21
«Парагон-Эйша»

Сан-Франциско и Лос-Анджелес больше походили на две разные планеты, чем на два разных города. И дело было не в трениях между Северной Калифорнией и Южной, а в более глубоких корнях. Райделл помнил, как много лет назад сидел где-то с пивом, смотрел «церемонию отсоединения» по Си-эн-эн и даже тогда не проникся всей этой заморочкой. Но вот сама разница – была, никуда не денешься.

Жесткий порыв ветра швырнул ему в лицо дождь, когда он шел по Стоктон-стрит к Маркет-стрит. Девицы из офисов придерживали руками юбки и хохотали, и Райделлу тоже захотелось смеяться, впрочем, это прошло еще до того, как он повернул на Маркет-стрит и двинулся вниз по Четвертой.

Именно здесь он встретил Шеветту, здесь она когда-то жила.

Она и Райделл ввязались в этих местах в одну авантюру, независимо, потом встретились, а уж окончание этой авантюры занесло их в Эл-Эй.

Ей просто не понравился Эл-Эй, вечно твердил он себе, хотя знал, что совсем не потому все вышло так, как вышло.

Они приехали на Юг настоящей парой, а Райделл зачем-то решил превратить в телешоу то, через что им вместе пришлось пройти. «Копы влипли», конечно, заинтересовались; «Копы» уже проявляли к Райделлу интерес давно, еще в Ноксвилле.

Свеженький после академии Райделл выстрелил на поражение, задерживая удолбанного «плясуном» психа, который хотел прикончить детей своей собственной подружки. Подружка впоследствии пыталась судиться с округом, городом и самим Райделлом, так что «Копы влипли» решили, что с Райделлом может выйти неплохой эпизод. И они его дернули самолетом в Южную Калифорнию, где у них была база. Он получил личного агента и тому подобное, но с «Копами» так и не срослось, и его взяли в «Интенсекьюр» водителем броневика, ездить по вызовам. Как только он умудрился вылететь и оттуда, случилась поездка в Северную Калифорнию, для временной и сугубо неофициальной работы – участия в местной операции «Интенсекьюр». Тут-то он и влип в заваруху, по ходу которой встретил Шеветту Вашингтон. В общем, когда он вернулся в Эл-Эй с готовым сюжетом и под ручку с Шеветтой, «Копы влипли» тут же сделали стойку. Они как раз пытались расшириться, развернуть каждый отдельный сюжет в целый сериал для той или иной нишевой аудитории, и отделу демографии понравилось, что Райделл – мужчина, что он не слишком молод, не слишком образован и вдобавок южанин. Еще им понравилось, что он не расист и уж конечно то, что при нем была эта смазливая, альтернативного типа деваха, такая крепенькая, будто может легко колоть грецкие орехи между ляжек.

«Копы влипли» засунули их в маленький полуофициальный отель неподалеку от Сансет, и они с Шеветтой были там так счастливы первые две недели, что от одних воспоминаний Райделла уже корежило.

Каждый раз, когда они ложились в кровать, ему начинало казаться, что они творят историю, а не просто занимаются любовью. Номер был похож на небольшую квартирку, с отдельной кухней и газовым камином, и по ночам они кувыркались перед камином на одеяле, брошенном на пол, все окна открыты, весь свет погашен, синее пламя чуть мерцает, боевые вертолеты ДПЛА гудят над головой, и когда он оказывался в ее объятиях или она придвигалась лицом вплотную к его лицу, он понимал, что это хорошая история, самая лучшая и что все теперь выйдет просто замечательно.

Не вышло.

Райделл никогда особо не задумывался о своей внешности. Ему казалось, с этим все в порядке. Женщинам он, похоже, вполне нравился, ему даже говорили, что он похож на молодого Томми Ли Джонса, а Томми Ли Джонс был кинозвездой в двадцатом веке. И потому, что ему так сказали, Райделл однажды взял и посмотрел пару фильмов с этим парнем; фильмы ему понравились, хотя никакого сходства он не увидел и слегка озадачился.

Однако он начал беспокоиться, когда «Копы влипли» приставили к нему костлявую белобрысую стажерку по имени Тара-Мэй Алленби, которая ходила за ним как привязанная и непрерывно снимала установленным на плече стэдикамом.

Тара-Мэй жевала жвачку, мудрила с фильтрами и, в общем и целом, бесила Райделла до зубовного скрежета. Он знал, что сигнал с ее камеры идет напрямую к «Копам влипли», и стал подозревать, что они не слишком довольны тем, что видят. Тара-Мэй не развеяла его опасений, объяснив Райделлу, что камера добавляет верные двадцать фунтов к любой внешности, но, дескать, подумаешь, ей самой Райделл нравится вот таким, натуральным, в самом соку. В то же время она постоянно намекала, что он мог бы и подкачаться. Почему бы не последовать примеру этой вашей подружки, говорила она, вот так крепышка, даже зависть берет.

Но Шеветта ни разу в жизни не была в гимнастическом зале; крепышкой ее сделали родительские гены да еще те несколько лет, что она гоняла вверх-вниз по холмам Сан-Франциско на горном спортвелике с рамой из пропитанной эпоксидкой японской конструкционной бумаги.

Так что теперь Райделл просто вздохнул, дойдя до перекрестка Четвертой и Брайант-стрит и свернув по Брайант на мост. Сумка на плече начала заметно тяжелеть, явно в сговоре с силой тяготения. Райделл остановился и еще раз вздохнул, поправляя сумку. Выкинул мысли о прошлом из головы.

Просто топай, и все.

Никаких проблем с поисками этого филиала «Счастливого дракона».

Пропустить его было попросту невозможно: бац! – и вот он, торчит прямо там, где была середина Брайант, в самом центре, у входа на мост. Райделл не видел его, когда шел по Брайант, потому что павильон заслоняли груды старых противотанковых заграждений, сброшенных после землетрясения, но стоило миновать эти бетонные дуры, и вот, пожалуйста, любуйтесь.

Райделл заметил, пока шел к магазину, что это заведение – более новая модель, чем та, где он работал, на Сансет. У этой почти не было выступающих углов, так что отделка меньше крошится и ремонт требуется реже. Вероятно, разработка «драконовских» модулей сводилась к проектированию объекта, способного выдержать натиск миллионов небрежных и даже враждебных рук. В конце концов, подумал Райделл, должно получиться что-то вроде раковины моллюска – гладкое и твердое.

У магазина на Сансет было покрытие, которое пожирало граффити. Подростки из уличных банд приходили и что-нибудь малевали на стене; двадцать минут спустя из-за угла выскальзывали плоские и чем-то похожие на крабов пятна темно-синего цвета. Принципа их действия Райделл так и не осознал, но Дариус говорил, что их разработали в Сингапуре. Казалось, они были внедрены на несколько миллиметров вглубь красочного слоя – густого матового геля – и при этом свободно в нем передвигались. Райделл слыхал, что это называется «умный материал». Твари сползались и атаковали замысловатые аэрозольные каракули, нанесенные, дабы расписаться в фанатстве, пометить территорию или поклясться в мести (Дариус умел читать эту тайнопись и мог выстроить из нее целую историю), – сползались и начинали жрать. Нельзя сказать, что их «клешни» и «жвалы» так уж явственно двигались. «Крабы» всего лишь принюхивались к граффити, и постепенно каракули начинали распутываться, бледнеть, синева «драконовских» буквоедов засасывала молекулы краски.

А однажды кто-то оставил после себя умные каракули – нечто типа переводной картинки, по-хитрому прилепленной к стене, хотя ни Райделл, ни Дариус так и не поняли, как злоумышленнику удалось это сделать незаметно. Может быть, сказал Дариус, картинкой выстрелили издали. Это была эмблема банды, звавшейся «Чупакабры», жуткая шипастая тварь, вся черно-красная, насекомоподобная и зловещая, и, как считал Райделл, довольно прикольная. Он еще видел такую наколку, когда сидел в магазине. Парни, щеголявшие такими тату, обожали носить эти ужасные контактные линзы, от которых зрачки становятся похожими на змеиные. Однако когда пожиратели граффити явились полакомиться «чупакаброй», она отползла.

Они осторожно подкрадывались к ней, а она их чуяла и отползала. Очень медленно, почти незаметно, но все-таки отползала. Тогда пожиратели граффити приближались к ней снова. Райделл и Дариус целый вечер наблюдали за ней, пока она не скрылась за углом. К окончанию их смены она обогнула магазин кругом и уже приближалась обратно к фасаду.

В начале их следующей смены зверюга красовалась все там же; компанию ей составляла пара стандартных клякс от аэрозольных хлопушек. Пожирателей заворожила «разумная чупакабра», а о своем привычном деле они и думать забыли. Дариус показал сие безобразие мистеру Парку, которому не понравилось, что ему не доложили сразу. Райделл открыл журнал дежурств и продемонстрировал подробный отчет, занесенный еще в конце прошлой смены, отчего мистер Парк только разозлился еще больше.

Примерно через час подкатил хирургически чистый, без опознавательных знаков белый фургон, и два типа в белых комбинезонах «Тайвек» принялись за работу. Райделл очень хотел посмотреть, каким образом они вытравят хитрые граффити, но тем вечером в магазине случилась натуральная эпидемия краж, и он так и не увидел, что же фургонщики сделали с «чупакаброй». Он знал, что им не понадобится ни скребков, ни растворителей. Ноутбук и два зонда с присосками – вот и все их орудия. Вероятно, парни просто взломали программу «чупакабры», переписали код и уехали, а пожиратели граффити снова принялись без помех всасывать последний писк настенной живописи.

Этот «Счастливый дракон» у моста был гладкий и белый, как новая фарфоровая тарелка, отметил Райделл, подойдя чуть поближе. Магазин казался обрывком чужого сна, свалившимся с неба. Вход на мост всегда открывался неожиданно, драматически, и Райделл спросил себя, много ли было дискуссий в Сингапуре, прежде чем поставить здесь модуль. «Счастливый дракон» имел филиалы во многих местах первостатейной для туристов привлекательности, Райделл их видел на экранах «Всемирной Интерактивной Видеоколонны» в Эл-Эй; один филиал размещался в торговом центре под Красной площадью, другой – модный «Кей-Дам» – в центре Берлина, третий, самый крупный, – на Пиккадилли в Лондоне, но то, что модуль поставили здесь, казалось Райделлу поразительно странной или, если угодно, до странности преднамеренной акцией.

Мост был специфическим местечком, достаточно безопасным, но вот только не для туристов. Нет, конечно, пешие туристы наблюдались, и в изрядном количестве, особенно на этом конце моста, но никаких экскурсий, никаких гидов. Если ты шел на мост, ты шел по собственному почину. Шеветта говорила, что «мостовые» люто ненавидят проповедников, и Армию спасения тоже, и вообще любые организации. Райделл смекнул, что этим-то мост в первую очередь и притягивает людей – своей неподконтрольностью.

«Автономная зона» – так называл это Дариус. Он сказал Райделлу, что Сансет-Стрип изначально был одной из таких же зон на стыке разных полицейских юрисдикций и это прочно отпечаталось в ДНК улицы, – вот отчего, скажем, под Рождество на Стрипе по-прежнему паслись шлюхи в колпаках эльфов.

Но, возможно, «Счастливый дракон» знает что-то такое, чего люди не знают, подумал он. Все в мире может меняться. Его отец, например, божился, что Таймс-сквер когда-то была ого-го каким опасным местечком.

Райделл с трудом пробивался через толпу, втекавшую и вытекавшую с моста мимо «Всемирной Интерактивной Видеоколонны», и ему все мерещилось, что вот сейчас он поднимет взгляд и увидит родной филиал на Сансет, и Хвалагосподу радостно просияет ему с парадного входа.

Увидел он лишь юного сеульского скейтбордиста, трясущего мошонкой в камеру.

Он вошел внутрь, где его немедленно остановил очень крупный джентльмен с очень низким лбом и белесыми бровями.

– Сумку сюда, – приказал охранник, украшенный точно таким же неоново-розовым кенгурятником, какой Райделл таскал на себе в Эл-Эй. Собственно, райделловский кенгурятник лежал в сумке, которой этот парень домогался.

– Пожалуйста, – подсказал Райделл, передавая сумку.

«Драконовским» охранникам полагалось добавлять это слово: пожалуйста. Так гласила выданная мистером Парком инструкция; ведь если уж ты просил кого-то сдать сумку, то признавал тем самым, что считаешь клиента потенциальным воришкой, и лучше бы оформить это повежливей.

Охранник с подозрением сощурил глаза. Он пихнул сумку в одну из ячеек за своим боевым постом и протянул Райделлу бирку с логотипом «Счастливого дракона», похожую на огромную подставку для стакана, с цифрой «5» на обороте. Такими здоровенными, помнил Райделл, их делали в расчете на то, чтобы они не влезали в обычный карман; соответственно, снижалась вероятность того, что народ случайно утащит бирки с собой. Один из способов снизить оперативные расходы. Абсолютно все в «Счастливом драконе» было продумано таким образом. Ну как ими не восхищаться, а?

– Спасибо, – сказал Райделл и направился к банкомату Международного банка в дальнем конце «Дракона»; он знал, что машина наблюдает за тем, как он приближается и вынимает бумажник из заднего кармана. – Я здесь, чтобы мне выдали чип, – сказал он.

– Пожалуйста, представьтесь.

У всех «драконовских» банкоматов был один и тот же голос – неестественный, полузадушенный сип маленького кастрата; интересно, почему бы это. Но можно не сомневаться, что и это продумано; скажем, чтобы люди зря не ошивались вокруг и не трепались с машиной от нечего делать. Райделл знал, что для острастки это сучье отродье могло прыснуть в клиента перечным газом. Аппараты были обклеены предупреждениями о такой опасности, хотя лично он глубоко сомневался, что кто-то хоть раз реально прочитал эти бумажки. А вот о чем никто не предупреждал: если вам взбредет в голову какая-нибудь каверза посерьезнее, – к примеру, захотите пошуровать монтировкой в щели, откуда выскакивал чип, зловредная тварь обдаст водой и вас, и себя, а потом пустит электрический ток.

– Берри Райделл, – сказал он, достав из бумажника свои водительские права, выданные в Теннесси, и вставив их в сканер банкомата.

– Контактная проверка ладони.

Райделл положил руку на вмятину в форме руки. Он ненавидел эту процедуру. Разносчики лишаев и всякой заразы – вот что такое эти штуки для сканирования ладони. Грязь с чужих рук.

Он вытер ладонь о штаны.

– Пожалуйста, введите ваш персональный идентификационный код.

Райделл ввел, шаг за шагом восстановив мнемонический код и закончив двумя жестянками «7-Up».

– Обрабатываю ваш запрос о кредите, – сказал аппарат с такой болью в голосе, будто ему отдавили яйца.

Райделл глянул назад и понял, что, в принципе, он здесь единственный клиент, не считая седовласой женщины в черных кожаных брюках, мучившей кассира на языке, который Райделл счел немецким.

– Транзакция завершена, – сказал банкомат.

Райделл, крутанувшись, увидел, как «драконовский» кредитный чип выползает из отверстия выдачи. Он толкнул его обратно, не до конца, чтобы сумма остатка высветилась на экране. Недурно. Очень даже недурно. Он спрятал чип в карман, убрал бумажник подальше и развернулся в сторону кассы «Глоб-экс», которая также служила местным отделением ВПС, Всеамериканской почтовой службы. Как и банкомат, эта штука представляла собой очередной спецузел или, точнее, просто вздутие в пластиковой стене. У них на Сансет такой беды не было, и Хвалагосподу была вынуждена числиться одновременно клерком «Глобал экспресса» и/или служащей ВПС, причем последняя должность не слишком ее восхищала, поскольку родительская секта однозначно идентифицировала все федеральные организации как сатанинские.

Кто медлит, того Бог хранит – так учил в свое время Райделла его отец, и Райделл всю жизнь старался что есть сил практиковать подобную благочестивую неспешность. В глубокую задницу он каждый раз попадал, если память не изменяет, именно что от неумения медлить. Ни с того ни с сего ему вдруг попадала вожжа под хвост, и притом в самый неподходящий момент.

Смотри, куда прыгаешь. Сто раз отмерь. Задумайся о последствиях.

Он задумался о последствиях. Некто воспользовался его кратким, но вынужденным визитом в виртуальный коридор Сельвина Ф. К. Туна, чтобы ненавязчиво намекнуть: Райделлу стоит получить кредитный чип в данном конкретном банкомате, а потом кое за чем заглянуть в «Глоб-экс». Этим «некто» мог быть сам Сельвин Тун, говоривший, так сказать, через «черный канал», а может, это был кто-то другой, да мало ли кто мог взломать явно не самый надежно защищенный сайт в мире. Впрочем, надругательство, учиненное над коридором ради Райделла, носило все приметы хакерских забав. Как он убедился на собственном опыте, хакеры просто не могут удержаться от показухи, а также склонны к модной зауми. И еще Райделл знал, что они могут запросто усадить тебя в кучу дерьма, и чаще всего сажают.

Он посмотрел на выпуклость «Глоб-экс».

И побрел туда.

С этим делом он управился даже быстрее, чем с получением кредитного чипа: показал права – замочек открылся. Посылка была крупнее, чем он ожидал, но даже для таких габаритов казалась тяжеловатой. Попросту тяжеленной. Богатая упаковка на пенной основе, очень тщательно опечатанная серой пластиковой пленкой и облепленная со всех сторон анимированными голограммами «Глоб-экс максимум экспресс» и стикерами таможни. Он изучил накладную. Посылка вроде бы пришла из Токио, но только на первый взгляд, потому что накладная была подписана фирмой «Парагон-Эйша Дейтафлоу» по адресу: Лайгон-стрит, Мельбурн, Австралия. У Райделла не было знакомых в Австралии, но зато ему было известно, что доставка международного груза в любой из таких приемных пунктов «Глоб-экс» считалась делом, во-первых, невозможным, а во-вторых, определенно подсудным и незаконным. Без адреса получателя, будь то частное лицо или фирма, было не обойтись. Эти приемные пункты занимались исключительно местной доставкой.

Черт побери. Штуковина была слишком тяжелой. Он сунул ее под мышку – все два фута в длину и шесть дюймов в диаметре – и потащился к выходу, забрать свою сумку.

Которая теперь стояла открытой на маленькой стойке, а безбровый охранник разглядывал неоново-розовый «драконовский» кенгурятник Райделла.

– Что ты тут делаешь с моей сумкой?

Охранник поднял голову.

– Это имущество «Счастливого дракона».

– Тебе не положено копаться в сумках клиентов, – сказал Райделл, – по инструкции.

– Я обязан рассматривать это как кражу. У вас здесь имущество «Счастливого дракона».

Тут Райделл вспомнил, что положил керамический кнопарь в кенгурятник, так и не сумев придумать, что с ножиком еще можно сделать. Он попробовал вспомнить, запрещены эти штуковины или нет – здесь, на Севере. В Южной Калифорнии было, например, так, а в Орегоне эдак.

– Это мое имущество, – сказал Райделл, – и ты мне его отдашь, прямо сейчас.

– Уж извините, – сказал охранник с вызовом.

– Эй, Райделл, – раздался знакомый голос, и дверь распахнулась с такой страшной силой, что Райделл услышал отчетливый хруст в механизме автоматического доводчика. – Сукин ты сын, как жизнь молодая?

В мгновение ока Райделла окутали пары водки и шального тестостерона. Он обернулся и увидел Кридмора, который зловеще скалился, однозначно потеряв человеческий облик. У него за спиной маячил мужчина, коренастый, бледное лицо, темные глаза близко посажены.

– Ты, алкаш, – рявкнул охранник, – пошел вон отсюда!

– Так-так, значит, я алкаш. – Кридмор картинно сморщился, будто его мучила душевная боль. – Говорит, что я алкаш… – Кридмор обернулся к стоявшему позади мужчине. – Рэнди, этот козел говорит, что я алкаш.

Уголки губ дородного мужика, имевшего странно маленький и нежный для такого тяжелого и небритого лица рот, мгновенно опустились вниз, как будто он был неподдельно и очень, очень глубоко огорчен тем фактом, что одно человеческое существо смело третировать другое таким непотребным образом.

– Ну так порви этому педриле очко, – мягко посоветовал крепыш, будто подобная перспектива сулила радостную, пусть и маловероятную возможность повеселиться после большого разочарования.

– Я алкаш?! – Кридмор опять повернулся к охраннику. Наклонился над стойкой, коснувшись подбородком верха райделловской сумки. – Ты чё тут моему приятелю мозги паришь, а?

Кридмор излучал опасность сродни рептилии, пережравшей амфетаминов, его гнев не поддавался измерению по шкале млекопитающих. Райделл увидел, что у Кридмора начался тик, размеренно и непроизвольно запульсировал мускул на щеке, словно крохотное запасное сердце. Поняв, что Кридмор безраздельно владеет вниманием охранника, Райделл сгреб левой рукой сумку, а правой – розовый кенгурятник.

Охранник сделал попытку вернуть их. Что, несомненно, было ошибкой, так как хватательный рефлекс заставил его выбросить вперед обе руки.

– Хер соси!!! – взвизгнул Кридмор, выдав удар с такой бешеной скоростью и энергией, каких Райделл от него не ожидал; кулак певца кантри погрузился по самое запястье в брюхо охранника, прямиком под ложечку.

Ошалев от такой неожиданности, страж согнулся пополам. Кридмор уже замахнулся, чтобы врезать ему по роже, но Райделл успел опутать запястья Кридмора лямками сумки, едва не грохнув объемистую посылку на пол.

– Валим, Бьюэлл, – сказал Райделл, выталкивая Кридмора в дверь. Райделл знал, что сейчас кое-кто долбанет ногой по особой кнопке в полу.

– Этот козел утверждает, что я алкаш, – протестовал Кридмор.

– Ну что тебе сказать, Бьюэлл, ты действительно алкаш, – задумчиво сказал крупный мужчина, поспевая следом.

Кридмор хихикнул.

– Пошли отсюда, – сказал Райделл и двинул к мосту.

Широко шагая, он пытался не выронить «глоб-эксовский» подарок, шатко зажатый подмышкой. Порыв ветра швырнул в лицо горсть опилок; проморгавшись и скосив глаза, чтобы их очистить, Райделл впервые заметил, что в накладной все же стоит имя получателя, но не его, а Колина Лейни.

«Колин-пробел-Лейни». Как же так вышло, что Райделлу отдали чужую посылку?

Но тут они очутились в гуще толпы, направлявшейся вверх по широкому трапу на нижний ярус.

– Что это там за херовина? – спросил Кридмор, вытянув шею.

– Мост Сан-Франциско – Окленд, – ответил Райделл.

– Вот ведь какое дерьмо, – сказал Кридмор, косясь на толпу, – воняет, как банка с тухлой наживкой. Спорим, здесь можно найти себе такую дырку, каких свет не видывал.

– Мне нужно выпить, – тихо сказал громила с изящным ртом.

– Кажется, мне тоже, – откликнулся Райделл.