Книга: Отчуждение
Назад: ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дальше: ЭПИЛОГ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Второй «беспилотник», в отличие от рядового Глумковского, полетел как раз над хребтом, напрямую навстречу бандитам. Сам хребет уже было плохо видно, и я вынужден был включить тепловизионную камеру. И уже вскоре камера показала, что восемь бандитов передвигаются достаточно быстро. Быстрее, чем бандиты обычно ходят. Похоже было на то, что эмир Арсамаков намеренно выслал вперед тех, кто может ходить быстро, чтобы они так же быстро и вернулись. Я тут же прикинул сектор поражения осколками от МОН-90. Причем, мины были установлены по обе стороны траверса, чтобы сделать волну осколков наиболее плотной, и почти по центру. В этом случае осколки могут даже друг с другом сталкиваться где-то примерно в середине всей убойной дистанции, составляющей у этой мины как раз девяносто метров. Но, при этом я прекрасно видел и место, где бандиты выставляли «растяжки» от взрывателей. Тоже на этой же дистанции. Разве что, метров на десять ближе. Расчет при этом был основан на том, что «растяжки» сработают под ногами у убегающих или даже просто отступающих бандитов, которым, я не сомневался, был дан приказ привести федералов «на своих плечах». То есть, сильно от преследования не отрываться. Группа преследования в данном случае должна была попасть в самое опасное место для поражения. Но тогда получалось, что сами отступающие тоже были приговорены. Они, вне всякого сомнения, были выбраны для жертвы ради общего дела всей банды. И при взрыве тоже должны быть уничтожены осколками мин. Иначе никак не могло бы получиться.
Наша же задача состояла в том, чтобы не попасть в сектор поражения. И потому, рассчитав время, которое потребно бандитам для похода за собственной смертью от пуль группы младшего сержанта Красникова, я разделил остатки взвода и команду летчиков на две равные половины, одну половину возглавил сам, вторую доверил старшему сержанту Камнеломову, и показал маршрут по склонам.
Второй «беспилотник» тем временем сменил первый, я видел на мониторе «планшетника», как оставшиеся бандиты заняли позицию поперек хребта, надеясь с этой позиции добить то, что останется от взвода после взрыва. Мы же быть добитыми не желали, и потому планировали, обойдя засаду, выйти бандитам за спину на дистанцию в пятьдесят метров. Но не атаковать, и вообще раньше времени не только на хребет на подниматься, но и не поворачивать в сторону засады головы. Простая техника безопасности. «Планшетник» во взводе был только один, как и полагается, у командира, у меня, то есть. И я по связи должен был координировать действия группы старшего сержанта Камнеломова, пользуясь тем, что коммуникатор «Стрелец» умел показывать мне местонахождение всех бойцов взвода. При постановке задачи я видел обиженный взгляд подполковника Коломийца, которому я не доверил командование второй группой, в которую включил его и одного из летчиков-капитанов.
Пришлось сказать подполковнику во избежание попыток его давления на Камнеломова:
– Когда, товарищ подполковник, вы меня к себе на борт самолета возьмете, я не буду мешать ни вам, ни штурману. Честное слово. Надеюсь, и вы моему старшему сержанту мешать не будете. Он свое дело знает.
Коломиец понял меня правильно. Он был умным офицером, умеющим здраво оценивать ситуацию. И возражать не стал. На земле он, по сути дела, был даже не просто бойцом, а самым слабым звеном во всей группе, поскольку не имел ни навыков скрытного передвижения, ни навыков ночного боя. Да и автомат подполковника не имел ночного прицела. Следовательно, летчики шли с группами только в качестве статистов.
В мою группу вошел второй капитан из летчиков, и старший лейтенант Кольниченков, который так и не выпускал из рук пульт управления дроном. Дрон висел высоко, передавал изображение с камеры, и я прекрасно видел, как рядовой Глумковский меняет взрыватели в минах МОН-90. Завершив эту работу, сапер развернул закругленные корпуса мин округлой стороной в сторону засады. Потом вызвал меня по связи.
– Товарищ старший лейтенант, взрыватели сменил. Вместо натяжных поставил шумоволновые. Мины развернул и прицелил. Но до сих пор удивляюсь вам. Это действительно обыкновенные МОН-90. Как вы их смогли различить! Меня зрение никогда не подводило, но я разобрать не сумел. Далеко было. А камера слабая.
– Ставь, Саня, сюрпризы. – поторопил я его. Я всегда чувствовал себя неуютно, когда меня хвалили в лицо. Наверное, я был от природы скромным и даже слегка стеснительным человеком, хотя и обладал способностью перебарывать это состояние и демонстрировать необходимую в какие-то моменты жесткость.
– Приступаю, – доложил сапер.
Это было самым сложным делом. Под самым носом у засады следовало поставить две светошумовые мины, и протянуть к их взрывателям «растяжки». Сам я внимательно следил за каждым движением своего сапера, как и за возможной реакцией бандитов в засаде, и жалел в волнении, что не послал с Глумковским снайпера Ассонова для подстраховки. Конечно, работа снайпера может оказаться замеченной в засаде, и тогда вся моя затея может провалиться, как может провалиться и при простом обнаружении сапера. Но для сапера умение оставаться невидимым не менее важное качество, чем для любого бойца военной разведки, если только не более важное. И мы на занятиях уделяли этому атрибуту подготовки немало времени. И даже, помниться, когда другие уже уходили после занятий в казарму, сапер сам, по собственному желанию, оставался, и ползал дополнительно, выполняя задание повторно. А я оставался с ним, подсказывая. Не зря, как сейчас стало понятно, мы этому особое внимание уделяли. Глумковский проползал от бандитов всего в нескольких метрах. Они его не заметили. В принципе, это тоже важный психологический момент скрытного передвижения. Человеку в засаде свойственно вдаль смотреть, и именно там искать опасность. А то, что у него под носом творится, он часто не видит. Тем более, в темноте, когда луна еще где-то за другими хребтами, а в небе только звезды. И хотя звезды в горах большие, мохнатые и яркие, кусты и деревья на траверсе хребта тоже похвалы заслуживают, и умело прячут того, кто умеет прятаться. Глумковский все выполнил идеально, только завершал он свою работу на противоположном от меня склоне, и я передал приказ по связи:
– Нормально, Саня, отработал. Сейчас спустить на пару десятков метров, и метров на пятьдесят удались бандитам за спину. Туда скоро выйдет группа Камнеломова. Вливайся в группу.
Мы уже вышли засаде во фланги, когда со стороны нашей засадной группы во главе с младшим сержантом Красниковым послышалась одиночная стрельба. Одиночная, значит, прицельная. В ответ раздалось несколько автоматных очередей, но слишком длинных для того, чтобы быть прицельными. Две очереди очень быстро оборвались. Видимо, автоматчиков подкосили пули засады. Я не видел на мониторе место скоротечного боя – расстояние мешало камере захватить тот участок, но хорошо представлял, что там произошло. Автоматы моих бойцов имеют отличный пламегаситель. И пламя из ствола не видно. Стреляли бойцы из бойниц в каменных брустверах. Из положения лежа. В засаде, естественно, никто задницу выше бруствера не задирает, чтобы туда пуля угодила. И это автоматически сводит на «нет» шансы бандитов ранить или убить кого-то из моих парней, которых даже при стрельбе не видно, а лишь слышно. И бандитские автоматные очереди были направлены неизвестно куда. Поднимать своих убитых при отступлении бандиты тоже не стали. Иначе снова были бы слышны одиночные прицельные выстрелы. Но они не звучали. Следовательно, бандиты отступили, как и планировал эмир Арсамаков. И эмир радовался этому отступлению. Радовался и я, понимая, что вскоре произойдет. Радовался даже больше, чем Арсамаков.
Мы прошли уже засаду, над которой остался только наш верный помощник – «беспилотник» вертолетного типа. Остался там работать, и передавать на мой «планшетник» сигналы со своей видеокамеры. Прямо на ходу был запущен и первый «беспилотник», потому что у второго тоже кончался заряд аккумулятора, и подполковник Коломиец стал выводить его на склон, где надеялся приземлить в свои собственные объятия. А я, все так же на ходу, продолжал наблюдение, и только каким-то чудом не спотыкался и не падал. Хотя склон и был недостаточно крутым, чтобы разбиться при падении, но все же и не пологим. И идти по нему вслепую было делом рискованным. Но я умудрялся и ситуацию контролировать, и за взводом присматривать, и под ноги себе время от времени поглядывать.
Бандиты в засаде лежали лицом к северу, то есть, в ту сторону, откуда должны были появиться отступившие бандиты. Они и появились. Трое из восьми. Остальные просто умерли на несколько минут раньше, чем должны были умереть другие. Другие – из основного состава банды. Те, кто ждал смерти первых, принеся их в жертву ради своего спокойствия. Но, благодаря моему взводу, троим оставшимся из передовой восьмерки, повезло. По плану эмира Магомета Арсамакова, они должны были сами активировать мины, которые уничтожат и их, и преследователей. Только вот преследователей почему-то никто не видел даже в тепловизор, который имелся у банды. Это не могло не обеспокоить Арсамакова, но времени на принятие решения и на изменение ситуации у него уже не было. Трое пересекли линию, где должны были задеть спаренные «растяжки» от МОН-90, но и тут Арсамакова ждало разочарование. Взрыва не последовало. А трое бандитов, ничего не подозревая, приближались к передовой линии своей засады. Эти трое думали, что так все и должно быть. Им никто, естественно, не сообщил, что взрывом их должно было смести с тропы, как и преследователей. Несколько бандитов загодя встало во весь рост, чтобы встретить подошедших. Но тут случилось то, на что я рассчитывал вместе с рядовым Глумковским. Бандиты шли через траву, под ноги не смотрели, торопились, опасаясь обещанного преследования, ради которого они и пошли вперед, выманивая на себя спецназ. Там, в траве, задели и активировали взрывные устройства, установленные Глумковским. Мы, и моя группа, и группа старшего сержанта Камнеломова, за которой я тоже следил через монитор, были уже далеко. На дистанции в полсотни метров от взрыва светошумовой мины оглохнуть невозможно, хотя звук по ушам все же бил сильно. И сразу после грохота в небо взметнулось два необычайно ярких столба пламени. Даже я на секунду обернулся, чтобы посмотреть за спину, а потом вынужден был закрыть глаза секунд на пятнадцать – двадцать, чтобы после своего взгляда за спину хоть что-то видеть. Столбы, осветив окрестности, прогорели быстро. Но и этого должно было хватить. А следом за этим одновременно взорвалось три мины МОН-90, на которых сработали установленные взводным сапером шумоволновые взрыватели, уловившие шум и волну воздуха от взрывов светошумовых мин. Бандитскую засаду должно было засыпать осколками. Тем более, как показал монитор «планшетника, большая часть бандитов успела вскочить на ноги, среагировав на взрывы светошумовых мир. Стоящих поразило всех. Но, слепые и глухие, они даже понять не могли, что с ними происходит. Однако монитор тут же показал мне, что и после близкого взрыва трех МОН-90, уцелело несколько бандитов. Должно быть, камни или соседи по засаде приняли осколки на себя. Понять, что произошло, не могли и они, и, скорее всего, все они находились в истеричном состоянии, вызванном слепотой и глухотой, возможно, в дополнение к этому, еще и осколочным ранением. И, как я и предполагал, истерика вылилась в бессмысленное слепое убийство, когда все они начали посылать вокруг себя автоматные очереди, и расстреливали друг друга почти в упор.
– Боюсь, для нас там и работы не останется, – выразил я слегка странное соболезнование непонятно кому. – Возвращаемся к засаде. Если есть живые, сразу связывать руки.
Я не любил команду «За мной», хотя иногда ею и пользовался. Обычно я просто ставил взводу задачу, и сам начинал выполнение. И взвод за мной молча следовал, воспринимая мое начало движения за команду. Так и сейчас. Все вышли на траверс хребта, где идти было намного легче, чем по склону. На склоне приходилось одну ногу держать постоянно согнутой, отчего мышцы даже слегка уставали. К месту бандитской засады мы, конечно, бежали не со всей возможной скоростью, но и не ползли. А пятьдесят метров – это дистанция, практически, никакая. При приближении сразу почувствовался сладковатый запах сгоревших боеприпасов, еще через десять шагов стал улавливаться запах сгоревших тряпок, то есть, одежды бандитов. А еще через десять метров в ноздри ударил запах смерти. Вообще-то это был обыкновенный запах крови. Но именно смерти присущ такой запах. И потому в голове он, не используя промежуточное звено, сразу представлялся запахом смерти.
Уже на подходе к месту засады, стали слышны яростно-испуганные крики. Кричали, видимо, раненые. И передо мной сразу же встала новая задача, разрешить которую я никак не мог. Добивать пленных в спецназе допускается, но только в том случае, если они в состоянии угрожать жизням военнослужащих или мирных жителей или угрожать срыву операции. Но вообще-то расстрел раненых считается делом не слишком приятным, и, кажется, даже военным преступлением. Такой приказ отдать – офицеру сложно, а выполнить такой приказ – сложно солдату. Но куда я мог бы деть пленников, я не понимал. Тем не менее, что-то с ними делать следовало. Наверное, им еще и врач требовался. У меня же во взводе был только солдат-санинструктор, способный, разве что, палец перевязать, когда его канцелярской кнопкой проколешь. Это, конечно, утрированное суждение, тем не менее, санинструктор мог бы сделать раненому перевязку, мог бы поставить укол пармедола, и помочь загрузить его в санитарную машину. В основном обязанности санинструктора сводились к тому, чтобы таскать на себе в каждом марше тяжеленную сумку с медикаментами.
Мои солдаты повели себя молодцом. Они, в первую очередь, обезоружили тех, кто был ранен. Сильно не церемонились. Подходили сбоку, не со стороны поднятого ствола. Удар ногой или по цевью, или под локти – и оружие летит в сторону. Если бандит ранен, его следует прижать к земле, связать руки и ноги, и сделать ему перевязку, если это возможно. Одному пришлось перевязывать голову – касательное ранение черепа. Осколок МОН-90 просто развалил верхние кости головы, и сколько такой раненый мог еще протянуть – неизвестно. Только можно было сказать, что недолго. Обычно с обнаженным мозгом люди не живут. Двоих вообще перевязывать не стоило – у них в нескольких местах были пробиты бронежилеты, из-под которых вытекло уже столько крови из каждого, что на троих могло бы хватить. Бронежилеты у бандитов бывают куплены, как правило, на базаре за собственные деньги. Чаще всего, украинского частного производства. Такой бронежилет не защищает от выстрела из рогатки. Успокаивать раненых не стоило, хотя уколы пармедола им и ставили. Но объяснять, что зрение и слух вернутся через определенное количество часов, возможности не было. Раненые все равно ничего не слышали.
Меня интересовала судьба тех троих, которых умышленно выпустили бойцы группы младшего сержанта Красникова, и которые не попали в сектор поражения мин МОН-90. Конечно, светозвуковое поражение они получили. Но среди пленников не раненых не было ни одного. Исходя из этого, резонным было предположить, что те трое бандитов пали под автоматными очередями, когда начался истеричный расстрел всего живого и неживого вокруг. Незрячие расстреливали незрячих, глухие не слышали крики таких же глухих. Вообще все это походило на мистический акт самоуничтожения банды. Но бандиты, подумалось мне, этого и заслужили. Их просто постигла кара за совершенное и задуманное, но еще не совершенное. Только совсем недавно, меньше часа назад они мечтали нас уничтожить. А получилось, что уничтожили самих себя.
– Что с ранеными будем делать? – спросил подполковник Коломиец.
– Понятия не имею, – вежливо и честно пожал я в ответ плечами. – Предлагаете, товарищ подполковник, расстрелять?
– Я интересуюсь мнением военной разведки, и ничего не предлагаю, – почему-то испуганно ответил Коломиец. – Я догадываюсь, что обычно вы их ментам сдаете. Или в ФСБ.
– Но сейчас это невозможно.
– Сейчас невозможно, – согласился летчик с очевидным фактом. – Мы вообще никогда с пленными дела не имели, потому и спрашиваю.
Да, летчикам в этом отношении проще. Было бы забавно посмотреть, как они, отбомбив позиции противника, сажают свою технику, перевязывают и связывают пленников, и сажают их в отсек для бомбометания своего самолета. Впрочем, наши летчики представляли истребительную авиации, а не бомбардировочную. Они, тем более, не приспособлены к захвату пленников.
– Поинтересуйся, старлей, что твое командование посоветует, – кивнул подполковник в сторону моего коммуникатора.
– Именно это я и собирался сделать, товарищ подполковник. – Только предварительно я должен осмотреть убитых. Камнеломов?
– Я!
– Тащи свой большой фонарь. Будем эмира Арсамакова искать.
– Тридцать секунд, товарищ старший лейтенант. Заканчиваю инструктаж постов. Во все стороны выставляю.
– Хорошо. Жду.
У нас у всех были собственные тактические фонари и просто слабые бытовые фонарики. Но бытовые фонарики дают слишком мало света, а тактические фонари бьют ограниченной точкой, не способной дать с близкого расстояния большой круг. У Коли Камнеломова имелся собственный фонарь с ручкой, достаточно сильный, и дающий большой круг света. Для дела, которым я хотел заняться, такой фонарь подходил больше всего.
Занятие, которое я себе выбрал, мне самому, признаюсь честно, совершенно не нравилось. Даже при том, что свою брезгливость я сумел побороть уже давно, мне все равно не нравилось возиться с трупами. Но повозиться пришлось, и в крови испачкаться пришлось. В чужой, естественно, крови.
Слышал я мнение, что служба в спецназе ГРУ – это сплошная боевая романтика. Какая несусветная глупость! Такой службы, как я понимаю, вообще не бывает. Спецназ ГРУ – это, в первую очередь, изнурительная, из года в год повторяющаяся работа на основной базе, тренировки, тренировки и тренировки – до полного изнеможения. Бывает, после занятий сядешь на скамейку, вытянешь руки и ноги, и чувствует во всем теле, в том числе, и в голове, беспрестанное усталое покалывание. И даже встать сразу не можешь. И такое случается часто. Не каждый день, но уж, раз в три дня, точно. В боевых командировках от занятий вроде бы отдыхаешь. Ни один, даже самый тяжелый бой, не сравнится нагрузками с тренировками. Но и в боевой командировке столько неприятных нудных моментов. После каждого боя существует обязательная процедура передачи убитых бандитов следственным органам. Бесконечное написание рапортов о своей работе. И, самое неприятное, например, для меня лично, часто приходится, если нет возможности вызывать следственную бригаду, самому среди трупов копаться, кого-то опознавать по документам о розыске, исследовать документы убитых, их телефонные трубки, которые способны потом дать информацию о личности убитого. То есть, выполнять часть следственных действий вместо следственной бригады, хотя следственными функциями спецназ ГРУ вообще-то не обладает.
Старший сержант Камнеломов подошел устало, посветил фонарем себе под ноги.
– Прибыл, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо, что прибыл. Тогда – пойдем работать, – я встряхнулся, сбрасывая подступившую, как всегда после завершения операции, усталость. И первым шагнул в сторону недавней бандитской засады.
* * *
Начали мы, как обычно, с общего подсчета. Набралось вместе с ранеными двадцать восемь человек. Плюс к этому, восемь человек было уничтожено первой группой младшего сержанта Красникова, потом уничтожено еще пять человек уже второй группой того же младшего сержанта. Итого – сорок один человек. Это очень большая банда, непривычно большая. Я про такие ни разу не слышал. И, скорее всего, мои предположения оказались верны – это была не одна, а две банды из тех, что не смогли перейти границу, и попытались спрятаться в Резервации, как я уже устойчиво называл в мыслях Землю Отчуждения. Среди них было, как минимум, от одного до трех человек, уже раньше оказавшихся здесь – это сам эмир Арсамаков и двое его людей, что смогли уйти, когда мы атаковали банду рядом с дымным сигнальным костром летчиков. Вполне возможно, людей у эмира было больше. Ведь были же еще две шахидки. Наверное, и моджахеды тоже где-то отсиживались. Но такой сильной банды у самого Арсамакова раньше никогда не было. Видимо, эмиры этих двух банд хорошо Арсамакова знали, и решили полностью ему довериться вместе со своими людьми. И Арсамаков втравил их в авантюру по уничтожению моего взвода. Он сам толком не понимал, с кем связался. Раньше против эмира Арсамакова выступали, в основном, силы местного и сводного ментовского спецназа, и только один раз отряд спецназа ФСБ. И всегда неудачно. А вот с «волкодавами» эмир столкнулся впервые. И первую свою неудачу, когда его спасло воздушное сражение инопланетных боевых космолетов, эмир отнес, скорее всего, не к нашим заслугам, а к случайности. Он был слишком самоуверенным человеком, и за это поплатился. Все самоуверенные когда-то попадают в схожую историю, и бандиты и не бандиты, и даже офицеры.
Переворачивать убитых было не самым приятным делом. Но большинство из них по какой-то закономерности упало лицом вниз. Или уже лежало так, когда их настигли мощные осколки МОН-90. И потому переворачивать приходилось. Старший сержант освещал фонариком лица, а я фотографировал на «планшетник», потом обшаривал карманы, собирал документы и трубки сотовой связи. Документы и трубки складывал в пластиковый пакет для мусора. Других пакетов у меня не было. Кроме того, эти пакеты имели тесьму для затягивания и завязки. Так я набрал целый мешок документов и трубок. А еще предстояло точно так же обойти и убитых двумя группами младшего сержанта Красникова. Можно было бы по связи послать на это дело самого младшего сержанта. Василий человек ответственный, и все сделал бы, как требуется. Но я вовремя вспомнил, что у Красникова трубка простейшая, без фотокамеры, и снимать ему не на что. Конечно, возможно, что у кого-то из убитых был смартфон с качественной камерой. Но это тоже было неизвестно. И я оставил неприятную процедуру для себя. Завершив первую часть работы, я посмотрел на старшего сержанта Камнеломова.
– Хреново дело, Коля.
– Что хреново, товарищ старший лейтенант? – не понял мой заместитель.
– Эмира Арсамакова среди убитых нет. Он опять умудрился от нас улизнуть.
– Беспилотник! – хватился Камнеломов. Оба запустить. Пусть по обе стороны хребта летят так, чтобы траверс захватывать. С тепловизионными камерами.
– Дело. – я направился к летчикам, которые сидели все вместе чуть в стороне от моих бойцов, и что-то тихо обсуждали. И сразу выложил свою проблему.
Подполковник Коломиец молча встал, кивнул старшему лейтенанту Кольниченкову, и оба они тут же выставили свои дроны на стартовые ящики, с которых квадрокоптеры стабильно уже взлетали.
– Я пойду осматривать остальных убитых, товарищ подполковник. Если эмир найдется, пошлите Камнеломова с отделением в погоню. Он не упустит. Связь с ним через любого из бойцов. Или шлем с кого-то снимите, чтобы подсказывать.
– Иди, старлей. Дело надо делать. – согласился Коломиец, уже смирившийся с тем, что не он здесь командует. – Может, возьмешь кого-нибудь с собой в сопровождение? Хотя бы пару человек. Кто знает, где этот эмир бродит.
– Это будет мое счастье и его несчастье, если он на меня выйдет. На троих он точно не выйдет. На одного может рискнуть. На свою беду. Потому и пойду один.
И я, забрав выключенный фонарь у Камнеломова, двинулся в обратный путь.
Я шел быстро по самому траверсу. Но все же осторожность соблюдал. Трижды поднимал бинокль, и через тепловизор осматривал путь впереди. Тепловизор чем и удобен. Если кто-то за камень спрячется, то над камнем все равно будет видно светящееся тепловое облако. Если надумает залечь за кустом, то куст его не прикроет. Тепло человеческого тела будет хорошо видно. Но никакой опасности я не заметил. И, только уже на подходе к месту, где трое бойцов вместе с младшим сержантом Красниковым подстрелили пятерых бандитов, я что-то увидел рядом со склоном. Но это что-то старалось не высовываться из-за камней. Я поднял автомат, и стал смотреть в тепловизионный прицел. И прицел показал мне отчетливо фигуру небольшого подсвинка, видимо, испугавшегося взрывов и стрельбы, и убежавшего из стада. Охотником я никогда не был, и вообще не люблю стрелять в живое существо, как ни странно это слышать от офицера спецназа. И, чтобы кабанчик опасался встречи с людьми, я выстрелил в камень рядом с ним. Подсвинок с визгом отскочил в сторону, и бросился наискосок по склону в ущелье.
– Кто идет? – вопросом через систему связи отозвался на мой выстрел младший сержант Красников.
– Троица, – ответил я. – Как дела, Вася?
– Ждем взвод.
– Выходи навстречу. Нужно убитых бандитов обыскать и сфотографировать.
Василий показался из кустов уже через минуту. За спиной у него шли трое солдат, с которыми он встречал бандитов. Солдаты свое дело знали, и сразу начали переворачивать четверых убитых Пятый лежал на спине, раскинув крестом руки.
– Товарищ старший лейтенант, – раздался в наушниках голос старшего сержанта Камнеломова. – «Беспилотники» проконтролировали хребет до места срастания с соседним. Это почти пятнадцать километров. Ни эмира, ни вообще никого не нашли. Как сквозь землю провалился. И дальше убежать не успел бы.
– Понял. Считаю дальнейшие поиски бесполезными. Возвращайтесь. Посты снять не забудь.
– Они нас слышат. Сами снимутся, пойдут дозором, как раньше стояли. Что у вас за выстрел был, товарищ старший лейтенант?
– Кабана спугнул. Если встретится, не стрелять. Пусть живет. Молоденький.
Назад: ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дальше: ЭПИЛОГ