Глава XXVI
Грайс наконец высказывается
Я не в состоянии описать чувство, охватившее меня при этих словах. Грайс заметил мое волнение и сказал:
– Я вижу, что вас обуревают сомнения. Но неужели вас никогда не посещало подобное предположение?
– Не спрашивайте меня об этом. Я никогда не допускал даже мысли о возможности чего-либо подобного. Какие бы выгоды Мэри ни приобрела от смерти своего дяди, ей никогда не пришла бы в голову мысль убить его собственноручно!
– Почему вы так думаете? Когда речь шла о Клеверинге, — с иронией заметил Грайс, — вы рассуждали совершенно иначе — вы без колебаний готовы были обвинить его в убийстве.
– Но ведь он мужчина… Только если бы она сама, добровольно призналась мне в убийстве, я поверил бы, что она действительно совершила это преступление.
– Прочитайте протокол следствия, — заметил Грайс.
– Что мне за дело до протоколов! — воскликнул я. — Никакие протоколы не убедили бы меня в виновности Элеоноры! То же самое, конечно, относится и к ее кузине. У Мэри есть свои недостатки, но она не преступница — нет!
– В таком случае вы судите о ней совершенно иначе, чем ее кузина, — сказал Грайс.
– Я вас не понимаю, — прошептал я, и в глубине души у меня шевельнулось ужасное подозрение.
– Как? Неужели вы уже забыли то ужасное обвинение, которое одна кузина высказала в лицо другой в тот достопамятный день, когда было обнаружено убийство?
– Нет, но…
– Вы думали, что те знаменательные слова Мэри сказала Элеоноре? — Саркастичная улыбка скользнула по лицу Грайса. — Я не стал вас разуверять: достаточно было, чтобы один из нас напал на правильный след, другой мог пойти и по ложному.
– Как? Вы хотите сказать, что те ужасные слова были произнесены Элеонорой? Значит, все это время я находился во власти ужасного заблуждения, а вы ни одним словом не попытались избавить меня от него?
– На этот счет я должен сказать, что не без особого умысла так долго позволял вам идти по ложному следу. Голоса сестер очень похожи, и они стояли в таких позах, что Мэри вполне можно было счесть как обличительницей, так и обвиняемой. Хотя я был почти уверен в том, что правильно понял застигнутую нами сцену, все же счел необходимым оставить вас при ином мнении. В этом случае мы могли бы проверить истинность обеих версий, что было чрезвычайно важно. Получается, вы все это время думали, что Мэри обвиняла Элеонору, а у меня было противоположное мнение. И каков же результат наших поисков истины? В ваших действиях все время чувствовались сомнения и неуверенность. Чем дальше, тем больше вы запутывались в происходящем, я же, напротив, убеждался в том, что оказался прав в своем первоначальном предположении.
– Но, если Элеонора подозревает, что Мэри замешана в преступлении, вероятно, у нее есть для этого какие-нибудь основания? — спросил я, наконец, нерешительно.
– Да, я уверен, что есть. Неужели вы полагаете, что она бросила этот ключ в камин без особой нужды или постаралась уничтожить письмо, компрометирующее ее кузину, только ради своего удовольствия?
– Конечно, нет…
– И неужели вы до сих пор уверены в том, что Мэри не виновна, несмотря на перемену отношения к ней кузины после смерти их дяди? Подумайте о том, что вы совсем недавно познакомились с обстановкой, в которой жили сестры Левенворт, и видели Мэри только в таком свете, в каком она сама пожелала предстать перед вами.
– Но послушайте, — я сделал слабую попытку возразить, — ведь Элеонора такая же простая смертная и легко могла ошибиться в своих предположениях. И наконец, мы не знаем, на чем именно основываются ее подозрения. Клеверинг мог оказаться убийцей, точно так же как и Мэри, если судить по тому, что мы о нем слышали.
– Вы положительно не можете отказаться от мысли, что убийца — Клеверинг.
Я вздрогнул. Неужели это было действительно не так? Неужели я сужу о нем пристрастно и рассказ Харвелла о том кошмарном сне так глубоко запал мне в душу?
– Может быть, вы и правы, — продолжал Грайс, — я ведь не настаиваю на том, что мои предположения есть непреложная истина. Расследование позволит нам выяснить все детали, хотя я, откровенно говоря, сильно сомневаюсь в участии Клеверинга в этом деле. Однако многое в его поведении действительно вызывает подозрения.
– Особенно то, что он бросил свою жену.
– Но он никогда ее не бросал.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мистер Клеверинг и не думал уезжать из Нью-Йорка. Он не исполнил требования своей жены и только сменил квартиру: он живет теперь в доме напротив ее жилища и целыми днями сидит у окна и следит за тем, кто входит в дом и выходит оттуда.
– Но ведь мне сообщили в Гофман-хаусе, что он уехал в Европу. У меня даже состоялся разговор с извозчиком, который доставил его на пристань.
– Совершенно верно.
– А затем Клеверинг отправился обратно в город?
– Да, он вернулся в другом экипаже и поселился в другом доме.
– И вы все-таки утверждаете, что этот человек вне всяких подозрений?
– Этого я не говорю. Но во всяком случае я не подозреваю его в убийстве Левенворта.
Я поднялся с места и начал молча вышагивать по комнате, но часы напомнили мне, что дело не терпит отлагательств. Я остановился перед Грайсом и поинтересовался, что он теперь собирается делать.
– Мне остается еще кое-что устроить, — сказал он.
– И что именно?
– На основании фактов, которыми я располагаю, предложить судебным властям арестовать мисс Левенворт.
До сих пор я сдерживался и даже теперь не вскрикнул от негодования, но я не мог уйти, не попытавшись прежде изменить его решение.
– Я не вижу достаточных оснований для того, чтобы поступать таким образом, — заметил я.
– Я упомянул только о мисс Левенворт, но не уточнил, которую из них имел в виду, а речь шла о мисс Элеоноре, — произнес Грайс.
– Об Элеоноре? Правильно ли я расслышал?!
– Да, ведь она единственная, против кого имеются хоть какие-то улики.
С этим замечанием я вынужден был согласиться.
– Мистер Рэймонд, — сказал сыщик, — дело в том, что общество уже начинает терять терпение, и следует незамедлительно что-то предпринять. Элеонора вела себя подозрительно и должна нести ответственность за свои поступки. Мне ее очень жаль, поскольку она прелестная девушка, и я сам ею восторгаюсь, но мы стоим на страже закона. И хотя лично я убежден в ее невиновности, но тем не менее вынужден буду ее арестовать, если…
– Но я не могу этого допустить! — выкрикнул я, вне себя от отчаяния. — Ведь этим ее имени был бы нанесен непоправимый вред, а вся вина Элеоноры состоит только в том, что она жертвовала собой, желая спасти кузину!..
– …если до завтрашнего дня не случится ничего нового, — докончил Грайс фразу, не слушая меня.
– До завтрашнего дня?
– Да, это мое последнее слово.
Я не мог примириться с мыслью, что мои старания пропали даром.
– Неужели вы не можете дать мне еще несколько дней отсрочки?
– А зачем, позвольте спросить?
– Я хочу отыскать Клеверинга и узнать истину у него.
– Чтобы испортить все? — воскликнул Грайс. — Нет, жребий брошен. Элеоноре Левенворт известны факты, на основании которых она и заподозрила кузину в убийстве. Она сообщит их нам или понесет наказание за молчание.
Я предпринял еще одну попытку:
– Но почему непременно завтра? Мы и так уже потеряли много времени в бесплодных поисках! Почему мы не можем подождать, особенно теперь, когда напали на верный след? Продолжим расследование…
– И потеряем еще больше времени, — докончил за меня Грайс. — Нет, друг мой, довольно. Мы должны решиться на этот непростой шаг, хотя, если бы у меня было одно-единственное недостающее звено…
– Какое звено?
– Я должен выяснить истинный мотив этого убийства, мне необходимо доказательство того, что старик Левенворт угрожал племяннице своей немилостью или Клеверингу — мщением. В этом случае арест Элеоноры будет излишним. Но подобный пробел заполнить нелегко. И только признание самого убийцы может помочь нам в этом. Я скажу вам, что намереваюсь сделать, — воскликнул он вдруг. — Мисс Мэри просила меня сообщать ей обо всех деталях расследования, она страстно жаждет найти убийцу и, как вы знаете, обещала значительную награду за его поимку. Я исполню ее желание и выскажу свои подозрения. Вполне вероятно, что в первую минуту от испуга и удивления она и проговорится о чем-нибудь.
В замешательстве я вскочил с места.
– Во всяком случае я попытаюсь это сделать, — невозмутимо заметил Грайс.
– Вам это не поможет. Если Мэри виновата, она в этом никогда не сознается; если нет…
– Если нет, то она назовет имя убийцы.
– Если убил Клеверинг, то бессмысленно ожидать этого, ведь он ее муж, — возразил я.
– Назовет даже и в этом случае, — ответил Грайс, — она не способна на такое самопожертвование, как Элеонора.
С этим замечанием я поспорить не мог. Мэри не стала бы прятать ключ ради спасения другого — она заговорит, если обвинение падет на нее.
В тот вечер я лег спать рано, но, как ни старался, уснуть не мог. Наконец, я оставил мысль о сне и принялся размышлять о том, что теперь могло произойти: возможно, Клеверинг сознается во всем, или объявится Джен, или же Мэри, наконец, сообщит нечто важное. Но чем больше я гадал, тем больше убеждался, что все это маловероятно.
Под утро я все-таки заснул и видел во сне, что Мэри стоит напротив Грайса с револьвером в руках. Вдруг я услышал, что в дверь моей комнаты стучат; я быстро вскочил с постели и спросил:
– Кто там?
Ответ последовал в виде письма, просунутого в приоткрытую мною дверь комнаты. Я торопливо вскрыл конверт и прочитал присланное мне Грайсом сообщение: «Приходите немедленно, Джен нашлась». Через час я уже был у сыщика.
– Это правда? Вы нашли Джен? — произнес я, войдя к нему.
– По крайней мере мы так думаем.
– Но когда? Где? Каким образом?
– Прежде всего сядьте, а затем я все вам расскажу.
Я поспешил последовать приглашению.
– Дело в том, что мы еще не совсем в этом уверены, — начал сыщик, — но нам сообщили, что в верхнем окне одного дома в Р., куда Джен часто ездила вместе с сестрами Левенворт, была замечена какая-то молодая девушка. А поскольку известно, что Джен в ту роковую ночь поехала по железной дороге именно в этом направлении, то и решили, что нужно проверить этот след.
– Но…
– Если это она, то ее тщательно прячут, — продолжал Грайс, — никто, кроме моего доверенного, не видел ее, и даже соседи не подозревают, что она там живет.
– Значит, Джен укрывают в одном из домов в Р.? Но кому принадлежит этот дом?
Грайс улыбнулся:
– Его владелицу зовут Эми Бельден.
– Эми Бельден? Но ведь именно это имя было написано на разорванном конверте, который служанка Клеверинга нашла в его лондонской квартире?
– Да.
Я не мог скрыть своей радости.
– Открытие весьма важное, — проговорил я. — Когда вы получили это известие?
– Сегодня утром, мне сообщил его «Тонкое Чутье».
– Значит, он получил телеграмму из Р.?
– Да.
– Кем отправлена телеграмма?
– Одним весьма почтенным господином, который живет по соседству с миссис Бельден.
– Вы, вероятно, уже послали туда «Тонкое Чутье», чтобы он выяснил все подробности?
– Нет, это слишком ответственное поручение, и я боюсь его возлагать на него одного. Надо, чтобы кто-нибудь руководил им в этом деле, в одиночку ему не справиться.
– И…
– Я хотел бы, чтобы вы туда поехали. Я сам не могу и не знаю никого, кроме вас, кто мог бы с успехом довести это дело до конца. Как вы, вероятно, понимаете, недостаточно только увидеть девушку и убедиться в том, что это Джен. Мы должны задержать ее, но так, чтобы об аресте никто не знал. Суметь обеспечить себе доступ в чужой дом, отыскать там спрятанную девушку, доставить ее оттуда в Нью-Йорк, ко мне в контору, так, чтобы ни у кого из соседей не возникло ни малейшего подозрения на этот счет, — это такое дело, которое требует ловкости, деликатности и решительности. Женщина, спрятавшая у себя девушку, вероятно, имеет свои причины поступать так, а не иначе, — мы должны их узнать. Как видите, дело сложное. Как вы думаете, у вас получится?
– По крайней мере я сделаю все, что в моих силах.
Грайс провел рукой по своей больной ноге и проговорил с сожалением:
– А я вынужден лежать здесь, пока другие действуют!.. Но перейдем к делу. Когда вы думаете выезжать?
– Немедленно.
– Хорошо! Очередной поезд отправляется в четверть первого. Как только вы окажетесь в Р., вы должны будете, так или иначе, стать вхожи в дом вдовы Бельден, не возбуждая подозрений. Мой агент последует за вами, но он будет переодет и подойдет к вам только тогда, когда вы подадите условный знак. Вы будете действовать самостоятельно, и он тоже, пока обстоятельства не заставят вас объединить усилия. Можете быть уверены, что он не выпустит вас из виду, и знак, поданный ему красным платком… у вас есть такой?
– Я куплю.
– Если вы вынете этот платок, он поймет, что вы нуждаетесь в помощи, и поспешит к вам.
– Это все, что вы хотели мне сказать? — поинтересовался я, когда Грайс замолчал.
– Да, кажется, все. Вы должны поступать согласно обстоятельствам — ваши сообразительность и находчивость подскажут, что следует делать. Если сможете, пришлите о себе весточку.
С этими словами сыщик сообщил ключ к шифру, чтобы я мог телеграфировать ему в случае необходимости.