Глава VII
Вэнс делает выводы

Когда мы остались одни, Вэнс поднялся со своего места и, потянувшись, подошел к окну. Сцена, только что разыгравшаяся перед нами, никого не оставила равнодушным. Все думали об одном и том же, и, когда Вэнс заговорил, он, словно озвучил наши мысли.

– Похоже, мы снова вернулись в детский сад…

Затем он вернулся к столу и, потушив сигарету, краешком глаза глянул в сторону Хита.

– О чем задумались, сержант? – спросил он. – Вы сейчас должны водить хороводы и распевать веселые песенки. Разве злодей только что не признался в содеянном преступлении? Разве вы не счастливы от осознания того, что очень скоро убийцу закроют в темнице?

– Говоря по правде, мистер Вэнс, – мрачно признался Хит, – я не испытываю никакого удовлетворения. Слишком уж легко мы получили от него это признание. Я на своем веку повидал немало преступников, но этот почему-то не выглядит так, как если бы он действительно был виновен. И это меня волнует больше всего, сэр.

– В любом случае, – подчеркнул с надеждой в голосе Маркхэм, – его абсурдное признание поумерит пыл газетчиков и даст нам возможность спокойно вести свое собственное расследование. Шумихи, конечно, нам не избежать, но, если публика будет уверена в том, что виновный уже за решеткой, журналисты не станут досаждать нам своими бесконечными расспросами.

– Я не говорил, что он не виновен, – принялся оправдываться Хит, словно сражаясь в данный момент со своими убеждениями. – Может, он действительно не так уж и глуп, а потому посчитал, что на суде это признание ему зачтется.

– Ничего подобного, сержант, – вынужден был разочаровать его Вэнс. – Ход мыслей этого бедолаги удивительно прост. Он знал, что Робин ждет встречи с мисс Диллар. Кроме того, он был в курсе, что девушка накануне вечером отвергла его, Робина, как жениха, если можно так выразиться. Очевидно, Сперлинг и сам был не слишком высокого мнения о своем сопернике. И когда он узнал, что Робин погиб от руки человека, способного справиться с легким луком, он догадался, что Робин, вероятно, переступил грани дозволенного в общении с Белль и получил стрелу прямо в сердце. Тогда нашему рыцарю ничего другого не оставалось, как ударить себя кулаком в грудь и торжественно заявить: «Ecce homo!»

– Так или иначе, – пробурчал Хит, – но я не собираюсь отпускать его. А если мистер Маркхэм не намерен выдвигать против него обвинения, то это его личное дело.

Прокурор понимал, как сейчас нервничает сержант, а потому не стал обижаться на его слова.

– Я только надеюсь, сержант, что вы не откажетесь сотрудничать со мной, несмотря на то что я пока воздержусь обвинять Сперлинга, – проговорил Маркхэм.

Лицо Хита просветлело, он быстро подошел к прокурору и охотно пожал ему руку.

– Что ж, я оставлю вас здесь, а у меня есть еще работа в офисе. Я попросил секретаря дождаться меня. Перед отъездом я объясню положение дел профессору и мисс Диллар. Сержант, вы больше ничего не хотите мне сказать? – спросил Маркхэм.

– Мне кажется, сэр, сейчас нужно поискать ту самую тряпку, которой так старательно вытерли пол в клубе. Кроме того, я еще раз самым тщательным образом обыщу подвальное помещение. Ну и повторно допрошу дворецкого и кухарку. Особенно кухарку – она ведь была где-то неподалеку в то время, когда здесь совершалось преступление… Ну и, разумеется, остается опросить соседей…

– Сообщите мне о результатах. Сегодня вечером, да и завтра меня можно будет найти в клубе «Стивесант».

Вэнс догнал Маркхэма в коридоре.

– Старина, – обратился он к прокурору, направляясь к лестнице. – Не стоит недооценивать и значение той таинственной записки. У меня есть подозрение, что она может оказаться ключом к нашему детскому стишку. Спросите профессора и его племянницу, не говорит ли им что-нибудь подпись «Епископ».

– Не разделяю вашего оптимизма, – с сомнением в голосе произнес Маркхэм. – По-моему, это самая настоящая бессмыслица. Но я, конечно, поинтересуюсь, нет ли среди их знакомых подобных лиц.

Но ни профессор, ни Белль не припомнили никакого епископа, который был бы вхож в их дом. Более того, они дружно согласились с прокурором, что эта подпись, скорее всего, оказалась случайной и не несла в себе никакой смысловой нагрузки.

– Все это смахивает на какую-то дешевую ребяческую мелодраму, – признался профессор Вэнсу. – Вряд ли убийца стал бы описывать свои преступления да вдобавок еще выдумывать такой нелепый псевдоним. Это нелогично.

– Но и само преступление никак не отвечает законам логики, – заметил Вэнс.

Маркхэм решил сменить тему.

– Я хотел сказать вам вот что, профессор, – начал он. – Недавно сюда был доставлен мистер Сперлинг, и когда он узнал о том, что мистер Робин убит, то сразу же сознался в совершении преступления.

– Рэймонд признался?! – выдохнула мисс Диллар.

Маркхэм сочувственно посмотрел на девушку:

– Ну, если быть честным до конца, я не слишком-то верю ему. Он решил показать себя истинным рыцарем и джентльменом, а потому взял вину на себя.

– При чем тут рыцарство? – нахмурилась Белль. – Что вы хотите этим сказать, мистер Маркхэм?

За него ответил Вэнс:

– Лук, который мы нашли рядом с телом, был женским.

– Ах вот оно что! – воскликнула девушка и, закрыв лицо руками, расплакалась.

Профессор Диллар, пребывая в совершенном бессилии, начал сердиться на прокурора:

– Что за вздор, Маркхэм? Любой стрелок сумеет управиться с женским луком… Ну что за мальчишество! И зачем он так повел себя? Он же расстраивает Белль!.. Маркхэм, друг мой, позаботьтесь об этом мальчике, если сможете.

Прокурор пообещал сделать все от него зависящее, и мы тронулись к выходу.

– Кстати, профессор Диллар, – остановился у дверей Вэнс, – может быть, кто-то решил нас просто разыграть, напечатав эту таинственную записку. В связи с этим я хотел бы спросить вас: в доме есть пишущая машинка?

Вопрос, безусловно, смутил профессора, но он ответил достаточно сдержанно:

– Нет, да и не было никогда, насколько мне известно. Я свою выбросил лет десять назад, когда ушел из университета. Если мне нужно перепечатать какие-либо документы, я отношу бумаги в специальное агентство и пользуюсь услугами специалиста.

– А мистер Арнессон?

– Он вообще ничего не печатает.

Мы встретили Арнессона, когда спускались по лестнице. Он возвращался от Драккера.

– Мне удалось немного успокоить нашего местного Лейбница, – сообщил он, театрально вздохнув. – Бедняга Адольф! Пока он возится с формулами Лоренца и Эйнштейна, он адекватен, но стоит ему окунуться в наш реальный мир, как он буквально начинает распадаться на части.

– Возможно, вам будет интересно узнать, – как бы между прочим заметил Вэнс, – что Сперлинг только что сознался в убийстве.

– Вот это да! – усмехнулся Арнессон. – Весьма логично. «Я», – чирикнул воробей… Вполне подходит по сюжету. Хотя мне пока еще не понятно, как это может быть доказано с точки зрения математики.

– Ну а так как мы решили держать вас в курсе событий, – продолжал Вэнс, – то вам стоит иметь в виду еще и то, что у нас есть все основания полагать, что Робин был убит не на стрельбище, а в подвале, и только потом его тело вынесли на улицу.

– Что ж, благодарю и за это, – сразу посерьезнел Арнессон. – Если я могу быть вам чем-то полезен, дайте мне знать.

Вэнс не спеша прикурил сигарету, и по его замедленным движениям я понял, что он сейчас что-то сосредоточенно обдумывает. Наконец, он заговорил, обращаясь к Арнессону:

– Скажите, вы не знаете, нет ли у мистера Драккера или у мистера Парди пишущей машинки?

Арнессон вздрогнул от неожиданности, глаза его лихорадочно заблестели.

– Ага, я все понял! – ликовал он. – Эта записка от епископа!.. Надо же проверить и эти версии. Вы абсолютно правы. Да, у них обоих действительно есть машинки. Драккер постоянно что-то печатает, а Парди как ненормальный ведет шахматную переписку. И тоже печатает письма сам.

– Вас не затруднило бы достать нам образцы шрифтов, а также бумаги, которую используют эти достопочтенные джентльмены?

– С удовольствием сделаю это для вас. – Казалось, Арнессону было приятно исполнить хотя бы эту несложную миссию. – Все будет готово сегодня днем. Где мне вас найти?

– Мистер Маркхэм отправляется сегодня в клуб «Стивесант». Вы сможете связаться с ним по телефону и договориться о встрече.

– К чему такие сложности? Я лично доставлю ему образцы в клуб. Мне даже приятно некоторое время играть роль ищейки.

Мы с Вэнсом вернулись домой в автомобиле Маркхэма, а сам прокурор отправился дальше. В семь вечера того же дня мы снова встретились все вместе в клубе «Стивесант», чтобы поужинать, а уже в половине восьмого удобно устроились в комнате для отдыха, где закурили и заказали себе по чашечке кофе.

Во время ужина никто из нас не вспоминал о деле. Вечерние издания уже пестрели подробностями убийства мистера Робина. Правда, Хиту все же удалось несколько усмирить журналистов и подрезать крылышки их неуемному воображению. Возле особняка Диллара сержант благоразумно выставил охрану, чтобы репортеры не донимали домочадцев профессора.

Попивая кофе, Маркхэм проглядел статью в вечернем выпуске «Сан» и с грустью заметил:

– А ведь это только отголоски первого слабенького эхо. Представляю, что нас ждет завтра.

– Нам ничего не остается, как смириться и терпеть, – печально улыбнулся Вэнс. – Как только какой-нибудь пронырливый журналист обнаружит связь между малиновкой, стрелой и воробьем, все газеты будут напоминать новые издания детских сборников стихов.

– Проклятие, Вэнс! – не выдержал прокурор и хлопнул ладонью по подлокотнику своего кресла. – Я не позволю вам постоянно напоминать мне об этих идиотских стишках. Это же простое совпадение. Ну не может тут быть никакой связи!

Вздохнув, Вэнс проговорил:

– Вы можете убеждать себя в этом сколько угодно. Но пока что я могу предложить вам вот что. – Он достал из кармана листок бумаги. – Еще до начала ужина я решил переписать все известные нам события в хронологическом порядке. Возможно, нам все же удастся каким-то образом разгадать эту загадку.

Несколько минут Маркхэм внимательно изучал представленный ему список. Вот что написал Вэнс.

9:00. Арнессон уехал из дома в университетскую библиотеку.

9:15. Белль Диллар отправилась на теннисный корт.

9:30. Драккер пришел в дом, чтобы увидеться с Арнессоном.

9:50. Драккер спустился в стрелковый клуб.

10:00. Робин и Сперлинг пришли в дом и полчаса провели в гостиной.

10:30. Робин и Сперлинг спустились в стрелковый клуб.

10:32. Драккер утверждает, что он пошел гулять и вышел через калитку.

10:35. Бидл уходит на рынок.

10:55. Драккер уверяет, что вернулся к себе домой.

11:15. Сперлинг уходит через калитку.

11:30. Драккер говорит, будто слышал крик в комнате матери.

11:35. Профессор Диллар выходит на балкон в комнате Арнессона.

11:40. Профессор Диллар видит тело Робина на стрельбище.

11:45. Профессор Диллар звонит окружному прокурору в его кабинет.

12:25. Белль Диллар возвращается с корта.

12:30. К дому Диллара приезжает полиция.

12:35. Бидл возвращается с рынка.

14:00. Арнессон возвращается из университета.

Итак, Робин был убит в промежутке между 11:15 (после ухода Сперлинга) и 11:40 (когда тело обнаружил профессор Диллар).

В это время в доме оставались только Пайн и профессор Диллар. Остальные лица, так или иначе связанные с происшествием, согласно имеющимся показаниям, в указанное время находились в следующих местах:

Арнессон занимался в библиотеке университета с 9 до 14 часов.

Белль Диллар играла на теннисном корте с 9:15 до 12:15.

Драккер гулял по парку между 10:32 и 10:55, а после, с 10:55 и далее, находился в своем кабинете.

Парди все утро оставался у себя дома.

Миссис Драккер все утро провела в своей комнате.

Бидл покупала на рынке продукты с 10:35 до 12:35.

Сперлинг находился на пути к Центральному вокзалу между 11:15 и 11:40, где сел на поезд, отправлявшийся в Скарсдейл.

Вывод: если хоть одно из этих алиби не будет опровергнуто, то весь груз подозрения и, соответственно, вины ложится целиком и полностью либо на Пайна, либо на профессора Диллара.

– Это просто абсурд какой-то, – в изнеможении проговорил Маркхэм, дочитав послание Вэнса. – Конечно, данная хронология помогает нам определить время гибели Робина, но что кто-то из перечисленных лиц обязательно причастен к убийству – это же самая настоящая чушь. Вы почему-то полностью исключаете возможность появления какого-нибудь постороннего человека, который также мог совершить преступление. На стрельбище и в клуб, кроме как через дом, можно попасть и другими путями. Во-первых, через калитку на семьдесят пятой улице, через другую калитку на семьдесят шестой и через проход между двумя жилыми домами.

– Да, я не исключаю, что преступник воспользовался одним из этих входов, – парировал Вэнс. – Но только не забывайте, что самый незаметный путь – через проход между домами – остается для посторонних все же недосягаемым, поскольку ключи от дверей имеются только у домочадцев профессора. И тем более странно думать, что убийца мог воспользоваться двумя другими калитками, ведь в этом случае его легко могли заметить. Зачем ему подвергать себя такой опасности?

Вэнс, подавшись вперед, продолжал:

– Есть еще одно основание, Маркхэм, для того, чтобы исключить случайных прохожих и прочих воришек и жуликов. Тот, кто отправил мистера Робина к праотцам, очень хорошо знал, что именно творилось в доме профессора с четверти двенадцатого до без двадцати двенадцать. Ему было известно, что Белль не слоняется бесцельно по территории участка. Он был уверен в том, что Бидл ушла на рынок, а потому не услышит и не спугнет его. Он знал, что Робин в клубе, а Сперлинг уже успел уйти. Ему было кое-что известно и о самом клубе. Тот, кто не знал о подвале, вряд ли стал бы так рисковать и совершать убийство внизу, а потом еще и вытаскивать тело наружу, устраивая из смерти Робина настоящий спектакль. Я уверен, Маркхэм, что преступник был очень хорошо знаком с домом профессора. И, конечно, с тем, что именно происходило в этом доме в то утро, когда произошла трагедия.

– А что вы думаете по поводу крика миссис Драккер?

– В самом деле, что о нем можно подумать? Скорее всего, убийца не обратил внимания на окно миссис Драккер. Или, напротив, решил все-таки сделать так, чтобы его увидели хотя бы один раз. Однако мы сами точно не знаем, кричала дама или нет. Она все отрицает, хотя ее сын придерживается другого мнения. И у каждого из них есть свои причины говорить именно так, а не иначе. Драккер уверяет, будто слышал крик, чтобы подтвердить свое присутствие в доме между одиннадцатью и двенадцатью часами. Миссис Драккер все отрицает, боясь навредить сыну своими показаниями. Но это и не столь важно. Я уверен: тот, кто совершил это страшное преступление, обитает в доме Диллара.

– Нет, слишком мало фактов говорит об этом, – усомнился Маркхэм. – Я все же не исключаю случайного прохожего, человека постороннего…

– Перестаньте, дружище! Вспомните хотя бы про записку, подкинутую в почтовый ящик. Убийца даже знал прозвище Робина.

– Ну, это только при условии, что ее писал именно убийца.

– А вы предпочитаете верить в теорию о том, что какой-то волшебник-телепат подсоединил пишущую машинку к хрустальному шару и таким образом узнал обо всем случившемся? А потом еще зачем-то рисковал быть замеченным и проник на территорию Диллара?

Прокурор не успел ничего ответить Вэнсу, так как в этот момент в комнату отдыха вбежал Хит. Он был обеспокоен. Ни слова не говоря, он подскочил к Маркхэму и вручил ему конверт.

– Это получили в редакции «Уорлд» с вечерней почтой. Куинан – обозреватель криминальных новостей – почти сразу же передал конверт мне. Он говорит, что такие же послания были отправлены в редакции «Таймс» и «Херальд». Марки проштампованы в час дня, значит, в ящики их положили еще раньше. Кроме того, выяснилось, что письма отправил неизвестный возле дома Диллара.

Маркхэм быстро пробежал глазами листок, который достал из конверта, и почти мгновенно передал его Вэнсу. Это была точно такая же записка с текстом, идентичным тому, что они уже читали сегодня днем. «Джозеф Робин мертв. Кто убил Птенца малиновки? Сперлинг означает «воробей». ЕПИСКОП».

– Видимо, этот епископ испугался, что его шутка пройдет незамеченной, и решил на всякий случай оповестить еще и прессу, – безразлично произнес Вэнс.

В этот момент к прокурору подошел молодой человек в полицейской форме и что-то шепнул ему на ухо.

– Пригласите его сюда, – велел Маркхэм. – Арнессон достал образцы бумаги и шрифтов пишущих машинок, – пояснил он нам.

Но, когда мы сравнили их с листком из конверта, сразу стало ясно, что чернила и сама бумага, которой пользовались Драккер и Парди, ничем не напоминали таинственную записку неизвестного…