«Второй фронт» борьбы за выживание республики
В этих боевых условиях Донецкой республике приходилось бороться не только с надвигавшейся немецкой армией. Руководству ДКР фактически пришлось вести войну за существование своей республики на два фронта. Нет, речь сейчас идет не о донских казаках и Добровольческой армии, только сколачивавшейся на Дону и Кубани. Речь идет о серьезной кабинетной войне, которую развернули Скрыпник и советская Украина. Если Артем искал любой повод для того, чтобы не ехать в Смольный или Кремль, чтобы заниматься организацией обороны Донецкой республики, то Скрыпник не упускал любой возможности для посещения российских столиц и убеждения советского центрального руководства в необходимости ликвидации ДКР. Проявив полную несостоятельность в деле мобилизации Киева и украинских рабочих для сколь-нибудь серьезной обороны, Скрыпник проявлял чудеса подковерных интриг и аппаратной борьбы.
Скептическое (мягко говоря) отношение харьковцев к Цикуке было подробно описано в начале этой книги. Правда, чего греха таить, руководители ДКР испытывали некие иллюзии по поводу способности их украинских союзников хоть что-то противопоставить немецкому наступлению. По мере же поступления трагических известий о беспрепятственном продвижении австро-германских армий к Киеву раздражение по поводу полной политической импотенции Цикуки нарастало и проявлялось в очень резких комментариях в харьковской прессе.
«Донецкий пролетарий» вынес на первую страницу гигантским шрифтом результаты их безуспешных попыток связаться с Цикукой 28 февраля: «На просьбу соединить с Центральным Исполнительным Комитетом был получен ответ: У нас такого нет! Представитель редакции попросил Совет к аппарату. Киев ответил: Еще раз повторяем: в городе никакой власти нет. Поняли? Разговор прервался».
3 марта «Донецкий пролетарий» вышел с эмоциональной статьей, озаглавленной «Измена делу революции» – такая хлесткая характеристика была дана действиям Цикуки. Харьковцы, наблюдая за активной мобилизацией рабочих в ДКР, поражались легкости, с которой был взят Киев, имевший немало рабочих: «Можно удивляться тому равнодушию украинцев, рабочих и пролетариата, которые так безучастно отнеслись к оставлению Киева». К основным причинам бесславного падения украинской столицы харьковская газета отнесла «полную дезорганизацию Советской власти на Украине в лице Народного Секретариата, затем интриги и личное, преступное самолюбие начальствующих». «Анархия Цикуки» была названа «непростительным преступлением».
Антонов-Овсеенко, сотрудничавший с Цикукой Скрыпника гораздо более тесно, чем с руководством ДКР, вынужден был позже признать: «Киев был покинут, по-видимому, без достаточных оснований, без должной обороны». Киквидзе, по его словам, прошел через Киев, «не задерживаясь» там. Антонов отмечает, что Цикука проявила свою полную беспомощность и нерешительность, не могла наладить мобилизации на подконтрольной территории. «Военный министр» советской Украины Евгений Неронович (уникальная личность: в течение года успел послужить и в Центральной Раде, и в советском правительстве Скрыпника, а в апреле 1918 г. был расстрелян войсками Рады) убеждал Антонова в том, что надо без боя оставлять Харьков, Донбасс и срочно отходить на Воронеж или даже в район Царицына, где начинать мобилизацию. То есть он даже не предполагал проведение мобилизации в пролетарском Донбассе!
Сначала ЦИК и большевистский Народный Секретариат Украины прибыли в Полтаву, с 10 марта обосновались на территории ДКР, в Екатеринославе, а уже с 21 марта – в Таганроге. Такие стремительные перемещения советского украинского правительства вызвали откровенные насмешки в Харькове и еще большее раздражение Цикукой. Антонов писал: «Если “фронт” чувствовал в эту пору рядом с собою… постоянное действенное присутствие харьковских руководящих товарищей – членов Совнаркома Кривдонбасреспублики, то нигде на фронте не виделось и не чувствовалось присутствие членов центрального советского украинского правительства. Наоборот, когда 22 марта вечером я ехал экстренно в Екатеринослав, на ст. Синельниково “скрестился” с уезжавшим из Екатеринослава в Таганрог поездом
Народного секретариата, с которым выезжал и военный отдел. Тщетно я пытался задержать хоть сопровождавшую пулеметную команду…»Это было натуральное бегство! И как же это поведение контрастирует с оставлением Харькова правительством ДКР!
Потому-то появившиеся призывы объединения с украинцами вызывали настоящие приступы гнева со стороны прессы ДКР. «Известия Юга» 24 марта обрушились на эти призывы и действия Цикуки: «Руководить восстанием, сидя вне Украины, это значит предавать и позорить уже восставших, кричать громкие фразы и творить похабные делишки. Негодный секретариат Украины во внутренней политике достаточно себя скомпрометировал, не говоря уже о стремительном бегстве по маршруту Киев, Полтава, Екатеринослав». Призывы «В Таганрог!» газета приравняла к призывам «Долой Донецкую Республику!» и заявила: «Переездом в Таганрог ЦИК бесшумно покончил жизнь самоубийством. Спасти Украину от немецко-гайдамацких банд можно не сидючи в Таганроге в министерских креслах, а поднимая восстание крестьян и рабочих. Руководить же восстанием можно и надо, находясь в первых рядах повстанцев, а не за спинами». «Наша позиция ясна и определенна: Донецкая Республика в силу экономических причин автономная единица Российской Федерации Советских Республик, но отнюдь не Украинской», – заключала харьковская газета.
Ей вторил «Донецкий пролетарий», заявивший, что Народный Секретариат Скрыпника «не опирается ни на один голос теперь в Киевской, Волынской и Подольской губернии». Украина «представляет из себя фикцию, которая еще остается кое-как в вотчинах мелкобуржуазного крестьянства, но которая перенесением в Таганрог окончательно разложилась и задышала на ладан», – писала газета.
Такое отношение к Цикуке было повсеместным. Антонов-Овсеенко сообщал в начале марта в Москву, испытывавшую некие иллюзии об авторитете Скрыпника на Юге России: «Нарсекретариат не признается Доном, Кубанью, Крымом, Одессой, Донбассом за всеюжную власть». Несмотря на такое отношение к Цикуке, руководителей Донецкой республики активно склоняли к различным формам объединения с большевистской Украиной. Вначале эти уговоры касались большей частью военного союза. В этой связи главковерх предлагал, «предоставив будущему (свободному) соглашению народов Юга распределение границ автономных областей, сейчас создать боевой объединенный центр для защиты революции». Кто бы потом вспомнил об обещании «свободного распределения границ автономных областей» в рамках Украины?
В общем-то, изначально, еще до ратификации Брестского договора, еще надеясь на то, что немцы не пойдут в ДКР, руководство Донецкой республики не отрицало возможности совместных боевых действий, скоординированных с руководителями Украинской советской республики и армией Муравьева. Однако речь ни в коем случае не шла об административном объединении ДКР и Украины.
7 марта состоялось эмоциональное заседание Народного секретариата и Цикуки, свидетелем которого стал Антонов-Овсеенко. Любопытна переданная им телеграмма Ленина, описывавшая данное мероприятие. В ней главковерх дал просто-таки убийственные характеристики центральному правительству советской Украины: «Здорово попорчено дело – расхлябица, подлая трусость и напыщенное самодурство и помпадурство, политиканство, словом – дрянной народ».
На этом заседании ЦИК Украины по предложению Скрыпника принял декларацию, основной целью которой было убеждение руководителей ДКР в необходимости вступить в военно-политический союз с советской Украиной. Свой призыв Цикука обставила рядом принципиальных обещаний о будущем устройстве Украинской Советской Республики и ее связей с Россией. Скрыпник стал забрасывать эту декларацию в виде телеграмм властям всех уровней в ДКР, публиковать ее во всех возможных СМИ, включая газеты Донецкой республики.
В частности, декларация гласила:
«1. Мы никогда не рассматривали Украинскую Советскую Республику как национальную республику, а исключительно как Советскую республику на территории Украины.
2. Мы никогда не стояли на точке зрения полной независимости Украинской Народной Республики, рассматривая ее как более или менее самостоятельное целое, связанное с общероссийской рабочеселянской республикой федеративными узами.
3. Одновременно мы не возражали против образования различных советских объединений, оставляя разрешение вопроса о взаимоотношениях их как с краевой, так и центральной общефедеративной Советской властью, до более подходящего времени.
4. В настоящий момент, когда объединенная буржуазия, частью открыто, как Центральная Украинская рада и ее новейшие союзники – австро-германские империалисты, частью скрыто, как буржуазия российская, Дон, Крым и др., грозят раздавить рабоче-селянскую власть Украины, притом Украину в границах III и IV Универсалов, то есть в том числе и те части Украины, которые составляют Донскую, Донецкую, Крымскую и Одесскую Советские республики, именно теперь особенно необходимо тесное объединение всех советских организаций».
Таким образом, можно констатировать, что руководство советской Украины пыталось втянуть Донецкую республику в общий союз (а по возможности, как показывали действия Скрыпника, в единое административное образование) на нескольких непреложных условиях: 1) ненациональный характер будущей Украины; 2) ее неразрывная федеративная связь с Россией; 3) возможность сохранения внутри будущей Украины автономных образований, чьи полномочия и уровень взаимоотношений с общероссийским центром будет определяться позже, после войны.
Для реализации подобного союза Скрыпник созвал на 15 марта в Екатеринославе конференцию представителей всех названных в декларации советских республик, включая Донецкую. Каждое из образований должны были представлять по два делегата. Согласно декларации, ни одна из входящих в новообразованный союз республика не имела права «без ведома и согласия остальных республик выйти из объединения и заключать секретные соглашения». Для ведения совместных военных действий создавалось главное командование во главе с «общим главнокомандующим всеми военными силами» Антоновым-Овсеенко.
Кстати, после этого Антонов написал Муравьеву: «Рада идет с немцами против советской власти на Украине, а под Украиной разумеется весь юг до Дона. Надо приспособиться к этому положению и поступить на службу к южнорусскому союзу Советов». Антонов начал подписываться как Овсеенко, именуя себя «главковерхом южно-русской федерации советских республик». Когда Скрыпник был уже в Таганроге и потребовал разъяснений от Антонова по поводу того, на каком основании он именует себя «Главнокомандующим вооруженными силами не только советской Украины, а и всех южных советских республик», главковерх вспылил, высказав все, что у него накопилось по поводу недостойного поведения Цикуки и самого Скрыпника: «Я не только разъяснил т. Скрыпнику, что называюсь так в силу согласия правительств всех этих республик признать меня начальником их вооруженных сил, но прибавил к этому едкое заявление о сложении с себя звания Народного секретаря, ввиду недостойного, перед лицом неприятеля, поведения советского украинского правительства, и ставил в пример Нарсекретариату поведение Совнаркома Донбасса, заявившего, что становится в ряды войск». И вот с таким руководством советской Украины должен был вступать в союз Донкривбасс!
Получив указанную выше декларацию, представители ДКР первоначально решили ее отвергнуть. 11 марта на заседании обкома Донецкой республики Васильченко огласил данный документ, отметив, что «позиция Совета Народных Комиссаров Донецкой Республики и Областного Комитета несколько иная по отношению к Революционной войне, ибо Совет и Областной комитет войны не объявляет, но поддерживает Революционное восстание».
Не разделив подходов Васильченко к «революционному восстанию», меньшевики ДКР также отвергли предложение Цикуки о едином военном союзе. Рубинштейн на том же обкоме заявил: «Вопрос о мире на Украине не может быть решен независимо от Общероссийского вопроса. Предложение ЦИК Украины от 7 марта об образовании Южно-Русской военной конфедерации Советских республик… для нас неприемлемо». Глава харьковских меньшевиков в присущем его партии стиле заявил сначала, что общеукраинский съезд Советов сейчас невозможен ввиду того, что значительная часть Украины занята оккупантами, а потому для решения вопросов будущего устройства Украины и отношения ее территорий с Россией требуется созвать «Народное Учредительное Собрание всей Украины» (будто бы его на оккупированных территориях было легче созвать, чем съезд Советов).
Рубинштейн указал на то, что «с переводом Цикуки в Екатеринослав получается столпотворение – на екатеринославской территории теперь две республики, не считая местной власти». Он предложил делегацию от ДКР в Екатеринослав все-таки послать, но исключительно «для информации», а затем на 21 марта созвать экстренный 5-й съезд Советов Донецкой республики, что в условиях начавшихся боевых действий, конечно же, было крайне трудно осуществить. Тем не менее последнее предложение было поддержано обкомом с указанием фразы: «по возможности скорее созвать» съезд. Как показали дальнейшие события, такой «возможности» не представилось.
В итоге обкомом была принята резолюция, предложенная Васильченко: «Ввиду того, что военные действия в пределах Украины представляют вооруженное восстание угнетенных против угнетателей, Областной Комитет Донецкого и Криворожского бассейнов всеми силами и средствами будет поддерживать восстание и поручает Совету Народных Комиссаров Донецкой республики найти конкретные формы для объединения восстания во всех республиках Юга».
Таким образом, Артем как глава Совнаркома поручил формальный мандат на ведение екатеринославских переговоров с Цикукой о военном союзе, но не о вхождении Донецкой республики в состав советской Украины как государственного образования, на чем прямо и косвенно настаивал Скрыпник. Артем направился в Екатеринослав фактически сразу из Москвы, где он участвовал в заседании ЦК РКП(б). Как мы видели, отправлялся он на «совещание представителей республик Юга России», а попал на… 2-й съезд Советов Украины.
Можно только догадываться о том, что творилось за кулисами ожесточенных переговоров об условиях вхождения Донецкой республики в состав Украины и союза южнороссийских республик. Позиция советского руководства стала более понятной после обнародования в 1960 г. полного текста послания Ленина в адрес Серго Орджоникидзе от 14 марта 1918 г. (во многих источниках, особенно в Интернете, почему-то это письмо ошибочно датируется 1 марта, а то и февралем, что создает почву для различных манипуляций по поводу якобы изначально негативного отношения Ленина к ДКР). Это письмо, вошедшее в итоге в Полное собрание сочинений Ленина, хорошо известно и освещено в современной исторической литературе.
Ленин призывал своего представителя на Юге: «Очень прошу Вас обратить серьезное внимание на Крым и Донецкий бассейн в смысле создания единого боевого фронта против нашествия с Запада… Что касается Донецкой республики, передайте товарищам Васильченко, Жакову и другим, что как бы они ни ухитрялись выделить из Украины свою область, она, судя по географии Винниченко, все равно будет включена в Украину, и немцы будут ее завоевывать. Ввиду этого совершенно нелепо со стороны Донецкой республики отказываться от единого с остальной Украиной фронта обороны. Межлаук был в Питере, и он согласился признать Донецкий бассейн автономной частью Украины; Артем тоже согласен с этим; поэтому упорство нескольких товарищей из Донецкого бассейна походит на ничем не объяснимый и вредный каприз, совершенно недопустимый в нашей партийной среде. Втолкуйте все это, тов. Серго, крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны».
Данное письмо на протяжении нескольких десятилетий является предметом различных споров, пересудов и манипуляций. Это облегчается тем, что различные пункты сего послания гласят о разных формах объединения, в принципе не противоречащих друг другу. С одной стороны, вождь большевистской революции требует от Донецкой республики создать единый «с остальной Украиной» оборонительный союз, что не противоречило позиции руководства ДКР. С другой – звучит довольно неоднозначная фраза о якобы имевшем место быть согласии наркома ДКР Межлаука на признание ДКР «автономной частью Украины», с чем якобы согласился Артем. Трудно сказать, какой из визитов Межлаука и Артема в Петроград имеет в виду автор письма. Судя по воспоминаниям самого Межлаука, этот вопрос обсуждался им с центральным руководством партии большевиков во время III Всероссийского съезда Советов еще в январе 1918 г. И единственный из руководства партии, кто обсуждал этот вопрос с Межлауком, был не Ленин, а Сталин, который с самого начала был критически настроен к идее создания ДКР.
Официальные хроникеры жизни Ленина утверждают, что он встречался в Петрограде с Артемом и Межлауком в марте, не позднее 10-го числа (так как 10 марта Ленин уже выехал в Москву вместе с советским правительством). Биографы вождя уверяют, что Ленин побеседовал с гостями «о признании Донецко-Криворожской Республики автономной частью Украинской Советской Республики и создании единого боевого фронта Советских республик Юга России против нашествия австро-германских оккупантов». Однако данное утверждение явно базируется на упомянутом письме – просто авторы биографии Ленина сопоставили дату его отъезда из Петрограда с фразой о беседах с Межлауком и Артемом именно в Питере. Советские историки уже не могли поставить под сомнение «факт», который был утвержден каноническим жизнеописанием классика, а потому повсеместно тиражировали известие о приеме Лениным наркомов ДКР и теме их беседы.
Анализ же процитированного письма Ленина свидетельствует о том, что его автором на самом деле был… Сталин. Практически весь документ написан рукой будущего «вождя всех народов». Ленин же собственноручно добавил лишь дату, подпись и несколько последних строк о необходимости «архиосторожно» относиться к расходованию средств, выделяемых на оборону. Изначально скептическое отношение Сталина к Донецкой республике нашло отражение и в этом послании. Любопытны при этом ссылки на мнение Артема, в данное время уже находившегося в Москве и 15 марта участвовавшего в заседании ЦК РКП(б), которое, в частности, обсуждало вопрос отношений Донецкой республики с Украиной.
Судя по всему, выяснение этих отношений было довольно бурным, хотя аргументы сторон в протоколах и не были отражены. Со стороны советской Украины с правами совещательного голоса в мероприятии участвовали Затонский и Шахрай, прибывшие в Москву для участия в IV Всероссийском съезде Советов. Артем же на заседании ЦК оказался в одиночестве – особенно учитывая тот факт, что мнение Ленина-Сталина уже получило свое оформление за день до этого. То есть лидера ДКР, по сути, поставили перед фактом необходимости объединяться с Украиной, как и перед известием о том, что уже через два дня в Екатеринославе должно состояться не просто совещание республик Юга России, а II Всеукраинский съезд Советов. Решение ЦК гласило:
«На созванный украинский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов должны поехать товарищи со всей Украины, в том числе и из Донецкого бассейна. На съезде необходимо создать одно правительство для всей Украины. Всем партийным работникам вменяется в обязанность работать совместно по образованию единого фронта обороны. Донецкий бассейн рассматривается как часть Украины. При подходе немцев к угольному району уголь и рабочих вывозить, рудники заливать водой. О Крымской республике решено отложить объявить ее независимой. Представителем ЦК на Украине является т. Серго».
Вот таким довольно-таки бессвязным текстом определялась судьба Донецкой республики без учета мнения не только ее жителей, но и ее политических элит. «По существу, – пишет Фридгут, – это был предвестник гибели Донбасской республики».
Стоит обратить особое внимание на тот факт, что еще за день до означенного заседания ЦК, то есть 14 марта, ни в Харькове, ни в Москве, ни тем более в Донбассе и речи не было о Всеукраинском съезде
Советов, который начал свою работу 17 марта в Екатеринославе. Информационное сообщение о том, что такой съезд начинает работу 15 марта, издевательски было опубликовано в Екатеринославе лишь за день до начала мероприятия. Это значит, что в Донецкой республике никто не проводил выборов на этот съезд, не уполномочивал своих делегатов на какие бы то ни было судьбоносные решения. Не сохранилось никаких документальных подтверждений, что на этот съезд от Харькова кто-то кого-то официально делегировал. От ДКР на нем присутствовал лишь Артем, который, как было сказано выше, посылался обкомом Донкривбасса в Екатеринослав исключительно для обсуждения мероприятий по организации совместной обороны.
Если уж I Всеукраинский съезд Советов всегда вызывал сомнения в своей легитимности после переезда в Харьков, то можно однозначно утверждать, что спешно созванный из никому не известных делегатов II съезд не имел абсолютно никаких признаков легитимности. Согласно официальным советским источникам, на съезде присутствовали 964 делегата, из которых большевики не составляли и половины (428 человек). Причем представителей Екатеринославской губернии на съезде оказалось 582 человека, то есть более 60 %! Вообще не было представителей Киевской, Черниговской, Волынской губерний, то есть собственно Украины. При этом, вроде бы, представляя в основном пролетарские регионы, «съезд в большинстве был крестьянский», как вспоминал Антонов-Овсеенко, выступавший на нем. Антонов, кстати, поражался, что потом нигде на фронтах не встречал никого из делегатов данного собрания. Это лишний раз подтверждает довольно случайный подбор участников мероприятия.
Известно, что этот съезд избрал новый состав ЦИК Украины, председателем которого стал В. Затонский, главой же правительства (Народного Секретариата) и народным секретарем внешних дел был избран Н. Скрыпник. Помимо резолюций общего характера («О политическом моменте», «Об организации военной силы», «О социализации земли»), в которых содержались громкие фразы о необходимости борьбы против немецкой оккупации и от имени «украинского трудового народа» выражалась готовность защитить революцию, была принята резолюция «О государственном устройстве», на которую любят ссылаться многие украинские историки, не приводя при этом полного текста резолюции. Некоторые сборники документов, приводя декларативные, особо ничего не значащие резолюции съезда, по какой-то странной случайности «упускают» эту принципиальную резолюцию. При этом безапелляционно утверждается: резолюция якобы «предусматривала, что Донецко-Криворожская республика должна входить в состав советской Украины».
На самом деле, в данной резолюции не было ни слова о Донецкой республике. В ней было заявлено: «В настоящее время мирный договор, насилием навязываемый германским империализмом Российской федерации, формально прекращает федеративную связь Украины со всею Советской федерацией. Украинская Народная Республика становится самостоятельной Советской Республикой. Но по существу отношения советских республик остаются прежними».
Согласно резолюции, Украина провозглашалась «Федеративной советской Республикой», которая «объединяет все советские объединения – вольные города и республики, как автономные части Украинской Федеративной Советской Республики». При этом косвенный намек на границы Украины содержится только во фразе о намерении, о стремлении «объединить для борьбы с контрреволюционной Центральной радой всех трудящихся на всей территории Украины, завладеть которой стремится Центральная рада, то есть Украины в рамках 3-го и 4-го Универсалов». Из данных слов видно, что границы советской Украины ее создатели базировали на Универсалах Центральной Рады, но при этом избегали прямого очерчивания этих кордонов, говоря лишь о «стремлении» объединить трудящихся в тех землях, завладеть которыми хочет Рада! Довольно обтекаемое определение, вовсе не свидетельствовавшее о вхождении ДКР в федеративную Украину (уж ее федеративный характер обозначен в резолюции довольно четко).
Самое интересное, что те немногие харьковцы, которые все-таки попали на этот съезд, как раз дискуссии по этому вопросу и данной резолюции не заметили. Некий делегат из Харькова по имени Штерн, невесть как ставший делегатом, рассказал о своей поездке в Екатеринослав во время политического вечера в харьковском Медицинском Обществе. Он заявил: «Съезд, созванный наспех, не отражал воли всей Украины. Состав съезда поражает непропорциональным строением своим». По словам Штерна, представители Харькова попытались «поставить вопрос о разграничении Украины», но остальные делегаты отмахнулись от такой постановки вопроса, заявив: «Пускай у вас будут свои комиссары, а у нас свои». Так «решалась» судьба будущего административно-территориального устройства Украины.
В этой связи важно понять, какую позицию занял на съезде глава Совнаркома ДКР Артем. Советские и современные украинские историки часто используют сам факт присутствия Артема на Всеукраинском съезде как подтверждение его согласия на присоединение ДКР к Украине. Поплавский, к примеру, пишет: «Руководствуясь указаниями ЦК РКП(б), Артем, несмотря на сопротивление части Совнаркома ДКР, возглавил делегацию Донецко-Криворожского бассейна на съезде». Однако стоит отметить два обстоятельства: во-первых, «делегации бассейна» как таковой на съезде не было, а во-вторых, Артем еще не мог столкнуться с «сопротивлением» Совнаркома, у него не было физической возможности обсудить данный вопрос с правительством ДКР. Судя по воспоминаниям жены Артема, тот уехал из Москвы в последний день Всероссийского съезда, то есть 16 марта (якобы Ленин лично подошел к главе ДКР и сказал ему: «На Украине тяжело. Нужно сейчас же ехать»). А 17 марта уже открывался съезд в Екатеринославе. Тот факт, что у Артема не было времени обсудить отношение ДКР к резолюции ЦК и к вопросу об объединении с Украиной, подтверждает и правительственный кризис, разразившийся в Донецкой республике после получения известий о Екатеринославском съезде.
К сожалению, позиция Артема по отношению к этому съезду публично не была оглашена. На пленуме Харьковского Совета 25 марта глава Совнаркома ДКР должен был делать доклад по своему участию в данном мероприятии, однако бурные дебаты об эвакуации Харькова не дали этого сделать: Артем отказался от доклада в связи с «поздним временем».
На самом же съезде в Екатеринославе Артем ограничился лишь кратким приветствием от имени ДКР. Вот как его реплика была воспроизведена в «Вестнике УНР»: «Тов. Артем от имени трудящихся Донецкой республики приветствует съезд и призывает к единению всех трудящихся для того, чтобы действовать единым фронтом против помещиков и капиталистов, к какой бы нации они ни принадлежали». Вот, собственно, и все участие Артема в наспех собранном Екатеринославском мероприятии. Судя по реплике председательствующего собрания, поблагодарившего главу ДКР, тот поспешил после своего краткого выступления ретироваться якобы для участия в «съезде казачества».
Оценивая позицию Артема, занятую им на Екатеринославском съезде, Солдатенко пишет: «Артем вел себя на форуме довольно пассивно. Приветствовав съезд, не принял, однако, участия в обсуждении вопросов повестки дня. Ни он, ни другие его сторонники не вошли в состав обновленного после съезда Народного Секретариата, чтобы лично принять участие в объединении Украины».
Как видим, несмотря на строгие указания московского ЦК, Артем не спешил с публичными заявлениями об объединении Донецкой республики с советской Украиной. Что не мешает некоторым современным украинским исследователям заявлять, что якобы 18 марта лидеры ДКР «заявили о ликвидации республики, а Н. Скрыпник – тогдашний глава Народного Секретариата – издал декрет о включении ДКР в состав Украины». Откуда нынешнее поколение украинских историков черпает подобные «сенсации», всегда остается загадкой.
На самом деле не было таких решений ни со стороны лидеров ДКР, ни со стороны Скрыпника. Тот в качестве первого своего шага в обновленном правительстве советской Украины издал бодрую телеграмму о переезде этого правительства в Таганрог и отбыл… в Москву. В то время как руководство ДКР организовывало оборону Харькова и Донбасса, глава советской Украины Скрыпник 1 апреля торжественно въехал в российскую столицу в качестве «главы Чрезвычайного посольства самостоятельной Украинской Народной Республики».
Там он произносил пространные речи на различных съездах, заявлял о своей роли в организации сопротивления немецкому наступлению, не указывая при этом причин своего стремительного бегства за пределы Украины. 3 апреля «Чрезвычайное посольство» Скрыпника было принято Лениным и участвовало в заседании российского Совнаркома, который в тот же день принял резолюцию, приветствующую «объявление Украинской Народной Республики самостоятельной Федеративной Советской Республикой». Стоит заметить, что федеративный характер советской Украины постоянно и тщательно подчеркивался различными советскими деятелями. Так, Антонов-Овсеенко даже начал издавать приказы в качестве «Главковерха войсками Украинской Федеративной Народной Республики».
И хотя в документе, оглашенном в Москве, также не идет речь о границах советской Украины, нет никаких сомнений в том, какую точку зрения на этот вопрос изложил Скрыпник, получивший от Москвы поддержку своих действий и одобрение идеи собрать в Таганроге совещание партийных организаций Украины. Повторимся, все дни, когда глава украинского советского правительства бодро рапортовал в российской столице об организации им обороны, на подступах к столице ДКР велись ожесточенные бои.
Совещание, организованное Скрыпником, состоялось в Таганроге 19–20 апреля 1918 г. Несмотря на попытки затянуть на него представителей Донецкой республики, мероприятие ограничилось в основном членами ЦИК Украины (всего 71 человек), включая некоторых выходцев из Харькова, которые в январе перебрались в Киев, – например, Эрде. Руководство ДКР, в отличие от Скрыпника занятое на фронтах, не прислало своих представителей. Притом, что Таганрогское совещание постановило создать центральный орган будущей Компартии (большевиков) Украины в составе 7 человек, в котором одно место зарезервировать для представителя Донецко-Криворожского обкома партии. Кстати, современные украинские исследователи уверяют, что Донецко-Криворожскую организацию на Таганрогском совещании представлял Квиринг (он в самом деле был на первом дне этого заседания, но его представительские полномочия от имени Донкривбасса сомнительны) и что после попытки Скрыпника поставить вопрос о создании Компартии Украины «в знак протеста против такой постановки вопроса делегация большевиков Левобережья покинула конференцию». Хотя протоколы данного собрания известий о протесте «делегации Левобережья» не содержат.
20 апреля ЦИК и Народный Секретариат Украины самораспустились, создав вместо этого Бюро для руководства повстанческой борьбой. Как пишут современные историки, «на следующий день члены правительства Советской Украины и цекисты выехали из Таганрога в Москву, решив прекратить борьбу за Украину». Бесславный финал структуры, которая для этой борьбы толком ничего и не сделала. Даже личный недоброжелатель Артема и извечный критик ДКР Антонов-Овсеенко вынужден был позже признать: когда «Нарсекретариат Украины погряз в истощающих раздорах», а «Совнарком Тавриды обнаруживал определенную склонность отмежеваться от общей борьбы», только «Совнарком Донецкой республики проявлял значительную жизненность и крепкую энергию».
Таким образом, хоть нас и уверяют в обратном некоторые украинские исследователи, публичных заявлений или действий руководства ДКР, свидетельствующих о вхождении в состав Украины или тем более о ликвидации Донецкой республики, так и не прозвучало, как ни пытались склонить к этому Артема в ЦК большевистской партии, в Цикуке или в самом Харькове (левые эсеры ближе к концу марта, когда в Таганроге сошлись бежавший туда Скрыпник и военный штаб всероссийской партии эсеров, начали активно забрасывать тему объединения ДКР с Цикукой в харьковской прессе).
Но при всем при том, как было сказано выше, руководители ДКР изначально не возражали против военного союза со всеми республиками Юга, включая советскую Украину. В опубликованном еще 16 марта «Декрете военных действий» Совнарком ДКР выразил готовность передать командование вооруженными силами республики Антонову-Овсеенко и признал необходимость создания единого фронта обороны всех южных республик. Правительство Донецкой республики поручало наркому Рухимовичу постоянно докладывать Антонову обо всех военных операциях.
То есть данное решение принималось параллельно и вне зависимости от соответствующей резолюции ЦК от 15 марта. Судя по всему, оно было принято до 14 марта, поскольку в этот день Антонов-Овсеенко уже издал приказ № 2, свидетельствовавший о том, что он действовал в полном контакте с руководством ДКР. Приказ, в частности, гласил: «Настоящим объявляю, что назначение и устранение с постов в пределах Донецкой Республики различных должностных лиц… принадлежит исключительно органам местной советской власти и Совету Народных Комиссаров Донецкой Республики. Виновные в неподчинении распоряжениям Совета Народных Комиссаров Донецкой Республики и местным органам советской власти предаются мною или областным
Советом Народных Комиссаров суду революционного трибунала Донецкой Республики».
Данные факты свидетельствуют о том, что у руководителей Донецкой республики изначально не было никаких возражений против тесного сотрудничества и единого оборонительного союза со всеми республиками Юга, включая советскую Украину. Но нет ни одного документального подтверждения сведениям, которые использовались и советскими, и современными украинскими официальными историками, о том, что якобы руководство ДКР или лично Артем весной 1918 г. официально признали Донецкую республику составной частью Украинской советской республики.
Если, в самом деле, считать, что формальное участие Артема на Екатеринославском съезде Советов в марте 1918 г. было признанием ДКР частью Украины, то как объяснить тот факт, что буквально через несколько недель Артем и его Совнарком официально по радио обращались с нотами ко всем правительствам Европы, к Германии, к Центральной Раде от имени независимой Донецкой республики, а не от некой составной части Украины? Ведь все эти обращения появились после решения ЦК РКП(б) от 15 марта и Екатеринославского съезда 17–19 марта. Нет ни одного официального решения руководящих органов ДКР об административном объединении с Украиной или о ликвидации Донецкой республики. Как бы кому-то ни хотелось обратного и в те годы, и в наши дни.
