XIV
Барометр иногда играет злые шутки с парижанами, которые выходят без зонтика и попадают под проливной дождь, но моряков он никогда не обманет. Жак де Куртомер предсказал хорошую погоду и был прав: дул северо-восточный ветер, волнение улеглось, и на небе не было ни облачка.
На бретонском берегу ясный зимний день — редкость; когда сияет солнце, кажется, что вся природа ликует. В это утро даже мрачная скала Боссевен радовала глаз: водоросли извивались в воде длинными золотистыми прядями, чайки, белые, как снежные хлопья, парили над синими волнами, да и матросы были веселы. Они уже позавтракали и готовились к новому погружению, в котором должен был участвовать сам капитан. Жак надел водолазный костюм, а Дутрлез со смехом наблюдал за ним.
— Если бы тетушка увидела тебя в этом костюме, она подумала бы, что ты сошел с ума, — насмехался он.
— Она и без того так думает, — ответил Куртомер. — А мне в нем очень хорошо. Башмаки немножко тяжеловаты, но костюм очень удобен, а когда я надену шлем, то стану похож на средневекового рыцаря, отправляющегося в Крестовый поход. Уверен, что, если бы я появился ночью в этом костюме в доме барона Мотапана, Маршфруа умер бы со страха. Не советую тебе так одеваться, когда пойдешь просить руки мадемуазель Кальпренед.
— Отец откажет, даже если я появлюсь в черном фраке и белом галстуке.
— Надень простой сюртук, и граф согласится.
— Ты ему телеграфировал?
— Нет. Во-первых, в Порсале нет телефона. Надо посылать телеграмму из Конке, а мне сегодня нужны все мои люди. К тому же я не намерен выходить на связь, пока не достану золото.
— И ты думаешь, граф будет этим доволен?
— Он писал мне каждый день, пока мы были в Бресте, и я старался, правда, безуспешно, уговорить его запастись терпением. Не удивлюсь, если он вдруг явится сюда.
— Один? — поспешно спросил Дутрлез.
— Нет, он не может оставить дочь под присмотром горничной.
— Но как везти мадемуазель Арлетт в такое место, где нет даже приличной квартиры?
— Ты забываешь, что у нас на яхте великолепные каюты.
— А ты забываешь, что граф будет недоволен, встретив здесь меня. Если они приедут, я должен буду ретироваться.
— Полно! Мы это уладим. Но я все болтаю, а водолаз уже ждет меня!
— Надеюсь, он спустится вместе с тобой?
— Да. Я свое дело знаю, но пока не рискну пойти один.
— Объясни, как это делается.
— Не может быть ничего проще! Этот костюм, как ты видишь, непромокаемый. В нем гораздо безопаснее, чем черепахе в своем панцире. Резиновый рукав, прикрепленный к шлему, — нить, связывающая меня с жизнью. В него будут накачивать воздух, чтобы я мог дышать. За эту веревку, привязанную к поясу, матросы вытащат меня наверх, когда я подам сигнал, дернув за другую веревку, прикрепленную к колокольчику в шлюпке. Инструмент я не беру, потому что не собираюсь ничего делать, но, когда водолазы примутся за работу, они возьмут с собой все необходимые инструменты для того, чтобы взломать бочонки, и два мешка для слитков. Я же просто иду на прогулку, посмотреть на золото. Что тут особенного?
— Послушать тебя, так это совершенно безопасно.
— Неверно, есть две опасности. Может разбиться стекло в шлеме, может что-то или кто-то отрезать рукав, или, что бывает чаще, он может зацепиться за какое-нибудь препятствие и не пропустит воздух. В обоих случаях — смерть.
— И страшная смерть!
— Но можно успеть позвонить. Если тебя вытащат прежде, чем ты совсем задохнешься, есть небольшой шанс выжить. Есть еще некоторые неудобства, к которым привыкаешь. Например, то, что водолазы называют ушной болезнью. Это шум в голове, довольно неприятный. Надо также научиться сохранять вертикальное положение, а на большой глубине это непросто, того и гляди упадешь. Еще надо привыкнуть к тусклому свету.
— И находятся люди, выбирающие подобное ремесло!
— Еще бы! В Англии на берегах Темзы есть селения, в которых живут только водолазы, и почти все они обеспеченные люди. Самый богатый из них, Джон Ганн, выстроил за свой счет целую улицу, она называется улицей Соверенов в память о золотых монетах, которые он добыл со дна моря. И ремесло это не новое. Маркиз Норманби, заседающий в палате лордов, — потомок знаменитого водолаза по имени Фипс, который в царствование Карла Второго добыл семь миллионов из трюма испанского галеона, затонувшего у ирландского берега. Если бы об этом знали во Франции, водолазами становились бы так же охотно, как адвокатами.
— Ты сведешь меня с ума своими историями. Поговорим серьезно. Какая у тебя необходимость спускаться в бездну, рискуя жизнью?
— Капитан, который остается на биваке, пока его солдаты воюют, — плохой вояка. И потом, я должен все увидеть собственными глазами. Не уговаривай меня! А тебе я поручаю наблюдать за тем, чтобы нам правильно качали воздух. Соскучиться ты не успеешь. Плоарек, шлем!
Куртомеру подали шлем, и он, махнув рукой Дутрлезу, сошел в шлюпку и по лестнице, прикрепленной к ее борту, медленно спустился в море. Сопровождающий его водолаз спустился первым. Альбер с неспокойным сердцем смотрел, как друг исчезает в пучине.
Жак де Куртомер искренне говорил, что подводное путешествие его не пугает, однако он чувствовал некоторое волнение. Увлекаемый тяжестью своей свинцовой обуви и свинцовых пластин, закрывавших грудь, он спускался быстро и чем ниже, тем сильнее испытывал то ощущение, которое знакомо одним водолазам.
Поначалу это какое-то беспокойство, потом удушье. Кровь приливает к голове, в ушах шумит, глаза застилает туман. Виски будто стиснуты железным обручем. Однако постепенно водолаз привыкает обходиться тем небольшим количеством воздуха, который ему накачивают. Зрение восстанавливается, и возвращается свобода движений, вначале скованных давлением воды.
Когда Жак встал на дно, он уже пришел в себя; рядом он увидел водолаза, опередившего его на несколько секунд. Куртомер взял за руку своего более опытного товарища, и они пошли к затонувшему кораблю, который возвышался, как подводная гора. Судно лежало на боку, в корпусе зияла большая дыра, позволявшая легко войти к трюм. Нос его был разбит, и весь корабль, от палубы до киля, расколот на две части. Водолаз повел своего начальника опасным лабиринтом. Они шли очень осторожно, чтобы не наткнуться на что-нибудь и не разбить стекла шлемов, придерживая одной рукой воздушный рукав, а другой — веревку.
Сундуки были такими крепкими, что не пострадали при крушении. Куртомер хорошо видел их, потому что солнце проникало даже сквозь толщу воды. Но при тусклом свете Куртомер заметил и какие-то отвратительные, медленно шевелящиеся фигуры. Они проходили перед ним, как тени, а иногда лоскуты их одежд цеплялись за него. Жак наконец догадался и едва не упал от испуга: сокровища охраняли трупы. Корабль затонул так быстро, что матросы не успели спастись. Их тела за два года превратились во что-то неузнаваемое, и капитан яхты передергивался от ужаса, когда прикасался к человеческим скелетам. Водолаз, привычный к этому, вел его к последнему, раскрытому сундуку. Он находился в самой глубине корабля — там, куда почти не проникал свет.
Все предметы виднелись словно сквозь густой туман, и осязание на дне было важнее, чем зрение. Куртомер последовал примеру своего товарища, который встал на колени перед сундуком, засунул в него руку и с удовольствием нащупал оставшиеся несколько слитков. Он даже взял один, чтобы показать Дутрлезу.
Этой добычи ему пока было достаточно. Жак приподнялся, но рука его вдруг наткнулась на какой-то округлый длинный предмет, похожий на колонну. Он сначала подумал, что это столб, поддерживавший палубу, но, коснувшись, почувствовал, что он пружинит. Удивленный странным открытием, Куртомер встал на ноги и увидел перед собой нечто покачивающееся, как брошенная в воду полупустая бутылка. Он уловил в темноте какой-то отблеск, шлемом коснулся стекла, а руки нащупали дряблое и липкое тело. Он понял, что это: призрак был водолазом в полном снаряжении. У Куртомера хватило мужества заглянуть сквозь стекло, и он увидел синее лицо утопленника.
В голове Жака мелькнуло подозрение. Он схватил рукав, плававший над головой этого человека, и потянул к себе. Когда Куртомер вытянул конец, то увидел, что тот обрезан каким-то очень острым инструментом. Водолаз, несомненно, был убит своим товарищем, оставшимся в лодке.
Молодой человек не потерял голову, он вернулся к своему проводнику, который наполнял слитками висевший на поясе мешок, и указал на мертвеца. Спутники поняли друг друга и оба одновременно подали сигнал, чтобы их вытащили наверх. Через минуту они появились возле шлюпки, как два морских чудовища, и обеспокоенный Дутрлез даже вскрикнул от радости, увидев шлем своего друга. Куртомер поднялся первым.
— Уф! — произнес он, когда с него сняли шлем. — Я не прочь увидеть солнце. А голубое небо воистину прекрасно. Дайте водки, ребята, мне надо согреться. Там, внизу, очень сыро.
— Ты жив, слава богу! — воскликнул Дутрлез. — Надеюсь, ты больше туда не пойдешь! Что там, под водой?
— Очень скверные вещи, мой друг.
— Догадываюсь! Сундуки пусты?
— Совсем нет! Сундуки полны — все, кроме одного, и Кальпренед с нынешнего дня — владелец одиннадцати миллионов. Его сокровищ немного поубавилось за это время, но остальное уже никто не отнимет.
— Откуда ты знаешь?
— Я видел труп одного из воров, а поскольку, по всей вероятности, их было двое, другой не сможет работать в одиночку.
— Труп?!
— Да, среди множества других. Там подводное кладбище — все утонули во время кораблекрушения, но наш вор в костюме водолаза, и все указывает на то, что его убил товарищ. Мы его поднимем. Я хочу увидеть его лицо. Надо узнать, кто он.
— Как же ты узнаешь? Ведь, по всей вероятности, ты никогда его не видел.
— Согласен. Но не с неба же свалился этот водолаз! Он, очевидно, жил в Порсале или в каком-нибудь другом городке на берегу. Его узна`ют местные жители.
— Послушай, Жак, а если это… англичанин, который любит ловить крабов?
— Да! Может быть. Постой… Но ты ведь видел его вчера. Стало быть, можно предположить, что это сделали ночью.
— Наверняка, потому что вчера, осматривая корабль, водолаз не видел этого трупа.
— Да, он бы мне сказал. Впрочем, я его спрошу, как только он разденется.
— Чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что не ошибся. Я помню, как в разговоре с англичанином сказал, что этой ночью работ на яхте не будет. Стало быть, он знал, что на скале никого не встретит. Еще, я помню, он говорил, что уезжает в Англию.
— Он, наверно, и уехал. Утром.
— Нет, он сказал, что за ним должна прийти яхта.
— Он мог сказать тебе что угодно, но я готов поспорить, что он уже удрал. Это легко проверить.
— Стало быть, его друг или сообщник, который утонул, точнее, которого утопили…
— Если только не он утопил англичанина. Нам известно, что один из них избавился от своего друга.
— Зачем?
— Чтобы не делиться! Эти англичане, или те, кто выдавал себя за англичан, приехали сюда, чтобы добыть чужие миллионы. Мы их спугнули, и они поняли, что надо торопиться. Они едва успели вытащить несколько сот тысяч франков. Для людей, мечтающих о двенадцати миллионах, этого очень мало. Тогда тот, что понаглее, сказал себе: «Эти слитки должны быть моими».
— И избавился от своего друга! Мерзавец! Но удивительно, как другой, который, должно быть, был не лучше, ему поверил?
— А я догадываюсь, как все было. Англичанин предложил сообщнику воспользоваться последней возможностью, чтобы опорожнить початый сундук. Тот имел глупость согласиться. Они, вероятно, условились, что будут спускаться по очереди. Один погружался под воду, а другой качал воздух. Англичанин спустился первым и наполнил карманы, а когда пришла очередь товарища, он перерезал рукав, и тот захлебнулся. Тогда он вернулся в Порсаль, уложил украденные слитки…
— Должно быть, он прятал их в каком-нибудь подземелье старого замка.
— Будь уверен: он их увез. Он, вероятно, заранее подготовился к отъезду. Он приедет в Брест к поезду, который отходит в одиннадцать тридцать пять, и завтра утром будет уже в Париже.
— Как жаль, что в Порсале нет телеграфа!
— Что изменит телеграмма? Кому бы ты ее послал? И как опишешь этого англичанина? Ты не знаешь его имени и не можешь дать точные приметы. Да и зачем нам вмешиваться? Оставим это дело полиции.
— Надо сообщить! Кальпренед будет тебе благодарен!
— За три четверти миллиона, украденные этим негодяем? Впрочем, отправим труп на берег, и пусть им займутся местные власти.
— Прежде надо его вытащить.
— Это мы сделаем. Сначала надо посоветоваться с моим водолазом!
Водолаз явился на зов Куртомера и, не дожидаясь вопроса, сказал:
— Капитан, ваши матросы нашли за кормой лодки веревку, которая, как мне кажется, принадлежала тому несчастному. Какие канальи, должно быть, его товарищи!
— Мы его вытащим. Это его не воскресит, но по крайней мере мы узнаем, из какого он прихода.
— Боюсь, что этому приходу покровительствует дьявол.
Куртомер отдал приказание, и четыре сильных матроса мгновенно принялись тянуть за веревку. Друзья следили за ними с нетерпением, потому что им хотелось поскорее узнать, кто этот водолаз, так цинично лишенный жизни.
— Капитан, — сказал один старый матрос, стоявший позади парижан, — дядюшка Гиник выходит из порсальской бухты. Он всегда возит приезжих в Порсаль. Кажется, он везет кого-то на яхту.
— Я никого не жду, — рассеянно ответил Куртомер.
— Странно! — прошептал Дутрлез.
— А особенно странно — зигзагами — идет вон та лодка под парусами, — заметил Жак.
— В ней только один человек, если не ошибаюсь.
— И он не моряк. Одной рукой он держит руль, а другой — парус, но действует несогласованно, и, если ветер усилится, лодка опрокинется.
— Надо бы послать к нему на помощь двух матросов.
— Сначала надо вытащить труп. Идет, ребята?
— Идет, — ответили в один голос матросы, тянувшие веревку.
Через минуту утопленник появился из воды, как морской бог из своего водяного царства. Его втащили в шлюпку и положили на спину. В стекле шлема отражалось солнце, и Картомеру не было видно его лица.
— Снимите с него шлем, — велел он.
— Капитан, — прошептал один матрос, наблюдавший за лодкой, — незнакомец направляется прямо к скалам…
— Что ж, если он приехал сюда купаться, то будет иметь это удовольствие.
— Вот он, капитан! — воскликнул начальник водолазов, сняв шлем с трупа. — К счастью, он не из здешних!
— Господи, помилуй! — прошептал Куртомер. — Кажется, это негодяй Мотапан.
— Мотапан? — повторил Дутрлез. — Не может быть!
— Это точно он, — сказал Куртомер. — Смерть не до такой степени изменила его, чтобы нельзя было узнать. Посмотри на эту физиономию сатира… На эту черную бороду!..
— Да, теперь я его узнаю. Ничего не понимаю!
— А я понимаю! Барон узнал тайну графа де ля Кальпренеда и вознамерился украсть его миллионы. Он тайно устроил экспедицию в Порсаль и сыграл с тобой шутку, выдумав историю о дуэли. Довольно хитро придумано, только он выбрал себе плохого сообщника.
— Того, которого я встретил вчера!
— Скажи, Альбер, у твоего англичанина были проколоты уши?
— Да. Теперь я вспомнил.
— Если так, я его знаю. Это мошенник, которого ты видел рядом со мной на Елисейских Полях и который еще разговаривал с консьержем Мотапана.
— Ты прав… Я вспомнил. Не понимаю, как я мог забыть эту физиономию!
— Неудивительно: тогда ты не успел его рассмотреть. И если это он был в Порсале, можешь быть уверен, что он вернулся в Париж.
— Чтобы украсть драгоценности Мотапана! Он сговорится с камердинером-малайцем и…
— Пусть отправляется куда хочет! Займемся останками барона. Я отправлю тело в Порсаль, мэр составит протокол. Возможно, это преступление станет одним из самых громких уголовных дел.
— Капитан, — сказал один из матросов, указывая на суденышко, продолжавшее вилять между Зеленым островом и берегом, — эта лодка через десять минут опрокинется.
— Спустите шлюпку, ребята, бросьте ему веревку и подтяните к яхте, — велел отставной лейтенант.
— Я поплыву с ними! — воскликнул Дутрлез.
— Очень хорошо! А я вернусь на яхту. Если к нам приехали гости, я должен их принять. А ты поспеши на помощь этому дураку. Если ему не помочь, у нас скоро будет два утопленника вместо одного.
Альбер прыгнул в шлюпку, где его ждали четыре сильных гребца: он был не прочь предоставить Куртомеру возможность перевезти на скалу труп Мотапана.
Шлюпка летела по волнам. Дутрлезу оставалось только держать руль и следить за опасными маневрами неопытного мореплавателя. Этот неосторожный человек явно спешил навстречу гибели. Ветер гнал лодку на острые скалы, окружавшие Зеленый остров. Он пытался повернуть ее, но ему это не удавалось, и бедолага, по-видимому, вверил себя Божьей воле.
Случилось то, что должно было случиться: лодка наткнулась на выступающий из воды камень, разбилась и опрокинулась.
— Ах! Боже мой! — прошептал Дутрлез. — Несчастный упал в море… Гребите скорее, друзья мои.
— Если он умеет плавать, он еще может спастись, — пробормотал матрос, — хотя течение сильное.
— Я его не вижу… И все же гребите!
Они были уже метрах в десяти от лодки, которая плавала килем вверх.
— Вот он, вынырнул! Еще немного — и мы его вытащим!
Но налетевшая на скалу волна поглотила тонувшего.
— Не дадим ему погибнуть! — взволнованно воскликнул Дутрлез.
Никто не ответил. Матросы не хотели рисковать жизнью, спасая легкомысленного незнакомца. Почему он не остался на берегу, а если уж ему захотелось поплавать, то почему не отправился с дядюшкой Гиником, опытным моряком?
— Если вы боитесь, — продолжал Дутрлез, — я сам вытащу его — или утону.
Он смело бросился в море. Дутрлез плавал отлично, но одежда ему мешала, и он скоро понял, что не в силах справиться с течением, которое сносило его к Боссевену. Испуганные матросы повернули, чтобы догнать Дутрлеза, но тот был уже далеко. Он чувствовал, что сможет доплыть до скалы, где лежал Мотапан в резиновом саване, но вдруг чья-то рука судорожно схватила его за воротник куртки. И тут Альбер испугался: он знал, что утопающие никогда не выпускают из рук того, за что уцепились, и боялся, что этот человек схватит его другой рукой за руку или за ногу и это погубит их обоих.
К счастью, бедняга уже почти лишился чувств. Он не отпускал воротник Дутрлеза, но и не шевелился. Дутрлезу оставалось только ждать, пока подойдет шлюпка.
— Держитесь! — кричали ему матросы.
Он держался и через две-три минуты, которые показались вечностью, сумел ухватиться за протянутое весло. Один матрос схватил за пояс неумелого пловца, другой поймал за полу куртки его спасателя, а два гребца помогли втащить обоих в шлюпку. Дутрлеза положили на дно лодки, а когда он пришел в себя и увидел, кого спас, то чуть снова не лишился чувств: он узнал Жюльена де ля Кальпренеда.
— Он жив? — спросил Альбер в волнении.
— Да, — ответил гребец, стоявший на коленях перед спасенным.
Поднеся бутылку с водкой к полуоткрытым губам Жюльена, он добавил:
— Это лучшее средство для тех, кто нахлебался соленой воды. Водка помогает почище растирания.
Он был прав: после первых же капель Жюльен вздрогнул. Доморощенный доктор удвоил дозу, и спасенный открыл глаза.
— Где я? — прошептал он.
— В лодке, хозяин которой вас спас, — ответил матрос.
И тут Кальпренед-младший увидел Дутрлеза, мокрого и бледного.
— Вы… это вы… — пробормотал он и опять лишился чувств.
— Ничего, это пройдет, — продолжал матрос. — Я накрою его своей шинелью, и он согреется. На яхте его напоят горячим грогом. Через час он уже будет на ногах.
Дутрлез молчал — он был в смятении.
— Шлюпка с капитаном уже вернулась, и нам пора возвращаться, — сказал матрос.
— Да-да, везите нас на яхту, — задумчиво промолвил Альбер.
Ему хотелось поскорее сообщить обо всем Куртомеру. Несчастный Жюльен, совершивший очередную глупость, был не в состоянии произнести ни слова. Последняя авантюра едва не стоила ему жизни; другие чуть не стоили чести. И если Альбер Дутрлез мог упрекать себя в том, что невольно повредил ему в деле с опаловым ожерельем, то теперь он мог похвастаться, что спас его от верной смерти.
Бедолага мало-помалу приходил в себя, и матрос, оказавший ему первую помощь, был уверен, что поставит его на ноги. Остальные матросы гребли изо всех сил. Дутрлез во все глаза смотрел на яхту, качавшуюся возле лодки Гиника, но видел на мостике только боцмана.
— Где капитан? — спросил он, когда шлюпка причалила.
— На острове. К нему приехали гости из Парижа. Один из них вздумал плыть на лодке, и его теперь ищут.
— Он упал в море. Мы его вытащили. Помоги нам! А зачем спустили трап, разве есть дамы?
— Есть, две.
От этого ответа сердце Дутрлеза усиленно забилось. Он умирал от желания отправиться к Жаку, но не хотел оставлять Жюльена. К счастью, к Кальпренеду-младшему вернулись силы. Он сел и сказал, еле дыша:
— Поддержите меня, я пойду сам.
Матросы подхватили его под руки, и, опираясь на них, он сумел вскарабкаться на яхту. Дутрлез был обескуражен: брат Арлетт даже не поблагодарил его и вообще не сказал ни слова. Может быть, он не знает, что обязан ему жизнью?
На палубе Жюльен опять лишился чувств. Его отнесли в каюту Куртомера и положили на диван. Дутрлез решил поговорить с ним, но боцман тихо сказал:
— Капитан ждет вас на острове.
— Сейчас еду, — ответил Альбер, совсем растерявшись. — Он видел, что случилось?
— Нет! Но догадывается и очень беспокоится. Он велел сказать, чтобы вы немедленно плыли туда. Но ведь вы тоже побывали в воде? Вам лучше переодеться.
— Не нужно, — пробормотал продрогший до костей Дутрлез. — Позаботьтесь об этом молодом человеке.
— Можете быть спокойны: через десять минут парижанин согреется, а через час забудет о купании.
Дутрлез поспешно прыгнул в лодку и через несколько минут уже взбирался на скалистый остров. Зеленый остров, где его ждали Жак и приехавшие гости, был с одной стороны пологим, а с другой — обрывистым. Поднявшись на вершину утеса, Дутрлез увидел собравшихся на берегу людей, среди которых были женщины. Он побежал к ним, а Жак бросился ему навстречу и крикнул:
— Где Жюльен?
— Спасен, — ответил Альбер, запыхавшись от усталости и волнения.
— Его спас ты?
— Я сумел-таки вытащить его из воды. Он вне опасности… Но не простил меня.
— Ему придется тебя простить. Поверишь ли, этот сумасшедший вздумал один ехать на Боссевен, хотя никогда в жизни не управлял лодкой! Уверен, тебя примут хорошо. Отец и сестра думают, что он мертв. Они видели, как лодка плавала килем вверх…
— Отец и сестра… Как! Они здесь?
— А как же! И моя тетка пожелала приехать с ними! Они все тебя ждут… Они уже бегут сюда… Тетушка, заметив тебя, решила пробежаться, будто ей двадцать лет!
Дутрлез чуть не лишился чувств, но Жак схватил его за руку.
— Мой сын! Вы видели моего сына? — крикнул граф де ля Кальпренед.
— Он будет обедать с нами, — весело ответил Куртомер. — Но, если бы Альбер не бросился в воду и не вытащил его, мы бы никогда больше не увидели Жюльена.
— Как?! — поразился отец, дрожа от волнения. — Это вам я обязан?..
— Достаточно только на него взглянуть: он мокрый с головы до ног. И похож на тритона, — смеясь, сказал Куртомер.
Дутрлез молчал. Подошла Арлетт, но он едва смел на нее взглянуть.
— Я знала, что вы его спасете, — прошептала она.
— А! — воскликнула маркиза де Вервен, которая пришла последней, но все слышала. — Вот вы где! Как же вы могли бросить своих партнеров по висту? Но я прощаю вас, потому что вы не дали Жюльену утонуть. Только дайте мне руку: я едва держусь на ногах.
Она уцепилась за Дутрлеза, который совсем растерялся. Граф и Арлетт были уже далеко: им хотелось поскорее попасть на яхту. Сейчас, конечно, было не время для благодарностей, но Арлетт успела одарить Альбера взглядом, в который вложила всю свою душу.
— Пусть бегут, — сказала маркиза, — а я хочу поговорить с вами. Вы не ожидали увидеть меня здесь? Я приехала, чтобы помочь вам. В мои годы покидаешь дом только для того, чтобы услужить своим друзьям. О! Не стоит благодарности! Вы — друг моего племянника, стало быть, мой друг. И мы с ним вас женим! Не можете поверить своему счастью? Однако вы женитесь на Арлетт, или я буду не я! Кальпренед сегодня же отдаст вам руку своей дочери! Вы думаете, я стану хлопотать за вас? Совсем нет! Это сделает милый Жак. И знаете, каким образом?
— Нет, — пролепетал Дутрлез, — признаюсь, я сомневаюсь…
— Что он справится? Напрасно! Выслушайте меня. Миллионы найдены, и Кальпренед обязан своим громадным состоянием моему племяннику, который имеет полное право потребовать половину. Но Жак взял с графа слово дать ему такую награду, которую он потребует сам. Сегодня же он скажет Кальпренеду: «Я вас обогатил и прошу, чтобы вы отдали вашу дочь за моего друга Альбера Дутрлеза, который ее страстно любит». Через два месяца вы поженитесь, мой милый, это я вам говорю! Вы будете счастливы и обзаведетесь кучей детей. Не стану хвастаться, но увидите, как я вас буду поддерживать… С тем условием, однако, что вы поможете мне найти для моего Жака такую же бесподобную жену, как Арлетт Дутрлез.
