Глава XII
Лишний труп

– Беда случится, если вы будете скрывать от нас правду, — возразил шепотом Рультабий. — Но никакого несчастья не произойдет, если вы будете с нами откровенны. Ну, идемте!

И он увлек его, все еще держа за руку, к Новому замку, куда я последовал за ними. С этой минуты передо мной был прежний Рультабий, деятельный и энергичный. Теперь, когда душевные терзания отступили, когда он нашел аромат дамы в черном, он готов был бросить все свои силы на поиск истины. И до последнего дня, когда все завершилось, до последней минуты — минуты высочайшего драматического подъема, который мне приходилось когда-либо переживать, когда его устами говорили жизнь и смерть, — он не сделает больше ни одного нерешительного движения на избранном пути, не произнесет больше ни одного слова, которое не было бы направлено на избавление от ужасной ситуации, вызванной нападением на Квадратную башню в ночь с 12-го на 13-е апреля.

Бернье не сопротивлялся. Он шел впереди, опустив голову, как обвиняемый перед допросом. Оказавшись в комнате Рультабия, мы посадили его перед собой, я зажег лампу. Молодой репортер молча смотрел на Бернье, набивая свою трубку; очевидно, он старался прочесть на лице сидевшего перед ним человека, насколько тот честен и достоин доверия. Затем сдвинутые брови Рультабия разгладились, и, пустив в потолок несколько клубов дыма, он проговорил:

– Ну, Бернье, как же они его убили?

Бернье встряхнул своей суровой головой.

– Я дал клятву ничего не рассказывать. Я ничего не знаю! Честное слово, я ничего не знаю!..

– Ну, так расскажите мне то, чего вы не знаете! Потому что, если вы не расскажете мне, Бернье, я больше ни за что не ручаюсь!..

– А за что же вы не ручаетесь?

– Да за вашу безопасность, Бернье!..

– За мою безопасность?.. Но ведь я же ничего не сделал!..

– За безопасность всех нас, за нашу жизнь! — добавил Рультабий, встав и сделав несколько шагов, что, без сомнения, дало ему возможность произвести в уме какой-то необходимый алгебраический расчет. — Итак, — снова заговорил он, — он был в Квадратной башне?

– Да, — обреченно ответил Бернье.

– Где? В комнате старого Боба?

– Нет, — покачал головой Бернье.

– Он спрятался у вас, в вашей комнате?

– Нет.

– Черт возьми! Да где же он был? Ведь не был же он в комнате Дарзака?

– Да, — кивнул Бернье.

– Негодяй! — процедил сквозь зубы Рультабий.

И прыгнул на грудь Бернье. Я бросился к старику на помощь и вырвал его из когтей Рультабия.

– За что же вы хотите задушить меня, господин Рультабий? — воскликнул Бернье, отдышавшись.

– И вы еще осмеливаетесь спрашивать? Вы сознаетесь, что он был в комнате Дарзака! А кто же мог ввести его туда, кроме вас? Ведь у вас одного находился ключ в то время, когда господа Дарзаки отсутствовали!..

Бернье поднялся, побледнев:

– Вы, господин Рультабий, обвиняете меня в сообщничестве с Ларсаном?!

– Я запрещаю вам произносить это имя! — вскрикнул репортер. — Вы прекрасно знаете, что Ларсан давно умер!..

– Давно! — с иронией повторил Бернье. — И правда… мне не следовало забывать это! Когда привязываешься к господам, когда сражаешься за них, не твое дело даже знать, против кого ты сражаешься. Прошу вас извинить меня!

– Послушайте, Бернье, я знаю и уважаю вас. Вы славный малый. И я обвиняю вас не в злых намерениях, а только в небрежности.

– Я небрежен?! — И Бернье из бледного стал пунцовым. — Я небрежен?! Да я ни на одну минуту не выходил из коридора! Ключ все время был при мне, и я клянусь вам, что никто не входил в это помещение после пяти часов, когда вы его осматривали, кроме господина и госпожи Дарзак. Я, понятно, не считаю вашего посещения башни с господином Сенклером в шесть часов.

– Однако, — вскрикнул Рультабий, — вы не заставите меня поверить, что этот человек — мы забыли его имя, не правда ли Бернье, и будем называть его просто человеком, — что этого человека убили в комнате господина Дарзака, раз его там не было!

– Нет! Могу вас уверить, что он там был!

– Но каким образом он туда попал? Вот о чем я вас спрашиваю, Бернье. И вы один можете мне ответить, потому что ключ находился у вас в отсутствие Дарзака, потому что Дарзак не выходил из своей комнаты, когда ключ был у него, и потому что нельзя было бы спрятаться в его присутствии у него в комнате!

– Вот это-то больше всего и занимает господина Дарзака! Но это загадка!

– Когда мы — я, Сенклер и Дарзак, — вышли из комнаты последнего около четверти седьмого, вы сейчас же закрыли дверь?

– Да, господин.

– И когда вы снова открыли ее?

– Сегодня ночью и всего один раз, чтобы впустить господина и госпожу Дарзак. Господин Дарзак пришел в то время, когда госпожа Дарзак была в гостиной старого Боба, откуда вышел господин Сенклер. Они встретились в коридоре, и я им открыл дверь в их помещение! Вот! Оказавшись там, они тотчас заперли дверь на засов.

– Значит, между четвертью седьмого и этим моментом вы не открывали дверей?

– Ни разу.

– А где вы были все это время?

– Перед дверью в нашу комнату. Я не спускал глаз с дверей в помещение господина Дарзака; там же в половине седьмого мы и обедали с моей женой, за маленьким столиком в коридоре, так как там было светлее и веселее благодаря открытой входной двери в башню. После обеда я остался посидеть у порога нашей комнаты, куря папиросы и болтая с женой. Мы сидели так, что даже при желании не могли бы не видеть дверей в помещение господина Дарзака. Это загадка! Тайна! Тайна, еще невероятнее тайны Желтой комнаты! Ведь тогда мы были не готовы, мы не знали, что предшествовало случившемуся, а теперь знаем! Вы же сами осматривали комнату в пять часов, и там никого не было. Нам известно и то, что происходило во время, потому что ключ лежал у меня в кармане и потому что господин Дарзак находился у себя в комнате и, конечно, не мог не заметить человека, который стал бы ломиться к нему в дверь, чтобы убить его, и еще потому, что я сидел в коридоре перед дверью и увидел бы всякого, кто бы ни проходил. Известно также и то, что произошло потом. Хотя никакого «потом» и не было. Умер человек, что доказывает уже присутствие человека там! Это загадка!

– И вы утверждаете, что с пяти часов до того момента, когда разыгралась драма, вы не уходили из коридора?

– Ей-богу, нет!

– Вы уверены в этом? — настаивал Рультабий.

– Ах, извините, был момент… одна минута, когда вы меня позвали…

– Хорошо, Бернье. Я хотел узнать, помните ли вы об этой минуте.

– Но ведь это была всего лишь минута, к тому же господин Дарзак находился в это время у себя в комнате. Он не выходил оттуда. Ах! Здесь какая-то тайна!..

– Откуда вы знаете, что он не выходил оттуда в течение этих двух минут?

– Черт возьми! Если бы он вышел оттуда, его увидела бы моя жена, которая сидела у нас в комнате! И это бы все объяснило, и господин Дарзак не был бы так заинтригован, да и госпожа тоже! Ах! Мне пришлось несколько раз повторить ему, что никто не входил, кроме него, в пять и вас в шесть часов, что никто не входил в комнату до его возвращения ночью вместе с госпожой Дарзак… Он, как и вы, не хотел мне верить… Я поклялся ему над трупом, который лежал в его комнате…

– Это действительно был труп?

– О! Он еще дышал… я слышал!

– Значит, это был не труп, Бернье.

– О, все равно что труп! Пуля попала ему в сердце!

Наконец-то Бернье расскажет нам о трупе, подумал я. Видел ли он его? Как он выглядел? Но все это было как будто не важно в глазах Рультабия; репортер, по-видимому, был занят исключительно тем, как попал туда труп! Каким путем пробрался туда этот человек?

Однако об этой стороне дела Бернье знал мало. Все произошло, как ему казалось, моментально, как удар молнии. Он медленно шел от двери к своей комнате, рассказывал он, намереваясь лечь спать, когда они с женой услышали сильный шум, доносившийся из комнаты Дарзака, и на минуту замерли на месте. Внезапно раздались стуки в стену и треск опрокидываемой мебели. «Что там случилось?» — едва успела произнести жена Бернье, как послышался голос госпожи Дарзак: «Помогите!» Этого крика мы не слышали из нашей комнаты в Новом замке. Сам Бернье, бросив жену, которая в страхе металась по комнате, кинулся к двери Дарзака и стал трясти ее, крича, чтобы ему открыли. По ту сторону двери борьба продолжалась на полу. Бернье услышал учащенное дыхание двух людей и узнал по голосу Ларсана, прохрипевшего: «На этот раз я спущу с тебя шкуру!» Затем Дарзак стал звать на помощь жену задыхающимся голосом: «Матильда! Матильда!» Очевидно, в рукопашной с Ларсаном последний одержал верх, когда раздался выстрел, который не так испугал Бернье, как сопровождавший его крик. Можно было подумать, что госпожа Дарзак, издавшая этот крик, была смертельно ранена. Бернье вообще не мог понять поведения госпожи Дарзак. Почему она не открыла ему дверей, отказываясь, таким образом, от помощи, которую он мог оказать? Наконец, почти сейчас же вслед за выстрелом, дверь, в которую Бернье не переставал стучать, открылась. Комната была погружена во мрак, что не удивило Бернье, так как свет, проникавший сквозь дверную щель, во время борьбы внезапно погас, и он в то же время услыхал шум опрокинутого на пол подсвечника. Дверь ему открыла госпожа Дарзак, в то время как господин Дарзак стоял, наклонившись над хрипевшим телом умирающего. Бернье позвал свою жену, крикнув ей, чтобы она захватила свечу, но госпожа Дарзак вскричала: «Нет, нет! Не нужно свечи! Не нужно свечи! А главное, чтобы он не узнал ничего!» И она сейчас же бросилась ко входной двери башни с криком: «Он идет! Он идет! Я слышу! Откройте дверь! Откройте дверь, Бернье! Я сама его встречу!» И Бернье открыл ей дверь, в то время как она не переставала стонать: «Спрячьтесь! Уйдите! Чтобы он ничего не узнал!» Бернье продолжал:

– Вы ворвались как ураган, господин Рультабий. И она увлекла вас в гостиную старого Боба. Вы ничего не заметили. Я остался с господином Дарзаком. Человек на полу перестал хрипеть. Господин Дарзак, по-прежнему склоненный над ним, сказал мне: «Скорее мешок, Бернье, мешок и камень, и мы выкинем его в море, и никто о нем не узнает!»

– Тогда, — продолжал Бернье, — я вспомнил о мешке с картофелем; моя жена собрала картошку в мешок, я все опять из него высыпал и принес мешок господину Дарзаку. Мы старались шуметь как можно меньше. В это время госпожа, вероятно, рассказывала вам какие-нибудь небылицы в гостиной старого Боба, а господин Сенклер расспрашивал мою жену в нашей комнате. Мы тихонько засунули труп в мешок, и господин Дарзак тщательно обмотал его веревкой. Но я посоветовал не бросать его в море, так как там недостаточно глубоко и вода бывает иногда так прозрачна, что видно дно. «Что же мне с ним делать?» — спросил шепотом господин Дарзак. Я ответил: «Ей-богу, не знаю. Все, что я мог сделать для вас и для госпожи, да и для человечества против такого разбойника, как Фредерик Ларсан, — я сделал. Но не требуйте от меня большего, и да хранит вас Бог!» И я вышел из комнаты и встретил вас, господин Сенклер. А затем вы по просьбе господина Дарзака пошли за господином Рультабием. Что касается моей жены, то ей едва не сделалось дурно, когда она вдруг увидела, что господин Дарзак весь в крови, да и я также!.. Посмотрите, господа, у меня руки совсем красные! Ах! Только бы все это не принесло нам несчастья! В конце концов, мы исполнили свой долг! И он был ловким разбойником!.. Но, знаете, что я вам скажу?.. Никогда не удастся скрыть подобную историю… и лучше будет сейчас же рассказать все полиции… Я обещал молчать и буду молчать, насколько смогу, но я рад, что вам теперь все известно, потому что вы друзья господам Дарзак и, может быть, сумеете их уговорить. Зачем они скрывают? Да это же честь — убить Ларсана!.. Простите еще раз, что произношу его имя… я знаю, оно не из честных… Но разве это не подвиг — освободить от него землю, избавившись от него самим? Ах, да… состояние!.. Госпожа Дарзак обещала мне целое состояние, если я буду молчать! Но что мне с ним делать?.. Служить нашей бедной госпоже, которая перенесла столько страданий, для меня не меньшее счастье!.. Я ничего не хочу!.. Ничего!.. Только она пусть говорит!.. Чего ей бояться? Я сказал ей это, когда вы ушли спать и мы остались в Квадратной башне одни с трупом. Я сказал ей: «Вы должны кричать, что вы его убили! Весь свет будет вам рукоплескать!» Она мне ответила: «Довольно одного скандала, Бернье; насколько это будет в моих силах, мы постараемся все скрыть! Мой отец не перенесет этого!» Я ничего ей не ответил, хотя мне и очень хотелось. У меня вертелось на языке: «Если дело раскроется позднее, злые люди приплетут разный вздор, и ваш отец тем более не перенесет этого!» Но всякий рассуждает по-своему! Она хочет, чтобы молчали! Ну что же, будем молчать!..

Бернье направился к дверям, показывая нам свои руки:

– Пойду отмывать кровь этой свиньи.

Рультабий остановил его:

– А что говорил в это время Дарзак? Каково было его мнение?

– Он повторял: «Все, что сделает госпожа Дарзак, прекрасно. Слушайтесь ее, Бернье». Платье господина Дарзака было изорвано, на шее у него осталась царапина, но он не обращал на это внимания, в сущности, его интересовало лишь одно: каким образом негодяй мог к нему проникнуть. Он все время возвращался к этому вопросу. Первыми его словами были: «Когда я только вошел в свою комнату, там никого не было, и я сейчас же закрыл дверь на замок».

– Где это происходило?

– В моей комнате, в присутствии моей жены, которая совсем убита этим, бедная женщина!

– А труп? Где он был?

– Он остался в комнате господина Дарзака.

– Каким же образом они решили отделаться от него?

– Мне это неизвестно, но, наверно, они пришли к какому-нибудь решению, потому что госпожа Дарзак сказала мне: «Бернье, я прошу вас о последней услуге: сходите в конюшню и запрягите Тоби в английский шарабан. Старайтесь не разбудить Уолтера. Если же вы его разбудите, то скажите ему так же, как и Маттони, который караулит у ворот, что экипаж нужен господину Дарзаку, который должен быть в четыре часа в Кастелларе, он отправляется в Альпы». Госпожа Дарзак сказала мне еще: «Если вы встретите Сенклера, не говорите ничего и пришлите его ко мне. Если же вы встретите Рультабия, не говорите и не делайте ничего»! Она не хотела, чтобы я выходил, пока не закрылось ваше окно и не погас свет у вас в комнате. Однако и насчет трупа мы были не совсем спокойны, потому что он снова стал вздыхать, и какие вздохи! Остальное вы видели и знаете теперь столько же, сколько и я! Да хранит нас Бог!..

Когда Бернье окончил свой рассказ, в котором было столько необъяснимо загадочного, Рультабий искренне поблагодарил его за преданность, велел ему держать все в тайне, извинился за свою резкость и приказал ничего не говорить о нашем допросе госпоже Дарзак. Бернье перед уходом хотел пожать репортеру руку, но Рультабий отдернул свою:

– Нет, Бернье, вы весь в крови…

Бернье ушел в Квадратную башню.

– Итак, — сказал я, когда мы остались одни, — Ларсан мертв?..

– Боюсь, что да, — ответил он.

– Боитесь? Но почему?..

– Потому что, — сказал он каким-то глухим голосом, — потому что такая смерть Ларсана, когда он не входил в башню ни живой ни мертвый, страшит меня больше, чем его жизнь!