ЭПИЛОГ
К моменту возвращения взвода я не успел закончить осмотр второй группы убитых бандитов. Младший сержант Красников и трое солдат его отделения старательно помогали мне, выполняя всю неприятную работу. В самом деле, восемь бандитов были убиты малыми саперными лопатками. Бандиты были в бронежилетах. И потому удары им наносились в голову. А из разрубленной головы наружу не только кровь вытекает, еще и мозги вываливаются. Это даже фотографировать неприятно, не то что переворачивать и обыскивать карманы.
Завершив работу, мы вернулись к взводу. Я сразу сел в стороне, и включил внешнюю связь, еще не решив, с кем буду разговаривать. Дежурный по узлу связи ответил сразу:
– Подполковник Лопухов. Слушаю.
– Корреспондент «Семьсот сорок первый». Товарищ подполковник, майор Медведь принял должность?
– Никак нет. Его временно замещает капитан Бутерко.
– Тогда соедините меня напрямую с командующим спецназом ГРУ.
– У вас есть полномочия на такой вызов?
– При прежнем дежурном подполковнике Овчинникове были. У Овчинникова был приказ соединять меня по первому требованию.
– А. Это старлей Троица. Есть такой приказ. Соединяю, старлей.
Полковник Мочилов ответил не сразу. Пришлось подождать больше минуты.
– Троица, ты? – спросил, наконец, командующий.
– Так точно, товарищ полковник.
– Докладывай обстановку. Потом я сообщу новости. Новости с одной стороны хорошие, с другой – как воспримешь, не знаю. Короче, докладывай.
Я начал по порядку обо всем, что произошло после последнего моего разговора с командующим. С откровенным недоумением признался, что не понимаю, как мог улизнуть эмир Арсамаков. И под конец задал вопрос о том, как поступить с ранеными пленниками. Предупредил, что здоровых пленников нет. Тяжелым раненым, которых все равно не донесем живыми, поставили по паре уколов пармедола, и оставили им по паре шприц-тюбиков, чтобы сами себе кололи. Так им умираться будет легче. Больше мы для них ничего сделать не могли.
Командующий слушал меня, не перебивая. И сказал только после того, как я закончил:
– Я понял. Молодцом отработал. От командира летного полка тебе благодарность, и премия какая-то выписана. Но это все только начало. Короче говоря. К восьми утра выходи на ту же точку, где контейнеры получал. Я сам прилечу на встречу. Вопрос с карантином решен. Карантин организован. Взвод на два месяца будет помещен под присмотр врачей из международного лагеря. Туда же поместим и твоих пленников. Сам как? Как самочувствие? Устал сильно?
У меня опять, как тогда, в истории со шлемом паука, пошло покалывание по коже головы. Что-то я ощутил, но не мог понять, что именно.
– Не безнадежно, товарищ командующий, – ответил я, но сам бодрости в своем голосе не почувствовал. Однако подумал, что за вопросами полковника Мочилова стоит какой-то скрытый смысл. Только я его еще не понимал. А спрашивать у командующего такие вещи не полагалось. В лучшем случае, пошлет подальше. В худшем – жди неприятностей по службе.
– И хорошо. При очной встрече я все тебе объясню. Я через пару часов вылетаю туда, к вам с группой, которая пойдет а землю Отчуждения. Ты майора Медведя знаешь? Он, насколько я помню, из вашей бригады.
– Лично не знаком, хотя при встрече здороваемся, как полагается.
– Майор Медведь возглавит группу в Земле Отчуждения.
– Мы во взводе уже зовет эту Землю просто Резервацией, – выдал я свой собственный термин за выросший из глубин взвода.
– Пусть будет так. Пусть будет Резервация. Более короткое, и более колоритное слово. Ну, ладно. У меня народ сидит. До отъезда требуется многое сделать. Все утром лично объясню.
– Понял, товарищ полковник. До встречи.
Полковник отключился от разговора.
А что он хотел мне объяснить, я, честно говоря, не понял. Понял только, что утром узнаю нечто, что может мне настроение испортить. Но у меня крепкая нервная система, и я готов все неприятности встречать с улыбкой на лице.
* * *
Мы выходили на место встречи уже знакомым маршрутом. Все торопились. Взвод уже был в курсе, что ему предстоит двухмесячный Карантин. Знали свою судьбу и летчики. Но Карантин никого не пугал, и даже наоборот, словно бы обещал возможность подкопить жирок. А когда известен срок окончания Карантина, вообще на душе становится легче. Это не обещанные несколько десятилетий в Резервации. Пленников, которые не имели возможности передвигаться самостоятельно, несли на самодельных носилках, сделанных из еловых жердей и веток, связанных еловыми же корнями. Зрение и слух к ним уже вернулись, способность к сопротивлению еще нет. А на своих ногах могло идти только три пленника. Но руки у всех троих были связаны.
Там, где раньше стоял грузовик, сейчас стояло два бронеавтомобиля, и несколько машин, в просторечии называемых «автозаками». Как я понял, это кареты для наших пленников. Неподалеку расположилась и машина «скорой помощи». Видимо, тоже для них. И только тогда, когда наша колонна приблизилась, напрямик через поле в нашу сторону выехало два автобуса. Один, видимо, для моего взвода, второй, отдельный, для летчиков. При нашем приближении в бронеавтомобилях открылись дверцы, и вышло несколько человек в камуфляже. Впереди всех стоял человек в полковничьих погонах и без бронежилета. Я догадался, что это и есть командующий, которого раньше никогда не видел, и шагнул к нему с докладом.
Полковник был уже не молод, но как-то по-мужски красив. И даже застарелый шрам, перечеркивающий его лицо, внешность не портил, а только придавал лицу определенный колорит. Такие мужчины обычно нравятся женщинам. Но у нас разговор должен был идти не о женщинах.
Едва я закончил доклад, как из-за спины полковника выступил майор Медведь, и молча протянул мне руку, здороваясь, как со старым знакомым, хотя раньше мы за руку с ним никогда не здоровались. При этом майор внимательно вглядывался в мое лицо.
Потом сказал:
– Мне всегда казалось, что ты моложе, старлей. А ты почти мой ровесник. Мне сорок шесть. А тебе?
– Мне, товарищ майор, двадцать шесть. Я за несколько минут в резервации внешне постарел на двадцать лет. И один из моих солдат тоже. Но организм работает на прежнем возрасте. Я уже докладывал об этом товарищу полковнику.
Полковник кивнул.
– Ну что, Троица, – спросил у меня. – Ночь, наверное, не спал, соображал, что я вчера недосказал?
– Не совсем так, товарищ полковник, – ответил я. – Ночь мы в марше провели. Уже третью подряд. Потому и не спал. Но недосказанность во вчерашнем разговоре я почувствовал. Я так понимаю, что все будет сказано сейчас?
– Правильно, Троица, понимаешь, – улыбнулся майор Медведь.
– Да, старлей. Сразу хочу оговориться, что приказать тебя я права не имею. Морального права. Да и права командира, скорее всего, тоже. А ты имеешь полное право отказаться. Но у командования есть для тебя предложение – войти в группу майора Медведя для поиска базы «пауков». Пограничники передали сведения, которые раньше прятали. У них пропало два солдата и один старший прапорщик. Очевидцы из городка пограничников многократно видели что-то, похожее на пауков. Но эти очевидцы весьма сомнительные. Один – душевнобольной, второй и третий – местные беспробудные пьяницы. До объявления Земли Отчуждения командование погранотряда пыталось скрыть факты, но мать одного из пропавших солдат получила от сына странное СМС-сообщение, и забеспокоилась. Поднялся шум, и в погранотряде раскрылись.
Я уже готов был отказаться, и полковник Мочилов прочитал, видимо, это в моих глазах.
– Ты сам, старлей, командир взвода, и понимаешь, что такое пропавшие солдаты. Вся армия за них несет ответственность. И ты, и я, хотя это и другой род войск. Кроме того, ты уже искал встречи с эмиром Арсамаковым, и он обещал провести тебя, как союзника, на базу к паукам. У нас об этой базе никаких сведений нет. Арсамаков – единственный вариант. Твой вариант.
Меня убеждали, как я понял. Но я почему-то всю дорогу до места встречи думал о возвращении домой. Так сильно по своему дому скучал, что собрался твердо отказаться. Тем не менее, сам не понимая, как это получилось, я сказал:
– Согласен, товарищ полковник. Я – согласен. Мне бы только чуть-чуть отоспаться.
Командующий посмотрел на часы.
– Четыре часа на сон. Ложись в багажнике бронеавтомобиля. Там места много. Через четыре часа майор Медведь тебя разбудит.
notes