Глава X

Однажды совершенно неожиданно на ферму приехал священник городской церкви. Это был высокий бодрый старик с выразительным лицом, живыми глазами и длинными седыми волосами. Он знал Марго с первых дней ее рождения. Ему известно было, сколько огорчений она причинила своему отцу и матери, и он не мог питать особенного расположения к нынешней хозяйке фермы, зная всю ее испорченность. Он редко бывал здесь, ограничиваясь тем, что встречался с Марго и Паскуалем в церкви и спрашивал об их здоровье.

— Как, это вы пожаловали, святой отец! — воскликнул Паскуаль. — Чему я обязан вашим посещением? Несмотря на наши приглашения, вы так редко бываете у нас. Давненько, давненько мы не имели удовольствия беседовать с вами.

— Ваша правда, — ответил священник Паскуалю, пожимая ему руку и раскланиваясь с Марго, — но я не забыл вас: я помню всех из вверенной мне паствы.

— Да, вы добрый пастырь и хоть издали, но постоянно следите за вашим стадом.

Они пошли в сад и сели за стол, на который тотчас по распоряжению Марго были поданы прохладительные напитки.

Повесив шляпу на трость, которую он приставил к стене, священник ласковым, но вместе с тем грустным взглядом смотрел на хозяйку дома, не принимавшую пока участия в их разговоре.

— Я пришел сюда, во-первых, чтобы узнать о вашем здоровье, так как слышал, что вы были серьезно больны, а во-вторых, мне хотелось бы попросить вашу жену помочь некоторым несчастным семействам в нашей местности.

— Благодарю от души, что вы заботитесь о нас, доставляя нам возможность делать добро ближним по вашему усмотрению. Чем можем мы быть вам полезны на этот раз?

И словно желая доказать, насколько он близко разделяет добрые побуждения своей жены, Паскуаль, улыбаясь, протянул ей руку. Та рассеянно пожала ему кончики пальцев.

— Я хотел бы передать мою просьбу вашей жене с глазу на глаз, — ответил священник, не без смущения глядя на Марго. — В этой просьбе есть тайны, которые я не вправе открыть вам. Наконец, совершенно незачем сообщать двоим то, что достаточно знать и одному.

Сердце Марго сжалось от недоброго предчувствия.

— Вас стесняет мое присутствие, — весело заметил Паскуаль. — Я готов уйти, кстати, наступило время моей прогулки.

Раскланявшись со священником и поцеловав жену, он удалился.

— Вы хотите что-то сообщить мне? — проговорила Марго по возможности спокойным голосом.

— То, что я намерен сообщить вам, весьма важно, дитя мое, и поэтому, желая остаться с вами наедине, я вынужден был солгать вашему мужу, выставляя целью моего посещения благотворительное дело. Бог простит мне этот грех: я решился на него с добрым намерением.

Он был до того взволнован, что не мог продолжать далее. Несколько оправившись, священник снова начал дрожащим голосом:

— Я не уверен, насколько вы помните данные вам некогда советы: вы были тогда слишком молоды, когда ваш отец, испуганный вашим поведением, просил меня остановить быстро развивающиеся пороки вашей молодой души. Но в то время вы не следовали моим словам и теперь, может быть, совсем забыли о них. Мне хотелось бы напомнить вам мои советы, и поскольку я в то время не достиг желаемого результата сделать из вас высоконравственную и набожную девицу, я немало огорчаюсь всякий раз, припоминая мои беседы с вами.

— Однако вы не особенно любезны со мной, — поспешно проговорила Марго, перебивая его, — и мне кажется, я вовсе не заслуживаю такого обращения. Моя молодость прошла далеко не счастливо. Отец мой не был со мной никогда особенно ласков, он слишком строго, слишком поспешно осуждал меня за мои ошибки, вместо того чтобы заняться их исправлением. Ведь так и осталось не ясно, достаточно ли обращали внимания на мое первоначальное развитие. Может быть, дурное направление, данное мне в младенческие годы, стало причиной моих проступков, за которые не раз приходилось мне слышать упреки, подобные тем, какие я выслушиваю от вас в настоящую минуту. Наконец, мое поведение после замужества дает ли повод для порицания? Ко всему этому должна прибавить, что я уже не ребенок, которому можно читать наставления.

— Вы, кажется, обижаетесь на меня, — возразил священник, оставаясь по-прежнему спокойным. — Но я вовсе не желал оскорбить вас, это не были даже упреки вашему поведению. Я считал лишь своей обязанностью напомнить вам ошибки прошлого, чтобы предохранить вас от чего-либо подобного в настоящее время. Я пришел дать вам несколько рекомендаций и — послушайтесь меня, дитя мое, — посоветовать вам быть осторожнее, говоря о своем отце. В чем вы обвиняете его? Мне известно, сколько горя перенес он из-за вас, и если хотите знать, то он так сильно любил вас, что именно ваша неблагодарность убила его и свела в могилу, и вам это хорошо известно…

— Скажите, пожалуйста, вы затем и пришли, чтобы разбудить во мне эти старые воспоминания? — холодно спросила его Марго.

— Нет, я не сказал бы ни слова, если бы вы сами не вынудили меня к этому. Однако оставим этот разговор — как он ни важен, но я собираюсь сообщить вам нечто более серьезное.

— Не понимаю, к чему это вступление.

— К тому, что повсюду разнесся слух, будто вы состоите в недостойных честной женщины отношениях с Фурбисом.

Священник ждал, какое впечатление произведут его слова на эту женщину. Марго встала и, глядя уверенно ему в глаза, громко ответила:

— Меня оговорили, святой отец, и вы, как многие другие, сделались жертвой низкой клеветы!

— Перестаньте лгать, несчастная грешница. Мне все известно. Бригитта Фурбис, приходя ко мне за утешением, рассказала о своем горе, и, выслушав ее, я узнал о вашем ужасном проступке.

— В таком случае что же вам нужно?

— Вы должны положить конец этим опасным отношениям, которые кладут пятно на вас, мало того — могут довести до такого ужасного положения, когда, изгнанная позорно из этого дома, вы вынуждены будете сносить общее презрение. Прекратите свидания с Фурбисом, верните его жене и детям, оставленным на произвол судьбы из-за вас; наконец, возвратитесь сами к своему мужу, доверия которого вы не оправдываете в настоящее время. Должно же, наконец, когда-нибудь вас посетить раскаяние и вернуть вас к Богу, от которого вы отшатнулись. Его милосердие бесконечно, и именем ваших покойных родителей, именем мужа вашего, ради вашей чести, вашего покоя я прошу вас прекратить эти преступные отношения, которые скоро будут известны всем…

Выпрямившись во весь рост, с рукой, поднятой к небу, священник был прост и в то же время величествен. Что до Марго, то она уже больше не слушала его.

— Как перестать видеться с Фурбисом?! Возвратить его жене? — воскликнула она в высшей степени раздражения. — Никогда! Я готова умереть, готова мучиться целую жизнь за него! Вы не знаете, что значит полюбить. Вам кажется, что можно любить того, кто сам, в свою очередь, любит, и только ему одному отдаваться и телом и душой во имя обязанностей, упомянутых вами. Этих обязанностей для меня не существует. Я принадлежу к числу испорченных, порочных натур, которые, по вашему мнению, отвергнуты Богом. И если верить вашим словам, то мне придется быть жестоко наказанной в будущей жизни. Однако я готова на все, но не изменю моей настоящей жизни. Я люблю Фурбиса, и, мне кажется, по интонации моего голоса вы можете понять, насколько я уверена в себе, чтобы противостоять всякому удару!

Как гром поразили эти слова священника, он не поверил своим ушам. Несмотря на то что ему не раз приходилось встречать примеры, сколь сильно играют страсти под жарким небом этой местности, однако он никогда не видал ничего подобного. Увлечение этой женщины казалось ему просто чудовищным. Он старался выглядеть спокойным, но силы изменили ему.

— Я понимаю, что дьявольская страсть делает вас слепой и вы заблуждаетесь все больше и больше в охватившем вас увлечении — вы живете лишь вашей преступной любовью. Остановитесь, вы падаете в бездну, откуда уже трудно будет спасти вас.

— Я люблю Фурбиса! — ответила Марго.

— Но если вы не верите в гнев свыше, — продолжал священник, теряя всякую надежду, — в месть вашего мужа, чего вы по справедливости заслуживаете своей недостойной любовью, то неужели ваша собственная честь не удерживает вас от падения? Предупреждаю, однако, что кругом только и говорят, что о вас. Неужели вы хотите, чтобы все сторонились вас, указывая в вашу сторону пальцем?

— Я люблю его! — повторила Марго.

Священник поднял руки к небу, призывая его в свидетели, что он сделал все возможное со своей стороны и не его вина, если он не добился желаемых результатов.

— Мне здесь больше нечего делать, — молвил он, наконец. — Если Бог не сжалится над вами, вы погибли.

И затем, взяв трость и шляпу, священник, сердце которого было исполнено горя и ужаса, поспешил уйти подальше от этого дома, в котором, кажется, поселилось само несчастье…

Когда священник ушел, Марго упала в кресло и горько заплакала, закрыв лицо руками. Это не были слезы раскаяния о своей безнравственной жизни, нет, — она плакала потому, что боялась потерять Фурбиса.

В эту минуту он вошел в сад. Марго рассказала ему о визите священника. Со своей стороны, и он к предупреждениям священника добавил еще несколько, сделанных ему Вальбро, которые также нельзя было оставлять без внимания.

— Следовательно, наши отношения открыты? — вскрикнула Марго. — Нашей чести угрожает опасность, но мы должны дорожить ею, пока в нас живет надежда рано или поздно стать законными супругами. Какое счастье было бы жить, любя друг друга свободно!

Стать женой Фурбиса, любить его, не опасаясь разлучения с ним, было заветной мечтой Марго. Фурбис же, со своей стороны, не раз воображал себя освобожденным от своей жены, мужем вдовы Марго, избавившейся наконец от несносного Паскуаля! В самом деле, стать владельцем имущества фермера, при склонности жить в довольстве, да еще с любимой женщиной — разве это не прекрасно? Подобного рода мысли и стали зачатком дальнейших поступков Марго и Фурбиса.

— Ничего еще не потеряно, — молвил он, окидывая быстрым взглядом раскинувшийся перед ним горизонт, — но необходимо решиться…

— Бежать! — предположила Марго.

— Нет, остаться, но выйти из этого положения, — отвечал он. — Ты должна приготовиться к небольшой жертве.

— К какой? — спросила Марго, бледнея.

— Видеться не так часто. Это необходимо для исполнения задуманных мной планов.

— Как, лишиться возможности видеть тебя? — воскликнула Марго.

— Да, на время, чтобы потом никогда более не разлучаться.

Он обнял Марго и затем, не желая встречаться с Паскуалем, который к ним приближался, поспешно вышел. Он направился к Вальбро, чтобы посоветоваться с ней.

— Я хочу жениться на Марго, — обратился он к старухе, — и она тоже не прочь выйти за меня. Это единственный выход из затруднительного положения, в котором мы сейчас находимся.

— Но это нелегко, черт возьми! Куда же вы денете ее мужа, твою жену?

— Я решился на все, — ответил Фурбис мрачным голосом.

Вальбро приблизилась к нему и, хлопнув его по плечу, спросила:

— Да ты что, серьезно говоришь это?

— Да, серьезно, — ответил Фурбис, задыхаясь.

— Ну так слушай же. Если тебе удастся достигнуть задуманных целей, то советую иметь в виду, что, добиваясь обладания женщиной, не мешает также позаботиться и о приобретении ее богатства. Но только предупреждаю: будь осторожен, судьи очень проницательны. Конечно, удар ножа скоро решает дело, но ведь остается кровь, а довольно одной ее капли, чтобы погибнуть вам обоим. На твоем месте я бы…

И, наклонившись к уху Фурбиса, Вальбро тихо проговорила:

— Я употребила бы яд! Правда, это будет несколько продолжительнее, но зато вернее, и если поступать осторожно, то можно остаться вне всякого подозрения.

Фурбис дрожал от страха.

— Слушай дальше, — продолжала она несколько громче, — я люблю Марго, но тебя люблю еще больше, и мне не хотелось бы, чтобы ты рисковал собой. Послушайся меня. Поручи другому действовать за себя и, если ты решишься отравить, не вливай сам яд, а заставь это сделать Марго. Мысль будет твоя, а она будет ее исполнительницей, и в таком случае тебе будет угрожать меньше опасности.

— Однако вы весьма изобретательны, — молвил Фурбис. — Где это вы только научились?

— Старик Риваро говаривал, что я рождена для преступлений, — ответила с усмешкой Вальбро. — Помни и слушайся меня. Если хочешь достичь своей цели, следуй моим советам.

В течение нескольких дней он не осмеливался, однако, посвятить Марго в свои планы. Ему принадлежала идея преступления, но он должен был найти удобный случай воспользоваться безграничной преданностью Марго, сделав ее исполнительницей преступного замысла. Случай помог ему.

В одно из воскресений Паскуаль, силы которого заметно восстанавливались, предложил жене отправиться к обедне. Уже шесть месяцев как он не был в церкви, и он радовался, что снова может присутствовать на богослужении.

Супруги отправились рано поутру и в восемь часов были уже на месте. Входя в церковь, Паскуаль услышал шепот, пробежавший в толпе.

— Они, кажется, удивляются моему появлению, — обратился он к жене.

Марго лишь улыбнулась в ответ. Она боялась встретить чей-либо враждебный взгляд. Пытаясь не выдать своего смущения, она, однако, сильно побледнела, когда, обернувшись, заметила, что места вокруг нее оставались незанятыми: на пространстве около трех метров не было никого, кроме нее и мужа. Женщины, которые обыкновенно считали за честь занять места возле нее, теперь от нее удалялись.

— Боже! — тихо проговорила она. — Неужели я так низко пала в их глазах?..

С мольбой смотрела Марго на окружавших ее прихожанок, считавшихся до этой минуты ее подругами. Но никто не отозвался на ее молчаливый зов души. Один лишь Мулине, стоявший при входе в церковь, смело прошел и занял место позади своих господ. Паскуаль ничего не замечал. Да и как мог заметить он что-либо, будучи весьма далек от всяких подозрений относительно своей жены? Стоя на коленях, он молился за нее, свою Марго, упрашивая Бога сохранить навсегда ее столь же прекрасной и столь же преданной, как в настоящее время.

Страдания Марго, однако, еще не закончились. После совершения службы священник поднялся на кафедру и, прочитав имена желающих сочетаться законным браком в течение этой недели, предложил присутствующим помолиться о заблудшей душе, дабы Бог скорее явил ей свою помощь. При этих словах глаза всех присутствующих обратились на Марго. Когда же она выходила из церкви под руку со своим мужем, все сторонились ее, словно прокаженной.

— О ком это просил святой отец помолиться присутствующих? — поинтересовался Паскуаль у жены.

Марго не ответила. В это время они проходили мимо Фредерика Бореля, который прислонился к решетке церковной ограды. По выражению его лица Марго поняла, что он-то и был причиной всех зол. Впрочем, это заметила не она одна — Мулине, следовавший за ней, заметил это также, взглянув на Бореля.

Твердыми шагами подошел он к нему и поспешно, но негромко проговорил:

— Это вы распространяете слухи, это вы возводите на Марго низкую и гнусную клевету. Берегитесь, если ей придется пострадать из-за вас! — И Мулине пошел дальше, оставив Бореля сконфуженным и растерянным.

Вернувшись домой, Марго застала Фурбиса дожидавшимся в их комнате. Сначала она не заметила его и, стиснув руки, словно угрожая своим врагам, которые только что оскорбили ее, вскрикнула в гневном исступлении:

— Подлые! Презирать женщину?!

— Что случилось? — спросил Фурбис.

— Меня сегодня обошли презрением, как будто я оскверняю их своим присутствием! Все сторонились меня, не снисходя к моей слабости, как женщины, не стесняясь даже присутствия моего мужа. Что сделала я этим людям? Чего они хотят от меня?

— Ты ничего им не сделала, но ты молода, красива, богата и любима. В порыве ревности они хотят разбить твое счастье. Но им не удастся это, я люблю тебя и, клянусь, буду защищать!

В этих словах прозвучало так много искреннего чувства, что Марго успокоилась.

— Ты будешь защищать не одну меня, но и своего ребенка. Я чувствую дитя под сердцем, — продолжала Марго. — Это плод нашей любви. Я беременна, и отец будущего ребенка — ты, я уверена в этом. Отныне я буду называть тебя своим мужем.

Марго говорила взволнованным, дрожащим голосом, в котором звучали незнакомые Фурбису нотки. Наружность ее изменилась: казалось, положение матери облагородило ее облик, сделало из нее новую женщину, и самое преступление, к которому она приближалась быстрыми шагами, окружено было каким-то светлым, поэтическим ореолом.