Глава 19
Плодоносное дерево
Наступила минута напряженной тишины, Первым опомнился Макс Минчин.
— Слушайте, фрайеры, что вы тут капаете друг на друга? А ужин? Я считаю, что господа, которые вместе сидят за столом, должны вести себя по-товарищески, воздерживаясь от скандалов до самого ухода. Но что об этом говорить? Не мне вас учить, как себя вести в обществе. А теперь начинайте, кройте его, мистер Бенбоу! Похоже, вы желаете высказаться еще раз.
Бенбоу быстро поднялся. Замешательство на его лице уступило место решительности и угрюмости.
— По-моему, я совершил ошибку. Сообщая вам о телеграмме дочери, я было подумал объяснить и про ремень…
— Может, вы отослали его в качестве подарка ко дню рождения? — иронически спросил Кин.
Бенбоу резко повернулся в сторону мнимого капитана.
— Не знаю, чем я у вас заслужил такую ненависть, Я действительно всегда считал вас нулем в нравственном отношении, но это мнение держал при себе. К сожалению, никакого ремня я дочери не высылал. Тогда бы его не использовали для подобной цели.
Он выпил воды из стакана и продолжил:
— Я услышал об убийстве мистера Дрейка ранним утром и сразу отправился в его комнату узнать, нельзя ли чем-нибудь помочь. В номере никого не было, полиция еще не приехала. В глаза мне бросился ремень на шее Дрейка, очень похожий на тот, что висел на моем фотоаппарате. Можете представить, до чего я был потрясен! Немедленно побежал к себе, достал фотоаппарат и с ужасом убедился, что ремень исчез. Дверь нашего номера никогда не запиралась на ключ. Аппарат находился там все послеобеденное время. Каждый без труда мог похитить любую вещь. Жена посоветовала рассказать обо всем доктору Лофтону. — Бенбоу взглянул на руководителя группы. — Что ж, доктор, придется говорить начистоту.
— Да, очевидно, — кивнул тот.
— Сперва доктор счел мои опасения напрасными, но когда я объяснил, что отлучался ночью послать телеграмму, он взглянул на дело серьезнее. Я спросил, не посоветует ли он сообщить в Скотленд-Ярд о том, что ремень этот мой, но что во время убийства из комнаты я не выходил. В конце концов, случалось, что людей вешали на основании гораздо меньших улик, а я здесь в чужой стране. Короче, я был в таком ужасе, что Лофтон заявил: «Лучше вам помалкивать, я сам все улажу. Дрейка вы, конечно, не убивали, и не нужно, чтобы вас стали подозревать». Предложение было хорошее, и я его принял. Только потом выяснилось, что доктор Лофтон сказал, будто ремень принадлежит ему. Вот и все. Впрочем, нет, еще одно: уже на теплоходе во Францию мистер Вивьен поинтересовался, где мой ремешок от фотоаппарата? Причем в удивительно неприятной манере, с какой-то издевкой. А когда я приобрел новый в Париже, он и вовсе начал надо мной подтрунивать.
Первым нарушил наступившее молчание Чарли Чан. Оживленно повернувшись к Вивьену, он спросил:
— Все так и было?
— Да, — ответил тот. — Я сразу догадался, что ремешок этот Бенбоу. Но мы находились в чужой стране, и я даже мысли не допускал, что Бенбоу виноват. Просто решил посоветоваться с адвокатом-криминалистом, мистером Тэйтом. Он порекомендовал никому ничего не говорить.
— А теперь вы пренебрегли его рекомендациями…— заметил Чарли.
— Не совсем. Мы беседовали с ним сегодня, и мистер Тэйт заявил, что настало время выложить правду. Дело в том, что из всех полицейских, занимавшихся этим расследованием, он вас только и оценил.
Чан слегка поклонился.
— Мистер Тэйт оказывает мне слишком большую честь, — запротестовал он.
— Собственно, я уже все рассказал, — произнес Бенбоу, вытирая вспотевший лоб. — Поскольку доктор Лофтон признал ремень…
Все посмотрели на Лофтона. Доктор нервничал, глаза его метали молнии.
— Бенбоу говорит правду, — начал он. — Но примите во внимание мое положение. С одной стороны я и моя группа, в которой скрывается убийца. С другой — самая известная в мире сыскная организация. Я стремился вырваться из поля ее деятельности как можно скорее. Удрать из Англии, пока группа не распалась. Я думал, что если Бенбоу признается сразу и в ночных блужданиях по гостинице, и в потере ремешка, его обязательно задержат. Одного факта было недостаточно, но двух хватило бы за глаза! Разве я мог допустить, чтобы экскурсия в самом начале потеряла своих лучших клиентов? К тому же я уверен был, что Бенбоу не виноват.
Когда инспектор заговорил о ремне, я подумал, что выход из положения найден. Ремешок мистера Бенбоу удивительно походил на мой. Вот я и заявил Даффу, что орудие убийства капля в каплю совпадает с моим ремнем. Потом пошел к себе в номер и спрятал его под шкаф, а вернувшись, сообщил, что именно моим ремнем воспользовался убийца. Все прошло нормально. Мистер Бенбоу был в безопасности и…
— И вы тоже…— подсказал Кин, пуская сигаретный дым в потолок.
— Извините, не понял, — еле сдерживая гнев, процедил Лофтон.
— Могу повторить: вы оба были в безопасности, — спокойно продолжал Кин. — Дафф никак бы не стал подозревать вас, ведь вы сразу обезоружили его своим заявлением. Неужели бы Дафф допустил мысль, чтобы вы убили Дрейка собственным ремнем, а потом признали его своим? Да, дорогой мой доктор, комбинация отменная!
Лицо Лофтона налилось кровью.
— На что вы намекаете, черт вас возьми!
— Нет, нет, ничего страшного! Не нервничайте, пожалуйста. Просто больше никто не обращал на вас внимания. Конечно, вы переживали, ведь вся история случилась в вашей группе. Но только ли по этой причине?
Оттолкнув стул ногой, Лофтон шагнул к Кину.
— Ну-ка, встань, мошенник! — крикнул он. — Встань, свинья! Я уже старый человек, но ей-богу…
— Господа, господа! — воскликнул Макс Минчин. — Вспомните о том, что здесь присутствуют дамы!
Чарли Чан с трудом протиснулся между Кином и Лофтоном.
— Да повеет на вас живительное дыхание рассудка, — мягко произнес он. — Вы не умный человек, доктор Лофтон, если прислушиваетесь к безответственным словам Кина, которого никак нельзя обвинить в избытке тактичности. Оснований для подлых предположений вообще не существует. — Он взял доктора за плечо и отвел на несколько шагов.
— Вот так история! — воскликнул Минчин. — Похоже, прощальный ужин пошел насмарку. А я-то собирался взяться со всеми за руки и спеть песню дружбы, ну да ладно… Откройте дверь! Надеюсь, что в коридоре вы не выхватите из карманов револьверы!
Чан вывел Лофтона из кафе. За его спиной послы-шался шум отодвигаемых стульев, обозначивший окончание товарищеского ужина у Макса Минчина.
— Горячие слова остынут под морским ветром на палубе, — заметил китаец. — Примите мой совет! не подходите к капитану, пока буря в вашей душе окончательно не утихнет.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласился доктор. — С первой минуты я возненавидел этого беспринципного циника. — Он благодарно взглянул на Чана. — Спасибо за ваши слова о том… что нет оснований меня подозревать.
— В этом я еще не убежден, — спокойно заметил Чарли Чан.
— Сейчас, по трезвому размышлению, я понимаю, насколько было глупо признавать этот ремень своим. Но когда путешествуешь с подобными экскурсиями в течение многих лет, то на их участников смотришь, как на малых детей, требующих опеки. Один попал в затруднительное положение, вот я и взвалил его тяжесть на свои плечи.
— Я все прекрасно понимаю, — успокоил Лофтона Чарли.
— Спасибо, инспектор. Вы действительно очень умны. И ваши старания обязательно увенчаются успехом. Ну а теперь в каюту, у меня масса работы. — Доктор раскланялся и ушел.
Чан принялся расхаживать по палубе. Сколько неожиданностей случилось на прощальном ужине у Минчина! Кто-то его окликнул из шезлонга, и Чарли оглянулся.
— А, мистер Тэйт! Вы не запротестуете, если я присяду с вами?
— Отнюдь, я буду в восторге! —ответил Тэйт.
— Вы оказали мне большую любезность, в лестных выражениях расписывая Вивьену мой слабый ум, — продолжал Чан.
— Я говорил это с глубочайшим убеждением, — заверил адвокат. — А что, симпатичный получился прием, правда? Или это тоже один из ваших экспериментов? — добавил он.
— О нет. — Китаец покачал головой. — Идею подал гостеприимный Минчин. То, что мне довелось услышать, я, возможно, использую.
— О, тут я просто уверен!
— Сегодня вечером высказывались многие, некоторые из них вели себя нескромно, другие проболтались о чем-то сокровенном. К примеру, вы.
Юрист опустил голову.
— Понимаете, как-то само вырвалось… Я о том, что на месте Дрейка мог любой из нас оказаться.
— Ну конечно, ведь вам было известно, что Хенвуд и Дрейк в ту ночь поменялись комнатами. Инспектор Дафф сам говорил об этом в поезде из Ниццы до Сан-Ремо.
— Вот именно. Однако вы основательно вникли в подробности. Наверное, по заметкам Даффа?
— Подробности совершенно необходимы, в них моя единственная надежда. Но в записях инспектора нет ни слова о том, что вы успели прочитать письмо Хенвуда к жене.
— Я даже о существовании его не знал.
— Зато прекрасно были осведомлены, что Дрейка убил человек, собирающийся убрать Хенвуда! Вы же отлично поняли, что смерть бедного старика была чисто случайной и вместо него мог любой пострадать!
— Да, понял. Жаль только, поздно об этом сказал.
— Откуда же вы раздобыли подобные сведения? Может, от Даффа?
— Конечно нет.
— Так откуда?
Тэйт рассмеялся.
— Ладно, вы меня приперли к стенке, Марк Кеннуэй проболтался.
— А Марк Кеннуэй узнал это от…
— Из его слов логически вытекало, что главным информатором была Памела Поттер.
— Поздравляю, мистер Тэйт, Вы вышли сухим из воды.
Тэйт опять засмеялся.
— Не так это трудно, когда говоришь правду.
— Позвольте мне удалиться, предоставив вам возможность спокойно углубиться в свои мысли…
На танцевальной площадке инспектор увидел Памеду Поттер с Марком Кеннуэем. Переждав музыку, он Подошел к ним.
— Извините, прекрасная Памела, но на следующий фокстрот вас ангажирую я, — поклонился Чарли.
— О, пожалуйста, — рассмеялся Кеннуэй.
Чарли Чан с серьезным видом протянул руку Памеле. Снова заиграл оркестр.
— К сожалению, ангажируя не для танцев, — исправился Чарли. — Мое тело и фокстрот друг другу не пара.
— Почему же? Давайте попробуем их согласовать.
— Мудрый слон не должен подражать бабочке, — заметил Чан и отвел Памелу в затененный угол. — Я пригласил вас только затем, чтобы задать один вопрос.
— Ох, а уж я-то подумала, что покорила ваше сердце! — рассмеялась девушка.
— Наверное, подобная новость вас бы не удивила! Ответьте, пожалуйста, вы излагали кому-нибудь содержание письма Хенвуда к жене? Объясняли вы то, что убийство вашего дедушки было случайным?
— Боже мой! А я не должна была этого делать?
Чан пожал плечами.
— Старая пословица гласит: «У тебя два уха и один рот». Сперва два раза выслушай, а потом один раз говори.
— Я уничтожена.
— Не переживайте! Возможно, еще ничего плохого не случилось. Я хочу только знать, с кем вы беседовали?
— С миссис Лейк…
— Это естественно. С кем еще?
— Только с Кеннуэем.
— А вам известно, что Кеннуэй все передал Тэйту?
— К сожалению. Он страшно меня разозлил. Я не предупреждала, что это тайна, но он сам должен был сообразить… Этот Марк так меня нервирует…
— Нервирует? Скорее, он…
— Знаю, знаю, вы намекаете, что все время я провожу с ним… А из чего выбирать? Вивьен и Кин безнадежные создания, а когда мне требуется мужское общество, например для танцев, предпочитаю Марка. Впрочем, это не мешает ему доводить меня до белого каления.
— Нечто подобное вы уже говорили.
— Значит, вы мне не верите? Но разве вы не видите, как он себя ведет? Это же сплошная заносчивость! Бостон! Гарвард! И так далее… Такое кого угодно выбьет из колеи…
— А если этот взбалмошный человек сделает вам предложение?
— Полагаете, такое возможно? — спросила Памела.
— Для чего же мне напрасно сотрясать воздух?
— Нет, наверное, вы колдун. Как вы умеете провоцировать людей… Ладно, если так, подтверждаю, что я на-деюсь на это. Я сама его подталкиваю к такому шагу. И более того, хочу услышать его признание.
— Зачем?
— Чтобы ему отказать! Какой триумф! Цвет бостонской молодежи отвергнут неотесанной вульгарной девушкой!
— Сердце девушки, подобно океаническим глубинам, еще не исследовано, — улыбнулся Чан.
— Ну нет! Женщин совсем не трудно понять! Мои мотивы абсолютно ясны. Но в некотором смысле жаль; Марк, если захочет, может быть удивительно милым. Но подобное желание возникает у него так редко! Обычно он бывает холодным, гордым и… бостонским. Он издевается над моими деньгами. А что я могу сделать, — добавила она задумчиво, — если мой дедушка столь предусмотрительно сколотил себе капитал?
— Никакой рассудительный человек не упрекнет вас в этом. А вам не следует зря соблазнять человека. Даже шутя… Впрочем, вернемся к объекту наших усилий. — Они подошли к танцплощадке.
Кеннуэй не проявил неудовольствия, вновь увидев Памелу. Чан уже собрался уходить, когда столкнулся с интендантом Линчем.
— Разрешите вас на минутку, инспектор, — обратился к нему Линч, приглашая в свою каюту. Там околачивался угнетенный Кашимо.
— Что случилось? — спросил Чарли Чан.
Кашимо помялся и нерешительно начал:
— Мне неприятно…
У Чана замерло сердце.
— Ваш помощник засыпался, — объяснил Линч.
— Откуда я мог знать, что она вернется? — жаловался японец.
— Не говори загадками, — сказал Чарли. — Кто вернется?
— Миссис Минчин, — вмешался интендант, — Она пришла в свою каюту и застала вашего помощника, копающегося в ее вещах. У миссис Минчин драгоценностей, наверное, на миллион долларов. Она так орала, что было слышно в Сан-Франциско. Я пообещал ей, что лично выброшу этого молодца за борт. Мы пошлем его на работу в другое место. Боюсь только, что полезная деятельность Кашимо теперь закончена.
— Ох, как же мне стыдно, — повторял Кашимо.
— Минуту, — остановил его Чарли. — Скажи, ты раскопал что-нибудь стоящее внимания в каюте Мннчина?
Кашимо так и подскочил.
— Конечно! Я всегда все нахожу, потому что делаю обыск основательно! Я умею искать.
— Что же это?
— Коллекция этикеток, не приклеенных к чемоданам. Из всех гостиниц, в которых останавливалась экскурсия.
— А были там этикетки «Грет Эстерн» в Калькутте? — спросил Чан.
— Нет, я два раза просмотрел. Таких не было.
Чан улыбнулся и похлопал японца по плечу.
— В будущем не отступай от своих достижений, Кашимо, — посоветовал он. — Камни следует бросать лишь на деревья, полные фруктов, иначе на тебя посыплются только твои же камни.