Глава VI

Покинув ферму, Фурбис отправился домой. Он жил в небольшой деревеньке Фонбланш по соседству с Гордом.

В Фонбланше было около десятка домов, если только можно так назвать жалкие крестьянские лачуги, одну из которых, где жила известная читателю Вальбро, мы уже описали.

Такой же лачугой владел и Фурбис; она была построена на земле, принадлежащей замку, сожженному крестьянами во время бунта. Толстые стены этого мрачного дома почернели от времени. Окна были разного размера: в нижнем этаже — четырехугольные, а в верхнем — круглое. Над воротами красовалась огромная вывеска: «Фурбис, торговец лошадьми». Позади дома находились конюшни, за которыми деревянным забором был отгорожен большой луг, куда выпускали днем лошадей.

Занятия Фурбиса состояли преимущественно в том, что он принимал на комиссию чужих лошадей, мулов и ослов и сбывал их местным землевладельцам, получая за это процент с вырученной суммы. В Апте, Авиньоне и Карпантре бывают торги по несколько раз в месяц. В эти-то города Фурбис и отводил обыкновенно своих лошадей, а там продавал их или выменивал.

Из-за нехватки денег он не мог настолько расширить свою деятельность, чтобы вести куплю-продажу совершенно самостоятельно, на собственные средства, — это и составляло предмет его грустных дум.

Однако дело его было все-таки довольно выгодным и могло бы обеспечить его жену и двоих детей, если бы он несколько разумнее относился к нему. К несчастью, он имел страсть к игре и любил выпить. В торговые дни он обыкновенно не возвращался домой, а если и приходил, то полупьяный и с карманами, значительно облегченными в неудачной игре с другими торговцами, более сдержанными и ловкими, чем он.

Не такого мужа заслуживала его жена. Это было создание небольшого роста, слабого здоровья, но полное самой преданной, искренней любви и довольно красивое собой. Никто из соседей не слыхал, чтобы она жаловалась когда-нибудь на свою судьбу, зато про нее говаривали нередко: «Каково должно быть терпение у Бригитты Фурбис, чтобы выносить такого мужа!»

Действительно, она его любила. Но пять лет замужества не принесли ей ничего, кроме огорчений. Ее небольшое приданое было растрачено. Чтобы прокормить себя и детей, ей нередко приходилось вытаскивать по ночам деньги из карманов спавшего мужа, притом с большой осторожностью и понемногу, чтобы на следующее утро он не заметил их внезапной убыли. Только благодаря ограничениям во всем и строгой экономии у нее была возможность одеваться прилично и поддерживать существование двух малюток, которых она родила от этого бесшабашного человека. Грустно и одиноко проходила ее молодость, красота ее таяла с каждым днем под влиянием постоянных огорчений и слез. А муж ее разгуливал в это время по ярмаркам и базарам, изысканно одетый, ибо никогда не носил другого платья и белья, кроме того, что заказывал в Авиньоне. С кольцами на пальцах, с булавкой в галстуке, он был героем всех деревенских праздников, ухаживал за всякой хорошенькой девушкой и не останавливался ни перед чьим семейным счастьем и покоем.

Бригитта знала о его похождениях лишь половину, но уже и этого было достаточно, чтобы отрешиться от всяких иллюзий относительно своей горькой доли.

Ежедневно перенося жестокую душевную пытку, она уже привыкла к вечным тревогам. Каждую минуту она должна была ожидать, что над ней разразится катастрофа, еще более ужасная, чем все те, которые она уже перенесла.

И, несмотря на такую адскую жизнь, она еще любила Фурбиса. Воспитанная в строгих христианских правилах, она любила в нем отца своих детей и утешала себя воспоминаниями о первых трех месяцах своего замужества, когда была так бесконечно счастлива! В чувстве, которое она питала к нему, было что-то особенное. Всегда изящно одетый, к тому же блестящий оратор, муж представлялся ей, этому наивному олицетворению ангельской доброты, какой-то исключительной и недосягаемой натурой. В минуты самых мучительных страданий, причиненных им, она говорила себе, что должна гордиться таким мужем, ведь он оказал ей великую честь, остановив свой выбор на самой скромной девушке в Горде.

В то время как Фурбис ужинал в Новом Бастиде, жена дожидалась его дома; она знала, что торгов в этот день нет нигде в округе. Бригитта приготовила ему ужин с особенной заботливостью, точно по случаю праздника. Да разве присутствие Фурбиса не составляло для нее праздника?

Прошел урочный час, а его все еще не было. Наконец, потеряв надежду дождаться мужа, она поужинала одна с детьми, затем уложила их спать и села за шитье. Мысли ее были далеко не веселы, уже не раз вынуждена она была прекращать свою работу, чтобы вытереть навертывавшиеся слезы. Наконец он явился и был в веселом расположении духа. Издали она заслышала его пение и решила, что он пьян. Первый раз в жизни так приятно обмануло ее предчувствие.

— Ты меня ждала, жена? — проговорил он, входя в комнату.

— Да, друг мой, — ответила она, забывая с его приходом все свои печали.

— Я был по делам в Новом Бастиде, и Паскуаль пригласил меня поужинать.

Бригитту приятно поразила эта новость. Он был приглашен на ферму! Значит, его оценили по достоинству! Она была счастлива, она гордилась им.

— Вот, — продолжал он, — кто может похвалиться, что живет в свое удовольствие! Никаких забот, дом — полная чаша, карманы туго набиты деньгами. Не жизнь, а масленица!

— Однако, говорят, Паскуаль сильно болен, — заметила она.

— Э! Знаю я эти болезни. Вылечат. Он богач.

— Мы также могли быть богаты, если бы ты захотел этого, мой друг. Ты зарабатываешь немало денег, будь только у тебя побольше экономии.

Она ждала бури и уже упрекала себя за столь дерзкую мысль, но Фурбис только расхохотался.

— Так ты думаешь, что Паскуаль экономит? Он ровно ни в чем себе не отказывает, а жена тратит огромные суммы на свои туалеты. Он богат, а деньги всегда идут к деньгам — вот где секрет. Они текут к нему все равно, как вода в реку. Ну, да все это изменится, все изменится, — прибавил он, зажигая лампу.

Не говоря больше ни слова, он отправился спать. Ему нужно было кое-что обдумать.

На другой день он был уже на ногах с восходом солнца и, поспешно одевшись, направился к лачуге Вальбро. Дверь была отворена. Хозяйка каморки сидела у камина, заботливо наблюдая за маленьким котелком, в котором варился кофе. Она повернула голову и увидела Фурбиса.

— Ты пришел кстати, если думаешь попить хорошего кофейку.

— Не откажусь, матушка, — сказал он.

Усевшись на один из стульев, которые только и украшали уголок этого палаццо нищеты, он стал ждать, что-то насвистывая сквозь зубы. Вальбро отошла от камина, поставила на стол две чашки с отбитыми краями, налила в них кофе, подвинула одну Фурбису и сказала:

— Я положила сахар.

Поблагодарив ее любезной улыбкой, он маленькими глотками стал отхлебывать ароматный напиток, затем, обращаясь к Вальбро, вымолвил:

— Вы, конечно, не забыли, матушка, похищение Марго Риваро?

— Без сомнения, ведь ты сам помогал мне в этом деле и честно сохранил тайну, за что и получил тогда изрядный куш. На Рождество будет два года, как это произошло.

— Вы, надеюсь, помните, сударыня, как заметили тогда, что эта дичь не для меня?

— Конечно, помню.

— Ну, так мне кажется теперь, что вы ошибались.

Вальбро вскрикнула от удивления, скрестила руки, сделала два шага к Фурбису и сказала:

— Неужели это правда, пустомеля?

— Совершенная. Судите сами.

Он описал ей с мельчайшими подробностями ужин на ферме, останавливая ее внимание на схваченных деталях, которые тотчас показали ему, что Марго заинтересовалась им.

— Бедный Паскуаль! — проговорила Вальбро, грустно покачивая головой.

— Не печальтесь за него, матушка. Если то, что я предвижу, случится, я окажу ему немалую услугу. Он вылечится и будет обязан этим одному мне.

— Да, за эти несколько месяцев его ужасно скрутило, бедненького мальчика.

— Теперь, когда вы знаете мою тайну, намерены ли вы служить моим интересам? — спросил Фурбис.

Вальбро молчала, а он продолжал:

— Мне надо действовать крайне осторожно, чтобы не возбудить подозрений мужа. До сих пор я довольно редко бывал на ферме. Но и теперь не хочу, чтобы меня встречали там чаще. Без сомнения, я буду писать Марго записки, извещать о себе и получать ответы. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Свое вы получите…

— Что за самоуверенность! — весело воскликнула Вальбро, оживившись перспективой наживы. — Он говорит о своих планах так, как будто они уже удались.

— Это будет так, — ответил он, ухмыльнувшись, и затем прибавил: — Ступайте сегодня на ферму. Марго, верно, будет говорить с вами обо мне.

С этими словами он вышел и направился в Кавальон, где в этот день должны были происходить торги.

Марго в это время действительно думала о нем с увлечением, свойственным страстным натурам. Ночь еще сильнее разожгла ее воображение. Мысль ее ни разу не остановилась на таких вопросах, как честь имени, собственное достоинство и честь мужа. Она даже не попыталась поставить какую-нибудь преграду той новой страсти, которая охватила ее.

Приход Вальбро очень обрадовал Марго. Она могла говорить с ней о Фурбисе.

— Так вы знаете его? — спросила она.

— Еще бы не знать, давно уже знаю. Это мой сосед и прелюбезный мужчина.

— Его жена хороша собой?

«Вот уж и ревность разыгрывается», — сказала про себя Вальбро и затем добавила вслух:

— Красива, как всякая крестьянка. В сравнении с вами, мой ангел, это сорная трава перед цветущей розой.

Сознание превосходства своей красоты вызвало улыбку на устах Марго. Затем она стала расспрашивать Вальбро о характере Фурбиса. Старая нищенка не задумываясь обрисовала его портрет самыми пленительными красками. Молодая женщина жадно внимала ее словам. Сделав нетерпеливое движение, она вдруг воскликнула:

— Ах! И почему я замужем?

— Разве вы не довольны Паскуалем?

— Нет, да и могу ли я быть довольна, живя с таким тщедушным мужем?

— Однако он был очень милым мужчиной, когда женился на вас.

— Да, милым! Как юная девица.

Слова эти были сказаны с таким непритворным огорчением, что Вальбро не ошиблась в их значении. Она хорошо знала сердце Марго, потому что пользовалась ее полным доверием, когда та была еще девушкой; теперь она приобрела доверие женщины. Одно объясняется другим.

Она выслушала Марго до конца и ни одним намеком не выдала того, что Фурбис был у нее утром. Уходя, она ясно видела, что наблюдения торговца оказались верны.

— Я вся к вашим услугам, моя красавица, но, ради бога, будьте осторожны.

Она произнесла этот совет вкрадчивым голосом и отправилась домой, щедро наделенная всякими подарками.

«Если ты искусно поведешь это дело, — говорила она сама себе, — заживешь куда как хорошо! Об этом уж позаботятся два влюбленных олуха».

Едва Вальбро ушла, Марго отправилась гулять в поле. Она чувствовала необходимость освежиться. Паскуаля не было на ферме, и она могла свободно располагать временем.

Вместо того чтобы идти к Горду, она повернулась к деревне спиной и, не желая ни с кем встречаться, скоро вышла на дорогу в Кавальон. Было около пяти часов, день стоял невыносимо удушливый. Изредка блистала молния. Вдали раздавались глухие раскаты грома: приближалась гроза. Марго ничего не слышала и не видела. Она шла вперед по безмолвным полям, всецело погружаясь в свои преступные мечты. Обольстительные образы быстро проносились перед ее глазами; ее ноздри широко раздувались и, казалось, жадно втягивали из раскаленного воздуха нежные благоухания, сладострастным огнем разливавшиеcя по телу. Вдруг на нее упало несколько тяжелых дождевых капель, и это вывело ее из мечтаний. Она хотела вернуться, но было уже поздно — Марго слишком далеко отошла от фермы. Ей некуда было спрятаться в чистом поле. Поспешно открыв свой маленький зонтик, она быстро пошла вперед. Вскоре она нашла себе убежище. По обе стороны дороги стояли две высокие скалы. Одна из этих скал узким основанием и расширенным верхом горделиво выдвинулась над дорогой, наподобие полуотсеченной арки моста. Туда-то, под этот широкий каменный мост, поспешила укрыться Марго, плотно закутавшись в накидку.

Дождь падал крупными каплями, поднялся ужасный ветер, молния блистала беспрерывно. Ужасные раскаты грома казались еще оглушительнее в ее убежище. Сквозь этот разгул стихии Марго вдруг показалось, что она слышит топот лошади и шум приближающегося экипажа. Она прислушалась с бо`льшим напряжением и убедилась, что не обманулась. В ее сторону быстро двигалась карета; через несколько минут она остановилась под скалой. Притаившись в своем убежище и не смея поднять головы, Марго не могла видеть проезжего, он также не сразу заметил ее. Полагая, что он тут один, незнакомец легко соскочил на землю, крепко выругал непогоду и, поспешно достав из кареты ковер, покрыл им взмокшую лошадь.

Марго тщетно выглядывала из своего убежища, чтобы рассмотреть товарища по несчастью, но ей мешала лошадь, закрывавшая собой ездока. Двухколесный крытый экипаж, обитый внутри ситцевой материей, показался ей очень знакомым. Внезапно она вспомнила, что именно в этом экипаже Паскуаль увез ее в ту памятную ночь из Нового Бастида в Авиньон. Не это ли воспоминание заставило вдруг забиться ее сердце? Нет, она узнала повозку Фурбиса.

— Боже! — проговорила она. — Неужели это он?!

В эту минуту незнакомец вышел из-за лошади, и она увидела его лицо: это действительно был Фурбис. Он также заметил Марго и, в свою очередь пораженный неожиданной встречей, стремительно направился к ней.

— Как! Вы здесь, сударыня? — воскликнул он. — В такую погоду?

Она ответила, что буря настигла ее во время прогулки и, чтобы укрыться, она пришла сюда.

— Какое счастье, — молвил он, — что та же самая случайность завела сюда и меня.

Она не решилась ответить ему, что сама не менее счастлива.

— Вам не следует здесь оставаться, — продолжал он. — Садитесь лучше в карету, там будет гораздо удобнее.

Тихо улыбнувшись, она ответила:

— Ваша правда, там будет лучше.

Он предложил ей руку, помог сесть в экипаж на мягкие подушки и предупредительно покрыл ее ноги ковром, не переставая в то же время восхищаться ее красотой, звуком голоса, матовой белизной кожи и упиваясь распространяемым ею благоуханием тонких духов. Затем он молча встал на дороге около лошади и весь погрузился в созерцание прекрасной Марго, которая старалась не глядеть на него. Их сердца учащенно бились.

Дождь пошел сильнее. Марго заметила это и, обернувшись к Фурбису, сказала:

— Вы совсем промокли, господин Фурбис. В карете еще много места. Садитесь.

Она подобрала платье, чтобы освободить ему место. Фурбис колебался.

— Садитесь же, — настаивала она. — Я хочу этого.

Он молча повиновался и сел возле Марго, влажные глаза которой заволокло томной негой. Они сидели друг против друга в тесной карете, не опасаясь нескромных любопытных глаз.

Марго ждала, когда Фурбис заговорит, чтобы угадать, каково настроение его души. Она хотела, чтобы он полюбил ее. Он ей нравился, она не могла забыть его со дня встречи. Она понимала теперь, какая разница существовала между тем чувством, которое она питала к Паскуалю, и ее отношением к Фурбису. Первый поддался очарованию ее красоты и преклонялся перед ней. В Фурбисе, напротив, она увидела властелина, перед которым должна была признать себя побежденной и смириться. Эти мысли готовы были сорваться с ее языка, но она не решилась высказать их.

В свою очередь и Фурбис был увлечен ею. Да и как мог оставаться спокойным этот страстный тридцатилетний мужчина с горячей южной кровью в столь близком присутствии молодой, божественно прекрасной женщины, не сводившей с него своих пылающих, трепетных взглядов?

— Знаете ли вы, — проговорил он, сделав над собой усилие, — что в этой самой карете два года назад увез вас в Авиньон ваш муж?

— Я это заметила, — ответила она.

— Она, должно быть, очень дорога для вас.

— Да, дорога, конечно, но не воспоминаниями, которые она вызывает.

Марго проговорила это без всякого смущения, и Фурбис ясно прочел в ее глазах то, что она недосказала: «Она дорога для меня тем, что вы со мной».

— Осталась бы она вам так же дорога, — продолжал он с увлечением, вдохновленный ее страстными взглядами, — если бы я увез вас в ней далеко отсюда?

Его глаза горели, грудь порывисто вздымалась. В эти минуты он показался Марго неотразимым. Она трепетно склонилась ему на грудь. Он горячо обнял ее.

— Милый мой! — прошептала она.

В эту минуту солнце показалось из-за туч. Гроза прекратилась.