Хорошо посидели
Сбор назначили на одиннадцать часов у входа на кладбище. Повод был печальный – умер старый товарищ, однокашник по училищу Серега Рюмин. Хоронили на третий день, как и положено. Перепечинское кладбище, что за Химками, недалеко от аэропорта Шереметьево, конечно, не люкс, но выбирать не приходилось, да и для покойного это уже было не принципиально.
Октябрь 2013 года выдался дождливым, в ожидании траурного кортежа люди зябко кутались в пальто и нервно курили. Укрыться от мерзкой мороси было негде. Народу было немного и почти все незнакомые. Из однокашников смогли приехать трое – Вася Дягилев, Николай Ершов и Игорь Морковин.
Пока добрались до могилы, на каждом ботинке висело по паре килограммов глины. Стряхивать ее почему-то не хотелось. Вокруг свежевыкопанной могилы собралась закутанная во все черное напоминающая стайку грачей родня. Друзья стояли чуть поодаль.
При жизни Серега был человеком тихим, незаметным, что в училище, что на флоте. И на пенсии никуда не лез, ни во что не встревал, ковырялся понемногу на даче в свое удовольствие, там же, прикорнув в обед, и помер.
По классификации Безенчука, как ни крути, выходило – преставился.
Рынок добрался до кладбищ и диктовал новые подходы. Похороны могли быть элитными, а могли быть – эконом-класса. Рюмин капиталов не нажил, а потому хоронили его на не лучшем месте не лучшего кладбища в дешевеньком сосновом гробу.
Кто-то проворчал:
– Был бы вором, хоронили б на Ваганьковском.
Что ни говори, хорошие похороны – дело серьезное, им нужно посвятить жизнь.
Начались прощальные речи. Говорили долго, от души, со слезой. Эх, знал бы Серега, как его будут нахваливать, – помер бы раньше.
От поминок хотели отказаться, но родня настояла. Поминали на окраине Москвы в кафе «Веселая вдова». Трижды выпив, ковырнув кутью, друзья, не сговариваясь, вышли. Настроение было подавленное, было ощущение чего-то незаконченного, и расходиться не хотелось. Затянувшуюся паузу прервал Вася Дягилев:
– Может посидим где-нибудь, помянем по-человечески?
Вася был человек активный и даже после выхода на пенсию оборотов не сбавлял. Работал он охранником в торговом центре, при этом был активным членом Академии геополитических проблем и вдобавок увлекался эзотерикой.
Морковин откликнулся на предложение незамедлительно:
– Зачем где-нибудь? Поехали ко мне, я сейчас холостякую. Машина ждет.
Игорь Морковин со службы ушел рано, не дожидаясь пенсии. Начинал с того, что бомбил по Москве. Жизнь его изрядно побила и помяла, но в итоге он стал владельцем серьезного бизнеса, за что и получил кличку Олигарх.
Коля Ершов по жизни был молчун, поэтому согласился молча. Это был отставник с большой буквы «О». Он столько раз повторял, что проливал кровь за Родину, ночей не досыпал, крепя обороноспособность, что сам начал в это верить. Его не устраивало ничто – от размера пенсии до качества водки. Ему должны были все – от Путилина с Медведковым до соседей по лестничной клетке. В общем, узнаваемый типаж: тюнингованные жигули, радио «Шансон» на полную громкость и курить в окно – такая вот агрессивная ущербность.
Игорь махнул рукой, и к ним подъехал огромный черный мерседес. Вася с Игорем быстро нырнули в тепло и уют. Коля с презрением и брезгливостью смотрел в проем открытой двери, давая понять, что он еще не решил, садиться ли ему в машину. Однако желание выпить задавило гордость, и он залез в салон. Мягко шурша, мерседес уносил их на юго-запад. Жил Морковин в престижном жилом комплексе «Золотые ключи» в районе Минской улицы. Кожа премиум-класса нежно обволакивала задницы пассажиров, негромко звучал концерт Янни Хрисомалиса. Ершов, чувствуя нарастающее раздражение, обратился к водителю:
– Слышь, а у тебя приличная музыка есть?
– Какую желаете? – спросил водитель, уверенный, что его богатая фонотека удовлетворит любой запрос.
– Ну, Круг или там Анатолий Полотно.
Водитель впал в ступор, а Николай с достоинством произнес:
– Ни хрена у вас нет!
Машина подъехала к высотному дому с панорамным остеклением, отделанному разноцветным кирпичом. Ухоженный парковый ландшафт и почти медицинская чистота производили впечатление. Приветливо поздоровался охранник, быстро и бесшумно поднялся на четырнадцатый этаж лифт, дверь открыла домработница. Что еще нужно, чтоб встретить старость?
Сели на кухне, домработница незаметно накрыла на стол и испарилась. Первую выпили не чокаясь, помолчали. Налили по второй, Дягилев глубокомысленно произнес:
– Да, снаряды рвутся все ближе. Крутишься, крутишься, а для чего? Сколько той жизни? Пора на все болт забить и пожить в свое удовольствие.
– Это уж точно, как ни пыжься, а конец у всех один – два метра в длину, один в ширину и полтора в глубину. С собой туда ничего не заберешь, – поддержал его олигарх, с тоской оглядывая обставленную дорогой мебелью двухсотметровую квартиру.
Выпили, закусили и налили по третьей.
– Мужики, у меня для вас сюрприз. Из Таллина приехал Володя Ложкин, скоро будет здесь.
Так получилось, что после училища Ложкин попал служить в Таллин, да так там и остался. После службы занялся каким-то бизнесом и для большего комфорта взял фамилию жены. Теперь он был Влад Пентус.
На правах хозяина Игорь предложил:
– Ну, давайте третий раз помянем, а потом чокаясь.
После третьей расслабились, социальные грани растаяли, все почувствовали себя комфортно и стали общаться свободно, как в молодости. Тема поменялась радикально.
– Вася, ты такой занятой, у тебя время на баб бывает?
– Раз в неделю, как положено.
Дягилев и к этому вопросу подходил по-деловому. Любовниц он не заводил – не хотел привыкать, да и прошлый опыт подсказывал, что после месяца общения у подруги либо моль съедала шубу и нужно было покупать новую, либо серьезно заболевала мама и требовались дорогие лекарства. Вася предпочитал простую продажную любовь. Слез с нее, красавицы, заплатил и вычеркнул из жизни. Красота.
Он поинтересовался у олигарха:
– Ну а ты как?
– Да ну вас, мужики, у меня жена на двадцать лет моложе. Мне бы с ней справиться. Я даже на фитнес стал ходить.
– Ты, что там, хреном гири поднимаешь? – оживился Ершов.
– Нет, для общего тонуса. Ты-то сам небось не рекордсмен?
Коля расплылся в улыбке и добродушно захрюкал, видимо, давая понять, что у него все в порядке. На самом деле налево он не ходил, во-первых, потому что жил на пенсию, а во-вторых, у него банально не стоял. Жена ласково называла его прибор дохлым чижиком, но никогда – бесполезной вещью, понимая, что, например, его можно использовать в качестве отвеса на строительстве дачи.
Важную для пенсионеров тему прервал вызов домофона. Домработница доложила:
– К вам господин Пентус.
Троица одновременно заржала, корчась и притоптывая.
– Скажите, пускай пропустят, – сквозь смех пролепетал Морковин.
Минут через пять на кухне появился Пентус. Твидовый пиджак «Фергюс» из стопроцентной шотландской шерсти, белоснежная сорочка с шелковым шейным платком, коричневые брюки в клетку и английские туфли «Честер». Он выглядел солидно, как коллекционное ружье высокого разбора. Всем своим видом он старательно показывал, что не местный, и с сильным прибалтийским акцентом поприветствовал друзей:
– Рад встрече, господа! Извините за опоздание, но весь центр перекрыт. Там бегают с огнем в руках фекалоносцы, – оговорился он по Познеру.
– Присаживайся, что пить будешь?
Оглядев бар, Пентус сделал выбор:
– Пожалуй, ирландский односолодовый виски двенадцатилетней выдержки.
А вот этого Ершов уже вытерпеть не мог. Подавшись вперед и злобно сощурившись, он со скрытой угрозой прошипел:
– Ах ты, бархатная жопка – шелковые ушки. Пить будешь водку, как все! Шпрот рижский!
Пентус попробовал объяснить, что к Риге отношения не имеет, однако через пару минут он уже твердо усвоил, что Таллин и Рига – это один хрен, а конкретно ему лучше не выпендриваться.
Дягилев налил ему полный фужер водки, а Ершов, уставившись на него недобрым взглядом, негромко скомандовал:
– Пей, штрафная.
Пентус изображал несчастную Европу, насилуемую грубой Россией. Наверное, он вспоминал демократию, права человека и другие европейские ценности, но, как во всех спорах России и Европы, ему пришлось подчиниться. Пересилив себя, с трудом преодолевая рвотные позывы, Пентус опустошил фужер. Троица с интересом наблюдала за его реакцией. Несколько раз глубоко хватанув воздух, свернув шейный платок набок, он как бы сдулся и, неестественно тараща глаза, уже без всякого акцента затянул:
– Раскинулось море широко…
Тосты летели один за другим. Изрядно приняв на грудь, в соответствии с законом жанра, пенсионеры заговорили о службе. Статус военного пенсионера гарантировал полную безответственность, поэтому рассуждать можно было обо всем и обо всех. Тему флота поднял Ершов:
– Не тот нынче флот, не тот. Железо ржавое, и моряки, моря не видевшие. Не дай Бог война.
Морковин подошел к вопросу с позиций общечеловеческих ценностей и здравого смысла:
– Да кому мы на хрен нужны?
В дискуссию вступил Вася Дягилев:
– Это ты глубоко заблуждаешься.
И Вася начал пересказывать доклад на последнем заседании Академии геополитических проблем. Нагнал жути – вспомнил и масонов, и Ротшильдов, и глобальную слежку, и, конечно же, ЦРУ.
Стараясь удержать голову в вертикальном положении, Пентус промямлил:
– Какая интересная у вас здесь жизнь. – И громко икнул.
– Зато у вас в Европе – по интернету познакомились, в пробирке зачали, в урне похоронили. Чего уж тут интересного?
Олигарх задумчиво произнес:
– Валить надо.
Ершов напирал:
– А чего ждать, если в Минобороны табуреткины рулят?
– Так ведь сняли уже.
– Ну, поменяли табуреткина на оленевода, и чего? Великие дела начались? – портянки отменили, ввели офисный костюм и танковый биатлон. Ты можешь себе представить танковый биатлон при Жукове? Душевые кабины завели, за солдатиков стирают, подметают, осталось только, на страх врагам, сформировать ЛГБТ-дивизию.
– Вот-вот, а Юдашкин им форму новую пошьет, с клапаном на заднице!
Морковин поинтересовался:
– Мужики, может, еще закуси какой?
Стараясь держать вертикаль, Пентус извивался, как змея под дудкой:
– Если можно, мне морепродукты.
– Это ж надо – выговорил, – с уважением констатировал Дягилев.
– Для тебя все, что угодно, хоть русалку! – ответил радушный хозяин.
Пентуса предложение явно заинтересовало, и он спросил:
– А если русалку приготовить, это будет мясное блюдо или рыбное?
Предложили тост за флот.
За флот пили много, с чувством и молча – почти как за покойника.
Далее застолье представляло из себя переходный процесс от «Дома 2» к клубу анонимных алкоголиков. Все давно забыли, по какому поводу собрались.
– Что ни говори, наш флот покруче других будет. Посмотрите, бля, на карту мира. Там половина фамилий – великие русские флотоводцы.
Сука олигарх встрепенулся, потряс головой, навел резкость и, неуверенно тыкая пальцем в модный гаджет, набрал «великие русские флотоводцы». Через пару секунд он начал перечислять:
– Беллинсгаузен, Крузенштерн, Беринг, Миклухо-Маклай…
– А этот Ахалай-Махалай тоже русский? – неуверенно поинтересовался Пентус.
Ершов перешел к активным действиям – дал подзатыльник еврогостю. Тот свалился со стула и затих.
– Тебе, Плинтус хренов, лучше помолчать. Ничего вам русское не мило, все разворовали, распродали. Миндальничает с вами Путилин.
Вася развил тему:
– Все с перестройки началось, с Горячова. Вы в курсе, что он агент ЦРУ?
Ох и зря он помянул Горячова. Коля среагировал, как хорошо натасканная легавая на команду «дай!». Он, изменившись в лице, разразился гневным монологом. Если бы сейчас ему попался Горячов, он бы грохнул его не задумываясь и съел. Не потому что голоден, а чтобы уже наверняка! А утром, сидя на толчке, с чувством глубокого удовлетворения разглядывал бы его, голубчика, какой он есть на самом деле. Далее он перешел на Медведкова, эмоционально перечислив все его достижения, от бадминтона до зимнего времени, и в конце добавил, что отливать в гранит у того пиписька еще не выросла. Путилина не трогал, он его уважал.
Олигарх с трудом оторвал подбородок от груди, обвел гостей мутным взглядом и вполне обдуманно пролепетал:
– Валить надо.
Пентуса перенесли в гостиную, на диван. Он не сопротивлялся, а только причмокивал и пускал во сне слюни.
Покачиваясь на стуле, с трудом выговаривая слова, Дягилев вопросил:
– А мы за тех, кто в море, пили?
Морковин не шелохнулся, а Ершов рассудил мудро:
– Тут ведь как, лучше повторить, чем пропустить.
Налили три полные рюмки. Вася с Колей выпили самостоятельно, а олигарху приподняли голову и аккуратно, не пролив ни капли, влили водку в полуоткрытый рот, затем заботливо пристроили его голову на столе. На выдохе, с ускользающим сознанием, он обреченно прошептал:
– Валить надо.
Дягилев, устав бороться за жизнь, откинулся на стуле и захрапел. Хрустнув огурчиком и оглядевшись, Ершов подвел итог:
– А че, хорошо посидели.