– Подождите, — перебил меня сыщик, — как вы считаете, он сделал это умышленно или же все произошло случайно?
– Насколько я знаю, он пошел на это совершенно сознательно
Грайс помолчал немного, потом заметил:
– Боюсь, что розыски, предпринятые вами самостоятельно, ни к чему не приведут. Вы вообще непривычны к этому делу и легко можете напасть на ложный след или направить свое внимание на второстепенные факты, а не на главные.
– Об этом вы должны были подумать до того, как предложили мне помочь вам, — возразил я довольно резко.
– Так, значит, вы все же намерены проводить розыски без посторонней помощи? — поинтересовался сыщик.
– Мистер Грайс, — ответил я, — дело обстоит следующим образом: насколько мне известно, Клеверинг — вполне порядочный человек с незапятнанной репутацией. Сначала я даже не подозревал, с каким намерением вы обратили мое внимание на его персону, но поскольку мне стали известны некоторые факты из его жизни, то я доведу дело до конца и исследую их всесторонне.
– Хорошо, — согласился он, — вам виднее. Во всяком случае необходимо предпринять хоть что-нибудь — время уходит, да и публика уже выражает нетерпение.
– Я знаю. Потому-то я и поспешил к вам, чтобы попросить оказать мне содействие, насколько это возможно при нынешнем положении дел. Вам известны некоторые факты из жизни интересующего нас лица, и я тоже хотел бы ознакомиться с ними. В том, что вы их знаете, я уверен, иначе ничем не могу объяснить себе вашего поведения по отношению ко мне. Итак, будем говорить откровенно. Можете ли вы сообщить мне все, что вам известно о Клеверинге, не требуя с моей стороны такой же откровенности?
– Мне кажется, вы просите слишком многого от такого преданного своему делу сыщика, как я.
– Я это знаю и при других обстоятельствах долго бы раздумывал, прежде чем обратиться к вам с подобной просьбой. Но дело обстоит таким образом, что я совершенно не могу обойтись без некоторой помощи с вашей стороны. Во всяком случае…
– Подождите минутку. Вы не думаете, что одна из племянниц Левенворта влюблена в Клеверинга?
Хоть я и старался обходить молчанием все, что касалось этой темы, но, услышав слова сыщика, невольно покраснел.
– Я почти уверен в этом, — продолжал Грайс, — поскольку Клеверинг им не родственник и не считается другом дома, но в то же время между семейством Левенворт и Клеверингом существует какая-то связь.
– Не знаю, почему вы пришли именно к такому заключению, — ответил я. — Клеверинг в этом городе чужой, он вообще находился здесь так недолго, что едва ли имел возможность свести близкое знакомство с сестрами Левенворт.
– Но ведь он не впервые приехал в Нью-Йорк. Я знаю наверняка, что год назад этот субъект провел здесь несколько месяцев.
– Вот как?!
– Да.
– Что еще вы знаете? Зачем мне бродить наугад в поисках того, что вам уже давно известно? Исполните мою просьбу, мистер Грайс, и вы не раскаетесь в этом. Уверяю, мною руководит не эгоистическое чувство. Если я достигну успеха в своем расследовании, вся честь этого открытия будет приписана вам; если потерплю неудачу, то осрамлюсь только я.
– Согласен, — заявил он, — но какое же вознаграждение вы потребуете для себя?
– Наградой мне послужит то, что я освобожу невиновную девушку от ужасного подозрения, тяготеющего над ней.
Слова мои, по-видимому, удовлетворили Грайса. Он спросил:
– Что же, собственно говоря, вы хотите знать?
– Во-первых, какое отношение имеет Клеверинг к этому темному делу? На чем основываются ваши подозрения, что этот вполне порядочный человек каким-то образом к нему причастен?
– Этого вопроса вам не следовало мне задавать.
– Отчего же?
– Потому что вы сами могли бы ответить на него наилучшим образом.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы помните записку, которую Мэри Левенворт в вашем присутствии опустила в почтовый ящик, когда вы сопровождали ее к знакомым?
– В тот день, когда началось следствие?
– Да.
– И что же?
– Неужели вам не пришло в голову взглянуть, кому адресована эта записка, прежде чем ее опустили в ящик?
– Я не имел на это права.
– Но разве письмо было написано не в вашем присутствии?
– При мне.
– И вы даже не сочли нужным обратить на него внимание?
– Я не понимаю, каким образом я мог помешать Мэри Левенворт опустить послание в почтовый ящик…
– Да, конечно, это было бы затруднительно, — заметил сыщик с иронией.
– Но как вы узнали о записке? Ах, — воскликнул я, — ведь вы предоставили нам извозчика, который правил нанятым нами экипажем. Возница, вероятно, был одним из ваших агентов?
– Вы не совсем угадали, — ответил Грайс, искоса посматривая на свои закутанные ноги. — Я выяснил только, что письмо было опущено в почтовый ящик в определенном часу на определенной улице. Я тотчас телеграфировал в почтовое отделение, в ведении которого находился этот ящик, чтобы там обратили внимание на письмо, адрес которого был написан карандашом. Когда я чуть позже приехал в отделение, мне показали послание, и я прочел адрес.
– И что же это был за адрес? Кому предназначалось письмо?
– Генри Клеверингу. Гофман-хаус, Нью-Йорк.
– Ах вот почему вы обратили свое внимание на этого человека? — спросил я.
– Да.
– Странно… Впрочем, продолжайте, прошу вас.
– Я, конечно, поехал в Гофман-хаус. Там я выяснил, что Клеверинг явился туда прямо с ливерпульского парохода, на котором прибыл в Нью-Йорк месяца три назад, и что он занимает одну из лучших комнат. О нем в доме не знали ничего, но было замечено, что этот господин водит знакомство только с представителями высшего света, причем все относятся к нему с чрезвычайным уважением. Судя по манерам и образу жизни, он, должно быть, очень состоятельный человек. Затем я отправился в контору отеля и стал дожидаться той минуты, когда ему вручат записку Мэри, чтобы понаблюдать, какое впечатление она на него произведет.
– И что же, это вам удалось?
– Нет. В самую решительную минуту между нами кто-то встал. Но в тот же вечер я узнал от прислуги отеля, что их гость был очень взволнован этой запиской. Я немедленно командировал к Клеверингу своих людей, и в продолжение двух дней за ним наблюдали. Но мы ничего этим не добились. Хотя он читал с большим интересом газеты и часто появлялся у дома Левенворта, но ни разу не решился переступить его порог и вообще не пытался войти в сношения с его обитателями. В это время вы как раз и нанесли мне визит. В надежде, что, возможно, вам удастся узнать, в каких отношениях с этими барышнями состоит Клеверинг, я и поручил вам следить за ним.
– И оказалось, что я плохой вам помощник, не так ли?
Грайс предпочел не отвечать на этот вопрос.
– А вы пытались выяснить, где Клеверинг провел вечер накануне убийства старика Левенворта? — поинтересовался я.
– Да, пытался, но без особенного успеха. Все подтвердили, что он в этот вечер куда-то отлучался из дома, но, когда слуга пришел зажечь огонь в его комнате, он уже лежал в постели.
– Значит, вы не знаете ничего, что могло бы раскрыть его отношение к племянницам?
– Ровно ничего.
– Еще один вопрос: известно ли вам, когда и каким образом он приобрел в тот вечер газету?
– Нет, видели только, как он вышел из столовой, держа в руке «Ивнинг пост», и поспешил к себе в комнату, даже не притронувшись к обеду.
– Однако это похоже на то…
– Это похоже вот на что: если бы Клеверинг был убийцей, то он или вовсе не заказывал бы обеда, или преспокойно съел бы его, после того как прочел газету.
– Значит, вы думаете, что его можно не подозревать в этом убийстве?
Грайс пожал плечами, взглянул на бумаги, торчавшие у меня из кармана, и сказал:
– После того, что вы мне сообщили, мне приходится подозревать его.
– Каким образом вам удалось узнать, что Клеверинг в прошлом году побывал здесь, в Нью-Йорке? — вернулся я к своим расспросам. — Вы узнали об этом в Гофман-хаусе?
– Нет, эти сведения я получил из другого источника, а именно из Лондона.
– Из Лондона?
– Да, у меня там есть друг, и он изредка оказывает мне различные услуги, в которых я нуждаюсь в силу своего ремесла.
– Но как же вам это удалось? Ведь со времени убийства вы не могли успеть получить из Лондона ответ.
– Мне этого вовсе и не надо было делать. Достаточно было телеграфировать другу фамилию интересующего меня лица, и он уже знал, что должен прислать все сведения об этом субъекте, какие только смог собрать.
– Значит, вы телеграфировали ему фамилию Клеверинга?
– Да, я послал шифрованную телеграмму.
– И ответ вами уже получен?
– Сегодня утром.
Грайс вынул из кармана сложенную бумагу и передал ее мне. В довольно объемистой записке говорилось, что Клеверингу 43 года, живет он в Портленд-плейс в Лондоне, вместе со своей матерью. Его ежегодный доход равняется приблизительно 5000 фунтам стерлингов. Состояние это унаследовано им частично от отца, частично от дяди. В 1876 году он ездил в Америку, но вернулся уже через три месяца, так как заболела его мать; о том, чем он занимался в Америке, ничего не было известно. За последнее время замечено, что он стал очень молчалив, всегда с нетерпением ожидает почты и особенно интересуется заграничными письмами. На одном из конвертов, выброшенных в корзину для бумаг под письменным столом, была надпись «Эми Бельден». Бо`льшая часть его американских корреспондентов имеет местом своего пребывания Бостон, но двое живут в Нью-Йорке: имена их неизвестны, но есть предположение, что это банкиры. Указанный субъект привез с собой очень много багажа и часть своего дома обустроил так, словно там должна была поселиться дама, но потом эти помещения опять заперли. Два месяца назад он вновь отправился в Америку и за это время прислал в Портленд-плейс две телеграммы. Недавно от него пришло также несколько писем со штемпелем «Нью-Йорк»; последнее, доставленное пароходом, было отослано из Ф., штат Нью-Йорк.
Бумага выпала из моих рук. Ф. был маленьким городком неподалеку от курорта Р.
– Письмо вашего приятеля — лучший козырь в моих картах! — воскликнул я. — В нем содержатся как раз те сведения, которые мне необходимы. Благодаря ему через неделю я сорву покров с тайны, окутывающей Клеверинга.
– А когда я могу надеяться принять участие в вашем расследовании? — спросил Грайс.
– Как только я буду уверен в том, что напал на верный след.
– И много времени вам для этого понадобится?
– Нет, мне нужно только установить достоверность одного факта и…
– Подождите, может быть, я могу кое-что сделать для вас.
С этими словами Грайс указал мне на письменный стол, попросил открыть верхний его ящик и достать оттуда наполовину сожженный клочок бумаги. Я исполнил просьбу и подал ему эту бумажку.
– Это результат дальнейших исследований, предпринятых Фоббсом в остатках угля в камине, — заметил Грайс. — Вы думали, что тогда мы нашли только ключ, но после более тщательного осмотра мы обнаружили вот это.
С первого же взгляда на находившуюся у меня в руках бумагу я убедился, что это было письмо, разорванное, наполовину сожженное и, что всего важнее, запачканное кровью.
– Что вы об этом думаете? — спросил я Грайса в недоумении.
– Я как раз собирался спросить об этом вас.
Я подавил в себе чувство брезгливости и взял обрывки бумаги.
– Мне кажется, что это клочки какого-то письма, — произнес я.
– Без сомнения, — несколько насмешливо ответил Грайс.
– Это письмо, судя по каплям крови, вероятно, находилось на письменном столе мистера Левенворта в минуту его смерти.
– Совершенно верно.
– Письмо было разделено на части и затем сильно измято, перед тем как было брошено в камин, где его и нашли.
– Прекрасно, — заметил Грайс, — продолжайте.
– Написано оно, насколько можно судить, человеком образованным, но я уверен, что не мистером Левенвортом, так как я хорошо изучил его почерк. Постойте, если у вас есть клей, мы можем наклеить эти клочки на лист бумаги, тогда нам будет легче в них разобраться.
– Клей стоит на столе.
Я взял баночку и принялся рассматривать обрывки письма, чтобы, рассортировав, расположить их в правильном порядке. Через некоторое время уже можно было прочесть отдельные строки.
– Замечательно, — произнес Грайс, когда я продемонстрировал ему лист бумаги с наклеенными на него клочками письма.
– Адрес отправителя не ясен, — сказал я, — но в нем определенно присутствует слово «хаус». Что касается времени написания письма, то я разглядел букву «т», — по всей вероятности, она входит в слово «март». Письмо написано Генри Клеверингом, — заключил я с уверенностью.
– Почему вы так думаете?
Я достал визитную карточку, подписанную Клеверингом, — он вручил ее мне, когда был у меня с визитом, — и положил ее рядом с собранными клочками записки. Сомнений не оставалось: тем же почерком, что и на карточке, на бумаге было написано Г… Кл…
– Да, это почерк Клеверинга, — заметил Грайс, без особенного, однако, удивления.
– А теперь займемся изучением содержания письма, — сказал я.
Я начал читать слова по порядку, останавливаясь в тех местах, где буквы стерлись:
«Ваша племянн… воспита… достойна …бви и довер… любого мужчины … прекрас… и оча…на, но нет розы… шипов, и эта ро… не составляе… …ния: она в состоянии …чить … и заставл… страдать… доверял ей. … не верите, посмотр… ее прекрас… и жесток… лицо. Г… Кл…».
– Это похоже на то, будто автор письма обвиняет в чем-то одну из племянниц Левенворта, — произнес я и испугался собственного предположения.
– Почему вы так решили? — спросил Грайс.
– Дело в том, — ответил я, — что я уже слышал про это письмо. Оно действительно написано Клеверингом, и в нем содержится жалоба на одну из племянниц старика.
Я пересказал сыщику разговор с Харвеллом.
– Ага, значит, Харвелл заговорил, — хмыкнул Грайс. — А то я подумал, что он дал обет молчания.
– Мы с Харвеллом в продолжение этой недели встречались почти каждый день, — заметил я, — было бы странно, если бы он ничего не рассказал.
– И он утверждает, что прочитал письмо, написанное Клеверингом покойному?
– Именно так, но содержание послания он якобы не разобрал в деталях.
– Ну, эти клочки бумаги могли бы помочь ему вспомнить.
– Лучше ему не говорить, что эта записка попала к нам в руки, — заметил я, — по возможности нам надо обойтись без посторонней помощи.
– Согласен, — кивнул Грайс.
Тогда я снова принялся за изучение своих трофеев, и после долгих усилий мне наконец удалось составить приблизительно следующее:
«…хаус. 1 марта 1876 года
Ваша племянница, вами воспитанная, достойна любви и доверия любого мужчины. Она прекрасна и очаровательна, но нет розы без шипов, и эта роза не составляет исключения: она в состоянии …чить и заставлять страдать … доверял ей. Если не верите, посмотрите… ее прекрасное и жестокое лицо. Генри Клеверинг».
– Общее содержание письма ясно, — сказал Грайс, когда я зачитал ему результат своего труда.
– Тон послания является далеко не лестным для особы, о которой в нем идет речь. По всей вероятности, автор письма был жестоко ею оскорблен, несмотря на то что он признает и ее красоту, и прочие достоинства.
– Да, случается, что следствием подобного рода оскорбления становится преступление.
– Кажется, я догадываюсь, в чем заключалось это оскорбление, — проговорил я, — но не могу вам сообщить ничего более вразумительного до тех пор, пока не найду доказательств, подтверждающих правильность моих предположений.
– Так, значит, вы не считаете найденное письмо тем звеном, которого недоставало в цепи разрозненных доказательств?
– Нет, но оно тем не менее дало мне некоторую ценную информацию.
– Во всяком случае это письмо имело огромное значение, иначе мисс Элеонора не стала бы рисковать своей честью, во-первых, для того, чтобы забрать его со стола своего дяди, а во-вторых, чтобы…
– Подождите, — воскликнул я, — почему вы так уверены, что мисс Элеонора забрала письмо в то роковое утро со стола своего покойного дяди?
– Письмо нашлось в камине вместе с ключом, и оно, так же как и ключ, было забрызгано кровью.
Я покачал головой, ведь Элеонора говорила мне, что уничтожила бумагу, и заявил сыщику:
– Ваши доводы не убедили меня. Во-первых, Фоббс не упоминал, что видел в руках у мисс Элеоноры бумагу, когда она наклонялась к камину. Значит, эти обрывки могли лежать там и прежде. К тому же камин отнюдь не такое место, где стали бы прятать важные документы…
– Вы изумляете меня своей проницательностью, — равнодушным тоном проговорил Грайс, внимательно разглядывая мой галстук.
– А что вы сами думаете обо всем этом?
– Вы ведь знаете, что с тех пор, как я передал это дело в ваши руки, я больше им не занимался.
– Но все-таки?..
– И все-таки ясно как день, что это письмо находилось на столе Левенворта в минуту его смерти, что Элеонора забрала его, после того как тело перенесли в другую комнату, и что она спрятала его в карман. Затем она постаралась отделаться от сыщика, следившего за ней, и поспешила кинуть ключ в камин, письмо же бросила туда намного раньше.
– Я воздержусь от каких-либо заключений, пока не выясню наверняка, подтвердились ли мои подозрения относительно другой особы или же оказались ложными.
Я попросил Грайса сообщить мне адрес его агента-сыщика, известного под прозвищем «Тонкое Чутье», чтобы заручиться на всякий случай надежным помощником, после чего отправился к Виллею.