Эмма
Тремя неделями ранее
– Мне нужно оплатить счета. Можно, я воспользуюсь компьютером?
Манур пожимает плечами и продолжает накладывать блеск для губ пальцем. Сегодня на ней джинсы мужского покроя. Джинсы сидят низко на бедрах, открывая край кружевных трусиков.
– Конечно.
Странно, что она не возражает. Могла бы спросить, почему мне понадобился компьютер именно сейчас, когда скоро открывать магазин. Но Манур только сладко улыбается и уходит.
Я слышу, как они с Ольгой что-то обсуждают и смеются. Все изменилось. В магазине стало светлее. Манур с Ольгой стали добрее. На улице хорошая погода. И все благодаря тому, что я наконец вернула себе контроль над ситуацией. Давно пора было это сделать.
Я быстро нахожу нужную мне вещь в Интернете, но какое-то время читаю описание, потому что не знаю, какую взять модель и какое напряжение лучше. Через двадцать минут я покупаю это маленькое устройство, похожее по виду на мобильный телефон. Интернет-магазин обещает доставку в течение 24 часов, но меня устроят и три дня. Затем я достаю визитку из кармана.
Андерс Йонссон, журналист.
Прежде чем позвонить, я выглядываю за дверь и проверяю, где коллеги. Ольга обслуживает покупателя за кассой, а Манур складывает джинсы, пританцовывая в такт музыке.
Андерс Йонссон отвечает после третьего гудка. Сперва он меня не узнает, и я вынуждена напомнить ему, как он недавно искал меня в магазине, как я отказалась с ним говорить, но сейчас передумала. Он размышляет пару секунд, потом сообщает, что с удовольствием со мной встретится. Может, сегодня?
Слишком легко, думаю я, слишком легко.
Лето было в разгаре, радуя всеми оттенками зеленого. Мы шли по коридору. Эхо от наших шагов металось между стен, как мячик для настольного тенниса. Я старалась идти с ним в такт, но он все время ускорял шаг. Спик спешил к стеклянным дверям, сквозь которые в помещение врывался яркий солнечный свет, посылавший всполохи по грязно-коричневому полу.
– Мы не можем встречаться, Эмма, ты же понимаешь.
Он остановился и повернулся ко мне. Мы стояли перед кабинетом физики. Грязно-серые стены начали сжиматься вокруг меня, потолок опускаться, мне стало трудно дышать. Я подняла глаза к опасно накренившемуся потолку – белому с пятнами жевательного табака-снюса. Как снюс оказался на потолке?
Спик положил руку мне на плечо и слегка похлопал, как будто утешал маленького ребенка. Неужели он не понимал, как унизителен был этот простой жест? Мое лицо залилось краской. То ли от стыда, то ли от злости.
Он использовал меня. Он играл со мной. Сосал, лизал, целовал, ласкал и входил в меня. А теперь говорит, что я ему не нужна. Поиграл со мной и бросил. Взял то, что ему было нужно, и пошел дальше. Я недостаточно хороша для него.
– Как это не можем встречаться? – спросила я и тут же пожалела об этом, поскольку не хотела навязываться, не хотела, чтобы он считал меня капризным ребенком.
Он странно посмотрел на меня и отшатнулся так, словно от меня неприятно пахло.
– Раньше же ты хотел, – продолжала я.
– Я не понимаю, – произнес он, но в этот момент прозвенел звонок, и ученики высыпали в коридор, просочились мимо нас и одной сплошной подростковой массой рванули к выходу. Спик не отводил от меня взгляда.
– Я хочу тебе помочь, Эмма, но не таким способом. И в этот момент что-то внутри меня сломалось. Боль была такой сильной, что мне показалось, будто я умерла, будто на меня обрушился потолок и раздавил в лепешку, подняв клубы бетонной пыли. Я ощущала боль каждой клеточкой своего тела, ощущала, что на мне живого места не осталось, я превратилась в одну сплошную боль. И стыд.
На улице Лютценгатан я иду по ковру из опавших кленовых листьев. Это все равно что идти по глубокому снегу, только в носу стоит запах гнилой листвы. Ветер подхватывает листья, они кружатся вокруг меня, как ласточки. Загипнотизированная этим природным спектаклем, я замираю. Я и забыла, что жизнь может быть такой прекрасной, такой совершенной.
Он ждет меня у кафе-булочной на Вальхаллавэген, как и обещал. Я его сразу узнала. На журналисте та же старая парка. Ветер треплет тонкие светлые волосы. Вид у него смешной, и я отвожу взгляд, чтобы не рассмеяться.
Мы здороваемся и входим в теплое тесное кафе. Как обычно, там царит полумрак. Мы покупаем кофе и булочки-плетенки и садимся у стены.
– Как дела на работе? – начинает он с невинного вопроса, как будто мы старые приятели, встретившиеся, чтобы обсудить последние новости.
– Нормально.
– Правда? – изображает удивление он. Но я решаю не упоминать то обстоятельство, что меня уволили. Это было бы местью. Впрочем, это и есть месть. Твоя работа за мою, Йеспер.
– Ну, вы в курсе, как у нас все обстоит. Он кивает и запихивает полбулки в рот.
– Отвратительно, – произносит он, делая ударение на каждый слог, чтобы дать мне понять, какой ужасной считает работу в этой компании.
– Ну да.
– И как вы выдерживаете?
– Это работа. Мне нужны деньги.
– Капитализм, – бормочет он угрюмо.
– У меня нет выбора. Он кивает.
– Понимаю. И ценю вашу смелость. Очень отважно прийти сюда сегодня. Так что вы хотели рассказать?
Теперь на смену наигранному сочувствию пришло любопытство. Я понижаю голос и наклоняюсь вперед, чтобы нас никто не услышал.
– Йеспер Орре. Я кое-что о нем знаю.
– Я слушаю, – говорит он, тоже передвигаясь ближе. Я вижу сахарную пудру у него на губах и чувствую его кофейное дыхание.
Я изображаю тревогу и отклоняюсь назад.
– Но я не уверена, что могу вам это рассказать. Он заглядывает мне в глаза, кладет руку мне на плечо.
– Ваша преданность компании достойна уважения, но подумайте о ваших коллегах. Подумайте, как тяжело им приходится. Ведь Йесперу Орре до них нет дела. Все, что его интересует, это деньги. На вас ему наплевать. Не забывайте этого. Йесперу Орре на вас наплевать, Эмма.
Я театрально вздыхаю и медленно киваю. Он и не представляет, насколько прав.
– Хорошо, я расскажу. Все об этом говорят. Его дом вчера сгорел, точнее гараж. И полиция думает, что он сам его поджег.
У него дергается веко. Журналист снова наклоняется ближе. В глазах живой интерес. Он даже забыл про булку. Она лежит недоеденная на тарелке. Его рука по-прежнему у меня на плече, и я легонько ее стряхиваю.
– Простите, – бормочет он, заметив мой жест. – И зачем ему это понадобилось?
Я изображаю наивность.
– Понятия не имею. Но в гараже было много дорогих машин.
– Он надеется получить страховку? Я качаю головой.
– Не знаю. Вряд ли он сам поджег его. Там же были его машины.
По его лицу я вижу, что журналист купился на мою ложь.
– Кто-то еще может это подтвердить?
– Нет, но полиция же в курсе пожара.
Он кивает.
– Эмма, это очень важно. Если ты знаешь что-то еще о Йеспере, ты должна мне рассказать.
– Что ты имеешь в виду?
Я даже не заметила, что мы перешли на ты.
– Есть ведь еще что-то.
Я делаю вид, что напрягаю память. Потом киваю.
– Наверно, расследование.
– Какое расследование?
– Внутреннее, которое ведет финансовый отдел.
– Почему?
Я склоняю голову набок, начинаю крутить локон между пальцами.
– Кое-кто утверждает, что он отпраздновал свой день рождения за счёт фирмы. Но это, наверно, полная фигня. Зачем ему это, когда у него куры денег не клюют?
Я решаю побаловать себя вечером. Покупаю вино и пиццу на вынос, зажигаю свечи – те же, что горели на ужине в честь нашей помолвки. Включаю музыку, и сразу на душе у меня полегче. Все уже не кажется таким ужасным. Я больше не беспомощная жертва, у меня появилась миссия – восстановить справедливость. Я думаю о себе не как о человеке, а как об орудии мести, и от этого мне тоже легче. Это дает ощущение свободы. Когда живешь одной целью, не нужно ни о чем больше думать, не нужно принимать решений. Перед тобой только одна дорога, и она прямая. Только не напиваться, напоминаю я себе. Нужно сохранять ясность мыслей и быстроту реакции. Сейчас я не могу позволить себе похмелье. Каждый час, каждая минута, каждая секунда важна для достижения цели.
Дисциплина. Самоконтроль. Ясность мысли.
Справедливость.
После второго бокала закупориваю бутылку, наклоняюсь над раковиной и пью холодную воду прямо из-под крана. Один волос падает в раковину и блестит на солнце. Какие красивые у меня волосы, думаю я.
Я иду в ванну и замираю перед зеркалом в восхищении. Волосы горят как пламя, бледная кожа светится как фарфор. Я явственно вижу: я красавица. Я действительно красива. Почему я все время считала себя пухлой, обычной и скучной? Почему никогда не видела себя такой, какая я на самом деле? А ведь Йеспер мне много раз это говорил, но я ему не верила. Не верила, пока не увидела собственными глазами. Я сильная, красивая, и мне никто не нужен. Даже Йеспер. Особенно Йеспер.
Поезд метро опоздал, но я так была увлечена чтением, что даже не заметила. Я читаю газету, водя пальцем по строчкам, чтобы не пропустить ни единого слова.
«Скандально известного директора компании подозревают в поджоге с целью получения страховки и растрате», – читаю я. Далее перечисляются все скандалы, связанные с компанией. «Тучи вокруг короля моды сгущаются», – делает вывод журналист и спекулирует на тему, как долго акционеры и совет директоров позволят Йесперу оставаться на посту. График, иллюстрирующий статью, показывает, что курс акций компании в последние месяцы резко пошел вниз. Под статьей фото мужчины, с которым я встречалась вчера. Тот самый журналист с крошками вокруг рта, который с интересом слушал мой рассказ.
Это даже слишком легко, думаю я. Он так легко проглотил наживку. Готов был поверить каждому моему слову. Или…
Космическое равновесие? Карма? Или Бог все-таки существует?
Легкой походкой я пересекаю площадь. Теплый ветерок ласкает волосы. Облака несутся по голубому небу. Перед магазином Армия спасения кормит бездомных. Я смотрю на них и вижу людей, которые не способны взять жизнь в свои руки, людей, ставших игрушками судьбы, не могущих подняться и дать ей отпор. Я могла бы стать одной из них – сломанной, никчемной, уничтоженной, но нашла в себе силы отомстить. Не дала превратить себя в лист, подхваченный ветром и летящий без цели и направления.
Перед магазином курит Ольга. По ее позе и тому, как нервно она подносит к губам сигарету, видно, что что-то случилось. Ольга явно нервничает. К тому же она никогда не курит перед входом, только в коридоре. Согласно правилам, это запрещено. Покупателям не стоит видеть продавцов курящими в рабочее время.
При виде меня она начинает махать руками. Ветер вырывает сигарету из ее пальцев и несет прочь, мимо алкашей в потрепанных куртках к неработающему фонтану посередине площади.
– Привет, – говорю я.
– Здесь полиция! – театрально сообщает она, вытаращив голубые глаза. Ветер треплет светлые, с отросшими темными корнями волосы.
– Полиция?
– Они хотят с тобой поговорить.
– Со мной?
– Да. С тобой.
– О чем?
– Понятия не имею. Я думала, ты в курсе.
Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беззаботно, но чувствую, как пульс учащается, а спина становится мокрой от пота.
Ольга буравит мою спину взглядом. Она курила перед входом не из беспокойства за меня, а из любопытства. Это очевидно.
Они говорят с Манур у кассы. Мужчина и женщина лет сорока в гражданской одежде. Они похожи на обычных покупателей. Мужчина крупный, коренастый, с коротко стриженными волосами. Он больше похож на харизматичного злодея из детективного фильма, чем на полицейского. Женщина высокая, тощая, с плохой осанкой и прямыми длинными волосами. Завидев меня, она резко поворачивается и окидывает меня изучающим взглядом.
– Эмма Буман? – спрашивает она, протягивая мне тощую руку. Рукопожатие на удивление крепкое. – Меня зовут Хелена Берг, я из полиции. Мы хотели бы с вами поговорить.
– Йонни Лаппалайнен, – представляется второй полицейский, который неожиданно появляется слева от меня. Я и не заметила, как он подошел. Он ограничивается именем. Ни должности, ни отделения, ни другой информации. Через его плечо я вижу Манур. Глаза у нее круглые, как блюдца. Она тоже гадает, что им нужно. Я медленно качаю головой, давая понять, что не в курсе.
– Мы хотели бы попросить вас проследовать с нами в участок для допроса, – сообщает тощая женщина и ждет моей реакции. Ее имя уже выпало у меня из памяти. В моем сознании сейчас нет места для таких мелочей. Оно загружено до предела. Я прокручиваю в памяти события последних дней. Кто мог видеть меня у дома Йеспера в тот вечер? Может, продавец в магазине краски что-то заподозрил и связался с полицией? Может, Ольга донесла? Но я ей не рассказывала, что собираюсь сделать. Только то, что Йеспер сделал со мной, да и то не все.
– Это действительно необходимо? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает мужчина, – но это не займет много времени.
Я снова смотрю на Манур. Она только кивает, давая понять, что мне лучше подчиниться.
Женщина-полицейский с длинными секущимися волосами сидит напротив меня в комнате с белыми стенами и белой мебелью. На столе перед ней ноутбук. Больше в комнате ничего примечательного нет. Вблизи она выглядит старше. Глубокие морщины спускаются от углов рта к подбородку. В русых волосах видна седина.
Рядом с женщиной молча сидит мужчина. Время от времени он приглаживает рукой короткую стрижку, словно проверяя, на месте ли редеющие волосы, и смотрит в окно. Я тоже смотрю в окно. Бледное осеннее солнце заливает площадь и высохший фонтан. Опавшая листва лежит кучками вдоль стен.
– Вы узнаете это? – спрашивает женщина и открывает коричневый конверт. Что-то вываливается на стол.
Это пластиковый пакетик с металлическим предметом. Я беру его в руки, взвешиваю на ладони и открываю. Это кольцо. Мое обручальное кольцо.
– Да, – говорю я. – Это мое обручальное кольцо.
– Вы уверены? – уточняет мужчина. Я киваю.
– Да. Мы не делали гравировку, но это мое кольцо.
– Когда вы в последний раз его видели? – спрашивает он, откидываясь на спинку стула. Стул издает скрип, протестуя против его тяжести.
– Когда сдавала в ломбард на Стургатан. Мне нужны были деньги.
Полицейские переглядываются.
– А когда вы его купили? – спрашивает женщина, наклоняясь вперед.
– Это обручальное кольцо, я же сказала. Я его не покупала, мне его подарили.
– О’кей, мы только уточняем. Когда и как вы его получили? И от кого?
Я вздыхаю. Не понимаю, что им нужно. Смотрю в окно. Внезапно меня посещает мысль, что я тоже хотела бы сейчас сидеть на скамейке в парке в грязном пуховике с бутылкой спиртного в руках. Как эти бездомные перед магазином. Где угодно, только не здесь.
– Мне подарил его мой парень, точнее жених. Две недели назад. А потом он меня бросил. Мне нужны были деньги, и я отнесла его в ломбард. Что в этом противозаконного?
Мужчина покачал головой.
– Ничего. Но дело в том, что это кольцо украли из ювелирного магазина на Линнегатан две недели назад. Вам что-то об этом известно?
– Украли?
– Да. Из магазина. Все ломбарды сверяют заложенные драгоценности со списком украденного, и кольцо вычислили очень быстро. Поскольку у ломбарда были ваши данные, мы вас сюда и вызвали.
Я вся холодею. Холод поднимается от ног к груди и голове, сжимая все тело железной хваткой. Йеспер украл кольцо? Зачем ему это понадобилось? Он не хотел тратить на меня деньги? Или это еще одна часть его чудовищного плана, которую я тоже упустила?
Женщина сверлит меня взглядом. Видно, что она мне не верит. Я вижу волоски у нее над верхней губой, и мне хочется сказать ей отодвинуться. Потому что с каждым сантиметром, с которым она наклоняется ближе, ком в горле увеличивается. Вся эта ситуация невыносима. Мне не хватает воздуха. Стены сжимаются вокруг меня.
– Мы думаем, что вы украли это кольцо, Эмма.
Я не в силах ответить. Во рту пересохло. Язык прилип к гортани и не шевелится. Мужчина с финским именем вздыхает. Думаю, за свою долгую рабочую жизнь он чего только не наслушался. Он не верит мне, думаю я. Они оба мне не верят.
– Эмма, посмотрите на это.
Он поворачивает ноутбук ко мне, и я вижу черно-белую картинку в плохом разрешении. Сначала я вообще ничего не понимаю, но потом узнаю интерьер ювелирного магазина. Текст в углу экрана сообщает дату и время. Женщина нажимает на значок «Плей», и картинка оживает. Продавщица говорит с кем-то, стоящим спиной к камере. Продавщица жестикулирует, поднимает поднос, рукой показывает на стол с двумя стульями, потом идет и садится спиной к камере. Второй человек на видео идет за ней, присаживается на другой стул, снимает шапку и перчатки.
Это я. Она – это я.
Женщина на видео это я.
Она, то есть я, примеряет кольца. Одно за другим. Она, то есть я, улыбается, наслаждается процессом.
– Я смотрю кольца, – говорю я. – Мы с Йеспером смотрим кольца.
– Это мы видим, – отвечает мужчина, – но в магазине вы одна.
Я ничего не понимаю. Этого не может быть.
– Подождите, поставьте на паузу, – говорю я. Он пожимает плечами, ставит на паузу.
– Прокрутите назад.
– Мы сто раз уже его смотрели.
– Пожалуйста.
Он делает, как я прошу.
– Вот, – говорю я. – Паузу!
Сбоку от меня виднеется тень.
– Это он, – говорю я. – Это он.
Полицейские многозначительно переглядываются. Женщина устало произносит:
– Так вы уверяете, что были не одна в магазине?
– Разумеется. Кто меряет один обручальные кольца…
– И другой человек…
– Йеспер Орре, мой жених.
– Тот самый Йеспер Орре?
– Тот самый.