Глава 16. Южное седло
11 мая 1996 года, 6:00. 7900 метров

В 6 утра 11 мая Стюарту Хатчисону удалось в конце концов растрясти и поднять меня.

– Энди нет в его палатке, – мрачно сообщил он. – И непохоже, что он ночевал в какой-нибудь другой. Я думаю, он не вернулся.

– Гарольд не вернулся? – переспросил я. – Не может быть! Я своими глазами видел, как он подошел к лагерю.

Я был совершенно шокирован и сбит с толку этой новостью, натянул ботинки и поспешил на поиски Харриса. Ветер дул так сильно, что несколько раз сбил меня с ног, но рассвет был ясным и прозрачным, а видимость – великолепной. Чуть больше часа я обыскивал всю западную половину седла, заглядывал за валуны, ощупывал искромсанные, давно заброшенные палатки, но так и не нашел никаких следов Харриса. Адреналин зашкаливал, слезы застилали глаза, но мгновенно замерзали и слепляли веки. Куда же мог пропасть Энди? Это просто в голове не укладывалось.

Я отправился к тому месту над седлом, откуда Харрис соскользнул вниз по льду, и потом методично прошел по маршруту, по которому он следовал в направлении лагеря. Его путь пролегал по широкой, почти ровной ледяной ложбине. С места, где я последний раз видел Харриса перед тем, как сгустились облака, ему надо было резко повернуть налево и пройти к палаткам десять-пятнадцать метров вверх по каменистому склону.

Однако я понимал: если Харрис не повернул налево, а продолжал двигаться прямо, вниз по ложбине, то он бы мог быстро дойти до западного края седла. (А он легко мог ошибиться в условиях ужасной метели, даже если бы не был таким усталым и отупевшим от горной болезни.) Седло заканчивалось отвесной ледяной стеной Лхоцзе, уходящей вниз на 1200 метров. Там внизу была Долина Молчания.

Я стоял, не решаясь подойти чуть ближе к краю, а потом заметил едва заметные следы «кошек» – кто-то шел здесь в направлении бездны. Я сильно подозревал, что это могли быть следы Энди Харриса.

Когда прошлым вечером я пришел в лагерь, то рассказал Хатчисону, что видел, как Харрис благополучно добрался до палаток. Хатчисон сообщил об этом в базовый лагерь, а оттуда по спутниковому телефону эту информацию передали в Новую Зеландию девушке Харриса Фионе Макферсон. Она облегченно вздохнула, узнав, что Харрис невредим и находится в четвертом лагере. Теперь жена Холла в Новой Зеландии должна была сделать невообразимое: снова позвонить Макферсон и сообщить ей, что произошла ужасная ошибка, на самом деле Энди не вернулся и, по всей вероятности, погиб. Представляя этот телефонный разговор и свою роль в происшедшем, я ощутил подступающую тошноту и упал на колени. Я стоял, скрючившись, ощущая, как порывы ледяного ветра бьют мне в спину.

После часа, проведенного в напрасных поисках Энди, я вернулся в свою палатку как раз в то время, когда по рации шел разговор между базовым лагерем и Робом Холлом. Из этого разговора я узнал, что Роб был все еще наверху, на гребне вершины, и просил о помощи. Потом Хатчисон рассказал мне, что Бек и Ясуко погибли и что Скотт Фишер тоже находится где-то наверху на горе. Вскоре после этого батареи нашей рации разрядились, и мы больше не могли связываться с другими лагерями.

Обеспокоенные тем, что потеряли с нами контакт, члены команды IMAX, находящиеся во втором лагере, позвонили в южноафриканскую команду, чьи палатки стояли на седле всего в нескольких метрах от наших.

Дэвид Бришерс, руководитель экспедиции IMAX и альпинист, с которым я был уже двадцать лет знаком, рассказывал так:

– Мы знали, что у южноафриканцев был мощный радиопередатчик, поэтому попросили одного из членов их команды, находящегося во втором лагере, позвонить Вудалу на Южное седло и передать ему следующее: «Случилось ЧП. Там, наверху, умирают люди. Надо как-то связываться с оставшимися в живых из команды Холла, чтобы скоординировать спасательную операцию. Пожалуйста, дай Джону Кракауэру воспользоваться вашим радиопередатчиком». И, представь, Вудал отказал. Они прекрасно понимали, чем мы рискуем, но так и не дали нам свой радиопередатчик.

Сразу после экспедиции, когда я готовил статью для журнала Outside, я опросил всех, кого только смог, из команд Холла и Фишера. С большинством из этих людей я говорил по нескольку раз. Но Мартин Адамс с недоверием относился к журналистам и отказывался общаться со мной до тех пор, пока журнал не напечатал мою статью.

Когда, наконец, в середине июля я дозвонился до Адамса и он согласился со мной поговорить, я попросил его рассказать все, что он помнит о штурме вершины. Мартин был одним из наиболее сильных клиентов и в тот день шел в числе первых, в течение всего восхождения то не много обгоняя меня, то немного отставая. Он производил впечатление человека с удивительно хорошей памятью, и поэтому мне было очень интересно узнать, совпадет ли его версия событий с моей собственной.

По словам Адамса, во второй половине дня, когда он направился вниз с Балкона с высоты 8413 метров, он еще видел, что я был впереди, опережая его самого минут на пятнадцать. Но я спускался быстрее Адамса, и вскоре он потерял меня из вида.

– Когда я заметил тебя в следующий раз, было почти темно, – рассказывал он. – Ты пересекал Южное седло в тридцати метрах от палаток. Я узнал тебя по твоему яркому красному костюму.

Вскоре после этого Адамс спустился на плоский выступ, непосредственно над крутым ледяным склоном, который я прошел с огромным трудом. Там он провалился в небольшую трещину. Он смог выбраться из нее без посторонней помощи, затем упал в другую, более глубокую трещину.

– Лежа в этой трещине, я думал, что мне пришел конец, – вспоминает он. – Я долго из нее выбирался и в конце концов выбрался. Когда я вылез наверх, все мое лицо было в снегу, который быстро превратился в лед. Потом слева от себя я увидел сидящего на льду человека. У него на лбу светился фонарь, и я пошел в его направлении. Ночь еще не наступила, но было так темно, что я не мог разглядеть палатки.

– Так вот, я подошел к этому парню и спросил: «Эй, где находятся палатки?», и этот парень, кем бы он ни был, показал мне направление. Тогда я ответил, что и сам думал, что палатки находятся именно там. Потом этот парень проговорил что-то вроде: «Поосторожнее там. Склон здесь скользкий и круче, чем кажется. Может, нам вдвоем стоит принести веревку и несколько шурупов для льда». Я подумал: «Да гори все это огнем. Я пошел». Как только я сделал два или три шага, то упал и заскользил на животе вниз по льду, головой вперед. Пока я скользил, мой ледоруб зацепился за что-то, меня развернуло, и я смог остановиться у подножия этого склона. Я поднялся и побрел к палатке. Вот и вся история.

– Мартин, – спросил его я, когда он закончил свой рассказ, – а ты не думаешь, что тем парнем, которого ты там встретил, мог быть я?

– Блин, нет, – засмеялся он. – Я не знаю, кто это был, но определенно это был не ты.

И тогда я рассказал ему о своей встрече с Энди Харрисом и об ужасном ряде совпадений: я столкнулся с Харрисом приблизительно в то же время, что и Адамс с тем парнем, и приблизительно в том же месте. Мой диалог с Харрисом был ужасно похож на диалог между Адамсом и тем неизвестным. И потом Адамс съехал по льду вниз головой точно так же, как Харрис.

Мы с ним обсуждали этот эпизод в течение нескольких минут, после чего Адамс пришел к следующему заключению:

– Так, значит, там, на ледяном склоне я все-таки говорил с тобой, – изумленно признал он. – И я ошибался, считая, что видел, как ты пересекал Южное седло непосредственно перед наступлением темноты. И это означает, что Энди Харриса там вовсе не было. Ну и ну! Слушай, чувак, теперь тебе придется разъяснять этот момент.

Я был ошеломлен. Два месяца я рассказывал людям, что Харрис сорвался с края Южного седла и там нашел свою смерть, но оказалось, что все было совсем не так. Моя ошибка доставила лишние страдания Фионе Макферсон, а также родителям Энди – Рону и Мэри Харрис, его брату Дэвиду Харрису и многим друзьям Энди.

Энди был крупным мужчиной, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров и весом около девяноста килограммов, и он говорил с сильным новозеландским акцентом. Мартин был, по крайней мере, на пятнадцать сантиметров ниже Энди, весил около шестидесяти килограммов и говорил с сильнейшим техасским акцентом.

И если Энди на самом деле не дошел до четвертого лагеря после того, как вышел на вершину, что же с ним все-таки произошло?