IX
Бега в Венсене
С того времени, как развилась в обществе страсть к лошадям, развилась и страсть к безобразным, чудовищным пари. Все, от мала до велика, волнуются и спорят на бегах и скачках, и потому нет ничего оживленнее, оригинальнее скачек и конского бега. Публика, посещающая бега, делилась по сословиям.
Поршефонтен, ла Марш, Фонтенебло посещались преимущественно высшим классом. В Шантильи толпа не так многочисленна, как в Лонгшане, но зато в ней господствует избранная публика, а буржуазия отсутствует.
В Венсене толпится разношерстная публика. Там можно встретить и настоящего джентльмена, ярого любителя лошадей, и простого работника, мастерового, который на последний заработанный франк выставляет литр вина на ту или другую лошадь. Тут и мы можем встретить много знакомых лиц.
У самого барьера ипподрома стоит Буа-Репон, нетерпеливо ожидающий возвращения Викарио.
Испанец отважился перешагнуть заветную преграду, чтобы обстоятельно расспросить жокея о шансах на успех своего фаворита.
Медерик расхаживал в толпе, раскланиваясь направо и налево, встречая на каждом шагу знакомых, расточая любезные улыбки дамам, пожимая руки приятелям и помечая что-то в своей записной книжке для фельетона.
Карлеваль стоял возле одного из разрисованных вензелями экипажей, представляющих загадочные иероглифы для непосвященных и служащих источником дохода для посвященных. Отставной биржевик Карлеваль заманивал нового клиента. Агентство, к которому он принадлежит, еще недавно испечено, еще не пользуется известностью; надо, чтобы публика видела, что богатые олухи вкладывают в него свои деньги, тогда и средний слой сделает то же самое.
Топтался тут и шалопай Флампен с ящиком редкостных сигар своей собственной фабрикации.
– Сигары! Сигары! – выкрикивал он гортанным голосом.
На противоположном конце ипподрома миниатюрная молоденькая девушка, с дерзким взглядом красивых голубых глаз, пробиралась между плотно сдвинутыми рядами зрителей, предлагая желающим пышные розы и душистые фиалки. Это была уже знакомая нам Этиоле.
После драки на улице Гласьер, Виржини разошлась со своим любовником, и этот ощутимый ущерб окончательно разъярил Флампена, уже и без того точившего зубы на Фрике. Ему мила и дорога была не сама Этиоле, он легко может обзавестись другой, но ему дорог ежедневный доход, который она ему доставляла. Теперь он, Флампен, не привыкший ни к какому труду, должен был зарабатывать себе кусок насущного хлеба.
Но в толпе не видно ни Марсьяка, ни Фрике, ни Николя.
Марсьяк, мы знаем, писал Викарио из Лондона. Он, вероятно, в Лондоне. Фрике с Николем тоже, может быть, пустились за ним в погоню, к берегам туманного Альбиона; а может быть, они просто захотели отдохнуть и остались дома. Во всяком случае, тут их или нет, или трудно обнаружить в этой шумной, пестрой толпе.
Наконец, раздается звонок, приветствуемый радостными выкриками нетерпеливых зрителей. Послышались ржание и топот лошадей.
Все притаили дыхание… Бег начался.
Несколько минут тревожного ожидания.
Как ураган пронеслась первая группа…
Победителем объявляют коня по кличке Мазепа.
– Вот чертовское несчастье! – восклицает Викарио. – А я стоял за Феблова, англичанина…
– Увял длинноногий англичанин! Провалился, – прокричал Флампен. – Кто желает французских сигар и химических спичек, тоже чисто французского производства?
– Вы много потеряли? – спросил у Викарио вполголоса Буа-Репон.
– Да, проиграл два луидора, – также тихо ответил тот. – Это не совсем приятно.
– Особенно в настоящую минуту. А что делает Карлеваль?
– Да ничего.
В этот самый момент раздался голос Карлеваля, кричавшего изо всей силы:
– Кто хочет за Тамерлана семь? Даю за Тамерлана семь.
Все его старания могли принести ему не более двадцати франков за рекламу Тамерлана.
– Цветочков! Цветочков, не угодно ли? – приятно ласкал слух голосок молоденькой продавщицы.
– А-а! Милашка Этиоле! Плохую же выбрала ты минуту. Фонды наши совсем упали, – посмеялся Буа-Репон.
– Купите фиалок! Они принесут вам счастье, – проговорила маленькая Этиоле.
– Ты думаешь? Ну, так давай, давай нам своих счастливых цветочков!
– А где приятель ваш, красивый брюнет, который всегда давал мне луидор за каждую розу?
– Как! У нас есть такой щедрый приятель? – удивился Буа-Репон.
– Ах, Бог мой! – нетерпеливо дернул плечом Викарио Пильвейра. – Разве же вы не знаете? Марсьяк! Он обожает эту красотку, находит в ней поразительное сходство с кем-то из прежних своих подруг или знакомых… Господин этот теперь в Лондоне, дитя мое, – ответил он цветочнице.
– Как жаль, что его не будет! – вздохнула она и, пожелав им успеха, пошла дальше.
Если бы Викарио и Буа-Репон были менее поглощены своими финансовыми проблемами, они несомненно заметили бы, что все время разговора с ними молоденькая продавщица вертелась во все стороны, как бы отыскивая кого-то в многолюдной толпе.
Между тем вывели новых скакунов.
– Ах! Будь у меня деньги, я непременно предложил бы крупное пари за Феллаха, – воскликнул Пильвейра.
– Видите, сударь, насколько мнения бывают различны, – замечает ему с улыбкой молодой человек, стоящий позади него. – А я верю в успех Тамерлана.
На бегах и на скачках, конечно, не редкость, что и совершенно незнакомые люди высказывают друг другу свои взгляды и впечатления.
– Полагаю, что вы ошибаетесь, милостивый государь, – ответил Викарио. – Смотрите, на первом же повороте ваш Тамерлан остался позади.
– Это еще ничего не доказывает! Он дает опередить себя, чтобы вернее одержать за собой победу, – уверенным тоном продолжал сосед.
Испанец улыбнулся. Улыбка эта еще более подзадорила незнакомца, и он загорячился.
– Даю десять луидоров за Тамерлана! – крикнул упрямый безумец, тогда как лошадь его отставала все больше и больше.
Буа-Репон подтолкнул локтем своего нерешительного друга.
– А если я проиграю? – шепотом спросил его испанец.
– Что за беда!
– Идет десять луидоров за Феллаха! – обратился наконец Викарио к своему неопытному соседу.
И Феллах пришел первым.
Неудача эта, однако, не обескуражила проигравшего.
– Не всегда же счастье будет на вашей стороне, – сказал он своему счастливому сопернику. – Вы, конечно, дадите мне реванш и позволите поставить еще десять луидоров за Чате-Блач?
– С удовольствием. Я стою за Ток-Тока.
– Да что он, сумашедший, что ли? – спросил вполголоса Буа-Репон. – Эта кривоногая Чате-Блач никогда еще не брала ни одного приза.
– Мне нет никакой надобности его разочаровывать, – улыбнулся испанец.
Вооружась лорнетом, вытянув шею, тревожно следил пылкий незнакомец за ходом бега. Чате-Блач выдерживает первые круги.
– Накидываю еще пятнадцать! – воскликнул он.
– Сколько угодно! – хладнокровно отреагировал Викарио, так как Ток-Ток легким, могучим порывом, как стрела, опережал всех перед финишем. Через минуту он уже выиграл приз.
Неопытный любитель расплатился аккуратно, и Викарио с удовольствием опустил в свой пустой кошелек двадцать пять луидоров.
– Удивительный субъект! – пожимал плечами Буа-Репон.
Забавный спортсмен продолжал горячиться все больше и больше, но выбирал, как нарочно, самых худших лошадей и в конце концов проиграл своему сопернику солидную сумму – двести пятнадцать луидоров. Уплатив из них испанцу сто шестьдесят пять, незнакомец любезно извинился, что не может сейчас же отдать остальных.
– Я не имею больше при себе, – объяснил он. – Попрошу вас или подождать до завтра, или заехать ко мне сейчас же, вместе со мною.
Человеку, только что уплатившему три тысячи триста франков, можно, конечно, оказать маленькое уважение и доверие, отсрочив уплату остальной тысячи на какие-нибудь двенадцать часов.
И потому Викарио Пильвейра ответил ему тоже самым любезным тоном:
– Это как вам будет угодно, милостивый государь.
– Тогда садитесь в мой экипаж, – предложил тот.
– Помилуйте! Это будет иметь такой вид, точно я боюсь отпустить вас на шаг… Я же могу подождать до завтра!
– Куда же должен я прислать эту сумму?
Викарио подал ему свою визитную карточку, незнакомец поспешил предложить ему свою.
«Викарио Пильвейра, отель де Сарагос, улица Лафайетт», – прочел проигравший.
– Вы, как я вижу, тоже иностранец, тоже заезжий, как и я? – сказал он.
На карточке незнакомца стояло: «Родриго де Нанжери». Внизу было приписано карандашом: «Гранд-отель».
– Итак, до завтра, мосье Пильвейра! – сказал де Нанжери. – Еще раз прошу извинить, что вышла задержка из-за такой безделицы.
Викарио любезно поклонился.
Родриго сел в свою карету и спросил кучера:
– Где же Жан?
– Не знаю, сударь. Он был сейчас здесь.
– Позовите его!
– Да вон он там, болтает с молоденькой цветочницей! Эй! Жан!
– Это ни на что не похоже! – проговорил с видимым нетерпением де Нанжери подбежавшему к экипажу лакею.
Жан еще очень молод, ему, кажется, нет и двадцати лет. Он, сконфузясь, торопливо извинился и ловко вскочил на козлы, рядом с кучером.
– О-о! Мосье наш не в духе, наверное, проигрался, – проворчал Жан, как бы себе под нос, но чтобы слышали другие. – Не будет соваться не в свои дела…
В то время как отъезжала карета господина де Нанжери, маленькая цветочница подошла опять к испанцу.
– А ведь твои фиалки, действительно, принесли мне счастье! – сказал ей Пильвейра.
– Правда? Очень рада, сударь.
– Вот тебе луидор за твои счастливые цветочки. Не жалей, что сегодня здесь нет Марсьяка.
Этиола кокетливо присела.
– Ты, кажется, знаешь молодого лакея, с которым сейчас разговаривала? – спросил Пильвейра.
– Как же, сударь! Это Жан. Мы воспитывались вместе в Пре-Сен-Жерве.
– Ты не знаешь, давно он служит у этого мосье?
– Уж около года, сударь. Отец мосье де Нанжери привез его в свой замок из Парижа, так как желал, чтобы сын его имел непременно лакея парижанина. Но почему расспрашиваете вы меня об этом?
– Просто так…
Возвращаясь вместе из Венсена, приятели весело рассуждали о неожиданной прибыли и не могли нахвалиться новым знакомством.
– Славный малый этот Нанжери! – говорил Викарио. – Надо заняться его образованием.
– Послушайте, Викарио, сколько дадите вы мне из этих четырех тысяч трехсот франков?
– Да берите, сколько вам нужно, любезный Буа-Репон, какие же могут быть между нами стеснения! – пожал плечами испанец.
– Я считаю, что на мою долю приходится тысяча франков.
– Тысяча… Хорошо! А что же достанется бедному Карлевалю?
– Карлевалю? Мы дадим ему пять луидоров и накормим обедом.
В то время как ловкие плуты катили по дороге к Парижу, Флампен нагнал маленькую Этиоле близ Венсенского леса.
– Ты так-таки и не хочешь помириться со мной? – спросил он ее.
– Нет! Ты прибил меня жестоко, теперь все кончено!
– Берегись, Этиоле! Я долго помню зло и всегда стараюсь отомстить обидчику.
– Да что ты можешь сделать!
– Это уж наше дело. На первый случай можно собрать побольше сведений насчет твоего нового любимца, счастливчика Фрике, – сказал с недобрым смехом гамен, лукаво подмигнув глазом в сторону карет, кативших по направлению к Парижу.
Виржини смело взглянула ему в глаза и проговорила с вызывающим видом:
– Попробуй! Этот не очень-то тебя боится.
