Судья Гэр отправился в Лондон в сопровождении мистера Риннера. Миссис Гэр, приняв приглашение Карлайлей, поселилась на время со своей дочерью. Однажды вечером после ужина, на котором присутствовала также мисс Карлайль, леди Изабелла, не в силах больше выносить пристальный взгляд старой девы, отказалась последовать за всеми в гостиную и, сославшись на сильную головную боль, удалилась в свою приемную.

Миссис Гэр, почувствовав глубокую симпатию к новой гувернантке, последовала за ней.

— Мне, право, грустно видеть вас больной, — проговорила эта добрая и сердечная женщина, садясь возле леди Изабеллы.

— Благодарю… благодарю вас, — ответила та, — сегодня я действительно чувствую себя очень плохо.

Наступила минута молчания. Миссис Гэр с сочувствием разглядывала леди Изабеллу. Казалось, она понимала, что огорчения, а не годы состарили это молодое лицо, убелили эту голову, и ей почему-то захотелось расспросить гувернантку о прошлом, о причине ее несчастий и страданий.

— Вы испытали много горя, — начала она своим тихим мелодичным голосом. — Моя дочь рассказывала мне, что вы потеряли своих детей, лишились положения, занимаемого вами в свете. Это поразило меня, глубоко поразило. Мне бы так хотелось вас утешить.

Услышав эти слова, полные самой искренней нежности, Изабелла не смогла сдержать чувств; из груди ее вырвался горестный стон, и она закрыла лицо обеими руками. Крупные слезы покатились по ее впалым щекам.

— О, не жалейте меня! — воскликнула она. — Не жалейте меня, дорогая миссис Гэр! На этом свете, — прибавила она с горькой улыбкой, — есть существа, рожденные для страданий!

— Все мы рождены для страданий, всех нас ожидают бо`льшие или меньшие испытания. И я также не избежала общего закона… Никто и представить себе не может, сколько горя и тревог испытало мое несчастное сердце!

— Да, вы правы, но есть страдания, которые нельзя выразить, страшные, ужасные страдания, которые не убивают, а медленно подтачивают наше сердце и которые мы должны безропотно переносить…

— На долю каждого из нас приходится много тяжелых дней, — произнесла старушка. — Одни с самого рождения испытывают физические муки, другие всю свою жизнь больны душой. Страдания очищают душу христианина. Так мы смягчаем справедливый гнев Божий и обретаем спокойствие за пределом нашей жизни.

— О! Это моя единственная надежда, мое единственное утешение…

— Вы похоронили своих детей, — продолжала миссис Гэр, — признаюсь, это ужасное испытание. А представьте себе ту муку, которую испытывает мать, видя, что ее ребенок обесчещен и отвергнут обществом? Ах, поверьте, каждая из нас несет свой крест; жизнь полна страданий.

— Но есть и исключения, — заметила леди Изабелла, — есть люди, жизнь которых не омрачает ни одно облачко.

— Я не знаю таких; счастья — безусловного счастья, я хочу сказать, — не существует в мире.

— Взгляните на мистера и миссис Карлайль. Разве они не счастливы? — произнесла Изабелла отрывисто.

— Да, миссис Карлайль счастлива, я с радостью могу подтвердить это, — сказала миссис Гэр с улыбкой. — До сих пор ничто не нарушало ее счастья. Но вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что мистер Карлайль никогда не знал горя. Напротив, он перенес тяжелое испытание. Его первая жена покинула его… и его, и детей. Это было тяжкое потрясение в его жизни, потому что он горячо любил эту женщину и отдал ей всю свою любовь.

— Ей, вы говорите? Но в таком случае Барбара…

Едва леди Изабелла произнесла эти слова, как поняла, до какой степени она забылась. Она, простая гувернантка, осмелилась назвать миссис Карлайль одним ее именем!

К счастью для нее, миссис Гэр не заметила этого.

— Барбара, — с живостью продолжала она, — только унаследовала ту любовь, которую Карлайль всецело отдавал своей первой жене. О! Леди Изабелла была таким прелестным созданием! Я всегда чувствовала к ней необыкновенное расположение и, несмотря на все, что произошло впоследствии, не могу разлюбить ее. Очень многие возмущались ее поведением, но во мне оно возбудило только сострадание. Это была славная пара: она — такая очаровательная и грациозная, он — такой благородный и добрый!

— И она решилась расстаться с ним, покинуть его! — проговорила Изабелла с отчаянием. — Отказалась от такого блаженства, от такого счастья!

— Да, но не будем больше говорить об этом, это слишком грустная тема для разговора. Следствием ошибки леди Изабеллы стало счастье моей дочери. Но леди Изабелла страдала, очень сильно страдала…

— Откуда вы знаете? Кто вам рассказал о ней? — воскликнула гувернантка с лихорадочным нетерпением. — Неужели Фрэнсис Левисон?

— Фрэнсис Левисон? Да что он мог сказать? Что он нарушил свое слово и отказался жениться на леди Изабелле?.. Лорд Моунт-Сиверн виделся с ней; он отыскал ее в одном швейцарском городке, где она жила, убитая горем, больная, состарившаяся от угрызений совести и мучительного раскаяния. Теперь она уже умерла, и, надеюсь, Господь облегчил ее страдания еще при жизни…

— А как мистер Карлайль воспринял известие о ее смерти?

— Не знаю. На глазах у других он сохранял свое обычное достоинство. Никто не мог прочесть того, что было у него в душе… Но, кажется, в гостиной, — прибавила миссис Гэр, по-видимому, желая прекратить этот разговор, — меня уже могут хватиться.

— Я сейчас же пойду и узнаю, — воскликнула Изабелла, воспользовавшись удобным предлогом, чтобы дать волю слезам.

С этими словами она вышла из комнаты и машинально добрела до гостиной. Там никого не было. Из соседнего будуара доносились мелодичные звуки фортепьяно. Напев показался ей знакомым, вскоре она узнала и романс: это был тот самый романс, который она когда-то пела и который так любил Карлайль.

Леди Изабелла чуть слышно, затаив дыхание, подошла к полуотворенной двери и остановилась. Она видела сидевшую за фортепьяно Барбару и Карлайля, опиравшегося на спинку ее стула. Барбара пропела первые слова этого чудесного, разрывающего душу романса; голос ее не был так звучен и силен, как голос леди Изабеллы, но все равно это был прекрасный голос. Гувернантка слушала ее со слезами на глазах.

«Когда другие уста и другое сердце будут говорить тебе о любви с увлечением и восторгом, тогда, быть может, эти самые звуки пробудят в душе твоей воспоминание о прошлых, радостных днях. О, вспомни тогда обо мне! Вспомни обо мне!»

Изабелла невольно прикрыла глаза и предалась воспоминаниям о молодости. Наконец голос замолк, последние ноты мало-помалу затихли, и в доме снова воцарилась тишина. Изабелла, словно пробудившись ото сна, огляделась вокруг.

Барбара подняла на Карлайля свои прекрасные голубые глаза, исполненные любви, и Карлайль протянул руки, чтобы обнять ее. Изабелла поспешно скрылась.

В воскресенье она должна была сопровождать семейство Карлайлей в церковь Святого Иуды. Во время службы она оставалась безмолвной, не смела поднять глаз, боясь, что кто-нибудь узнает ее. Никогда служба не казалась ей до такой степени длинной.

На обратном пути они прошли через кладбище. Вот перед ней могила ее отца: она не смеет даже остановиться, не смеет взглянуть на нее — так сильно душат ее слезы, и, стараясь сдержать их, она шепчет: «О! Почему я сама не лежу в этой могиле? И зачем я сюда вернулась?»