирной помехой. Если у дороги будет стоять даже не танк, а простой легковой автомобиль, картина связи будет еще хуже. Но нам предстояло пройти меньшую дистанцию. Я считал, что мы отдалимся не больше, чем на десяток километров. А такие дистанции коммуникатор обслуживает так, словно объекты связи рядом находятся, словно по тропе друг за другом идут.
– Вперед! – дал я команду, и первым двинулся в нужную сторону, взяв все тот же неторопливый темп, совершенно, как мне казалось, не дающий на ноги и на легкие никакой нагрузки. Тем более, часть пути идти нам предстояло по равнине, где вообще устать при тренированности бойцов взвода проблематично даже за трое суток непрерывного маршрута.
Преодолев треть пути, я сверился с «навигатором» своего «планшетника». И прикинул время. После чего вообще снизил темп до такого, каким я обычно хожу в городе, когда за мной только одна моя жена не успевает. Раньше времени прибывать на место не хотелось, во-первых, потому что было намерение показать свою пунктуальность, во-вторых, чтобы не пугать тех, кто доставит нам контейнеры. Они и без того, наверное, напуганы, и опасаются встречи с нами, как и похода внутрь Земли Отчуждения. Но, мне почему-то показалось, что ни я, ни мои бойцы, не являемся носителями штамма черной оспы или холеры и не способны вызвать пандемию даже какого-то нового, неизвестного науке заболевания. Впрочем, людям с той стороны этого сразу не понять. Они с удовольствием заставят нас работать на себя, но сами при этом будут от нас шарахаться, и под угрозой расстрела не желают пока запускать нас на свою сторону. Конечно, я тоже не ребенок, и понимаю, что всякая зараза имеет инкубационный период, и может проявиться не сразу. Для исследования, вероятно, и планируется организовать международный Карантин. И всем нам предстоит через это испытание пройти. Деятельным людям, как я, например, прохождение любого вида карантина – это пытка. Но, поскольку Карантин я буду проходить, скорее всего, вместе со своим взводом, я найду, чем самому заняться, и чем занять своих бойцов. Могу и медицинский персонал заодно подготовить к различного рода испытания. Если, конечно, персонал не побоится заниматься вместе со взводом.
Мои размышления прервал вызов. По дальней связи коммуникатора со мной пытались связаться с узла связи отрядного штаба. Я ответил:
– Корреспондент «Семьсот сорок один». Слушаю вас внимательно.
– Это – «Сто пятнадцатый». Власаныч, я в курсе куда ты идешь. Но тут обостряется ситуация. Одновременно две крупные банды – одна в Цумтинском районе, вторая в Тляратинском, пытались перейти границу, и уйти в Грузию Первую остановили наши пограничники, и загнали за Полосу Отчуждения. Вызвали на них пограничников, которые внутри остались, но те не успели, банда прошла в глубину территории. Вторую встретили пулеметами грузинские погранцы. Тоже заставили вернуться, и тогда бандиты напрямую через Цумтинский район углубились в Землю Отчуждения. Одновременно в штаб антитеррористического комитета звонили коллеги из Чечни. Там есть сведения, что сразу несколько банд готовится к переходу в Землю Отчуждения, считая, что там их «доставать» не будут. Пойти желают на прорыв через силы оцепления. Я прекрасно понимаю, что сил на все банды у тебя недостаточно, но желательно не дать этим джамаатам объединиться. К тому же, ты ведь не полностью уничтожил банду Арсамакова. Его люди могут встретиться с другими бандитами, и тогда твоя задача многократно осложнится. Бандиты сами будут тебя искать.
– Я понял, товарищ майор. Сил у меня, в самом деле, не слишком много. Но большой отряд потерял бы мобильность. Потому никакого пополнения я не прошу. Я привык своими силами обходиться.
Мы всегда наиболее успешно работаем именно в составе взвода или даже меньшими силами. А когда нам в помощь выделяется другое подразделение спецназа, особенно, когда полицейского, да еще, не приведи Господи, дагестанского, погоны которого в республике, я слышал, просто продаются вместе с должностями, всегда начинаются проблемы. Порой приходится больше этот спецназ защищать, чем заниматься уничтожением бандитов.
– О пополнении и речи пока не идет. Только оружием и боеприпасами помочь можем. Ну, естественно, и продуктами питания, питьевой водой. Тебе это все доставили, согласно приказу из Москвы. Что сам заказывал, и от себя я кое-что добавил. У тебя же во взводе есть, насколько я помню, сапер?
– Так точно, товарищ майор. Хороший солдат-контрактник. Свое дело знает на «отлично».
– Я добавил в контейнер две светошумовые мины. Это для здешних складов редкость. Но осталось от отряда, который тут до нас работал. Подумал, что может сгодиться даже для действий против инопланетян. Как думаешь, они на такое могут среагировать?
– Не могу знать, товарищ майор. Но, в любом случае, это дело хорошее.
– Успеешь забрать, пока бандиты какие-нибудь туда не забрели?
– Я уже почти на месте, товарищ майор. Притормаживаю движение колонны, чтобы раньше времени на место не попасть.
– Ну, и хорошо. Не надумал мне третью запись переслать?
– Если командующий посчитает нужным, он, товарищ майор, сам перешлет. Так сам полковник сказал. Если еще не переслал, значит, не посчитал нужным.
– Ладно. Тогда прощаюсь, – непривычно мягко сказал Ларионов.
– До связи, товарищ майор.
– Нет, ошибаешься, не до связи. Именно – прощаюсь. Меня по семейным обстоятельствам отзывают отсюда. Сегодня с рассветом улетаю к себе в бригаду. На мое место прибывает майор Медведь из вашей бригады. Знаешь его?
– Слегка. Только в лицо. Он не из нашего батальона.
– Ладно, срабатывайтесь. Я все дела, чтобы «резину не тянуть», уже передал по акту командиру отряда. Новый начальник штаба будет у него принимать. Потом обязательно с тобой свяжется. Позывной у него остается мой прежний – корреспондент «Сто пятнадцать». Удачи тебе, Власаныч. Выбирайся оттуда поскорее. Может, если тебе повезет, еще встретимся.
– Я везучий, товарищ майор. Надеюсь, скоро выберемся.
– Ладно. Счастливо оставаться. Лет на двадцать – тридцать.
– До свидания. До скорого, товарищ майор. – я не принял его «карканье» за предсказание оракула. И ответил в соответствующей форме. Хотя встречаться с Ларионовым у меня желания не было. Однако, как человек военный, я разговаривал со старшим офицером уважительно, и без хамства, которого тот достоин. К окончанию разговора мы как раз вышли из полосы гор.
* * *
Как ни старался я замедлить передвижение взвода, старший сержант Камнеломов, непривычный к такому темпу, в темноте дважды наступал мне на пятки, и, тем самым, ненавязчиво без слов подгонял. В горах, в ущельях, еще было темно. А на равнине светать начало, едва мы туда спустились. Вернее, сначала мы спустились в ущелье, и только потом, уже из самого ущелья, чей выход был погребен под давним камнепадом, через него перебравшись, выбрались в долину – на слабый еще свет. Конечно, на равнине рассвет не такой скоротечный, как в горах. В горах солнце сразу и резко выходит из-за хребта, и быстро наступает световой день. На равнине это все происходит несравненно медленнее. Равнина уходит горизонтом куда-то далеко на восток, скорее всего, к Каспийскому морю. Там по берегу тоже горы есть, но отсюда их не видно – прячутся за горизонтом. Сначала свет появляется именно там, где-то над морем за дальними горами зарождается, но до восхода солнца еще далеко. И солнце, не выглядывая из-за солнцекрая, успевает прогреть небо на востоке почти до белизны, отчего солнце выходит не красное, а уже белое, на которое незащищенным глазом невозможно смотреть, не прищуриваясь. И не так ярко очерчивается пылающий диск, разорванный по краям не лучами, а настоящим жгучим коронарным сиянием.
Мы отошли от гор, по моим расчетам, на полтора километра, когда я снова сверился с «навигатором». Он показал, что я не ошибаюсь в расстоянии, но часы «планшетника» заставили меня объявить привал на целых сорок минут. Обычно мы только полчаса отдыхаем даже при быстром марше. А тут целых сорок минут. Солдаты мои даже недоумения не высказали. Если командир решил, значит, у него есть на то какие-то основания. С командиром в армии не спорят.
Приказа не разводить костры я не давал, поскольку и без того было ясно, что «кормить» костер здесь, на открытом месте, просто нечем, кроме густой высокой степной травы. Но солдаты такой длительный привал все же использовали с толком, и начали завтракать, как и приказал им старший сержант Камнеломов. Ранний завтрак все же всегда лучше отсутствия завтрака – это старая армейская истина солдатам хорошо известна. Зашелестела фольга от упаковок «сухого пайка». Вместе со всем позавтракал и я. Тоже «сухим пайком», который не делится на офицерский и солдатский, хотя и делится на общевойсковой и спецназовский. И даже, более того, не простой спецназовский, а «спецназовский горный», который более калориен, и включает в себя то, чего в солдатских пайках в войсках обычно не бывает, как то – «беспламенный разогреватель продуктов», делающий возможным потреблять, например, в горячем виде гуляш с кашей. Засыпаешь в пакет «разогреватель, сверху ставишь герметично запаянную упаковку каши с гуляшом, заливаешь в пакет воду, и через пять минут каша уже горячая. Входит в «сухой паек» и тюбик со сгущенным молоком, и консервированный мясной паштет, иногда повидло, всегда – плитка шоколада, и, обязательно, галеты. Если картофельные – это считается счастьем. Если простые, то они, как правило, годятся только для того, чтобы из них подковы на обувь делать или под ножки тяжелого шкафа в ротной канцелярии подкладывать. Впрочем, если галеты размочить, то их вполне можно потреблять. Но это на любителя. Некоторые солдаты предпочитают галеты не есть, а просто в карман складывать, а потом в марше угощать голодных. Сами позже, по возвращению с гор, съедают в столовой по несколько порций хлеба. А в горах предпочитают вместо хлеба есть обычные печенья. Туда же, в сухой паек, входит много различных концентрированных фруктовых и овощных соков, карамель или драже, чай, растворимый кофе, сахар, ложки, вилки, много чего еще, и обязательно большое количество салфеток. Простым армейцам такой паек выдается только тогда, когда служба проходит на высоте более двух тысяч метров. Спецназу – всегда.
Завтрак проходил неторопливо прямо до восхода солнца, который я отметил в памяти по времени, хотя задерживаться на равнине до следующего восхода не планировал. Бойцы, чувствуя, что время привала подходит к концу, стандартно вытащили малые саперные лопатки, и закопали в землю разорванные упаковки от «сухого пайка». Так у нас заведено – следов завтрака за собой мы не оставляем, как, впрочем, и других следов. За этим во взводе традиционно следит мой заместитель старший сержант контрактной службы Камнеломов. Он и сейчас, когда весь взвод встал, чтобы двинуться дальше, остался на месте, чтобы проследить за порядком, который после нас остался. Но все, видимо, было в порядке, и Коля быстро догнал меня, чтобы пойти рядом на случай какого-то распоряжения. Эта привычка замкомвзвода находиться рядом с командиром выработалась давно, с тех пор, когда во взводе не было системы внутренней связи, и мы часто общались друг с другом посредством отработанных знаков или, если позволяла обстановка, с помощью голоса. Привычки иногда так въедаются в сущность человека, что работают даже тогда, когда надобности в них нет.
Мы шли, а мне казалось, что мы еле-еле ползем, и, что есть силы, подтормаживаем движение подошвами. И, тем не менее, мы вышли к месту, обозначенному точкой на карте, раньше времени. За спиной у нас оставалась в высокой траве полоса, и я приказал бойцам рассредоточиться, чтобы не прокладывать тропу, но трава была уже жухлая от солнца и от отсутствия дождей, и потому полоса тропы хотя стала менее заметной, все же стала шире. Правда, оставалась надежда, что трава сможет быстро подняться, и полосу скроет. Растительный мир вообще и всегда более живуч, чем человеческий. И, тем не менее, тропа пока оставалась. И это даже при том, что бойцы спецназа ГРУ обучены ставить ногу так, чтобы траву не утаптывать, а раздвигать носком башмака. Если трава свежая и полна жизненных сил, такая поступь не оставляет следа прохода. Но вот армейский тентированный грузовик, что я рассмотрел впереди, траву раздвигать колесами, естественно, не умел, и потому его тяжелый след должен был бы остаться надолго, и показывать любопытным и наблюдательным место, где нам что-то передают. А передавать здесь могли только нам. И это значило, что в следующий раз, если мы застрянем в Земле Отчуждения надолго, принимать контейнеры придется в другом месте, иначе можно нарваться на засаду. Здесь, конечно, не лес и не горы, и засаду устроить сложнее. Тем не менее, высокая трава тоже способствует скрытию людей. Всегда может неожиданно подняться из травы человек с подготовленным для стрельбы стволом автомата. А любая засада хороша именно своей неожиданностью. За счет этого засада в первые же секунды способна нанести катастрофический урон, и лишить подразделение возможности к серьезному сопротивлению. Правда, спецназа ГРУ это чаще всего не касается. Мы своих бойцов натаскиваем на полную внимательность в любых условиях. И, я уверен, появись сейчас из травы хоть три десятка бандитов, хотя такие большие банды в настоящее время уже, говорят, встретить не реально, очереди достанут их раньше, чем они успеют сами на спусковой крючок нажать. Причем, не так давно с отделением другого взвода здесь же, на Северном Кавказе, произошел случай, ставший уже классикой. Взвод был окружен в такой же высокой траве. Бандиты, видимо, рассчитывали захватить отделение в плен, и потому сразу не стреляли. Или просто куражились, чувствуя свою силу. Их было втрое больше, чем спецназовцев. Но командир отделения не растерялся. Он дал команду «Ложись!» Но выполнять команду бойцы начали до того, как она прозвучала. Каждый сам правильно среагировал. В результате бандиты, сразу открыв огонь, что называется, «на движение», и за секунды перестреляли большую часть своих же, стоявших кругом. Остальных добили сами солдаты. При этом потери свелись к минимуму. Обычно на короткой дистанции избежать потерь бывает невозможно. А здесь было только трое раненых, причем ни одно ранение не было настолько серьезным, чтобы помешать солдатам вести бой до конца.
Назад: ГЛАВА ШЕСТАЯ
Дальше: ГЛАВА ВОСЬМАЯ