Эвакуация республики
С момента принятия решения об эвакуации до полного оставления территории ДКР советскими войсками прошло достаточно небольшое время. Однако за эти несколько недель руководство Донецкой республики развило столь бурную деятельность, что многие мемуаристы затем, описывая данный период истории региона, вспоминали, в первую очередь, именно это направление работы Артема и его команды. Климент Ворошилов, который во всех своих многочисленных мемуарах старался подчеркнуть роль исключительно свою и Сталина во всех событиях гражданской войны, писал: «Донецко-Криворожская республика просуществовала очень недолго, но она успела сыграть свою положительную роль в деле организации обороны и эвакуации Донбасса».
Правда, следует признать, что вплоть до 20-х чисел марта, пока существовали иллюзорные надежды на остановку наступления немцев на границах ДКР, в основном речь шла о мобилизации и оборонительных мероприятиях, а не об эвакуации. 5 марта приказом Чрезвычайного штаба по обороне в Харькове было введено военное положение. В тот же день было сообщено о временной приостановке пассажирских железнодорожных перевозок через столицу ДКР.
7 марта на заседании обкома обсуждался вопрос о закрытии заводов Харькова, но исключительно в связи с мобилизацией рабочих на фронт, а не из-за планов эвакуации предприятий за пределы ДКР. Одновременно представитель левых эсеров Голубовский предложил прекратить «массовое закрытие заводов» в связи с тем, что это «на практике не вынуждается необходимостью и создает громадные потрясения экономической жизни». Как это ни парадоксально, предложение Голубовского было принято. То есть еще 7 марта руководители ДКР, включая и большевиков, и эсеров, не рассматривали вопрос об эвакуации предприятий Донецкой республики в связи с наступлением немцев.
Через неделю было принято памятное решение ЦК о необходимости заливать шахты водой при подходе немцев к угольным районам. А спустя еще неделю, 20 марта, «Донецкий пролетарий» писал о Брестском мире: «Настоящий мир – это есть лишь замедленный темп войны», передышка перед «окончательной смертельной схваткой», в которой стороны должны будут «использовать весь запас своей духовной и физической энергии». В связи с этим орган большевиков ДКР призывал: «Отступив, мы должны предать уничтожению все то, что может оказаться полезным и необходимым для неприятеля».
21 марта при Чрезвычайном штабе ДКР была создана эвакуационная комиссия, которую лично возглавил Артем. В ее функции входила «эвакуация государственных ценностей, их перевозка и разгрузка железнодорожных станций». В тот же день был утвержден план эвакуации, согласно которому продовольствие и фураж должны были вывозиться через Курск, боевые грузы – через Лозовую, Славянск, Купянск, а все иные – на Царицын. Для координации этих действий с российским руководством в Москву был послан представитель Совнаркома ДКР А. Каменский и ответственный сотрудник ЮОСНХ Г. Юрилин. С конца марта эвакуационные комиссии начали создаваться при местных Советах и железнодорожных станциях ДКР.
Секретарь обкома Донецкой республики Иосиф Варейкис в «Донецком пролетарии» так разъяснял смысл и направление эвакуационной кампании, развернутой в ДКР: «Захватить лежащие продукты, как сельскохозяйственной промышленности, так фабрично-заводской и горной – вот цель хищников германского капитала, а не те “добрые стремления помочь панской Раде сесть на трон”. Из этого вывод ясный – пролетариату и беднейшему крестьянству необходимо всячески спасти не только эту область, советскую власть, но спасти и все сырые продукты, без которых российская промышленность будет поставлена в критическое положение. Это – задача дня… Если мы оставим все сырье и все ценности, находящиеся в Донецком бассейне, то с того момента, как их захватят германские банкиры, они немедля ни минуты их сплавят в Германию, и пролетариат фактически останется на “бобах”. Если же все, что есть, мы перевезем на север, то ясно, полчища при известном повороте вещей должны будут уйти, а нам вновь можно будет использовать вывезенное нами».
Варейкис Иосиф (Юозас) Михайлович
Родился 6 (18) октября 1894 г. в селе Варейки Ковенской губернии (ныне – Литва) в крестьянской смешанной семье литовца и польки. Революционер, партийный аппаратчик. Большевик с 1913 г.
Варейкис не достиг карьерных высот Межлаука или Рухимовича, но благодаря тому, что география его работы была обширной, память о нем сохранилась в топонимике многих современных городов бывшего СССР. В этом смысле из деятелей ДКР его превосходит лишь Артем.
С 1904 г. отец Варейкиса в поисках заработка устроился кочегаром в Подмосковье. Варейкис после окончания ремесленного училища стал работать слесарем на фабрике Опеля в Подольске.
В августе 1917 г. командирован партией в Екатеринослав, где устроился токарем на заводе Мантеля (ныне – завод им. Артема), эвакуированном из Риги. С начала 1918 г. Варейкис – секретарь обкома ДКР, замнаркома, а затем и нарком призрения ДКР. Один из руководителей «Донецкого пролетария».
После эвакуации ДКР подавлял мятеж М. Муравьева, а затем – на руководящих постах в Симбирске, Витебске, Баку (бакинцы до сих пор вспоминают Варейкиса в связи с тем, что тот построил им первый трамвай), Киеве, Туркестане, Саратове, Воронеже, Сталинграде, на Дальнем Востоке. Благодаря такой мобильности имя Варейкиса сейчас носят улицы многих городов. Был членом ЦК ВКП(б) с 1930 по 1937 г.
Современники так описывали его: «Выступает Варейкис – пышноволосый, скуластый, нос прямой, с горбинкой, рыжеватые усики. Рабочие слушают, затаив дыхание».
Арестован 10 октября 1937 г. в связи с показаниями против него другого деятеля ДКР – Яковлева-Эпштейна. Тот указал на связи Варейкиса с немецкой разведкой и на его причастность к «правотроцкистской организации» (к ее руководству он также причислил Н. Н. Попова, еще одного выходца из ДКР).
Варейкис приговорен к смертной казни 28 июля 1938 г. ив тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.
В первую очередь, эвакуации подлежали грузы военно-стратегического назначения. Рабочие металлургического завода Донецко-Юрьевского общества (Алчевск), к примеру, приняли следующую резолюцию: «Должно быть эвакуировано все, что только может представлять ценность для нашего врага, а именно: различные металлы, медь, железо, сталь, а что невозможно по техническим причинам в короткое время вывезти, то должно быть взорвано и уничтожено, чтобы оно не попало в руки врагов».
Харьковский паровозостроительный завод вывез за пределы ДКР оборудования и сырья на сумму более 3 млн рублей, а также паровозы и вагоны. ВЭК эвакуировал в Самару 18 эшелонов с оборудованием, в результате чего полностью остановил свою деятельность. Завод «Герлях и Пульст» отправил готовой продукции на 600 тыс. рублей, а также станки для изготовления пулеметов и цветные металлы.
Эвакуации подлежало сырье и горючее. Юзовская организация РКП(б) 13 апреля обсуждала вопрос необходимости «эвакуировать уголь в промышленные центры, а не бросать его на произвол судьбы». При этом собравшиеся жаловались на бедлам, царивший вокруг: «Относительно эвакуации было указано, что эвакуация проходит в полном беспорядке и хаосе. Даже не имея данных об эвакуации, она проходила, как в угаре, без всякой надобности и даже неизвестно куда и что вывозится».
От Артема и его коллег из Центра постоянно требовали предпринимать гораздо более жесткие меры относительно эвакуации и уничтожения имущества перед приходом немцев. В частности, звучали требования взрывать предприятия Харькова и затапливать шахты Донбасса. Однако Артем понимал, чем это было бы чревато для экономики края и его будущего, а стало быть, и будущего сотен тысяч рабочих и членов их семей. Совнарком ДКР был уверен, что вернется в свою республику уже в ближайшее время, а потому категорически отказывался от осуществления самых радикальных планов по уничтожению предприятий региона. Затем, после смерти Артема, его коллеги в биографии главы СНК как одно из главных его достижений отмечали: «Перед уходом из Донбасса под натиском германских войск, он удержал своих товарищей от затопления шахт и уничтожения оборудования в них и, таким образом, спас весь угольный район». Правда, критики Артема упрекали его в этой связи за излишний «либерализм».
Меньше внимания в ДКР уделяли эвакуации хлеба и продовольствия – собственно, тех стратегических ресурсов, ради которых немцы изначально шли на территорию Украины. В первую очередь, это было связано с тем, что отправлением хлеба в Москву ведал Чрезвычайный областной комитет по продовольствию и снабжению Юга России («Чокпрод»), который действовал на правах отдела всероссийского Наркомпрода. Только по линии этой структуры, действовавшей в тесном контакте с властями ДКР, но все-таки довольно автономно, с 2 февраля по 10 марта 1918 г. в центральные регионы России было отправлено до 900 вагонов хлеба. А после официального начала эвакуации интенсивность отправки эшелонов с продовольствием увеличилась.
Но особенно интенсивно шла эвакуация денежных средств, чем непосредственно ведал Серго Орджоникидзе, до старта этой кампании отвечавший за направление денежных потоков в противоположном направлении – из Москвы в ДКР. К примеру, к 31 марта из Екатеринослава было вывезено денег и ценностей на сумму более 37 млн рублей. По данным Затонского, из Харькова в общей сложности было эвакуировано до 50 млн рублей.
При этом властям Донецкой республики приходилось постоянно искать «золотую середину» между необходимостью, с одной стороны, финансировать мобилизационные мероприятия и оборонную промышленность, а с другой – эвакуировать средства. В 20-е числа марта правительство ДКР приложило немало усилий для погашения панических слухов о полном вывозе денег. Слухи, как мы можем убедиться по приведенным цифрам, не были лишены оснований, однако зачастую гиперболизировались.
26 марта Совнарком ДКР и ЮОСНХ выступили с совместным заявлением, направленным против паники в связи с вывозом средств. «Не деньги вывозятся на север, а наоборот, правительство из севера посылает деньги на юг для каменноугольной и металлургической промышленности, – говорилось в заявлении. Некоторые же суммы, эвакуируемые по военным обстоятельствам, отправляются в ближайшие к Донецкому Бассейну пункты, которые будут точно указаны особо».
В тот же день нарком финансов ДКР Межлаук выступил с аналогичным заявлением, угрожая распространителям панических слухов беспощадные кары «по законам военного времени». В частности, он вынужден был изворачиваться по поводу закрытия в Харькове отделения Госбанка: «Комиссариат сообщает, что Государственный банк закрыт вследствие отсутствия денежных знаков, впредь до их получения, которое ожидается в недалеком будущем; все слухи об ограблении Государственного банка и тому подобные являются лишь вздорной болтовней или сознательной провокацией».
Затем данный тезис – о вывозе средств из харьковского Госбанка в некие «пункты» неподалеку для дальнейших расчетов с рабочими – звучал неоднократно. В частности, 7 апреля, то есть в последний день пребывания властей ДКР в Харькове, Артем и Жаков подписали совместное обращение по этому поводу от имени правительства республики: «Совет Народных Комиссаров Донецкой республики объявляет, что ценности из государственного банка эвакуированы в один из пунктов, откуда будут производиться финансовые операции, связанные с деятельностью “Монотопа” и т. д. Всякие слухи о расхищении ценностей являются провокационными».
28 марта Межлаук вынужден был гасить слухи об эвакуации сберегательных касс. Он заявил, что вклады в них являются неприкосновенными, уверив: «Заявляем категорически, что сберегательные кассы будут работать все время, как и раньше, и эвакуация их или хотя бы временное закрытие ни в коем случае не будут иметь места. А потому и нет данных для паники, нет данных для того, чтобы выбирать свои вклады. Спокойствие, граждане, – спокойствие».
Однако спокойствием среди граждан и не пахло. Артему пришлось очень эмоционально отстаивать план эвакуации и в среде своих единомышленников-рабочих, не говоря уже о многопартийных собраниях. 24 марта на конференции фабзавкомов главе Донецкой республики пришлось выдержать значительный прессинг, вызванный паническими настроениями рабочих относительно эвакуации средств. А на следующий день он был подвергнут перекрестному допросу по той же теме на заседании Харьковского Совета. Артем заверил, что власти ДКР эвакуируют в первую очередь не деньги, а «ценные бумаги аннулированных займов». «Никто этих бумаг не брал, однако разошелся слух, что большевики вывозят из Харькова 250 миллионов. Но я уверен, что Харьков никогда таких денег не видал», – заявил Артем. Он подчеркнул, что главная цель эвакуации заключается в вывозе товаров и сырья военно-стратегического назначения, особенно меди. И выразил при этом мнение, что с эвакуацией этой продукции у Харькова появится шанс – мол, он станет менее привлекательным для немцев.
Деньги из Харьковского отделения Госбанка все-таки были изъяты под непосредственным руководством Орджоникидзе. Окончательное изъятие, по свидетельству самих сотрудников банка, произошло 5 апреля. Стоит отметить, что большевики выполнили обещание Межлаука не трогать вклады сберегательных касс, что по тем временам было диковинкой. Управляющий отделением Госбанка пытался уверить большевиков, что «хранение вкладов в конторе вполне обеспечено и нет оснований даже предполагать, что неприятель их захватит». Однако визитеров эти пояснения не удовлетворили. Администрация харьковской конторы составила протокол по поводу того, что «выемка вкладов произведена принудительным порядком», и сложила с себя всю ответственность за возможную утерю средств. В общей сложности из отделения было вывезено 57 мешков денег и облигации «Займа Свободы» на номинальную сумму 3 млн 866 тыс. рублей. Орджоникидзе пояснил, что все средства переводятся в Саратовское отделение Госбанка. Банкиров успокаивали: «Если вкладчики конторы предъявят какое-либо требование по эвакуированным ценностям, Орджоникидзе предложил сноситься с названными учреждениями, где он будет находиться, и требования вкладчиков будут немедленно исполнены».
Вряд ли затем, после начала немецкой оккупации, кто-то из харьковских вкладчиков смог связаться с Орджоникидзе в Саратове. Однако надо не забывать и о том, что речь в данном случае формально шла о переводе средств из одного отделения государственного банковского учреждения России в другое. В условиях, когда границы России подобным образом ужимались, такая постановка вопроса имела юридическое оправдание. Хотя, конечно, эвакуация денежных средств коснулась не только государственных банков, но и частных. Так, из Юзовки были эвакуированы 5 банков. При этом надо учесть, что многие частные банковские учреждения ДКР сами испытывали дефицит денежных средств, а потому изымать у них можно было только ценные бумаги. К примеру, по данным Астаховой, только из Харькова на восток было увезено 104 млн процентных бумаг. Правда, к завершению гражданской войны все эти бумаги потеряли всякую ценность.
Особо остро для правительства ДКР стоял вопрос о том, чтобы при эвакуации денежных средств не страдали рабочие, на которых власть, собственно, и опиралась. Местные власти брали на себя дополнительные обязательства по охране материальных ценностей, предназначенных для зарплат. К примеру, большевики Юзовки постановили за счет своих собственных ресурсов усилить охрану касс заводов Новороссийского общества «с целью не допустить никаких посягательств на заработки рабочих» (после скандала с Залмаевым для большевиков это было особенно актуально).
Артем и члены правительства ДКР неоднократно убеждали рабочих в том, что перед отступлением и эвакуацией предприятий пролетариям и членам их семей будет выплачена зарплата за несколько месяцев вперед. Неизвестно, на всех ли предприятиях успели выполнить это обещание. Но, к примеру, харьковские железнодорожники получили 2-месячный оклад, а активные работники рабочего комитета имели возможность и эвакуироваться вместе с членами семей.
Несмотря на это сопротивление эвакуации предприятий в целом ряде рабочих коллективов Донецкой республики было значительным и порой принимало довольно горячие формы. Инициатором митингов протеста и принятия резолюций, направленных против эвакуационной кампании, стали меньшевики Донецкой республики, которые усмотрели в этом возможность поднять свои упавшие рейтинги. Если еще за месяц до этого меньшевики упрекали большевиков в самом факте подписания Брестского мирного договора и чуть ли не призывали к «революционной войне до победного конца», то ныне, в 20-е числа марта, позиция этой партии резко поменялась. Теперь она призывала к «непротивлению злу», к подчинению решениям «похабного мирного договора», к отказу от эвакуации предприятий республики и от вывоза сырья.
Меньшевистская партия развернула широкую агитационную кампанию, направленную на то, чтобы рабочие различных предприятий выступили против эвакуации и, соответственно, против инициировавших ее большевиков. Дошло до того, что 25 марта рабочие ВЭК – этой опоры харьковских большевиков – на митинге вынесли резолюцию следующего содержания: «Мы принципиально соглашаемся на вывоз ценных материалов, но если все-таки материалы вывезут все и работать будет нечем, то ясно, что рабочие обречены на безработицу и на голодную смерть. Сегодня же была прочитана официальная бумага на имя комиссара Киркеща (имеется в виду большевик Куприян Киркиж. – Авт.) с приказанием немедленно вывезти все материалы. Эта бумага произвела на рабочих сильное впечатление. И теперь рабочие требуют у своих представителей в Совете удовлетворяющих объяснений». Тот же митинг выразил недоверие своему Совету в связи с эвакуационной кампанией. Как пояснили рабочие ВЭК, в свое время эвакуированные из Риги в Харьков, «товарищи латыши отлично знают всю тяжесть этой эвакуации». При этом на митинге прозвучали слова о том, что «латыши уже продают мебель за бесценок, чтобы выехать из Харькова», поскольку «они как наиболее революционный элемент знают, что немецкие репрессии будут направлены на них первых». То есть против эвакуации латышские рабочие ВЭК выступали, но мебель на всякий случай продавали, требуя при этом 2-3-месячного оклада авансом.
27 марта состоялся митинг на Харьковском паровозостроительном заводе, на котором рабочие решили: «эвакуации не признавать, Харьков должен быть нейтральным, в нем должно быть все оставлено, ибо сами рабочие ничего не отдадут немецко-гайдамацким полчищам». Следует заметить, что наивные ожидания рабочих не оправдались – немцы никого не спрашивали, что забирать, а что оставлять.
Примерно те же аргументы приводили представители торгово-промышленных служащих. На пленуме Харьковского Совета 27 марта было объявлено: «Мануфактуристы заявляют, что так как из мануфактуры немцы снарядов не отольют и она им не нужна, то ее и нет надобности вывозить. В противном случае мы останемся без хлеба и без работы». Правда, Артем, присутствовавший на заседании, тут же пояснил, что мануфактура, подлежащая эвакуации, была ранее прислана из Москвы в качестве предоплаты за не поставленные продукты и возвращается обратно.
Меньшевики в итоге огласили требования, связанные с эвакуацией, среди которых было: создание контрольных комиссий с включением туда представителей рабочих, оставление в Харькове сырья хотя бы на месяц, выплата рабочим 2-3-месячного аванса (как мы видели на примере железнодорожников, власти ДКР хотя бы частично выполнили это требование), оставление в Харькове части денежных знаков и продовольствия. Несмотря на эмоции, которые царили на пленуме Совета, длившемся до 3 часов ночи, он одобрил действия правительства ДКР относительно эвакуации, приняв дополнительно предложение левых эсеров включить в эвакуационные комиссии представителей фабзавкомов.
Однако действия Артема одобрили далеко не все. Того же числа, 27 марта, состоялся бурный 12-тысячный митинг железнодорожников Харьковского узла, подавляющим большинством «вечевым способом» принявший резолюцию, суть которой сводилась к следующему: «Железнодорожное имущество не должно быть эвакуировано; не должны
эвакуироваться и железнодорожники; резолюция предлагает в случае надобности бороться против немецко-гайдамацкого засилья» (в оригинале – «насилия»). Попытки председательствующего поставить на голосование большевистские резолюции, одобрявшие эвакуацию, натолкнулись на мощное «Нет!» со стороны собравшихся. Некая женщина возопила: «Мы уже эвакуировались из Польши, порастеряли детей!» В отсутствие Артема большевистские ораторы не смогли склонить чашу весов в свою пользу, в то время как меньшевики были встречены митингующими громом аплодисментов.
Аналогичные митинги проходили в разных частях Донецкой республики. Часть из них поддерживала решения большевиков об эвакуации ДКР, часть выступала против. К примеру, рабочие Екатеринославских железнодорожных мастерских в конце марта приняли резолюцию против эвакуации, а в защиту действий советских властей категорически выступили рабочие крупнейшего в Екатеринославе завода – Брянского. 9 апреля начальник Александровского проволочного завода сообщал эвакуационной комиссии: «Завод не находит возможности в настоящее время эвакуироваться дальше, потому что для возобновления завода необходимо около двух лет. Эвакуация завода оставит рабочих без заработка, кроме того на общем собрании рабочих и служащих количеством 600 человек была принята резолюция о том, чтобы эвакуацию не проводить».
Поскольку подобные резолюции зачастую были написаны, как под копирку, а митинги против эвакуации происходили, как правило, под непосредственным руководством меньшевиков, это дало властям ДКР повод говорить о саботаже эвакуационной кампании. Большевистская пресса писала в те дни: «Наименее сознательные рабочие, подстрекаемые меньшевиками, заявили о том, что прежде чем они позволят что-нибудь вывозить, они требуют, чтобы им за месяц вперед было уплачено. И советской власти приходилось прежде разрешить финансовый вопрос, а затем только думать об эвакуации. А между тем когда приходят немцы, то они ни за месяц, ни за неделю вперед не платят, а просто берут что найдут в захваченном городе и увозят».
В довольно резкой форме заговорил о саботаже и сам Артем, который на протяжении 20-х чисел марта выступал чуть ли не каждый день на различных собраниях и митингах, убеждая рабочих в необходимости проведения мобилизации и эвакуации. По его речам видно, что с каждым днем аргументы властей становились все более резкими и категоричными.
24 марта на эмоциональном собрании представителей фабрично-заводских комитетов в 6-часовой дискуссии Артем склонил чашу весов на свою сторону. Причем изначально подавляющее большинство собравшихся категорически выступали против эвакуации, что лишний раз подчеркивает ораторские таланты лидера ДКР.
В результате уговоров Артема 69 голосами при 31 воздержавшемся была принята резолюция следующего содержания: «1. Обратиться к комиссарам Донецкой и Криворожской Республики с предложением бесцеремонно призвать буржуазию к рытью окопов. 2. Производить по мере возможности эвакуацию тех материалов и фабрикатов, которые могут быть полезны в военном отношении германо-гайдамацким бандам. 3. Планы эвакуации и их исполнение должна произвести организованная при Чрезвычайном штабе эвакуационная комиссия. 4. Эвакуационная комиссия должна знать о количестве эвакуируемых и остающихся в Харькове рабочих. 5. Обратиться к комиссарам Донецкой и Криворожской Республики с просьбой по мере возможности снабжать остающихся в Харькове рабочих финансами и продовольствием». Надо заметить, что в последующие месяцы, когда из Харькова уходили немцы или деникинцы, никому и не приходило в голову принимать резолюции подобного содержания.
На упомянутом пленуме Харьковского Совета Артем выступал на протяжении нескольких дней подряд, постепенно ужесточая тон. Сначала он подтвердил, что рабочие Харькова получат требуемый ими аванс, затем он призвал к прекращению панических слухов, дискредитирующих власть, и отнес их к результатам работы немецкой агентуры, добавив: «Если немецкие агенты и служащие банков, которые также сеют различные слухи, будут особенно стараться, то они будут расстреливаемы как отменные немецкие шпионы».
28 марта Артему сообщили о готовящейся «вооруженной демонстрации» работников Харьковского паровозостроительного завода. «При слабости организаций, заведующих охраной города, сопротивление трудно будет оказать», – предупредили главу правительства ДКР. После чего тот лично распорядился задержать трех организаторов акции (Ткаченко, Бондаренко и Калашников) и не дать ее провести.
На следующий день, 29 марта, ХПЗ остановился. Рабочие, протестующие против ареста своих коллег, заявили: «Не время работать, когда разбивают душу: инструменты валятся из рук». Депутация рабочих отправилась к коменданту города Кину, который только развел руками – поскольку арест производился по приказу Чрезвычайного штаба, это была не его юрисдикция. Митинг рабочих принял резолюцию по поводу «позорного ареста наших истинных защитников», в которой говорилось: «Морально протестуем против ареста. Не приступать к работе впредь до освобождения наших товарищей и в случае отказа в освобождении устроить мирную демонстрацию к Чрезвычайному штабу»1.
В это же время Артем давал пояснения по данному поводу на очередном заседании пленума Харьковского Совета. Он заявил: «Должен сказать, что политическая подготовка нашего поражения ведется здесь успешно. И для борьбы с преступными агитаторами придется, как я уже и раньше говорил, прибегать к расстрелам… В Харькове найдется еще много сил для подавления контрреволюционных авантюр».
Артем предупредил, что 1-й пролетарский полк, сформированный в ДКР, отступает от Полтавы и, придя в Харьков, может выместить злобу за это отступление на саботажниках, которых Артем обвинил в оставлении городов за пределами Донецкой республики. Приведя сведения о том, что в результате меньшевистского саботажа эвакуации создаются сознательные препятствия для вывоза из Харькова меди, Артем заявил: «Так знайте же, что если медь не будет вывезена, если ее не начнут немедленно же погружать, мы будем травить ее кислотой, чтобы сделать ее совершенно негодной к употреблению. А… части тех заводов, которые еще ничего не погрузили, будут взорваны. Будьте же готовы к этому!»
При этом Артем сообщил, что, выполняя требования парово-зостроителей, он выдал им 300 тыс. рублей аванса, взяв эти деньги у Антонова-Овсеенко. Однако, по его словам, это не повлекло прекращения саботажных действий. «Деньги-то они взяли, – заявил глава ДКР, – но ничего все-таки до сих пор не вывезли. Таким людям давать деньги преступно». В завершение Артем еще раз пригрозил расстрелами, к которым, впрочем, не прибег.
В ходе развернувшейся дискуссии слово было предоставлено представителю ХПЗ, который признал, что общее собрание завода постановило не проводить эвакуации, но арестованные лидеры заводского комитета якобы горячо переубеждали своих коллег. Один из лидеров харьковских меньшевиков Попов (тот самый, который спустя много лет рассуждал о том, соответствовала ли позиция руководителей ДКР генеральной линии компартии или нет) признал, что арестованные представители ХПЗ принадлежат к его партии, и заявил о том, что арестом нарушено «постановление Совета об иммунитете его членов». Артем же возразил, что процедура задержания члена исполкома соблюдена, поскольку Совет был в соответствии с правилами извещен об этом. При этом Артем добавил: «Не забывайте о фронте! Трагический момент, идет кровавая борьба, а вы говорите о парламентских традициях. Для нас один красногвардеец на фронте неизмеримо дороже десяти саботажников в тылу».
В итоге пленум Совета незначительным большинством (108 против 90 голосов) постановил освободить троих заключенных и даже отрядил троих представителей Совета проконтролировать выполнение этого решения – еще одно свидетельство более чем либеральных порядков в ДКР.
Как бы то ни было, но угрозы Артема подействовали. Общее собрание ХПЗ постановило «мирную демонстрацию» отменить, «дабы не растрачивать последние силы пролетариата». В связи с обещанием Артема освободить арестованных меньшевиков 1 апреля на ХПЗ начались эвакуационные работы: была произведена разборка двух дизельных машин для подводных лодок и начался вывоз меди и «белого металла». В тот же вечер обещание Артема было выполнено – арестованные были освобождены.
Пожалуй, данный случай был самым резонансным в ходе эвакуации (именно его и называли «попыткой мятежа» в советских учебниках), что вновь-таки подтверждает отсутствие в арсенале руководителей ДКР в 1918 г. практики расстрелов «контрреволюционеров» и «саботажников», в чем их порой обвиняют современные историки, перенося практику «красного террора» последующих лет на весь период гражданской войны и на всех большевиков без разбора.
Интересно, что один из аргументов, которым Артем «успокаивал» противников эвакуации, был связан с бардаком на железных дорогах. Выступая в те дни на различных митингах и собраниях, он неоднократно говорил о том, что даже при всем своем желании вывезти значительные ресурсы из Харькова власти не смогли бы этого сделать ввиду отсутствия железнодорожного транспорта и забитости железнодорожных путей. Этот аргумент даже был использован в официальном обращении Совнаркома ДКР и ЮОСНХ от 26 марта: «Относительно продовольствия сами же клеветники прекрасно знают, что это не может быть вывезено на Север, даже буде местные организации этого хотели бы, ибо загроможденные железные дороги, ведущие туда, не в состоянии принимать грузов».
Действительно, по мере подхода немцев к Харькову и без того не отличавшаяся порядком Южная железная дорога пришла в состояние полного хаоса. 5 апреля эвакуационная комиссия во главе с Артемом наделила коллегию по управлению железной дорогой в составе пяти человек чрезвычайными полномочиями для разгрузки Харьковского железнодорожного узла. Коменданту станции был выделен отряд красноармейцев для обеспечения разгрузки, что немедленно принесло свои плоды. Уже 6 апреля Артем сообщал Свердлову: «Новая железнодорожная власть работает, положение улучшилось, пробки уже почти нет».
Во многом именно это – своевременное наведение порядка на Харьковском узле – и спасло самого Артема и членов правительства ДКР. В отличие от Скрыпника и Цикуки, предпочитавших убраться из своих обиталищ задолго до подхода противника, руководители Донецкой республики обещали находиться в своей столице до последнего и выполнили обещание. Как капитан тонущего корабля, Артем оставлял Харьков с верным ему полком Совнаркома ДКР и членами правительства на последнем эшелоне, уходившем на восток, – в момент, когда в Харькове уже находились передовые немецкие отряды.
Последний день пребывания правительства ДКР в Харькове до эвакуации, 7 апреля 1918 г., в принципе, хорошо описан в многочисленных советских биографиях Артема. Накануне тот сообщал Свердлову в Москву: «Немцы все ближе. В городе и у наших паники нет. Если уйдем, то отойдем, а не убежим».
Основное время Артем проводил на Южном вокзале, отправляя эшелон за эшелоном эвакуируемых большевиков и грузов стратегического назначения. К числу последних действий правительства ДКР в Харькове относится объявление города на осадном положении. Оно было введено приказом Рухимовича с полудня 4 апреля. Любопытно, что в приказе о столь жесткой мере содержался пункт следующего содержания: «Всякие увеселительные заведения должны быть закрыты к 9 часам вечера». То есть стремительно приближавшийся фронт и эвакуация не остановили, а лишь ограничили работу увеселительных заведений в столице ДКР.
В субботу, 6 апреля, в 21:45 начался последний перед отступлением пленум Харьковского Совета. В этот момент под станцией Основа (ныне входит в городскую черту Харькова) сильнейший натиск немцев сдерживали луганцы Клима Ворошилова, отряды донецких шахтеров и харьковский коммунистический отряд. Рухимович на заседании Совета сообщил: «Орудийные выстрелы слышны в Харькове. Положение наше очень серьезно. С нашей стороны нет подготовленных артиллерийских частей. С их же стороны гремят 6-дюймовые орудия. Но наши части отходят организованно».
Открыл заседание Совета нарком ДКР Борис Магидов, позже к Совету присоединились лидеры харьковских большевиков Артем, Рухимович, Кин и Сурик. Харьковские журналисты описали трогательные сцены с этого мероприятия, которое, по их словам, «прошло под флагом примирения непримиримых», когда «фракция большевиков и фракция меньшевиков дружески протянули друг другу руки».
Пример небывалой по тем временам толерантности по отношению к оппонентам продемонстрировал Артем, заявивший: «Фракция большевиков, расставаясь с другими советскими фракциями, расстается с ними друзьями. Когда наш вынужденный отход будет осуществлен, чувство дружбы, родственности останется между нами. Выступая в последний раз, мы уверены, что впредь мы не будем спорить так горячо». Как писал позже Б. Магидов, «мы были уверены, что скоро вернемся в Харьков с большим революционным опытом».
Но главным в речи главы ДКР было иное. Артем абсолютно однозначно заявил свою принципиальную позицию по поводу отношений с Центральной Радой: «Рада, вторгшаяся в пределы Донецкой республики, предлагает Советской власти прекратить братоубийственную войну, Рада считает демократическим миром такой мир, по которому территория нашей республики будет наводнена войсками Рады, и воля народа будет раздавлена силою германских штыков. Но мира без признания Донецкой республики обеими сторонами быть не может».
Данное выступление Артема и последующие действия правительства ДКР в период отступления на Донбасс и Царицын в корне опровергают рассуждения советских и современных украинских историков о том, что Артем и его наркомы после Всеукраинского съезда Советов в Екатеринославе согласились слить воедино ДКР и советскую Украину. Как видим из этой речи, в ней нет и намека на Цикуку, доживавшую свои последние дни в Таганроге. Наоборот, Артем, несмотря на давление, которое он испытывал со стороны большевистского руководства России, до последнего считает вопрос признания Донецкой республики, не входящей в состав Украины, принципиальным для начала переговоров с Радой и немцами.
После выступления Артема перед Советом отчитался Кин, сообщивший, что комендатура Харькова сохраняет свои правоохранительные функции и даже подготовила план перехода этих функций неким отрядам после оставления города во избежание мародерства и грабежей. Последующие события показали, что данный план был выполнен – Кин за пару дней до отступления издал приказ с указанием лиц, которые должны были взять на себя милицейские функции после отступления советских властей. Все эти лица служили до большевистского переворота в милиции и «обладали опытом прежней службы». По воспоминаниям большевиков, отряды, которым передавались милицейские функции в оккупируемом Харькове, представляли в основном боевые дружины меньшевиков. Еще один пример сотрудничества большевиков ДКР с представителями «старого режима» и идеологической оппозиции – невероятный для многих регионов тогдашней России.
В 23:00 пленум Харьковского Совета рабочих и солдатских депутатов завершился пением «Интернационала». Следующее заседание Совета с участием большевиков состоялось лишь в начале 1919 г.
В воскресенье, 7 апреля, вышел последний номер «Донецкого пролетария», который содержал воззвание правительства ДКР, подписанное Артемом, Рухимовичем, Межлауком и Магидовым. Помимо подробного описания границ Донецкой республики, которое было приведено выше и довольно часто цитируется в различных исследованиях, воззвание гласило: «Киевское Правительство Рады вторглось в пределы нашей Донецко-Криворожской Республики. В то же время оно предлагает Правительству Федеративной Российской Республики прекратить братоубийственную войну и начать переговоры о демократическом мире. Как будто оно воюет с Великороссией, а не с рабочими и крестьянами нашей Республики. Миром демократическим, миром без насилия Киевское Правительство соглашается считать такой мир, по которому территория нашей Донецко-Криворожской Республики будет наводнена войсками Киевского Правительства и воля народа нашей Республики будет задавлена силою германских и австрийских штыков. Мы, Правительство Республики, заявляем: никакого мира без признания нашей Республики обеими сторонами быть не может.
С оружием в руках народ нашей Республики поднялся против Киевского Правительства, наводнившего нашу страну германскими войсками, и мы не сложим оружия, пока эти войска будут находиться на территории нашей Республики. Уступая силе штыков, мы будем отступать, но не уступим, пока хоть один вершок территории Республики будет в наших руках, пока останется хоть один человек, способный носить оружие. Мы заявляем, что Киевское Правительство не может ссылаться, завоевывая нашу Республику германо-австрийскими штыками, ни на какие исторические и другие права, кроме права на завоевание, права на насильственное порабощение».
Стоит обратить внимание на то, что данное обращение было подписано Артемом не только как председателем Совнаркома Донецко-Криворожской республики, но и как наркомом по иностранным делам. Сам Артем и его коллеги не раз при создании ДКР говорили о том, что они, признавая республику частью федеративной России, не намерены вести самостоятельной внешней политики и создавать свой наркомат иностранных дел. Решения Совнаркома ДКР о наделении Артема такими полномочиями до нас не дошли. Но можно предположить, что за пару дней до эвакуации Харькова правительство ДКР приняло соответствующее решение для того, чтобы Артем имел возможность напрямую обратиться с протестом против вторжения немцев к правительствам других государств. В дальнейшем, уже находясь в Луганске, Артем продолжал именоваться главой Совнаркома и наркомом иностранных дел.
Большевик В. Моргунов, у которого некоторое время после возвращения из Австралии жил Артем, вспоминал, что к 7 апреля в Харькове уже фактически не оставалось частей Красной армии. «Только специально созданный Харьковский пролетарский отряд еще оставался в городе, – вспоминает Моргунов. – Он должен был обеспечить полную эвакуацию города и уйти последним. На Южном вокзале был подготовлен последний эшелон, с которым должен был выехать Пролетарский отряд и руководители харьковской партийной организации и органов Советской власти».
По словам Моргунова, в последний день перед отступлением Артем лично участвовал в конфискации крупной суммы денег, якобы утаенной ранее руководством Южной железной дороги. Вот как этот эпизод выглядел со слов Моргунова: «Член партии тов. Бунякин сообщил, что в Управлении Южной железной дороги имеется крупная сумма денег. Срочно была организована небольшая группа товарищей во главе с Артемом для изъятия этих денег. Вооруженные винтовками и револьверами Артем, Покко, Бунякин и еще несколько человек ворвались в Управление Южной железной дороги. Деньги были немедленно изъяты и погружены в эшелон».
Артем продолжал руководить эвакуацией оставшихся поездов вплоть до утра 8 апреля. Вот как описаны эти события у Астаховой: «Находясь на Южном вокзале, члены областного комитета партии и Совнаркома Донецко-Криворожской республики во главе с Артемом отправляли последние эшелоны по не занятой еще оккупантами Северо-Донецкой железной дороге. Несмотря на приближение немцев и сильный артиллерийский обстрел, Артем в течение этой ночи дважды выезжал на ст. Основа и добился, что она была разгружена до последнего поезда. 8 апреля в 3 часа утра Артем подписал приказ о сдаче города. В 6 часов утра передовые немецкие части вступили в Харьков».
В первые утренние часы в Харькове появились некоторые разрозненные отступавшие красноармейские отряды. «Многие из них имели чрезвычайно жалкий вид: босые, голодные, истомленные, без всякой амуниции, они, с трудом удерживая в руках ружье, устало плелись неведомо куда, хватая съестное из корзин уличных торговцев и тут же с жадностью пожирая его. Это были солдаты и красногвардейцы наиболее дезорганизованных частей».
В момент, когда Артем отъезжал с вокзала, немецкие передовые подразделения уже двигались по улицам Харькова. По словам Астаховой, эшелон с Артемом и 1-м Харьковским коммунистическим отрядом выехал, когда немцы уже заняли Холодную Гору и вышли на Екатеринославскую улицу. В три часа дня 8 апреля вокзал был в немецких руках, а в шесть часов вечера на него начали прибывать армейские эшелоны с немецкими солдатами. По словам самого Артема, последним из руководителей ДКР уходил Николай Руднев: «Он ушел из Харькова, когда город был занят германскими войсками. Ему пришлось сбросить командную тужурку, чтобы не быть узнанным».
По словам журналиста газеты «Возрождение», отступавшие комиссары захватили с собой со станции лишь два телеграфных аппарата.
А украиноязычный «Бюлетень газета “Рух”», напротив, заявлял, что большевики увезли десятки телеграфных и телефонных аппаратов вокзала, оставив лишь два. Эта же газета сообщила, что со станции также увезены самовар и зачем-то портрет Шевченко с несколькими украинскими «рушниками», которыми было украшено помещение. Трудно сказать, спасали ли лидеры ДКР портрет Тараса Шевченко от немецкого вандализма или же сами решили увезти его, чтобы надругаться над ним. Но, оказывается, до эвакуации Донецкой республики портрет Кобзаря спокойно висел на вокзале Харькова, что не вызывало никаких возражений у властей. Так что обвинения властей ДКР в «украинофобии» не имеют под собой почвы.
Некоторые из исследователей датой 8 апреля и отступлением из Харькова заканчивают историю Донецко-Криворожской республики. Хотя дальнейшее описание событий подтверждает тот факт, что ДКР и ее правительство на этом не прекратили существование. В конце концов, если оставление столицы руководством того или иного государства необходимо считать его концом, то история УНР закончилась 26 января 1918 г.
Путь отступления правительства ДКР лежал через станцию Основа и Змиев на Луганск. На станции Основа к эшелону присоединились луганские отряды во главе с Ворошиловым, который все это время сдерживал немцев, значительно превосходивших его силы, на данном направлении (некоторые источник уверяют, что Ворошилов не успел в отступавшие эшелоны на Основе и пробивался до Чугуева через окружение самостоятельно, хотя эта версия противоречит многим воспоминаниям участников событий). Тут же Артем получил телефонограмму со станции Жихорь о том, что немцы уже заняли город и станцию Змиев – единственный путь, по которому можно было пробиться на Луганск. Фактически правительство ДКР оказалось в окружении. После короткого совещания, в котором участвовали Артем, Рухимович и Ворошилов, было решено во что бы то ни стало пробиваться через Змиев.
Вряд ли члены правительства ДКР смогли бы осуществить свой дерзкий план, если бы им на помощь не пришел бронепоезд Людмилы Зубок-Мокиевской, осуществивший невероятный прорыв немецких линий и вышедший в тыл наступавшим немцам. Антонов-Овсеенко так вспоминал этот эпизод: «Наши части, успешно сражавшиеся на харьковском направлении, оказались отрезанными от основных сил
Красной армии. Тогда бронепоезд Мокиевской прорвался к Харькову и вывел из окружения штаб и оборонявшие город советские войска».
Антонов-Овсеенко, описывая стычку у Змиева, особо отметил действия правительства ДКР: «Отряды харьковских рабочих, под непосредственным руководством членов Донецкого совнаркома, выдержали бой у Змиева с подоспевшим авангардом немцев. Дружной атакой наши части отбросили врага, захватив несколько пленных и два орудия».
А вот как этот эпизод описан в воспоминаниях на тот момент уже бывшего токаря, бывшего эсеровского боевика и будущего советского комдива Ивана Локатоша: «Верстах в 4–6 от Змиева наш отряд вступил в бой с немцами и гайдамаками, которые артиллерийским огнем старались испортить железнодорожный путь». По его словам, бой длился около трех часов, а атакой красногвардейцев лично руководил Артем. По сути, это было боевое крещение Артема, который до сих пор лично не участвовал в боевых действиях армий. Этот бой был первым, но не последним для лидера ДКР.
Благодаря дерзости атаки и огню бронепоезда немцы отступили. Большевики потеряли 8 бойцов, но захватили в качестве трофеев два орудия и два пулемета. Правда, под Змиевом пришлось еще задержаться, так как необходимо было разминировать железнодорожное полотно. Участник этого похода В. Бобовников вспоминает: «Из Змиева мы уходили в 11 часов ночи… Везли с собой раненых, оружие, а также запас рельсов, так как часто встречали поломанные пути».
