Глава 21. Опустевший дом
(Пятница, 3 декабря, утро)
Маркхэм принес весть о кончине миссис Грин, не пробило еще и десяти часов. Тело обнаружили в девять, когда сиделка пришла к пациентке с утренним чаем. Хис уведомил Маркхэма, а тот по дороге в особняк заехал сообщить Вэнсу о новом развитии событий. Мы уже позавтракали и отправились к Гринам вместе с ним.
– Это выбивает у нас из-под ног последнюю опору, – подавленно сказал Маркхэм, когда мы мчались по Мэдисон-авеню. – Страшно было думать, что убийца миссис Грин. Но я все время утешался мыслью, что она потеряла рассудок. А теперь я почти жалею, что наши подозрения не оправдались, ибо оставшиеся варианты еще ужаснее. Мы имеем дело с хладнокровным расчетом.
Вэнс кивнул.
– Да, нам противостоит нечто хуже мании. Не могу сказать, однако, что меня так уж потрясла смерть миссис Грин. Эта женщина внушала отвращение, Маркхэм, сильнейшее отвращение. Мир не станет ее оплакивать.
Замечание Вэнса как нельзя точно передавало мои собственные чувства. Новость о кончине миссис Грин, конечно, меня шокировала, но мне не было жаль жертву. Злобная и бессердечная, она жила ненавистью и превратила в ад жизнь окружающих.
Хис и Драмм ждали нас в гостиной. Лицо сержанта отражало одновременно волнение и уныние, его ярко-голубые глаза горели безумием отчаяния. Драмм же был просто разочарован как профессионал: его главным образом удручало, что не удалось блеснуть медицинскими навыками.
Хис, рассеянно поздоровавшись со всеми за руку, кратко обрисовал ситуацию.
– О’Брайен нашла ее в девять утра, велела Спроуту посигналить доктору Драмму и позвонила в отдел. А я сообщил доктору Доремусу и вам. Приехал сюда минут пятнадцать – двадцать назад и запер комнату.
– Вонблона оповестили? – спросил Маркхэм.
– Я попросил его отменить осмотр, назначенный на десять. Сказал, что свяжусь с ним позже, и сразу повесил трубку. Он ничего не успел спросить.
Маркхэм одобрительно кивнул и повернулся к Драмму:
– Рассказывайте, доктор.
Драмм выпрямился, откашлялся и принял нарочито важный вид.
– Я был внизу, в столовой дома напротив, – завтракал. Вдруг вошел Хеннесси и сказал, что шторы в зале опустили. Я схватил инструменты и бегом бросился сюда. Дворецкий провел меня в комнату старой дамы, где ждала сиделка. Но я сразу увидел, что ничем не поможешь. Она была мертва – скрюченная, синяя и холодная, rigor mortis. Умерла от большой дозы стрихнина. Вероятно, не сильно страдала – истощение и кома наступили, я бы сказал, в течение получаса. Слишком стара, чтобы сопротивляться. Старики поддаются действию стрихнина довольно быстро…
– Она могла закричать, позвать на помощь?
– Трудно сказать. Спазмы иногда лишают голоса. В любом случае никто ее не слышал. Вероятно, потеряла сознание после первых судорог. Мой опыт с такими случаями научил меня…
– Как, по-вашему, в котором часу стрихнин попал в организм?
– Точно не скажу. – Драмм заговорил загадками. – Конвульсии бывают длительными. С другой стороны, она могла скончаться вскоре после проглатывания яда.
– В таком случае когда наступила смерть?
– Опять же, точно сказать нельзя. Rigor mortis и трупный спазм легко спутать, на этом попадались многие. Есть, однако, вполне определенные различия…
– Несомненно. – Самодовольное занудство Драмма все больше выводило окружного прокурора из себя. – Ладно, отставим в сторону объяснения. В котором часу скончалась миссис Грин?
Драмм задумался.
– Примерно в два часа ночи.
– А стрихнин мог быть принят уже в одиннадцать или двенадцать?
– Возможно.
– Узнаем точнее, когда приедет доктор Доремус, – без обиняков заявил Хис. Этим утром он был в отвратительном настроении.
– Вы нашли какой-нибудь стакан или чашку, куда могли добавить яд, доктор? – поспешил спросить Маркхэм, чтобы сгладить впечатление от реплики сержанта.
– У кровати был стакан, на стенках что-то вроде кристаллов сульфата.
– Разве летальная доза стрихнина не сделает обычный напиток выраженно горьким? – встрепенулся Вэнс.
– Без сомнений. Но на тумбочке стояла бутылка содовой, известного антацидного средства, и если яд добавили в нее, вкус был бы незаметен. Содовая солоновата и очень шипуча.
– А могла миссис Грин сама ее принять?
– Маловероятно. Содовую нужно аккуратно разбавлять водой, и сидящему в постели справиться было бы трудно.
– А вот это чрезвычайно интересно. – Вэнс неторопливо закурил. – Мы, следовательно, можем предположить, что человек, давший миссис Грин содовую, добавил в нее стрихнин. – Он обернулся к Маркхэму: – Что, если спросить у мисс О’Брайен?
Хис немедленно отправился за сиделкой.
Увы, ее показания ничего не прояснили. Она ушла от миссис Грин в одиннадцать, когда та читала. Поднялась к себе совершить вечерний туалет и спустя полчаса вернулась в комнату Ады, где и провела всю ночь в соответствии с указаниями Хиса. Она проснулась в восемь, оделась и пошла на кухню, чтобы принести миссис Грин чай. Насколько ей известно, миссис Грин перед сном ничего не пила. Совершенно точно она не принимала содовую до одиннадцати вечера. Более того, миссис Грин никогда не пыталась делать это без посторонней помощи.
– Вы думаете, – спросил Вэнс, – что ей кто-то помог?
– Ручаюсь вам, – прямо заявила О’Брайен. – Если бы ей захотелось содовой, она бы скорее перебудила весь дом, чем смешивала ее сама.
– Совершенно очевидно, – заметил Вэнс Маркхэму, – что кто-то вошел в ее комнату после одиннадцати и приготовил содовую.
Маркхэм встал и нервно прошелся по комнате.
– Сейчас наша основная задача – понять, кто мог это сделать. Мисс О’Брайен, возвращайтесь к ней в комнату… – Он дернул шнур звонка, вызывая Спроута.
Во время краткого допроса дворецкого выяснилось следующее: спроут запер дом и поднялся к себе примерно в половине одиннадцатого.
Сибелла ушла в свою комнату сразу после ужина и больше не выходила.
Хемминг и кухарка задержались на кухне до начала двенадцатого, и Спроут слышал, как они поднялись наверх.
Спроут заподозрил неладное только в девять утра, когда сиделка велела дать условный сигнал.
Маркхэм отпустил его и вызвал кухарку. Она, как выяснилось, не знала ни о смерти миссис Грин, ни об отравлении Ады. Сообщенная ею информация не имела никакой ценности. Практически весь предыдущий день женщина провела на кухне или в своей комнате.
Далее опрашивали Хемминг. По характеру вопросов она сразу что-то заподозрила. Ее проницательные глаза сузились, и набожная горничная бросила на нас победоносный взгляд.
– Меня не проведешь, – выпалила она. – Господь снова поработал метлой. И замечательно! «Хранит Господь вся любящия Его и вся грешники истребит».
– Потребит, – поправил Вэнс. – И поскольку Господь вас так бережно хранит, то, наверное, стоит вам сказать, что мисс Аду и миссис Грин отравили.
Он внимательно следил за реакцией Хемминг, но и беглому взгляду были заметны побледневшие щеки и отвисшая челюсть. Господь, видимо, действовал слишком категорично даже для такой преданной ученицы. Ее веры оказалось недостаточно, чтобы побороть страх.
– Я ухожу из этого дома, – заявила она слабым голосом. – Я увидела достаточно, чтобы быть свидетелем Господа.
– Отличная идея, – кивнул Вэнс. – И чем скорее вы это сделаете, тем больше времени у вас останется на ваши апокрифические свидетельства.
Хемминг оторопело поднялась и двинулась к выходу. Потом резко обернулась и злобно поглядела на Маркхэма.
– Прежде чем покинуть этот вертеп, скажу вам вот что: мисс Сибелла хуже них всех, и Господь истребит ее следующей. Попомните мои слова! Нет смысла ее спасать. Она обречена!
Вэнс лениво приподнял брови.
– В каком грехе она повинна на этот раз?
– Все в том же, – смакуя каждое слово, ответила горничная. – Она обыкновенная потаскушка. Ее шуры-муры с доктором Вонблоном – это просто скандал. Они все время вместе, не разлей вода, хоть днем, хоть ночью. Да-да. – Хемминг многозначительно кивнула. – Вчера вечером он снова явился – и к ней. А когда ушел – одному Богу известно.
– Подумать только. А вы откуда знаете?
– Так я же его и впустила!
– Вот как? В котором часу? И почему вы, а не Спроут?
– Мистер Спроут ужинал, а я пошла посмотреть, что за погода на дворе. Открыла дверь, и тут доктор. «Как дела, Хемминг?» И со своей масленой улыбочкой шмыг мимо меня прямо к ней!
– Вероятно, мисс Сибелле нездоровилось, – равнодушно предположил Вэнс.
– Ха! – Хемминг презрительно тряхнула головой и широким шагом вышла из комнаты.
Вэнс тут же поднялся и снова позвонил Спроуту.
– Вы знали, что доктор Вонблон приходил вчера вечером?
Тот покачал головой.
– Нет, сэр. Мне об этом ничего не известно.
– Хорошо, Спроут… А теперь, пожалуйста, сообщите мисс Сибелле, что мы хотим ее видеть.
– Да, сэр.
Сибелла заставила себя ждать четверть часа.
– Я так свински обленилась, – объяснила она, усаживаясь в широкое кресло. – По какому поводу веселье?
Вэнс предложил ей сигарету. Его манера была почтительно-ироничной.
– Прежде чем мы объясним свое присутствие, будьте любезны, сообщите нам, в котором часу ушел вчера доктор Вонблон?
– Без четверти одиннадцать, – ответила она, враждебно сверкнув глазами.
– Благодарю. А теперь я могу сообщить вам, что ваша мать и Ада были отравлены.
– Мать и Ада отравлены? – невнятным эхо повторила Сибелла, словно не поняла смысл этих слов. Несколько мгновений она сидела без движения, холодно глядя из-под прищуренных век. Постепенно ее взгляд сосредоточился на Маркхэме. – Я, пожалуй, последую вашему совету. У меня есть приятельница в Атлантик-Сити… Здесь и вправду становится слишком… слишком жутко. – Она выдавила из себя слабую улыбку. – Еду на побережье сегодня же.
Кажется, впервые за все время ее покинуло мужество.
– Мудрое решение, – заметил Вэнс. – Обязательно поезжайте и гостите там, пока мы во всем не разберемся.
Девушка посмотрела на него со снисходительной иронией.
– Боюсь, так долго я пробыть у друзей не смогу, – сказала она. И добавила: – Полагаю, мама и Ада мертвы.
– Только ваша мать, – ответил Вэнс. – Ада выжила.
– Еще бы! – Каждая черточка ее лица дышала высокомерием и презрением. – Сорная трава живуча. Знаете, теперь только я стою между ней и миллионами Гринов.
– Ваша сестра чудом избежала смерти, – упрекнул Маркхэм. – Если бы рядом не оказался наш врач, возможно, именно вы теперь были бы единственной наследницей этих миллионов.
– Ужасно подозрительно? – Ее вопрос был бескомпромиссно откровенен. – Но могу вас заверить, что, если бы все это планировала я, малышка Ада не выжила бы.
Прежде чем Маркхэм успел что-то ответить, она встала из кресла.
– Пойду собирать вещи. Хорошего понемножку.
Когда она вышла, Хис вопросительно поглядел на Маркхэма.
– И что, сэр? Вы дадите ей уехать из города? Она единственная из Гринов, на ком ни црапины.
Мы понимали, что он имеет в виду. Он высказал вслух то, о чем все думали. Наступила тишина.
– Нельзя рисковать, – в конце концов ответил Маркхэм. – Если она останется и что-нибудь с ней случится…
– Понимаю, сэр. – Хис встал. – Но за ней будет «хвост» – я уж позабочусь! Вызову сюда двух толковых ребят, поведут ее с порога этого дома. Пока мы не разберемся, что к чему. – Он вышел в переднюю и по телефону дал указания Сниткину.
Спустя пять минут прибыл доктор Доремус. Он утратил свой бравый вид и приветствовал нас почти мрачно, затем в сопровождении сержанта и Драмма немедленно прошел в комнату миссис Грин, а мы с Маркхэмом и Вэнсом остались внизу. Когда спустя четверть часа доктор вернулся, он выглядел подавленным, и даже его шляпа не была, против обыкновения, залихватски сдвинута набок.
– Что скажете? – спросил Маркхэм.
– Да то же, что и Драмм. Старушка отошла, я бы сказал, между часом и двумя.
– А когда был принят стрихнин?
– В полночь или около того. Предположительно. В любом случае он был добавлен в содовую. Я попробовал остатки в стакане.
– Кстати, доктор, – сказал Вэнс, – когда сделаете вскрытие, вы не могли бы дать нам заключение об атрофии мышц ног?
– Конечно, – несколько удивленно ответил Доремус.
Когда он ушел, Маркхэм обратился к Драмму:
– Мы бы хотели сейчас поговорить с Адой. Как она?
– Прекрасно! – с гордостью ответил тот. – Я заходил к ней сразу после миссис Грин. Бедняжка слаба и немного обезвожена, с учетом атропина, но в остальном чувствует себя практически нормально.
– Ей не сказали о смерти матери?
– Ни слова.
– Она должна знать правду, – вмешался Вэнс, – и нет никакого смысла дольше скрывать. Может, и лучше, чтобы известие обрушилось на нее в присутствии всех нас.
Когда мы вошли, Ада сидела у окна, подперев голову руками и глядя на заснеженный двор. При нашем появлении девушка вздрогнула, ее зрачки расширились, как при сильном испуге. Из-за последних событий она пребывала в постоянном страхе.
После краткого обмена любезностями, во время которого Вэнс и Маркхэм старались ее успокоить, Маркхэм коснулся темы бульона:
– Нам очень жаль, что приходится возвращаться к столь болезненному для вас воспоминанию, но многое зависит от того, что вы расскажете о событиях вчерашнего утра… Вы были в гостиной, когда вас позвала сиделка, верно?
Губы и язык девушки пересохли, и она отвечала с трудом.
– Да. Мама попросила принести ей журнал, и я как раз спустилась вниз его поискать, когда меня позвала сиделка.
– Вы видели ее, когда поднялись наверх?
– Да, она шла к черной лестнице.
– В вашей комнате никого не было?
Она покачала головой.
– А кто там мог быть?
– Это мы и хотим выяснить, мисс Грин, – серьезно ответил Маркхэм. – Нет сомнений, что кто-то подсыпал яд вам в бульон.
Она вздрогнула, но ничего не сказала.
– После этого к вам кто-нибудь заходил? – продолжал Маркхэм.
– Никто.
– А скажите, вы сразу выпили суп? – нетерпеливо вмешался Хис.
– Нет, не сразу. Мне было зябко, и я сходила через коридор в комнату Джулии за старой испанской шалью.
Хис скривился и шумно вздохнул.
– Только чуть что-то прояснится, – пожаловался он, – как сразу все разваливается… Если мисс Ада оставила суп и пошла за шалью, кто угодно мог прокрасться сюда и подсыпать яд.
– Простите, – извинилась Ада, словно приняла слова Хиса как критику в свой адрес.
– Вы не виноваты, – заверил Вэнс. – Сержант излишне подавлен. Скажите мне вот что: вы видели в коридоре собаку мисс Сибеллы?
Она озадаченно покачала головой.
– Нет. А при чем тут собака Сибеллы?
– Вероятно, она спасла вам жизнь. – И Вэнс передал ей слова Спроута.
Не веря своим ушам, девушка потрясенно что-то пробормотала и погрузилась в себя.
– Сходив в комнату сестры, вы сразу выпили бульон? – задал Вэнс следующий вопрос.
Она с трудом вернулась к реальности.
– Да.
– И вы не заметили необычный вкус?
– Да нет. Мама любит, чтобы бульон был очень соленым.
– Что произошло потом?
– Ничего. Только я почувствовала себя как-то странно. У меня сзади одеревенела шея, стало очень тепло, и клонило в сон. Кожа везде покалывала, а руки и ноги занемели. Ужасно хотелось спать, и я легла. Больше ничего не помню.
– Опять прокол, – проворчал Хис.
Наступило короткое молчание, и Вэнс ближе пододвинул кресло.
– А теперь, Ада, – сказал он, – приготовьтесь к дурным вестям… Сегодня ночью умерла ваша мать.
Девушка секунду сидела без движения, а потом обратила на него ясный отчаянный взгляд.
– Умерла? От чего она умерла?
– Отравление – она приняла большую дозу стрихнина.
– Вы хотите сказать… Она покончила с собой?
Вопрос нас ошеломил. Об этом мы и не подумали. После секундного колебания Вэнс медленно покачал головой.
– Сомневаюсь. Боюсь, она умерла от рук того же человека, который пытался отравить вас.
Ответ Вэнса ее ошеломил. Лицо Ады побледнело, в стеклянных глазах застыл ужас. Вскоре она глубоко вздохнула, словно душевные силы совсем ее покинули.
– Что же теперь будет?.. Я боюсь!
– Ничего не будет, – с ударением произнес Вэнс. – Ничего больше не случится. Вас будут охранять каждую минуту. А Сибелла сегодня надолго уезжает в Атлантик-Сити.
– Если бы я тоже могла уехать, – выдохнула девушка жалобно.
– В этом нет необходимости, – заверил Маркхэм. – Вам безопаснее в Нью-Йорке. С вами останется сиделка. Кроме того, пока все не прояснится, в доме будет круглосуточно дежурить полицейский. Хемминг сегодня уходит, но Спроут и кухарка о вас позаботятся. – Он поднялся и ласково потрепал ее по плечу. – Никто не сделает вам ничего дурного.
Когда мы спустились на первый этаж, Спроут открывал дверь доктору Вонблону.
– Боже мой! – воскликнул тот, поспешно подходя к нам. – Сибелла только что позвонила мне насчет миссис Грин. – Он свирепо посмотрел на Маркхэма, на мгновение позабыв манеры. – Почему мне ничего не сказали, сэр?
– Не видел нужды вас утруждать, доктор, – ровным голосом ответил Маркхэм. – Тело нашли, когда она была мертва уже несколько часов. И рядом дежурил наш врач.
Глаза Вонблона вспыхнули.
– А с Сибеллой мне тоже запрещено видеться? – спросил он холодно. – Она сказала, что уезжает сегодня из города, и просила ей помочь.
Маркхэм отступил, давая дорогу.
– Доктор, вы вольны делать, что вам угодно, – произнес он с заметным холодком.
Вонблон натянуто поклонился и пошел вверх по лестнице.
– Обижен, – ухмыльнулся Хис.
– Нет, сержант, – поправил Вэнс. – Боится. Чертовски боится.
Вскоре после полудня Хемминг навсегда покинула особняк, а Сибелла уехала в Атлантик-Сити поездом в три пятнадцать. Из всех обитателей дома в нем теперь оставались только Ада, Спроут и миссис Маннхайм. Однако Хис распорядился, чтобы мисс О’Брайен продолжала выполнять свои обязанности неопределенный срок и следила за всем, что происходит. Помимо этой предосторожности в доме разместили детектива.
