XVIII
Через несколько дней графини де Шамбла, проезжая по городу, заметили, что очень многие обращают на них внимание, а вернувшись домой, увидели, что на их улице собралось много людей, сбившихся в небольшие группы. Чрезвычайно взволнованные этим, они, тревожно переглянувшись, вошли в дом, гадая, что бы это значило. Графиня позвонила, и на ее зов тотчас явилась Мари Будон. Госпожа поделилась с ней своими опасениями и спросила, не знает ли она, чем вызвано подобное столпотворение.
– Знаю, — ответила служанка, выглядевшая мрачнее, чем обычно.
– Что происходит в Пюи?
– То, что известно всем, кроме вас и госпожи Теодоры. Вам бы не мешало это знать, как, впрочем, и еще одному человеку.
– Еще одному?..
– Да, Жаку Бессону.
– В чем же дело? Говори!
– Завтра начнется следствие и в Пюи вызовут свидетелей из Шамбла, Лардероля, Комбриоля и всех окрестных деревушек.
– Завтра! — прошептала госпожа Марселанж, обессиленно опустившись на стул.
Графиня с минуту молчала, а потом, преодолев свое волнение, спросила служанку:
– Почему ты меня об этом не предупредила, если все знала?
– А зачем предупреждать?
– Чтобы я приняла все меры предосторожности.
– Это уже сделано.
– Кем?
– Мной.
– Как?! — отрывисто воскликнула графиня. — Без моего одобрения? Не посоветовавшись со мной?!
– Есть дела, в которые графиня ла Рош-Негли вмешиваться не должна.
– Ну хорошо. Расскажи мне, что ты сделала.
– Я послала за некоторыми… людьми и жду их сегодня.
– Они придут сюда? — испугалась графиня.
– Успокойтесь, в другое место.
– Ну ладно, и что дальше?
– Положитесь на меня, я вам скажу, когда добьюсь от них того, чего хочу. Повторяю, есть вещи, которых вы не должны знать.
– Хорошо! А потом?
– Я просила их переговорить с лардерольскими крестьянами, с теми, кто знает правду, и с теми, кто о чем-то догадывается, — словом, с самыми опасными для нас. Кроме того, я хочу встретиться еще кое с какими людьми, чтобы заручиться их поддержкой в нашем деле.
– Что ты просила им сказать? По крайней мере, ничего такого, что может поставить нас в неловкое положение? И потом, что это за люди и как они смогут нам помочь?
– Я встречаюсь с ними завтра утром за городом.
– Для чего?
– Чтобы поговорить с ними до того, как их вызовет судебный следователь.
– Мари, а это не слишком опасно?
– О, ваше сиятельство! Теперь не время ждать! — с жаром вскрикнула Мари Будон. — Настало время действовать, и нам надо перехватить инициативу у наших врагов! Суд не дремлет, и Марселанжи тоже не теряют времени даром. Они готовятся день и ночь, чтобы погубить вас, они выставят против вас кучу свидетелей, они предоставят множество доказательств, чтобы уличить вас, а мы, со всех сторон окруженные деятельными, могущественными, ожесточенными, неутомимыми врагами, вдруг станем осторожничать! Нет-нет, графиня, время осторожности прошло, мы оказались лицом к лицу с врагом, теперь надо не хитрить, а сражаться! Мы постоянно должны быть начеку, чтобы знать планы противника, и необходимо всегда его упреждать. Я узнаю, когда этих крестьян вызовут на допрос к судебному следователю, и я поклялась себе, что они явятся к нему, предварительно переговорив со мной.
– Ты просто золото, Мари, — похвалила ее госпожа.
– Я решила, что вам незачем с ними связываться, — решительно ответила Мари Будон. — Это мое дело, и я прекрасно с ним справлюсь.
За обедом все молчали. То, что графиня и ее дочь узнали от Мари Будон, Жак услышал от соседей, но не только не говорил об этом важном событии, но и ничем не выдал охватившего его сильного волнения.
Когда стемнело, Мари Будон надела плащ, закрыла капюшоном голову, чтобы спрятать лицо и защититься от ветра, который дул так же сильно, как и в злосчастный вечер первого сентября, и осторожно вышла из дома, заперев за собой дверь. Она быстро прошла через весь небольшой город, перешла мост, потом свернула в лощину, села на большой камень у дороги и стала ждать. Пытаясь хоть что-то рассмотреть во мраке ночи, Мари Будон пробормотала:
– Здесь темно, хоть глаз выколи.
Примерно через полчаса послышался какой-то глухой шум: шаги нескольких человек гулко отдавались в ночной тишине. Мари Будон насторожилась. Наконец шаги раздались совсем рядом, тогда она встала и громко сказала:
– Я здесь.
Шум тотчас стих. В кромешной тьме Мари ничего не видела, но слышала хриплое прерывистое дыхание нескольких человек.
– Сколько вас? — спросила она.
– Семеро.
– Вы братья Жака?
– Да.
– Где слепой чистильщик?
– Здесь.
Это был самый слабый из восьми братьев Бессонов, отличавшихся Геркулесовым сложением, однако несмотря на свой смиренный и раболепный вид, которого требовало его занятие нищенством, он превосходил остальных братьев своим умом, хитростью, дерзостью и коварством. Мари Будон, давно знавшая братьев, сразу оценила эти качества Мишеля Бессона.
– Дай мне руку, — сказала она ему.
Слепой протянул руку. Мари Будон взяла ее и сказала:
– Хорошо, теперь я словно вижу тебя, и мы сможем поговорить. Вам известно, почему я вас сюда сегодня позвала? — обратилась Мари Будон к братьям.
– Право, не знаю, — ответил Мишель Бессон.
– Для того чтобы спросить: вы хотите спасти своего брата Жака?
– Разве он подвергается опасности? — грубым голосом пробубнил самый мрачный и самый страшный брат из всей ужасной семьи Бессон, прозванный Чугунным.
– Он погиб.
После этих слов воцарилось гробовое молчание. Мари продолжила:
– Да, он погиб, потому что завтра утром четыре человека скажут судебному следователю, что они видели Жака Бессона на дороге из Пюи в Шамбла вечером первого сентября.
– Это ложь! — раздалось несколько голосов.
– Это правда, — холодно возразила Мари Будон.
Братья снова замолчали, пораженные этим известием.
– Да, это так, — повторила Мари Будон, — но об этом знают только те четверо. Теперь вы понимаете, зачем я вас сегодня позвала?
Снова молчание.
– Не совсем, — произнес наконец Мишель Бессон.
– Как?! — воскликнула Мари. — Четыре голоса, всего четыре, могут погубить вашего брата, и вы не понимаете, что они должны молчать, когда завтра утром их станет допрашивать судебный следователь?!
– Это я понимаю, — ответил Мишель. — Но как это сделать?..
– Как! Вы, мужчины, братья Жака, спрашиваете об этом меня?! Послушайте, я вам скажу только одно: если Жак выпутается из этой передряги, то в тот же день, когда дамы вернутся в свое поместье, Жак сделается полновластным владельцем Шамбла, понимаете? Каким образом это произойдет, пока тайна, но вы и сами легко догадаетесь, стоит только поднапрячь мозги. Когда Жак станет хозяином Шамбла, ваша нищета навсегда исчезнет, словно по волшебству. А если он лишится головы, на вас обрушатся всеобщее презрение и ненависть, перед вами захлопнутся все двери, вам даже станут отказывать в работе. Знаете ли вы, какая вас тогда постигнет участь? О, ее можно выразить в трех словах: голод, воровство и тюрьма!
Несколько слов, которыми быстро перекинулись семеро братьев, убедили Мари Будон в том, что она задела в них чувствительную струнку эгоизма.
– Мари, — наконец спросил Мишель Бессон, — а мы знаем этих четверых?
– Да, знаете.
– Как их зовут?
– Первый — Клод Рейно.
– Он видел Жака?
– Видел в лесу Риу.
– Еще кто?
– Матье Рейно, который встретил Жака у креста.
– А другие двое?
– Этьен Гра, видевший его близ родника, и Изабо Делень, проходившая у ручья Леш.
– Хорошо, — сказал Мишель Бессон. — Они не проболтаются. — Потом, обратившись к братьям, он продолжал: — Уже девять часов, а нам надо за эту ночь одолеть по крайней мере шесть миль, так что в путь!
Под их быстро удаляющиеся шаги Мари, закутавшись в свой плащ, вернулась в город.
– Ох, и задам же я работу этому судебному следователю! — прошептала она.
Таким образом, поверив в успех своего замысла, Мари Будон бесстрашно и решительно вступила в схватку с правосудием. Идя по пустым и безмолвным улицам Пюи, она перебирала в уме все методы, которые судьи могут использовать для того, чтобы узнать правду, и ее изобретательный ум тотчас же придумывал различные способы, с помощью которых она надеялась свести на нет усилия тех, кого она называла «нашими врагами».
А тем временем в двенадцатом часу ночи в Лардероле происходили следующие события. Клод Рейно крепко спал, когда его разбудил стук в дверь. Удивленный и несколько испуганный, он не решался встать и пойти открыть, когда постучали опять и чей-то голос позвал его по имени и добавил, что хочет сказать ему нечто важное. Тогда он поднялся, наскоро оделся и пошел открывать.
– Подождите, — прокричал Клод, — я зажгу свечу и открою.
– Свечи не нужно, — раздался голос из-за двери, — откройте, мне надо сказать вам несколько слов.
Совершенно успокоившись, Клод Рейно открыл дверь и тут же в испуге отпрянул. Семеро высоких мужчин один за другим прошли внутрь и молча, словно призраки, окружили его. Последний запер дверь. Клод Рейно перепугался так, что зубы его застучали и все тело затряслось.
– Клод Рейно, — сказал один из братьев гробовым голосом, — хорошенько запомни то, что ты услышишь, и тщательно взвесь свои слова, прежде чем ответишь.
Несчастный хотел заговорить, но челюсти его так тряслись, что он не мог произнести ни слова. Таинственный голос продолжал:
– Верно ли, что ты встретил Жака Бессона в лесу Риу вечером первого сентября?
Крестьянин наконец пролепетал:
– Кажется… помню…
– Ну, ты будешь говорить?
– Ну да, я очень хорошо помню, что встретил первого сентября ночью…
– Не Жака Бессона, верно?
Тон, которым были произнесены эти слова, ясно показывал Клоду Рейно, какой ответ он должен дать.
– Нет-нет, — с готовностью сказал он, — это был не он.
– Ты уверен в этом?
– Совершенно уверен.
– И ты повторишь эти слова завтра утром у судебного следователя?
– Да-да, обещаю вам.
– Если ты скажешь наоборот, это будет ложь, и я клянусь тебе, что дважды ты не солжешь: мы покараем твою ложь смертью.
У Клода Рейно не было сил ответить.
– Помни это, когда явишься к следователю.
– Буду помнить.
– Мы станем следить за каждым твоим шагом и каждым словом. Запомни хорошенько: ты умрешь, если солжешь.
Потом дверь отворилась, и все семеро ушли. Отойдя подальше от хижины Клода Рейно, Мишель Бессон сказал братьям:
– Кажется, насчет этого можно не сомневаться.
– Да-да! — ответило несколько голосов.
– Теперь пошли к другим.
– Сначала к Этьену Гра, это ближе всего.
– Потом к Матье Рейно и Изабо Делень.
– Придется пройти три мили по грязи, дождю и впотьмах, — сказал Мишель Бессон. — Вперед!
В трех других местах повторилась примерно та же сцена. В три часа ночи они разошлись по домам, усталые, насквозь промокшие, но уверенные в том, что ни один из четырех человек, видевших Жака, завтра не осмелится и пикнуть об этом.