Глава IV
Появление принца
Тем не менее некоторые мелочи застряли занозой в душе Раксоля. Во-первых — подмигивание Жюля, потом белая лента на ручке двери, визит Жюля в номер сто одиннадцать и разбитое окно. Раксоль забыл, что было уже больше трех часов ночи, близился рассвет. В эту ночь он почти не спал из-за переполнявшего его чувства радости от совершенной сделки по купле гостиницы «Великий Вавилон». Это приобретение сулило в будущем много занимательного и интересного.
На следующий день рано утром новоиспеченный хозяин отеля встретился с мистером Вавилоном.
— Я вынес из своих комнат все бумаги, и теперь они в полном вашем распоряжении, — сказал Феликс. — Если вы ничего не имеете против, мне хотелось бы задержаться в отеле еще на некоторое время в качестве постояльца. Нам предстоит много хлопот по окончательному оформлению продажи «Вавилона», к тому же у вас, вероятно, может возникнуть немало вопросов касательно ведения дел в гостинице. Да и мне самому, честно говоря, не очень-то хочется так сразу покидать мой старый добрый «Вавилон». Для меня это было бы очень тяжело.
— Буду чрезвычайно рад, дорогой мистер Вавилон, — с готовностью проговорил мистер Раксоль, — если вы останетесь, но находиться здесь вы будете не как клиент «Великого Вавилона», пусть даже самый привилегированный, а как мой гость.
— Вы очень добры, — воскликнул бывший владелец отеля.
— Что же касается того, что мне может понадобиться ваша неоценимая помощь, то, конечно, скорее всего, так и случится, но пока, должен сказать, дело идет как-то само собой.
— Гм, мне доводилось слышать о гостиницах, дела в которых идут будто сами собой, — задумчиво проговорил Вавилон. — Но если так и бывает, то уверяю вас, что их владельцы неумолимо приближаются к краху. Хлопот с отелем у вас будет много. Слышали ли вы, например, о мисс Спенсер?
— Нет. А что случилось? — насторожился американец.
— Да она исчезла нынешней ночью неизвестно куда, и никто, по-видимому, не может дать ни малейших разъяснений относительно этого таинственного происшествия, — сообщил мистер Вавилон своему преемнику. — Номер ее пуст, не осталось ни одной мелочи, которая бы ей принадлежала. Вам придется кем-нибудь заменить мисс Спенсер, а найти этого кого-нибудь будет не так-то просто.
Раксоль помолчал, а потом произнес:
— Полагаю, не одно ее место сегодня окажется свободным!
Вскоре по окончании этого разговора новый хозяин отеля водворился в личных покоях прежнего владельца и позвонил в звонок.
— Позовите Жюля, — сказал он явившемуся на зов мальчику-посыльному.
В ожидании метрдотеля Раксоль размышлял над сообщением об исчезновении мисс Спенсер.
— Здравствуйте, Жюль, — любезно поприветствовал Раксоль представшего перед ним метрдотеля.
Тот выглядел совершенно спокойным, будто накануне ночью ничего не происходило.
— Здравствуйте, сэр, — ответил он невозмутимо.
— Присядьте, — последовало приглашение патрона.
— Благодарю вас, сэр, — все тем же ровным голосом произнес слуга.
— Мы с вами, Жюль, уже виделись нынче, — заметил новый владелец «Вавилона».
— Да, сэр, в три часа утра, — подтвердил тот.
— Вам не кажется странным, что мисс Спенсер куда-то пропала? Не правда ли, это вызывает некоторое недоумение?
— Действительно, это удивительно, сэр.
— Вы, конечно, уже знаете, что мистер Вавилон передал мне все права на эту гостиницу? — продолжал свои расспросы Теодор Раксоль.
— Слышал, сэр, — последовал краткий ответ.
— Вероятно, вам известно обо всем, что здесь происходит, Жюль?
— Как метрдотель, сэр, я обязан за всем приглядывать, — с достоинством проговорил слуга.
— Для иностранца вы отлично говорите по-английски, Жюль, — заметил американец.
— Для иностранца, сэр? Я англичанин и родился и воспитывался в Хартфордшире. Возможно, вас ввело в заблуждение мое имя, сэр. Я зовусь Жюлем, потому что метрдотель любой действительно первоклассной гостиницы непременно должен иметь или французское, или итальянское имя.
— Понимаю. Сдается мне, Жюль, что вы малый неглупый. И как долго пользовалась гостиница вашими услугами? — поинтересовался новый владелец «Вавилона».
— Чуть больше двадцати лет, сэр, — с прежней невозмутимостью ответил метрдотель.
— Ну, это долгий срок. Не думаете ли вы, что пора двигаться дальше? Не засиделись ли вы на одном месте? Вы еще молоды и можете отличиться в какой-нибудь другой сфере.
Раксоль пристально взглянул на Жюля, и тот не менее пристально посмотрел на нового патрона.
— Вы недовольны мной, сэр?
— Откровенно говоря, мой друг, вы, как мне кажется… гм… слишком часто подмигиваете. И я нахожу весьма прискорбным, когда у одного из моих главных служащих обнаруживается привычка снимать белые ленты с дверных ручек по ночам, — проговорил с сарказмом американец.
Услышав это замечание, Жюль едва заметно вздрогнул.
— Понимаю, сэр. Вы хотите избавиться от меня, и для этого годится — если вы позволите так выразиться — любой предлог. Прекрасно. Не могу сказать, что это меня удивило. Иногда случается, что метрдотель и хозяин гостиницы не сходятся характерами, и тогда, если один из них не уйдет, это может плохо отразиться на работе гостиницы. Я ухожу, мистер Раксоль. В сущности, я уже и сам подумывал отказаться от этого места, — сохраняя внешнее спокойствие, проговорил слуга.
Миллионер одобрительно улыбнулся:
— Что вы желаете получить вместо предварительного уведомления? Я хочу, чтобы вы покинули отель не позднее чем через час.
— Я ничего не желаю, сэр, это было бы ниже моего достоинства. И я оставлю гостиницу через четверть часа, — с достоинством ответил метрдотель.
— Так, значит, прощайте. Остаюсь искренним вашим доброжелателем до тех пор, пока вы будете держаться на значительном удалении от моей гостиницы, — ледяным тоном произнес Теодор Раксоль и поднялся с места.
— Прощайте, сэр. Благодарю вас.
— Да, кстати, Жюль, вам не стоит утруждать себя обращениями с просьбами о месте в другие первоклассные европейские отели, потому что я приму необходимые меры к тому, чтобы эти просьбы даже не рассматривались, — сделал дополнение к своей предыдущей тираде американец.
— Не затрагивая вопроса о существовании в самом Лондоне пяти-шести первоклассных отелей, владельцы которых заплясали бы от радости, если бы я предложил им свои услуги, — ответил невозмутимо Жюль, — могу уведомить вас, сэр, что я оставляю свою профессию.
— В самом деле? Вы избрали своим умственным способностям иную сферу применения? — чуть удивленно поинтересовался теперь уже бывший патрон.
— О нет, сэр. Я сниму квартиру на Альбермен-стрит или на Джермин-стрит и просто-напросто стану вести светскую жизнь. Я накопил около двадцати тысяч фунтов — сущие пустяки, но с моими потребностями мне этого достаточно, — и теперь начну наслаждаться жизнью. Извините, что утруждаю вас этими подробностями. Прощайте еще раз, — таковы были последние слова получившего отставку метрдотеля.
Тем же утром Раксоль отправился с Вавилоном в первую очередь к адвокату в Сити, затем к маклеру, чтобы оформить в соответствии со всеми правилами приобретение гостиницы.
— Я думаю обосноваться в Англии, — сказал Раксоль по дороге в отель, — это единственная страна… — Он запнулся.
— Единственная страна?.. — переспросил мистер Вавилон.
— Единственная страна, где можно надежно вложить капитал и жить, чувствуя себя в полной безопасности. В Соединенных Штатах нет ничего, на что стоило бы тратить деньги, там нечего покупать. А во Франции и Италии не ощущаешь себя защищенным, — последовал ответ.
— Но ведь вы же истый американец? — удивился бывший владелец отеля.
— Я истый американец, но мой отец — он начал с того, что убирал дортуары в одном оксфордском колледже, а закончил тем, что нажил десять миллионов долларов на железе — так вот, мой отец принял благоразумное решение отправить меня на воспитание в Англию. Я прошел трехгодичный курс в Оксфорде не хуже любого юноши из высших слоев общества. Пребывание в колледже пошло мне на пользу и принесло выгоду, гораздо большую, чем многие мои удачные спекуляции. Я усвоил, что английский язык отличается от американского и значительно лучше его и что в жизни англичан присутствует нечто — что именно, я и сам не могу определить, — чего никогда не будет у американцев. Помилуйте, да в Америке мы ведь до сих пор подкупаем свои суды и газеты! И восемнадцатый век для нас все равно что для европейцев сотворение мира! Да, решено, я переведу свои капиталы в Лондон. Выстрою дом на Парк-Лейн, куплю какое-нибудь старое-престарое поместье с историей длиной в добрую милю и не торопясь, постепенно осяду на месте. Знаете ли, мой друг, ведь я человек довольно добродушный и общительный, но во всем Нью-Йорке у меня не найдется и шести настоящих друзей! Вы только подумайте!
— А у меня, — заметил Вавилон, — и вовсе нет никаких друзей, кроме товарищей детства в Лозанне. Я провел в Англии тридцать лет и не приобрел ничего, кроме прекрасного знания языка и порядочного запаса презренного металла.
И оба почтенных джентльмена одновременно вздохнули.
— Да, кстати, о презренном металле, — заметил Раксоль, — как вы думаете, сколько удалось скопить Жюлю за время его пребывания у вас?
— Гм… — Вавилон улыбнулся. — Трудно сказать. У него были возможности — возможности исключительные!
— Так что, по-вашему, двадцать тысяч франков, с учетом подобных обстоятельств, сумма не очень большая?
— Вовсе нет. Что же, он посвятил вас в свои дела? — с некоторым удивлением поинтересовался бывший патрон метрдотеля.
— Отчасти. Я отказал ему от места, — последовал краткий ответ.
— Вы его прогнали? — продолжал удивляться почтенный швейцарец.
— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Раксоль.
— Да, конечно, но почему?! Я вот хотел избавиться от него последние десять лет, но никак не мог собраться с духом, — со вздохом проговорил Вавилон.
— Это все произошло очень просто, уверяю вас. В конце концов он даже начал казаться мне довольно симпатичным.
— Ни мисс Спенсер, ни Жюля за один день! — задумчиво промолвил Вавилон.
— И заменить их некем, — добавил новый владелец отеля. — А в гостинице все идет себе да идет как ни в чем не бывало!
Но когда Теодор Раксоль вернулся в «Великий Вавилон», на месте мисс Спенсер в конторе восседала высокая и стройная, величественного вида девица в изящнейшем черном туалете.
— Боже мой, Нелла! — воскликнул он, входя в контору. — Что ты тут делаешь?
— Заменяю мисс Спенсер. Мне хочется помочь тебе в управлении гостиницей, папочка. Из меня наверняка выйдет отличный клерк. Я договорилась с некой мисс Селиной Смит, одной из здешних стенографисток, она научит меня всем премудростям, и я отлично со всем справлюсь.
— Но послушай, ты же Элен Раксоль! Так мы заставим говорить о себе весь Лондон! Богатейшая из всех американских наследниц — и вдруг клерк в гостинице! А я-то приехал сюда отдохнуть и успокоиться! — в смятении проговорил взволнованный отец.
— И гостиницу, видно, купил, чтобы отдохнуть и успокоиться, папочка? — с легкой ехидцей поинтересовалась мисс Элен.
— Да ведь это ты настаивала на бифштексе! А теперь вон отсюда сию же минуту!
— Как же, держи карман! — И Нелла вызывающе расхохоталась в лицо родителю.
В эту минуту у окошка конторы показался белокурый господин лет тридцати, очень хорошо одетый, аристократической наружности и, по-видимому, чем-то рассерженный. Он пристально посмотрел на девушку и вздрогнул.
— Как! — воскликнул он в замешательстве. — Это вы?!
— Да, ваше высочество, я. Папа, это его светлость принц Ариберт Познанский, один из самых уважаемых наших постояльцев.
— Вам известно мое имя, фрейлен? — пробормотал по-немецки приезжий.
— Конечно, принц, — ответила ласково Нелла. — Прошлой весной в Париже вы были просто графом Штейнбоком — вероятно, путешествовали инкогнито.
— Тише, — прошептал гость с умоляющим жестом, и лицо его вдруг побелело как бумага.
