Глава III
Напоминание о пророчестве

Когда мы очутились в холле особняка, к дому уже подъехали капитан Дюбуа и детектив Беллами – специалисты по дактилоскопии. Детектив Сниткин тут же провел их в подвал, а Маркхэм, Вэнс и я отправились в библиотеку профессора.

Помещение оказалось достаточно просторным и занимало большую часть второго этажа. Стены были заставлены стеллажами с книгами, а в углу располагался массивный бронзовый камин. У окон, выходивших на 75-ю улицу, стоял огромный письменный стол, на котором лежали бумаги и газеты. Старинные кресла казались удивительно удобными.

Профессор сидел за столом, положив ногу на низенький табурет. В углу, в одном из огромных кресел, ежилась его одетая со вкусом племянница, лицо которой выдавало в ней волевую личность. Профессор, страдающий подагрой, не стал подниматься со своего места, полагая, что мы примем это как должное, и просто предложил нам присесть.

– Мне очень жаль, Маркхэм, что причиной нашей встречи стала трагедия, но я все равно очень рад видеть вас, – начал Диллар. – Я полагаю, вам хочется устроить мне и Белль перекрестный допрос? Что ж, спрашивайте.

Профессор Бертран Диллар был пожилым джентльменом лет шестидесяти, немного сутулым из-за сидячего образа жизни. Его маленькие глазки умели смотреть весьма проницательно, а морщинки на лбу и возле губ свидетельствовали о том, что профессору приходилось много думать.

– Ну что ж, – заговорил прокурор, – я попрошу вас просто рассказать мне все то, что вам известно о трагедии, а потом я задам вам те вопросы, которые сочту нужными.

– А я вам уже практически все рассказал по телефону, – отозвался Бертран. – Робин и Сперлинг зашли к нам сегодня утром, часов в десять, чтобы навестить Белль. Но она уже умчалась на корты поиграть в теннис, так что молодые люди остались ждать ее внизу. Я слышал, как они беседовали там с полчаса, после чего переместились в подвал, в свой клуб. Я все это время оставался здесь, читал газеты. Прошел, наверное, час, и мне захотелось погреться на солнышке. Я вышел на балкон, что находится в задней части дома, и пробыл там не более пяти минут, после чего мне почему-то пришло в голову осмотреть стрельбище, и я, к своему ужасу, заметил Робина. Он лежал возле двери со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне это позволяли больные ноги, и, увидев его, сразу понял, что парень мертв. Тогда я немедленно связался с вами по телефону. К тому времени в доме уже никого не было, кроме дворецкого Пайна и меня. Кухарка ушла на рынок, Арнессон в девять утра отправился в университет, а Белль все еще играла на кортах. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но он его не нашел. Тогда я устроился в библиотеке и стал ожидать вашего появления. Белль вернулась вскоре после того, как сюда приехали ваши сотрудники, кухарка – чуть позже. Арнессона не будет часов до двух.

– А больше сегодня у вас никого не было? Может быть, случайных гостей или соседей?

Профессор, отрицательно покачав головой, ответил:

– Заходил только Драккер. По-моему, вы его как-то раз видели у меня. Он частенько сюда захаживает, в основном чтобы поговорить с Арнессоном. Драккер – талантливый ученый, у него есть неплохие работы. Когда я сказал ему, что Арнессона дома нет, мы немного посидели с ним вдвоем, обсудили экспедицию Королевского астрономического общества в Бразилию, и он ушел.

– Когда это было?

– Примерно в половине десятого. Драккер уже ушел, когда заявились Робин и Сперлинг.

– Скажите, профессор, – вступил в беседу Вэнс, – мистер Арнессон часто уходит из дома в субботу утром?

Профессор, окинув его недовольным взглядом, ответил, но не сразу:

– Ничего странного в этом нет. По субботам он обычно остается дома, но на этот раз я попросил его сделать для меня одну работу, а для этого ему пришлось отправиться в университетскую библиотеку… Мы с ним вместе работаем над одной моей книгой.

Повисла неловкая пауза, после чего Маркхэм заговорил:

– Утром вы упомянули о том, будто и Робин, и Сперлинг были женихами мисс Диллар и добивались ее руки…

– Дядюшка! – Девушка, гордо приосанившись в кресле, с укоризной посмотрела на профессора. – Не надо, это же не так.

– Это сущая правда, – с нежностью в голосе отозвался профессор.

– Ну, может быть, в какой-то степени, – призналась Белль. – Только не стоило об этом вспоми– нать. Вы же прекрасно знаете, как и они сами, о моем отношении к ним обоим. Мы добрые друзья, и не более того. Как раз накануне вечером, когда молодые люди пришли сюда, я совершенно ясно дала им понять, что не стану больше слушать уговоров насчет свадьбы. Они еще совсем мальчишки, и один из них теперь погиб… Бедный Птенец-Робин!

Вэнс, приподняв брови, удивленно переспросил:

– Птенец?

– Ну да, мы дали ему такое прозвище и даже временами поддразнивали, потому что ему оно не нравилось. Робин так трогательно обижался…

– Милое прозвище, – улыбнулся Вэнс. – Если припомнить одно стихотворение, то птенца малиновки любили все. Помните?

А потом все горевали, когда его не стало.

– Знаю, – произнесла Белль, кивая. – Я ему тоже про это говорила. Между прочим, Джозефа все просто обожали. Да его нельзя было не любить. Он был такой… милый и добрый.

– Профессор, – вернулся к допросу Маркхэм, – вы упоминали о том, что слышали, как Робин и Сперлинг беседовали о чем-то внизу. А слов вы случайно не разобрали?

Старик, бросив на племянницу быстрый взгляд, ответил вопросом на вопрос:

– А разве это так уж важно?

– Конечно, сейчас может оказаться ценной любая мелочь, любое слово.

– Возможно. Однако, – продолжил профессор, немного помолчав, – если я отвечу на этот вопрос, вы можете составить себе ошибочное представление о том, кто остался жив.

– Может быть, вы позволите мне самостоятельно делать выводы? – строго произнес прокурор.

И в комнате снова воцарилась тишина, которую на этот раз прервала девушка:

– Почему бы вам действительно не рассказать о том, что вы слышали, дядюшка? Кому и чем это может навредить?

– Лично я думал только о тебе, Белль, – с нежностью в голосе отозвался профессор. – Но, похоже, ты права. Дело в том, Маркхэм, что молодые люди ссорились из-за моей племянницы. Я уловил только то, что они упрекали друг друга в нечестности и якобы мешали друг другу.

– Это ничего не значит! – с жаром воскликнула мисс Диллар. – Они постоянно подначивали друг друга. Конечно, Робин и Сперлинг не всегда ладили, но не из-за меня. Они завидовали друг другу и всегда соперничали в стрельбе из лука. Дело в том, что раньше Рэймонд, мистер Сперлинг, считался лучшим стрелком, но в прошлом году Джозеф обошел его и побил его рекорд.

– И Сперлинг посчитал, что больше недостоин вас, – добавил Маркхэм.

– Ничего подобного! – возразила девушка.

– Я думаю, моя дорогая, что мы позволим мистеру Маркхэму самому делать выводы, – примирительно произнес профессор. – О чем еще вы хотели меня спросить? – обратился он к прокурору.

– Мне бы хотелось услышать кое-что о Робине и Сперлинге. Кто они такие, чем занимались, давно ли вы их знаете?

– Полагаю, что Белль лучше справится, ведь это ее приятели. Я видел молодых людей мельком.

Маркхэм повернулся к девушке.

– Я знакома с ними уже давно, – быстро начала та. – Джозеф был лет на восемь или даже десять моложе Рэймонда. Еще пять лет назад, до смерти своих родителей, он жил в Англии. Затем он переехал в Америку и стал жить в Драйве, в холостяцком доме. Денег у него было предостаточно, и потому юноша вел праздный образ жизни, увлекался рыбалкой и охотой, спортом. Он часто выходил в свет, считался надежным другом, мог беседовать на любые темы, мог сыграть партию в бридж, если кому-то не хватало игрока… Ну, в общем, ничего особенного… Надеюсь, вы меня понимаете.

Девушка замолчала, осознавая, что была несколько несправедлива к умершему, и Маркхэм, угадав ее чувства, просто спросил:

– А Сперлинг?

– Он сын богатого фабриканта или владельца завода, сейчас уже вышедшего на пенсию. Они живут за городом, в чудесном особняке. Члены нашего клуба частенько выезжают туда пострелять из лука. Сам Рэймонд работает в центре города, консультантом в какой-то строительной фирме. Но он устроился туда, скорее, для того, чтобы не огорчать отца, и ходил на работу лишь пару раз в неделю. Сперлинг закончил технический факультет в Бостонском университете, а я познакомилась с ним, когда он приехал сюда на каникулы, будучи еще студентом второго курса. Рэймонд, конечно, не гений и не способен на великие дела, мистер Маркхэм, но в целом он парень хороший – искренний, веселый, немного застенчивый и очень честный.

По описанию девушки можно было легко представить себе обоих молодых людей, но связать их со зловещей трагедией, разыгравшейся в доме профессора, по-прежнему оставалось довольно сложно.

– Мисс Диллар, – обратился к девушке прокурор, – а у вас нет предположений, почему мистер Робин погиб?

– Нет! – воскликнула девушка. – Кому могло понадобиться убивать Птенца? У него на всем белом свете не было ни единого врага.

– И все же его больше нет, дитя мое, – вздохнул профессор. – Значит, в его жизни происходило нечто такое, о чем ты не знала. На небе мы находим все новые и новые звезды, о существовании которых астрономы раньше и не догадывались.

– И все же я не верю в то, что у Джозефа были враги, – упрямо повторила Белль.

– Значит, вы полагаете, что Сперлинг не причастен к гибели Робина? – поинтересовался Маркхэм.

– Полагаю? Да я на все сто процентов уверена в этом!

– И все же, – заметил Вэнс, – не стоит забывать и о том, что «cперлинг» означает «воробей».

Девушка обмерла и сильно побледнела. Потом она вдруг вцепилась пальцами в подлокотники кресла, вся задрожала и расплакалась.

– Мне страшно, – прошептала она, наконец.

Вэнс встал со своего места и, приблизившись к Белль, успокаивающе похлопал ее по плечу.

– Почему? – мягко спросил он.

Девушка взглянула на него, и, видимо, его уверенность передалась и ей.

– Буквально на днях, – начала Белль, – мы все вместе были на стрельбище. Рэймонд готовился поразить мишень, и никакая опасность, разумеется, никому не угрожала, но тут Сигурд – мистер Арнессон, – стоявший на балконе, вдруг закричал Джозефу: «Берегись!» Потом, перегнувшись через перила, он добавил: «Тебя ведь зовут Птенец, а судя по фамилии, ты к тому же еще и малиновка. А он – воробей. Помнишь, что он сотворил с малиновкой, когда взял с собой свой лук?» Конечно, тогда мы даже не обратили на него внимания, но теперь…

– Белль, не нужно принимать эти слова всерьез, – нетерпеливо вступил в разговор профессор. – Это была очередная шутка Сигурда, причем не очень умная. Он же постоянно пребывает в своем мире абстрактных чисел и формул, так что остроты являются для него единственным способом взаимодействия с действительностью.

– Может быть, – согласилась девушка. – Конечно, это была лишь шутка, но почему-то теперь она мне кажется зловещим пророчеством. Вот только, – добавила она после небольшой паузы, – Рэймонд не мог такого сделать. Никогда в жизни.

В этот момент дверь в библиотеку открылась, и в комнате появился высокий худощавый мужчина.

– Сигурд! – с облегчением воскликнул профессор.

Приемный сын и протеже профессора Диллара, Сигурд Арнессон обладал удивительной внешностью. Он был очень высок, но при этом его голова казалась непропорционально большой по отношению ко всему туловищу. На вид ему было лет сорок, хотя в глазах, окруженных паутинкой морщинок, все еще оставался мальчишеский задор. На первый взгляд он мне понравился, с такими людьми легко общаться, так как они вызывают у окружающих симпатию и уважение. Создавалось впечатление, что, несмотря на кажущееся легкомыслие, у него огромный скрытый потенциал.

Мужчина окинул присутствующих оценивающим взглядом, кивнул мисс Диллар и, вопросительно посмотрев на профессора, заговорил:

– Что, скажите на милость, случилось в этом трехмерном пространстве под названием «дом»? Там, снаружи, самое настоящее столпотворение, а у дверей – стража… Когда я все-таки справился с этим цербером, двое чудаков в штатском буквально приволокли меня сюда, безо всяких церемоний. Забавно, конечно, но… немного непривычно… Я, кажется, узнал среди наших гостей окружного прокурора. Доброе утро, мистер Маркхэм. Вернее, уже добрый день.

Прежде чем тот успел ответить на такое запоздалое приветствие, в разговор вмешалась мисс Диллар:

– Сигурд, я прошу тебя, оставь свои шуточки. Мистера Робина убили.

– Нашего Птенца-малиновку? Ну что ж, с такой фамилией и с таким прозвищем трудно ожидать другого конца. – Казалось, печальная новость совсем не расстроила его. – И кто же, или что же, заставило его отправиться к праотцам?

– Кто именно это сделал, мы еще не знаем, – с укоризной в голосе отозвался Маркхэм. – Известно одно: его убили стрелой от лука.

– Весьма кстати, – произнес Арнессон, устраиваясь на подлокотнике кресла и вытягивая в сторону длинные ноги. – Все совпадает, и Птенец погибает от стрелы, которую из своего лука выпускает…

– Сигурд! – резко одернула его Белль Диллар. – Хватит повторять одно и то же. Ты сам знаешь, что Рэймонд на такое не способен.

– Конечно, сестренка. Значит, это самое настоящее таинственное убийство? – спросил мистер Арнессон, повернувшись к Маркхэму. – Не могли бы вы ввести меня в курс дела?

Когда прокурор вкратце пересказал ему всю историю, тот спросил:

– И что же, лука на стрельбище так и не обнаружили?

– Весьма уместный вопрос, – заметил Вэнс, словно очнувшись от летаргии, и вклинился в разговор. – Лук, конечно же, нашли: он лежал у двери дома, футах в десяти от тела.

– Ну, тогда это упрощает дело, – разочарованно протянул Арнессон. – Остается только снять отпечатки пальцев, и…

– К сожалению, лук уже брали в руки после совершения преступления, – вставил Маркхэм. – Профессор Диллар подобрал его и принес в дом.

Арнессон повернулся к старику и удивленно спросил:

– Что двигало вами, сэр, когда вы поступили именно так?

– Ничего, мой дорогой Сигурд. Я не анализировал свои эмоции. В тот момент мне показалось, что лук является главной уликой, и я сразу же перенес его в дом, куда в скором времени должна была прибыть полиция.

В дверь постучали, потом она приоткрылась, и в узкой щели показалось лицо Бэрка.

– Доктор Дорем ждет вас внизу, шеф. Он закончил осмотр тела.

Маркхэм встал и извинился:

– Я прошу меня простить. Оставайтесь пока в доме. Перед моим уходом мы еще обязательно увидимся.

– Ничего сложного и непонятного здесь нет, – доложил доктор, когда мы спустились к нему. – Бедолагу убили стрелой, которая пронзила ему сердце, пройдя через четвертый межреберный промежуток. Сильное кровотечение. Он мертв уже часа два. Следов борьбы нет. Скорее всего, смерть наступила внезапно. Правда, он еще и сильно ударился при падении.

– Насколько сильно, доктор? – оживился Вэнс.

– Так, что проломил себе череп. В затылочной области большая гематома, засохшая кровь в ноздрях и ушах. Все это свидетельствует о переломе свода черепа. После вскрытия смогу рассказать вам больше. Полный отчет будет готов сегодня вечером.

– Что ж, – задумчиво произнес Вэнс, – такую травму черепа не просто объяснить обыкновенным падением.

Однако на его слова никто не отреагировал, и сержант обратился к прокурору:

– Мистер Маркхэм, ни на стреле, ни на луке не было обнаружено никаких отпечатков пальцев. Дюбуа говорит, что кто-то умышленно их стер. Что касается ручки двери на калитке, соединяющей переход между домами, то они обе ржавые, и никакие следы на них остаться попросту не могли.