Глава XVIII
На лестнице

Удивленный этим неожиданным визитом, я стоял на лестнице, стараясь собраться с мыслями, как вдруг до моих ушей донесся знакомый монотонный голос. Я подошел к дверям библиотеки и услышал, как Харвелл читает вслух выдержку из рукописи своего покойного патрона. Я открыл дверь и вошел в комнату.

– Как вы поздно, — произнес он, встал и пододвинул мне стул.

– Да, — машинально ответил я: мыслями я был внизу, в гостиной.

– Вы, кажется, не совсем здоровы, — заговорил опять Харвелл.

Я тотчас взял себя в руки и углубился в чтение рукописи, но буквы плясали перед моими глазами.

– Боюсь, что сегодня я для вас плохой помощник, — сказал я наконец. — Я не в состоянии сосредоточиться на работе, пока убийца автора этой рукописи не будет, наконец, найден.

Секретарь тоже отодвинул от себя бумаги, как будто и ему они опротивели, но ничего не сказал.

– Мистер Харвелл, тайну этого ужасного убийства во что бы то ни стало надо раскрыть, поскольку из-за этого мучаются и страдают близкие нам люди.

Секретарь вопросительно взглянул на меня и прошептал:

– Мисс Элеонора?

– А также мисс Мэри и другие, наконец, вы сами и я.

– Вы действительно с самого начала выказали необыкновенный интерес к этому делу, — сказал Харвелл, глядя на свое перо.

Я с удивлением взглянул на него:

– А вы? Разве вас не интересует то, что честь и доброе имя семьи, в которой вы жили, затронуты и, может быть, погублены навеки?

Он смерил меня недоброжелательным взглядом и ответил:

– Я же говорил вам, мистер Рэймонд, что мне неприятна эта тема!

Секретарь поднялся с места.

– Приятна она вам или нет, меня не касается, — проговорил я с досадой. — Если вы знаете что-нибудь имеющее отношение к этой трагедии, ваш долг сообщить об этом. Положение, в котором в данную минуту находится мисс Элеонора, должно возбудить в сердце каждого…

– Если бы я знал что-нибудь, что сняло бы с нее это тяжкое подозрение, я бы уже давно все рассказал, — ответил секретарь.

Я закусил губу и тоже встал.

– Если вам нечего больше мне сказать и вы не расположены сегодня работать, то позвольте мне удалиться. Мне надо увидеться с одним из моих друзей, — сказал секретарь.

– Пожалуйста, я вас не задерживаю, — ответил я с горечью.

Харвелл вежливо поклонился и вышел из комнаты. Я слышал, как он пошел по лестнице наверх, и был очень рад, что остался наконец один. Я снова уселся в кресло, чтобы собраться с мыслями, но вскоре почувствовал, что находиться одному в этой комнате для меня невыносимо. Когда по звуку шагов Харвелла я догадался, что он снова спускается, то вышел к нему навстречу и объявил, что если не помешаю, то пройдусь с ним немного.

Харвелл поклонился вежливо, но холодно и продолжал спускаться по лестнице. Я закрыл дверь в библиотеку и последовал было за ним, как вдруг увидел, что он пошатнулся и судорожно ухватился за перила. Лицо его выражало такой ужас, такой испуг, что я бросился на помощь, схватил его за руку и воскликнул:

– Что с вами?

Оттолкнув меня, он указал наверх и произнес:

– Идите скорее назад.

Секретарь крепко ухватил меня за рукав и почти силой потащил наверх; только когда мы очутились на верхней площадке, он отпустил меня и, дрожа всем телом, вновь перегнулся через перила.

– Кто это такой? Как зовут этого человека? — спросил он.

Удивленный таким странным поведением, я также перегнулся через перила и посмотрел вниз; как раз в эту минуту Генри Клеверинг выходил из гостиной.

– Это мистер Клеверинг, — сказал я шепотом, — а что, вы его знаете?

Харвелл прислонился к стене, шепча:

– Клеверинг… Клеверинг…

Потом он вздрогнул и произнес:

– Вы хотели знать, кто убийца Левенворта? Вот он, убийца, смотрите на него!

С этими словами он, шатаясь, направился в ближайший коридор и скрылся в нем. Я бросился следом, добежал до его комнаты, постучал в дверь, но ответа не получил. Тогда я позвал его, но опять-таки безрезультатно. Я решил во что бы то ни стало добиться от Харвелла объяснения; зайдя в библиотеку, я написал коротенькую записку, в которой уведомлял, что буду ждать его следующим вечером с шести до восьми у себя в квартире.

После этого я спустился в гостиную, чтобы переговорить с Мэри, но там меня опять ждала неудача: девушка уже удалилась в свою комнату. Я собирался уходить, когда ко мне подошел Томас и передал записку от мисс Мэри, прибавив, что она извиняется передо мной, но очень устала и не в состоянии сегодня вечером ни с кем разговаривать. Я отошел немного в сторону и прочел следующие строки:

«Вы задаете мне вопросы, на которые я не могу ответить, — все должно идти своим чередом, без всяких объяснений с моей стороны. Мне жаль, что я вынуждена вас огорчить, но выбора у меня нет. Пусть Господь Бог простит нас и поможет всем. М.».

Далее следовала приписка:

«Будет лучше, если каждый из нас постарается молчать и переносить как умеет свои страдания. Завтра к вам зайдет мистер Харвелл. Будьте здоровы».

Я вышел из дому и не успел еще отойти достаточно далеко, как услышал за собой шаги: обернувшись, я увидел, что меня догоняет Томас.

– Сударь, простите за беспокойство, — запыхавшись, сказал он, — но я должен сообщить нечто важное. Когда вы на днях спрашивали, что за господин посещал мисс Элеонору накануне убийства, я дал не тот ответ, который следовало. Сыщики уже старались выпытать у меня это, и потому я был настороже. Но вы, сударь, друг нашего дома, и вам я скажу, что господин, назвавшийся тогда Роем Роббинсом, опять был сегодня у нас, но уже под фамилией Клеверинг. Кроме того, он ведет себя очень странно: тогда, в первый раз, когда я спросил, как о нем доложить, он взял свою карточку и написал на ней другое имя.

– Ну, и что же?

– Мистер Рэймонд, — продолжал дворецкий тихим, взволнованным голосом. — Я еще не сказал вам кое-чего, о чем известно только мне и Молли. Возможно, это следует знать тем, кто ищет убийцу.

– Вы хотите сообщить мне какой-нибудь факт или только свои подозрения?

– Нет, это факт, и я еще раз прошу прощения, что задерживаю вас. Но Молли настаивает, чтобы я рассказал вам все. Она ужасно тревожится за Джен, которая совершенно не виновна. Мы все в этом уверены, хотя злые люди и подозревают ее в убийстве, ведь она исчезла как раз в ту роковую ночь.

– Скорее говорите, в чем дело, — перебил я его.

– Видите ли, я мог бы сообщить об этом мистеру Грайсу, но боюсь сыщиков: они всегда допрашивают так придирчиво, будто думают, что человек знает гораздо больше, чем говорит.

– Скорее к делу, — попросил его я.

– Дело вот в чем: в тот роковой вечер я сам впустил мистера Роббинса, или Клеверинга, как его там зовут, но никто не видел, как он вышел из дома.

– Что вы хотите этим сказать?

– Сейчас объясню. Вернувшись от мисс Элеоноры, которой я ходил докладывать о мистере Роббинсе, я сообщил гостю, что госпожа чувствует себя нехорошо и никого не принимает. Но, вместо того чтобы уйти, он прошел в гостиную и уселся там. Он был ужасно бледен и попросил принести стакан воды. Я пошел в кухню за водой и вдруг услышал, как хлопнула парадная дверь. Когда я вернулся в гостиную, гостя там уже не было. Он, очевидно, ушел, но можно ли сказать наверняка, что это так и было? Ведь он мог в темноте спрятаться где-нибудь в доме… Видите ли, мне и в голову не пришло бы подозревать кого-нибудь из господ, которые бывают у наших барышень. Но поскольку мы все знаем, что в ту ночь кто-то скрывался в нашем доме, а потом убил нашего хозяина, ведь не Джен же его убила, — то…

– Значит, мисс Элеонора не хотела принимать этого господина?

– Как я уже говорил вам, сударь. Сначала она в нерешительности смотрела на карточку, а затем покраснела и велела сказать, что не примет его. Я об этом и не вспомнил бы, если бы этот господин не пришел сегодня снова, уже под другим именем. Молли настояла, чтобы я все вам рассказал…

Вернувшись вечером домой, я составил другой перечень подозрительных обстоятельств и улик, но относились они уже не к Элеоноре, а к Клеверингу.