Глава III
Тревога матери
На следующий день рано утром леди Изабелла уже стояла в дверях своей комнаты, прислушиваясь, не идет ли кто. Она не хотела ни с кем столкнуться. Еще вчера она заметила, как внимательно Карлайль посмотрел на нее. Он был для нее теперь так недосягаемо высок, она так истинно любила его — мужа другой! Итак, она должна была всеми силами избегать встреч с ним.
В ту минуту, как она стояла на пороге своей спальни, из комнаты напротив вдруг выбежал верхом на щетке прелестный мальчуган с красивым и смелым лицом, веселый и резвый, каким только может быть ребенок в пять лет. Это был ее собственный сын, ее маленький Арчибальд. Она узнала его по сходству с Карлайлем, но прежде всего по учащенному биению своего сердца. Не отдавая себе отчета в собственном поступке, увлекаемая материнским чувством, она устремилась навстречу ребенку, остановила его, подняла на руки, крепко прижала к своей груди и, задыхаясь от радости, унесла в свою спальню.
— Ты не должен бояться меня, дружок, — прошептала она, заметив испуг на лице ребенка, — я вовсе не злая, нет! Я очень люблю маленьких мальчиков!..
Несчастная мать со слезами на глазах принялась покрывать его поцелуями. В это время в комнату вошла Уилсон, остановившись при виде столь странной сцены. Леди Изабелла поспешила выпрямиться; она поняла, каким непонятным должно казаться ее поведение.
— Видите ли, — проговорила она, как бы оправдываясь, — я очень люблю маленьких детей, а этот мальчик, — прибавила она, зарыдав, — напомнил мне моего собственного ребенка, которого я похоронила. Вы, конечно, понимаете это чувство?
Уилсон из вежливости кивнула, но в глубине души осталась убежденной в том, что новая гувернантка слегка тронулась рассудком. Обменявшись с ней несколькими фразами, Уилсон обратилась к маленькому Арчибальду, который не без любопытства смотрел на зеленые очки леди Изабеллы.
— Зачем ты убежал, негодный мальчишка? — строго прикрикнула на него Уилсон. — Зачем ты унес щетку? Ведь я запретила тебе ее брать; подожди, вот я скажу твоей маме.
С этими словами Уилсон довольно резко встряхнула его, крепко схватив за руки.
— О, прошу вас, — взмолилась Изабелла, — не делайте ему больно.
— Больно? — повторила служанка. — О! Вы его еще не знаете! Это настоящий маленький проказник!..
Уилсон вскоре увела мальчика из комнаты, оставив Изабеллу наедине с ее горем, с ее тоской и бешенством, которые она теперь испытывала при одной мысли, что не может выпроводить эту служанку со словами: «Этот ребенок мой, не смей бить его!..»
Она спустилась в свою приемную. Завтрак был уже готов, и в комнате вместе с Джойс находились и двое других детей леди Изабеллы. Заметив гувернантку, Джойс тотчас вышла.
Люси, старшая из детей, была очень милой и грациозной восьмилетней девочкой, а Уильям — худеньким мальчиком с болезненным цветом лица. Оба они поразительно походили на свою мать, по крайней мере на ту, какой она была прежде: у обоих были такие же нежные черты лица и задумчивые выразительные глаза. Изабелла хотела поцеловать их, но не посмела этого сделать из боязни выдать себя; она заставила свое сердце замолчать. Между тем Люси не сводила с нее глаз, а Уильям, менее пугливый и застенчивый, чем его сестра, обратился к ней с вопросом:
— Это вы наша новая гувернантка?
— Да, и надеюсь, мы подружимся.
— Почему нет? Мы всегда дружили с мисс Мэнинг, нашей прежней гувернанткой. Знаете, — продолжал он все тем же доверчивым тоном, — я скоро начну учить латынь. Да, как только перестану кашлять. А вы могли бы научить меня латыни?
— Увы, нет, — ответила Изабелла, — я плохо знаю этот язык.
— И я не удивляюсь этому. Папа сказал, что вы наверняка не знаете латинский язык, и пообещал поговорить с мистером Кэном — не возьмется ли он преподавать мне этот предмет.
— С мистером Кэном? — повторила леди Изабелла. — Мистер Кэн, учитель музыки?
— Ах! Так вы его знаете? — удивленно воскликнул мальчик.
При этом вопросе краска залила щеки леди Изабеллы; она поняла, что совершила еще одну оплошность, и, чтобы загладить ошибку, вынуждена была прибегнуть ко лжи.
— Нет, — ответила она, — я его не знаю, но мне говорили о нем.
— Это чудесный человек, — продолжал мальчик, — и вдобавок ко всему знает латинский. С тех пор как уехала мисс Мэнинг, он давал нам уроки музыки. Мама очень хотела этого.
«Мама» — это слово, относившееся к Барбаре, отозвалось болью в сердце Изабеллы.
— Вы завтракаете только хлебом с молоком? — спросила она, заметив, что едят дети.
— Как придется, — ответил Уильям, — один день нам дают хлеб с молоком, другой — хлеб с маслом или с медом, хотя тетя Корнелия и выражала желание, чтобы мы постоянно ели хлеб с молоком, — она уверяет, что таким образом воспитывала папу.
— Да, — наконец присоединилась к разговору Люси, — но это нисколько не мешало папе давать мне крутое яйцо, когда я с ним завтракала.
— А теперь вы больше с ним не завтракаете?
— О да, мы перестали завтракать с ним с тех пор, как приехала наша новая мама.
Когда завтрак окончился, леди Изабелла начала расспрашивать детей, сколько времени они занимаются и сколько отдыхают. В то время как она с ними разговаривала, в передней неожиданно раздался голос Карлайля. Люси устремилась к двери.
— Останьтесь, останьтесь здесь, Изабелла! — невольно вырвалось у гувернантки.
— Что? — спросил Уильям удивленно. — Вы, кажется, назвали ее Изабеллой? Это не ее имя. Ее зовут Люси.
— Да-да, — прошептала несчастная женщина в страшном волнении.
— Да, меня действительно зовут Изабеллой, — проговорила Люси, — но как вы это узнали? Меня никто не называл Изабеллой с тех пор, как ушла моя мама, моя настоящая мама.
— Так ваша мама ушла? — спросила леди Изабелла, вся дрожа.
— Да, — ответила девочка, — ее у нас украли.
— Украли?
— Да, украли. У нас гостил один человек, очень злой человек, которого папа приютил в замке. Так вот этот человек однажды уехал и увез с собой маму. С тех пор папа не хочет, чтобы меня называли Изабеллой.
— А как же вы это узнали?
— Папа при мне просил Джойс называть меня Люси, а Джойс передала это другим горничным… Нашу настоящую маму звали Изабеллой, и мы ее очень любили; но после того, как она ушла, Уилсон и тетя Корнелия запретили нам любить ее. Уилсон сказала нам, что если бы мама нас любила, то никогда не покинула бы.
— Как! — возмутилась несчастная мать. — Как Уилсон посмела говорить такое!
— Да, она думает, что если мама позволила себя украсть, то потому, что хотела этого. Но я не верю. Я думаю, что тот человек сильно бил маму, чтобы заставить ее покинуть нас. Теперь она умерла; я не знаю, отчего именно, но думаю, что от ударов того человека.
Разговор этот был прерван неожиданным появлением Джойс, которая предложила леди Изабелле проводить ее в классную комнату. Леди Изабелла встала и в сопровождении Люси и Уильяма отправилась в вышеупомянутую комнату на втором этаже. Только она села за стол, как перед ней появилась Барбара и начала объяснять ей, какого рода системы следует придерживаться при обучении ее детей. Правда, она высказывала свои мысли на этот счет самым почтительным и любезным тоном, тем не менее это были приказания. Сколько раз леди Изабелла готова была перебить ее — до такой степени сердце ее восставало против ее воли, а гордость чувствовала себя оскорбленной.
В тот же день вечером, когда Изабелла сидела с детьми в предназначенной для нее комнате, Уильям сильно раскашлялся. И вновь материнское чувство вырвалось наружу. Бедная женщина привлекла к себе ребенка, нежно прижала его к своей груди и осыпала поцелуями. В эту минуту Карлайль, услышавший кашель Уильяма, вошел в комнату.
Взглянув на него, Изабелла страшно смутилась и дрожащей рукой отстранила от себя маленького Уильяма.
— Зачем же вы его оттолкнули? — произнес Карлайль, растроганный ее нежностью. — Вы любите детей, я очень рад, это говорит в вашу пользу.
Что она могла ответить? Из ее горла вырвалось несколько бессвязных слов, затем, смутившись еще больше, она отошла в самый темный угол комнаты.
Карлайль внимательно посмотрел на Уильяма. Мальчик уже не кашлял, но казался изможденным, и на лице у него появился лихорадочный румянец.
— Миссис Вин, — сказал Карлайль, — после ужина приходите, пожалуйста, с Люси в гостиную. Нам очень хочется послушать, как вы поете.
Когда он вышел, Изабелла снова привлекла ксебе маленького Уильяма.
— Ты кашляешь и ночью, дружок? — спросила она.
— Да, иногда. Джойс всякий раз ставит варенье возле моей постели; когда я закашляюсь, то съем ложечку этого варенья, и мне лучше…
— Ты спишь один в комнате?
— Да, у меня собственная комната.
Леди Изабелла снова замолчала. Она размышляла о том, как ей ухаживать за больным ребенком, как устроить так, чтобы Уильяму позволили спать в ее комнате, возле нее.
— Дитя мое, — сказала она вдруг, — ты хочешь, чтобы твою постельку поставили в моей комнате?
— Не знаю. Зачем?
— Я стала бы за тобой ухаживать, подавать тебе все необходимое, а если бы пришел этот противный кашель, то я постаралась бы прогнать его. Да, дружок, я стала бы беречь тебя и любить, как любила тебя настоящая мама.
— Настоящая мама! — воскликнул Уильям. — Она не любила нас, она нас бросила!
— Это неправда. Что ты там болтаешь? — перебила его Люси гневным тоном. — Мама нас очень любила. Я знаю. И Джойс мне это говорила…
— Замолчи, Люси, ты говоришь глупости, — сказал Уильям.
Крупные слезы выступили на глазах Изабеллы.
— Дети мои! — тяжело вздохнула она. — Ваша мама любила вас, она очень, очень любила вас. Поверьте мне.
— Откуда вы это знаете, миссис Вин? — спросил Уильям, бойко вскинув голову. — Ведь вы ее никогда не видели, не правда ли?
— He видела, но я в этом убеждена, — настаивала несчастная мать, — потому что я нахожусь с вами всего лишь один день, а я уже люблю вас.
С этими словами Изабелла крепко обняла обоих детей и дала волю своим слезам.
— Отчего вы так плачете? — спросил Уильям.
Изабелла посмотрела на него и прошептала:
— Я плачу потому, что, глядя на тебя, думаю об одном маленьком мальчике, которого я похоронила. Ему было бы теперь столько же лет, сколько и тебе.
— А как его звали?
— Вильямом! — ответила она, не задумываясь ни на минуту.
— Вильям Вин! — произнес Уильям. — Его папа был французом, не правда ли? А он говорил по-английски?
— Да, говорил, — сказала Изабелла не без некоторого колебания. — Но пей же свой чай.
Позже Барбара, выйдя из-за стола, чтобы покормить своего ребенка, заметила маленькую Люси. Девочка стояла в дверях той комнаты, где находилась леди Изабелла.
— Можно нам теперь пойти в гостиную, мама? — воскликнула Люси.
— Да, — ответила Барбара, не останавливаясь, — и скажи миссис Вин, чтобы она также пришла и захватила с собой ноты.
В ту самую минуту, как миссис Вин собиралась войти в столовую, Карлайль столкнулся с ней в коридоре.
— Миссис Вин, — обратился он к ней, — разбираетесь ли вы в детских болезнях?
Изабелла уже намеревалась ответить «нет», но, к счастью, вовремя вспомнила, что ее считают матерью троих детей, которых она похоронила, и потому поспешила ответить:
— Да, сэр, немного.
— Не находите ли вы, — продолжал Карлайль, — что Уильям очень болен?
Нужно сказать, что мальчик в эту минуту не был со своей наставницей — его отослали в детскую спать. Что же касается Люси, то она уже сидела в гостиной.
— Я думаю, — ответила Изабелла, — что ему нужен особенный уход; по моему мнению, необходимо, чтобы кто-нибудь находился при нем постоянно, в особенности ночью. Если вы позволите, сэр, я с радостью возьму его всвою спальню. Можно перенести его кроватку и поставить рядом с моей.
— Благодарю вас за это предложение, — возразил Карлайль, — но я не могу принять его. Я не смею причинять вам такое беспокойство.
— О, это не причинит мне беспокойства. Кроме того, я успела горячо привязаться к этому ребенку.
— Вы очень добры, но, право же, это невозможно. Если необходимо, чтобы кто-нибудь спал с ним в одной комнате, то я поручу это кому-нибудь из слуг.
С этими словами Карлайль отворил дверь перед миссис Вин. Больше всего она боялась, что ее попросят сесть за фортепьяно и спеть что-нибудь. Ее могли узнать по голосу. Правда, он сильно изменился с тех пор, как случилась ужасная катастрофа на железной дороге, — она пришепетывала и растягивала слова, но странное дело: все эти недостатки исчезали, когда она пела.
Но тяжелое испытание на этот раз миновало ее; Барбара, вернувшись в гостиную к мужу, села за фортепьяно и играла до тех пор, пока не доложили о приходе гостя. Гостем этим был сам почтенный судья Гэр.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнула Барбара. — Миссис Вин, позвольте представить вам моего отца.
Леди Изабелла и судья обменялись поклонами. Затем Изабелла уединилась в своей комнате и погрузилась в печальные думы. На часах пробило десять. Она огляделась вокруг, затем нетвердыми шагами добрела до лестницы и спустилась на этаж ниже, опираясь на перила. На площадке она встретила служанку Сару и остановилась, озаренная новой мыслью.
— Скажите, пожалуйста, — обратилась она к служанке, — где комната маленького Карлайля?
— По коридору направо, — ответила та.
Леди Изабелла подождала с минуту, потом, уверившись в том, что служанка ушла, на цыпочках вошла в комнату, где спал ее возлюбленный ребенок. Она подошла к постели. Уильям спал; на лице его отражалось страдание, а тонкие руки были сложены на груди. Возле постели на маленьком столике стоял стакан со сладкой водой и блюдечко с вареньем.
Изабелла упала на колени возле постели ребенка, склонила голову к подушке, прислушиваясь к его дыханию. Бедная мать плакала.
— Боже милосердный! — раздался вдруг чей-то резкий и звучный голос. — Я подумала, уж не горим ли мы?
Резкий голос принадлежал Уилсон. Она увидела свет в комнате Уильяма и, испугавшись, прибежала. Услышав ее восклицание, леди Изабелла быстро выпрямилась.
— Я… я… я сидела возле Уильяма, — пробормотала она. — Мистер Карлайль… очень… беспокоился сегодня вечером. Ребенок действительно казался больным… очень больным…
— Напрасно вы тревожитесь, — ответила Уилсон, — болезнь вовсе не опасна.
— Будем надеяться, — прибавила леди Изабелла. — Будем надеяться! — повторила она, поспешно удаляясь.
— Спокойной ночи, миссис Вин, — произнесла Уилсон, провожая ее взглядом. — Я решительно не понимаю эту женщину! — пробормотала она себе под нос. — Право, я начинаю думать, что у нее голова не в порядке!
