Глава XVI
Дама в красной шляпе

— Нам необходимо немедленно решить одну вещь, принц, — заявил Теодор Раксоль.

Все трое — Раксоль, его дочь и принц Ариберт — сидели за обеденным столом в отдельном кабинете отеля «Веллингтон». Миллионер исправно прибыл с дневным пароходом и был встречен молодыми людьми на набережной. Они рано пообедали, и Раксоль выслушал подробный рассказ о приключениях Неллы и принца на море и на суше. Что же касалось его собственных приключений, то есть событий предшествовавшей ночи, то он о них очень мало распространялся, объяснив вскользь, почти без всяких подробностей, что тело Диммока нашлось.

— Что именно? — спросил принц в ответ на заявление Раксоля.

— Мы должны решить, известить ли нам полицию обо всем случившемся немедленно или действовать на свой страх и риск. В том, что нам следует сделать, не может быть никаких сомнений: из осторожности мы должны во всем признаться полиции и передать дело в ее руки…

— О, папа! — воскликнула Нелла, надувая губки. — Ты, конечно, не всерьез это говоришь. Ведь потеха только началась!

Раксоль многозначительно взглянул на дочь:

— Так ты считаешь прошлую ночь потешной?

— Да, теперь да, — сказала она.

— Ну а я не считаю, — изрек миллионер, по всей вероятности, вспоминая о своем собственном сидении в лифте.

— Разве вы не думаете, что мы могли бы сами попробовать расследовать это дело? — с присущей ему дипломатичностью промолвил принц, раскалывая грецкий орех. — А потом, если нам это решительно не удастся, у нас еще останется возможность посоветоваться с полицией.

— С чего же, по-вашему, нам следовало бы начать? — спросил Раксоль.

— Да вот, например, с дома, в который вчера ночью мисс Раксоль вошла столь бесстрашно. — Он воздал ей должное восторженным взглядом. — Нам с вами, мистер Раксоль, следовало бы в подробностях осмотреть это жилище.

— Сегодня?

— Конечно. Мы могли бы что-нибудь сделать.

— Мы можем сделать даже слишком много.

— Например?

— Мы можем ненароком пристрелить кого-нибудь или быть принятыми по ошибке за ночных воров. Если мы преступим закон, нам не послужит в оправдание то обстоятельство, что мы действовали с добрыми намерениями.

— Это правда, — сказал принц. — Тем не менее… — Он не договорил.

— Тем не менее вы не желаете посвящать в это дело полицию. Вам хочется оставить за собой привилегию распутать его. Вас разбирает охотничья лихорадка, не так ли? Примите совет более опытного человека, принц: идите спать — утро вечера мудренее. Я не готов совершать ночные вылазки две ночи подряд. Что же до тебя, Нелла, — сейчас же марш в постель! А мы с принцем еще поговорим немного за стаканом какой-нибудь бурды, какая найдется в этой дыре.

— Папа, ты совершенно несносен сегодня!

— Может быть, но я и вправду страшно зол на тебя за то, что ты отправилась сюда одна. Это было чудовищно, и если бы только я не был самым безрассудным из всех отцов… Ну, довольно! Спокойной ночи, уже девять часов. Я уверен, что принц извинит тебя.

Не будь Нелла действительно сильно утомлена, принцу Ариберту пришлось бы быть свидетелем добродушного, но упорного конфликта между миллионером и его бойким детищем. На этот раз Нелла удалилась на удивление послушно. Мужчины остались одни.

— А теперь, — сказал Раксоль, внезапно меняя тон, — я к вашим услугам. Я согласен предпринять ночное расследование, даже, говоря по правде, думаю, что откладывать это дело до утра никак нельзя. Но я хотел оградить Неллу от опасности, по меньшей мере до завтра. С ней довольно-таки трудно сладить, принц, и я должен предостеречь вас, — он усмехнулся, — что, если нам удастся что-нибудь сделать сегодня, мы получим завтра утром нагоняй от ее милости. Готовы ли подвергнуться этому риску?

— Готов. — Принц улыбнулся. — Но мисс Раксоль — девушка с замечательным характером.

— Да, — суховато отозвался Раксоль, — иногда я бы желал, чтобы у нее было его поменьше.

— Я питаю величайшее уважение к мисс Раксоль, — сказал принц, взглянув в глаза отцу девушки.

— Вы оказываете нам большую честь, принц. Однако перейдем к делу. Прав ли я, предполагая, что у вас есть причины не допускать вмешательство полиции в это дело, если это окажется возможным?

— Да, — сказал принц и нахмурился. — Я очень боюсь, что мой бедный племянник по собственной глупости попал в беду, оглашения которой он бы не желал.

— Так вы не верите, что он стал жертвой гнусной интриги?

— Нет, не верю.

— Могу ли я узнать почему?

— Мистер Раксоль, мы говорим с вами по секрету, не так ли? Несколько лет тому назад мой безрассудный племянник имел историю… историю с одной звездой Берлинского театра. Как мне кажется, дама эта могла бы быть настоящим образцом добродетелей, но когда в деле замешан владетельный принц, то уж никак не избежать скандала. Я думал, с этим делом покончено, особенно когда узнал, что предстоит объявление о помолвке моего племянника с принцессой Анной Экштейн-Шварцбургской. Но вчера я видел вышеупомянутую даму. Это совпадение — то есть ее присутствие здесь вкупе с исчезновением моего племянника — слишком знаменательно, чтобы с ним не считаться.

— Но в чем же эта теория касается убийства Реджинальда Диммока?

— Она его нисколько не касается. Мое мнение таково, что убийство бедного Диммока и исчезновение моего племянника совсем не связаны, если только эта берлинская актриса и впрямь не содействует убийцам. Об этом я как-то не думал.

— В таком случае что же вы предлагаете делать сегодня?

— Я предлагаю войти в дом, куда вчера ночью вошла мисс Раксоль, и поискать там какие-нибудь улики.

— Я согласен, — сказал Раксоль, — и буду от души рад помочь вам. Но позвольте мне заметить, принц, — и извините, что я говорю вам это напрямик, — что ваша догадка не верна. Я готов держать пари на сто тысяч долларов, что принц Евгений был похищен.

— Какие основания заставляют вас держаться такого мнения?

— Ах, это длинная история, — сказал Раксоль. — Позвольте мне начать с вопроса: известно ли вам, что ваш племянник, принц Евгений, имеет миллион долга?

— Миллион долга! — вскрикнул принц Ариберт в удивлении. — Это невозможно!

— Однако это так, — спокойно заметил Раксоль и рассказал все, что сам узнал от Симпсона Леви. — Что вы на это скажете? — в заключение спросил он.

— Только то, что Евгений погиб, даже если он и жив еще.

— Вовсе нет! — весело возразил Раксоль. — Вовсе нет. Это мы еще посмотрим. Теперь же мне необходимо узнать от вас следующее: не добивался ли кто-нибудь ранее руки принцессы Анны?

— Да. В прошлом году король Боснийский просил ее руки, но был отвергнут.

— Почему?

— Потому что мой племянник был для нее более подходящей партией.

— А не потому, что личные качества его величества короля Боснии оставляли желать лучшего?

— Нет. К несчастью, в нынешнее время вопрос о личных качествах не принимается в расчет, когда речь идет о браках царствующих особ.

— Значит, если бы почему-либо брак принцессы Анны с вашим племянником расстроился, то у Боснийского короля появились бы большие шансы?

— Несомненно. С политической точки зрения его кандидатура была бы вполне удовлетворительна.

— Благодарю вас, — сказал Раксоль. — Я могу поставить сотню тысяч долларов на то, что кто-нибудь в Боснии — не обвиняю самого короля — является вдохновителем всего этого дела. Способы балканской политики всегда имели полувосточный характер. Ну, пойдемте.

— Куда?

— К тому дому, где начались приключения Неллы.

— Но ведь еще слишком рано.

— Это правда, и, кроме того, нам необходимо запастись кое-какими вещами, например, фонарем с темным стеклом. Я думаю, мне следует сейчас же пойти и раздобывать его.

— И револьвер, — посоветовал принц Ариберт.

— Разве дело дойдет до револьверов?

Миллионер усмехнулся.

— Может дойти.

— Ну так вот он, мой друг, — сказал Раксоль, вынимая револьвер из кармана. — А ваш?

— У меня револьвер вашей дочери.

— Ах, черт возьми! — пробормотал Раксоль едва слышно.

Была половина десятого. Они решили, что начинать операцию раньше полуночи было бы недальновидно. Оставалось еще три часа.

— Пойдемте понаблюдаем за игрой, — предложил Раксоль. — Так мы можем, пожалуй, встретить берлинскую даму.

Это предложение сначала было сделано несерьезно, но ничего лучшего не оставалось, и они решили провести оставшиеся до полуночи часы в пышных салонах курзала, где во время сезона выигрывается и проигрывается столько же денег, что и в Монте-Карло. Было десять, когда они входили в игорные залы. Публики было много, в том числе лица, слава которых гремела на всю Европу. В этой разношерстной компании все были равны. Электрический свет холодно и равнодушно светил на правого и неправого, на мошенника и на обманутого, на европейца и азиата. По обыкновению, женщины занимали лучшие места за столами. Зрелище это было достаточно привычно для принца Ариберта, который часто наблюдал игру в Монако, но Теодор Раксоль никогда еще не входил ни в один европейский игорный зал; он имел лишь смутное представление о правилах игры и сразу заинтересовался. Некоторое время они наблюдали игру за ближайшим к ним столом. Раксоль не открывал рта. С глазами, прикованными к столу, навострив уши, он брал свой первый урок в рулетку. Он видел, как молодой человек, почти еще мальчик, выиграл пятнадцать тысяч франков, которые тут же самым наглым образом украла у него нарумяненная молодая женщина; видел, как два пожилых игрока поставили и, проиграв, тихо побрели вон из залы, — на его глазах банк выиграл пятьдесят тысяч франков в один тур.

— Это довольно-таки забавно, — сказал Раксоль наконец. — Но ставки слишком малы, чтобы сделать игру действительно увлекательной. Попробую и я свое счастье, так только, в виде опыта. Мне суждено выиграть.

— Почему?

— Потому что я всегда выигрываю в азартных играх, — ответил Раксоль с веселой доверчивостью. — Такова уж моя судьба. И кроме того, вспомните, что сегодня я новичок, а новичкам всегда везет.

Спустя десять минут крупье этого стола вынужден был прервать операции и дождаться, пока пришлют еще денег.

— Что я говорил вам! — воскликнул Раксоль, направляясь к другому столу в глубине комнаты, преследуемый сотнями любопытных взглядов.

Какая-то старая женщина, чей пестрый наряд придавал ей моложавый вид, попросила его по-французски поставить для нее пять франков и протянула ему деньги. Он взял их и вернул ей стофранковый билет. Она схватила шуршащую бумажку и с лихорадочной поспешностью вернулась к своему столу.

За вторым столом царило порядочное возбуждение. В первом ряду игроков находилась женщина в черном вечернем туалете с глубоким вырезом и в эффектной красной шляпе. На вид ей было лет двадцать восемь, у нее были темные глаза, полные губы и типичный, несомненно еврейский нос. Она казалась красивой, но красота ее была того отталкивающего, рокового характера, которую часто называют красотой Юноны. Эта женщина была центром внимания. Вокруг шептали, что она выиграла сто шестьдесят тысяч франков за этот день.

— Вы были правы, — шепнул принц Ариберт Теодору Раксолю, — это берлинская дама.

— Черт возьми! А она вас видела? Узнает ли она вас?

— Да, она, вероятно, узнала бы меня, но еще не посмотрела в мою сторону.

— В таком случае встаньте позади нее, а я постараюсь немного ее развлечь.

Раксолю удалось занять стул прямо напротив дамы в красной шляпе. Слава о его успехах за первым столом пришла следом за ним, и на него уже смотрели как на серьезного и грозного игрока. В первый же тур дама поставила тысячу франков на двойное zero, Раксоль поставил сотню на номер девятнадцать и тысячу на impair. Девятнадцатый номер взял, Раксоль получил четыре тысячи четыреста франков. Девять раз подряд американец ставил на номер девятнадцать и на нечетные номера, а дама все девять раз ставила на двойное «zero». Все девять раз Раксоль выигрывал, а дама проигрывала. Другие игроки, заметив, что дело обратилось в дуэль, большей частью прекратили игру и наблюдали за соперниками.

Принц Ариберт не оставлял занятого им места позади красной шляпы. Игра продолжалась. Время от времени Раксоль проигрывал понемногу, но девяносто девять процентов удачи было на его стороне. Как заметил один из зрителей, англичанин: «Он не мог сыграть неудачно». Когда пробила полночь, у дамы в красной шляпе оставалась всего лишь тысяча франков. Затем на полчаса ей опять повезло, но уже к часу ночи все ее средства были истощены. Из ста шестидесяти тысяч франков, которые она, по слухам, выиграла прежде за этот вечер, в руках у Раксоля оказалось около девяноста тысяч, остальное взял банк. Это было гибелью для Юноны в красной шляпе. Она вскочила, топнула ногой и поспешно вышла из залы. Раксоль и принц последовали за ней на некотором расстоянии.

— Хорошо бы узнать, куда она держит путь, — сказал Раксоль.

Выйдя на воздух, при ослепительном свете громадных электрических фонарей и под шум прибоя, который плещет у самого подножия курзала, Юнона в красной шляпе остановила экипаж и быстро поехала прочь. Раксоль и принц, взяв открытую коляску, пустились следом за ней. Но, не проехав и полмили, принц вдруг попросил Раксоля выйти из экипажа и, расплатившись с извозчиком, отпустил его.

— Теперь я знаю наверняка, куда она направляется, — пояснил он, — и нам лучше пойти за ней пешком.

— Вы думаете, что она едет на место вчерашних происшествий? — спросил Раксоль.

— Именно. Мы, как говорится, убьем двух зайцев разом.

Догадка принца Ариберта оказалась правильной. Карета дамы остановилась перед фасадом дома, где накануне произошло свидание Неллы Раксоль с мисс Спенсер, и дама исчезла в дверях здания как раз в тот момент, когда ее преследователи показались в конце улицы. Вместо того чтобы идти по этой улице, принц повел Раксоля в проулок, выходивший к заднему фасаду домов, и по дороге считал дома. Несколько минут спустя, никем не замеченные, они перелезли через стену и с бесконечными предосторожностями пробрались в длинное, узкое пространство, похожее на сад, но вымощенное, и приютились под окном. Окно было завешено гардиной, но оставалось полуотворенным.

— Слушайте, — шепотом произнес принц, — они разговаривают.

— Кто?

— Берлинская дама и мисс Спенсер. Мне кажется, что это ее голос.

Раксоль слегка толкнул оконную раму — окно отворилось шире, и миллионер приблизился к нему насколько возможно ближе.

— Встаньте на мое место, — шепнул он принцу. — Они говорят по-немецки — вы поймете лучше, чем я.

Они молча поменялись местами, и принц начал внимательно вслушиваться.

— Значит, вы отказываете? — раздался голос посетительницы.

Мисс Спенсер не отвечала.

— В таком случае я расскажу всю эту историю, — продолжала дама довольно сердито. — Я сделала что обещала. Я заманила его сюда, и вы благополучно засадили его, беднягу, в ваш гадкий погреб, а теперь не хотите дать мне жалкую тысячу франков!

— Вы уже получили свою плату.

Эти слова мисс Спенсер холодно и спокойно прозвучали в ночной тишине.

— Мне нужна еще тысяча.

— У меня нет этих денег.

— Ну, так мы посмотрим!..

Принц Ариберт услышал шелест юбок, затем хлопнула дверь, и свет в окне исчез. Принц широко распахнул окно: в темной комнате, по-видимому, было пусто.

— Теперь давайте сюда ваш фонарь, — быстро проговорил он, обращаясь к Теодору Раксолю, после того как перевел ему разговор двух женщин.

Раксоль вытащил фонарь из кармана своего просторного пальто и зажег его.

— Что это такое? — невольно вскрикнул принц Ариберт, указывая на землю.

Фонарь осветил решетку у их ног, через которую можно было заглянуть внутрь погреба. Оба, встав на колени, начали всматриваться в недра подземной комнаты. Там, на сломанном стуле, в небрежной позе сидел молодой человек с закрытыми глазами, с головой, тяжело склоненной на грудь. При слабом свете фонаря он имел бескровный и страшный вид мертвеца.

— Кто же это может быть? — спросил Раксоль.

— Это Евгений, — тихо ответил принц.