Все еще приглядывая за своей добычей, миссис Браун быстро подняла глаза на номер двери — 333. Этого она с самого начала решила не забывать ни в коем случае. Затем женщина повернула ручку и прокралась в комнату. После освещенной газом лестницы царившая в комнате тьма показалась непроницаемой, но это не вызвало у миссис Браун страха. Она сама потушила свечи на туалетном столике, отправляясь на поиски лекарства для мужа. Теперь, притворив за собой дверь, женщина приостановилась и прислушалась: судя по дыханию, он спал. Миссис Браун очень хорошо понимала, что отсутствовала довольно долго — вполне достаточно для того, чтобы ее муж успел заснуть. Проходила она, как ей казалось, по крайней мере с час — перетряхивание салфеток длилось бесконечно. Женщина остановилась у стола посреди комнаты, все еще глядя на горчицу, которую теперь тщательно обтирала с руки. Ей и в голову не приходило, что донести такую маленькую и легонькую вещицу окажется так трудно. И все-таки она сделала это, к тому же не уронила ни капли! Взяв какой-то миниатюрный предмет с туалетного стола и его ручкой собирая в кучку расплывавшиеся комочки, она стала размышлять о том, стоит ли будить мужа, раз он спит так сладко, затем снова прислушалась и заметила, что в легком похрапывании, ласкавшем ее слух, не было никаких признаков болезни. «Может быть, в конце концов, он устал и потому так раскис», — подумала любящая супруга и припомнила, как на протяжении всего путешествия не верила в болезнь супруга. Как он отменно ел! С каким наслаждением выкуривал положенное количество сигар! Потом еще этот стаканчик коньяка, против которого она слегка восстала. А вот теперь он спал как младенец, издавая такие полные, совершенные, гармоничные звуки.

Кто не знает этого звука, похожего на скрежет друг о друга двух кусков заржавевшего железа, — звука, который обычно исходит из больных бронхов? Тут о нем не было и речи. Зачем же тревожить мистера Брауна, наслаждавшегося отдыхом перед завтрашним утомительным путешествием?

После всех своих трудов оставить бы миссис Браун просто на столе свою жгучую смесь и тихонько забраться в постель рядом с мужем! Но достойную матрону вдруг поразила мысль о том, как виноват перед ней супруг в том случае, если он здоров. Послать ее в столовую незнакомой гостиницы, заставить ее бродить по коридорам в глухую полночь, рискуя быть оскорбленной первым встречным, с поручением, которое, не будь оно освящено самой настоятельной необходимостью, было бы, несомненно, предосудительно! В эту минуту миссис Браун почти не верила, что он вообще когда-либо был болен по-настоящему. Пусть вытерпит горчичник, если не в виде лечения, то в виде наказания. Горчичник во всяком случае ему не повредит. Итак, желая скорее отомстить за свои ночные подвиги, чем логически их завершить, дочь Альбиона решительно приступила к делу.

Оставив свечу на столе, чтобы действовать обеими руками, она на цыпочках прокралась к постели. Хотя муж и вел себя с ней дурно, ей все-таки не хотелось причинять ему неприятность, разбудив слишком резко. Она решила исполнить обязанность жены, как должна ее исполнить британская матрона, — не только приложить согревающую гущу к его горлу, но и заботливо просидеть рядом с ним двадцать минут, чтобы снять компресс вовремя. Конечно, с этим были сопряжены некоторые затруднения, к примеру, удаление горчицы после того, как она отслужит свою службу. Будь миссис Браун дома, окруженная удобствами, операция была бы произведена с помощью какого-нибудь мешочка из тонкого полотна, сквозь который состав проникал бы в нужной мере. Но в данных обстоятельствах такая возможность ей не предоставлялась. Достойная женщина сознавала, что и так уже совершила чудо, добившись того, чего добилась. Если операция должна была заключать в себе некие неприятные моменты, супругу следовало их перетерпеть. Он просил горчичник на горло — и он его получит!

Пока все эти мысли проносились в ее голове, миссис Браун наклонилась в темноте над постелью и, не отрывая глаз от горчичника, чтобы он не соскользнул, тихонько приподняла длинную бороду мужа, а другой рукой быстро, решительно, но очень осторожно приложила платок с горчицей к его горлу. Горчичник покрыл шею целиком, от подбородка до самых ключиц. Миссис Браун успела взглянуть на это место только мельком, но никогда прежде ее так не поражали величественные пропорции этого мужественного горла. Сладкое чувство жалости наполнило нежное сердце, и она тут же решила сократить страдания мужа до пятнадцати минут. Тот лежал на спине с полуоткрытым ртом, и когда жена подняла его длинную бороду, борода эта и ее рука почти закрыли его лицо. Но он не сделал никакой попытки освободиться. Даже не шевельнул ни рукой, ни ногой, только всхрапнул разок громче прежнего. Миссис Браун знала, что муж обыкновенно бывал ночью менее громогласен, что в его голосе обычно было нечто более деликатное и, пожалуй, нечто более брюзгливое, но ведь нынешние обстоятельства были исключительны.

Женщина тихонько опустила бороду… и перед ней оказалось чужое лицо. Она поставила горчичник неизвестно кому! Ни испуг Приама, разбуженного в глухую полночь, ни страх Дидоны, когда та узнала о бегстве Энея, ни отчаяние Отелло, когда он убедился в невинности Дездемоны, ни ужас Медеи, которая поняла, что убила родных детей, — не могли сравниться с ужасом этой британской матроны, когда она стояла затаив дыхание перед постелью незнакомца. Беспомощно, неуверенно она сунула было руку, чтобы стащить платок, но тотчас ее отдернула. А если он проснется и обнаружит ее в своей спальне? Как она объяснит это незнакомцу? Какими словами растолкует все обстоятельства этого странного происшествия достаточно быстро, чтобы тот не успел сказать ни одного оскорбительного для нее слова?

С минуту она стояла в оцепенении. Тут спящий беспокойно заелозил головой по подушке, шире раскрыл рот и два раза подряд всхрапнул громче обыкновенного. Бедняжка отскочила шага на два, загородив своим телом свечу и отвернувшись в сторону, но продолжая касаться рукой кровати в ногах. Она пыталась сообразить, чего требует от нее долг в этой необычайной ситуации. Она причинила ущерб незнакомому человеку, хоть и сделала это совершенно нечаянно. Если бы у нее хватило смелости, ущерб, правда, мог бы оказаться ничтожным, но насколько ужасны будут последствия, если она из-за своей трусости решится покинуть пострадавшего от ее руки? Кто мог это предвидеть? «Если положить горчичник на пятнадцать-двадцать минут, он принесет существенную пользу немощному горлу, но если оставить его на целую ночь на горле сильного, здорового мужчины, очень крепко спящего, — к каким печальным, мучительным, даже пагубным результатам это может привести!» — думала миссис Браун. Конечно, это ошибка, которую всякий человек, не совсем лишенный сердца, должен простить! Судя по тому немногому, что она видела, ей казалось, что он-то уж наверняка человек с сердцем. Не обязана ли она разбудить его и тихонько избавить от неприятностей? Но, поступая таким образом, какие выражения она употребит? Как она заставит его осознать ее доброту, ее милосердие, ее чувство долга, не дав ему времени спрыгнуть с постели, броситься к звонку и созвать весь дом на помощь?

«Сэр, сэр, постойте, не шевелитесь, не двигайтесь, не кричите. Я поставила вам горчичник на горло, приняв вас за своего мужа. Пока еще не произошло ничего дурного. Позвольте, я сниму его, а потом молчите об этом до самой вашей смерти».

Где найдется человек, достаточно уравновешенный от природы, обладающий таким природным благодушием, чтобы спросонок, да еще будучи разбуженным совершенно внезапно, выслушать такие слова из уст незнакомой женщины и тотчас ей повиноваться? Не вскочит ли он вместо этого с постели, еще больше размазав по телу едкое снадобье, от которого полностью освободиться можно было только сохраняя совершенно неподвижное положение?

Представившаяся женщине картина вероятного падения была столь ужасна, что бедняжка почувствовала себя не в силах пойти на такой риск. Затем ее озарила идея. Найти швейцара и послать его с разъяснениями. Пусть все будет начистоту. Рассказать свою историю и попросить о необходимой помощи. Увы, говоря себе, что она это сделает, женщина прекрасно сознавала, что таким образом пытается бежать от опасности, которую долг повелевал ей встретить лицом к лицу. И она снова вытянула руку, собираясь двинуться вперед вдоль постели и вернуться на свое прежнее место.

Тут спящий трижды всхрапнул необыкновенно громко и беспокойно зашевелил ногой под одеялом: по-видимому, горчичник начинал действовать. Миссис Браун посмотрела на свою жертву еще с минуту и затем, захватив свечу с собой, выбежала вон.

Жалкая человеческая природа! Если бы это был старый или даже пожилой человек, она не обрекла бы его на незаслуженные страдания. Но теперь, хотя она вполне понимала, что` повелевал ей сделать долг, чего требовали справедливость и добродетель, она не могла этого исполнить. Однако у нее все-таки оставался план послать швейцара. Только выйдя из комнаты и тихонько затворив за собой дверь, женщина стала размышлять, как могла произойти такая ужасная ошибка. Оглянувшись на секунду, она увидела на двери номер — 353.

Со свойственным ее британской душе враждебным отношением ко всему французскому миссис Браун заметила про себя, что эти отвратительные иностранцы даже не умеют как следует писать цифры. После этого она опрометью бросилась по коридору, затем вниз по лестнице и по другому коридору, чтобы не быть пойманной вблизи от номера 353, если несчастный в своих мучениях вдруг соскочит с кровати.

В смятении миссис Браун сначала даже не замечала, куда идет, но потом сориентировалась. В настоящую минуту главной целью ее стремлений был швейцар. Женщина продолжала спускаться, пока снова не очутилась в холле гостиницы. Взглянув на часы, она увидела, что был уже второй час ночи. Когда она покидала мужа, не пробило еще и двенадцати, но она совсем не удивилась. В этих мучениях, как ей казалось, прошла уже целая ночь. И какая ночь, о боже! Но еще многое предстояло сделать. Требовалось найти швейцара и затем вернуться к больному мужу. Ах, что она скажет ему теперь? Если он действительно болен, чем она облегчит его страдания? А между тем им необходимо было выехать из гостиницы чуть свет, покинуть Париж самым ранним, самым быстрым поездом, какой только мог умчать беглецов прочь от грозивших им теперь опасностей! Дверь столовой была отворена, но у нее не хватило решимости идти за второй порцией. Женщина была бы не в силах донести ее наверх. Где же, о, где же находился этот человек? Из передней она прошла в зал, но везде было пусто. Сквозь стекло виднелся огонек во дворе внизу, но она не могла заставить себя отворить наружные двери.

Теперь бедняжке было очень холодно. Она продрогла до мозга костей. Ведь описываемые события происходили накануне Рождества, и стоял такой страшный холод, какого никогда еще не испытывал ни один парижанин. Мало-помалу миссис Браун охватило чувство глубокой жалости к себе. Что она сделала дурного, чем заслужила такое жестокое наказание? Неужели она обречена бродить по этой гостинице, пока ноги сами, наконец, не откажутся ей служить? А между тем как важно было сохранить силы для завтрашнего путешествия! Этот человек не умрет, даже если она оставит его с горчичником на шее. Так разве необходимо себя позорить?

Можно ли считать признание швейцару позорным или нет, но миссис Браун, не найдя его, решила прекратить поиски и вернуться назад. Бедняжке начинало казаться, что она, право же, сделала все, что могла. Горчичник на горле еще никогда никого не убивал, и даже в самом худшем случае страдания незнакомца не могли превысить ее собственных страданий этой ночью и, что было весьма вероятно, страданий ее бедного мужа. Итак, приняв решение, женщина пошла по лестницам и по коридорам и на этот раз без всяких затруднений отыскала дверь в свой номер. Дорога была ей теперь уже настолько знакома, что она просто удивлялась, как могла ошибиться раньше. Но теперь руки ее были пусты, и она уверенно смотрела вперед. Она взглянула на дверь. Вот и номер, на этот раз совершенно несомненно — 333. Миссис Браун как можно тише отворила дверь, думая, что муж ее, должно быть, уже спит так же крепко, как спал тот, другой, и прокралась в комнату.